Хулиган
В школы мы пошли разные, но в нашем небольшом городке нам все-таки доводилось иногда встречаться. Однажды в толкучке на новогодней горке я увидел, что какой-то пацан сделал подножку моему младшему брату, отчего тот шлепнулся на лед и с ревом укатился вниз.
- Ты чего? – подлетел я к обидчику.
- Это не я, это моя нога, - весело ответил тот, и я сразу узнал его.
Воспоминания из глубокого детства, где ходили вместе на один горшок, сгладили мое негодование и до драки дело не дошло. Наоборот, мы даже успели перекинуться приветственными фразами, пока куча-мала и его не смыла с горки вниз. Как, впрочем, через пару мгновений и меня.
А потом родители получили квартиру в новом районе, и я перешел в другую школу. И оказалось, что в ней Андрюха весьма известен. От мелкого пакостника он дорос до отъявленного хулигана. Его, тринадцатилетнего сопляка, боялись девочки-школьницы и женщины-учителя. Пацаны… Ну тут кто как. Нет, хулиганов, конечно, хватало и без него, но он был самый-самый.
Однажды, спеша по каким-то своим подростковым делам, я решил срезать дорогу через территорию детского сада, где прошло несколько лет моего детства. Он стоял на одной из дорожек и расстреливал пластилином окна из самодельного воздушного ружья. Мы все делали такие из велосипедных насосов. Я хотел незаметно свернуть – иллюзий я уже тогда не питал, но он увидел меня и крикнул:
- Стой! Подойди.
Нехотя я подошёл.
- Здорово, - он не подал руки, скатывая очередной пластилиновый шарик.
Зарядив воздушку, кивнул головой в сторону здания сада и спросил:
- Помнишь?
- Помню, - ответил я.
- Заходил? – снова спросил он.
- Нет, - я пожал плечами.
- А я заходил. Разговаривал с воспиталками, - он назвал несколько имен, которые, признаюсь честно, я к тому времени уже подзабыл. – Мы с ними повспоминали. Прикольные тетки. Хоть и постарели.
Очередной пластилиновый шарик влепился в стекло.
Мы еще немного поговорили о том о сём, и напоследок он мне сказал:
- Ну, ты смотри, если кто наезжать будет – скажешь.
- Ладно, - ответил я, думая, что такой поворот весьма неплох.
И надо же такому случиться, что всего через неделю он встретился мне по дороге из школы. С лыжами и в соплях я топал домой, будучи смертельно обижен и зол. Только что на лыжне в драке с одноклассником мне профессионально набили нос до размеров картошки. Я так не умел. Увидев меня, он присвистнул.
- Это об кого ты так упал?
От бессилия и в сердцах я назвал имя.
- Ладно, не дрейфь. Разберемся.
На следующий день, на одной из перемен, несколько отмороженных пацанов из параллельного класса сровняли физиономию вчерашнего противника с моей. Странно, но чувство удовлетворения было очень коротким, на смену ему сразу пришёл стыд. Мне стало казаться, что я ещё слабее, чем был на самом деле.
Теперь я еще старательнее избегал встреч с Андрюхой. Хотя и недолго. Как только ему исполнилось четырнадцать, он тут же зашёл на малолетку.
Когда он вышел, многое изменилось. Отчаянные пацаны сбились в банды, которые назывались по именам заводил – Петровцы, Ивановцы и прочие. В пригородах они назывались по названиям поселков. Терроризируя всех остальных, они между делом схлёстывались друг с другом, устраивая иногда глобальные побоища с заездом участников в травму и хирургию. Это чуть позже, с окончательным развалом большой страны и всех её устоев, их существование приобрело смысл в бомблении ларьков первых частных торговцев и вымогании с них мзды за крышу. Весь предыдущий путь был лишь неосознанной тренировкой, но когда пришло время, они были уже готовы.
Не знаю, как вписался Андрюха в этот новый порядок. Потому что молодость диктует свои правила – мы жили узкими компаниями, влюблялись, учились пить дешёвый портвейн и плохо очищенный самогон, и нам было до лампочки, что творится со страной и людьми. Мы просто жили, как умели. А родителям было не до нас. Слишком круто ломалось привычное для них мироустройство.
И когда пришло время отдать долг Родине, несмотря на всеобщую повальную косьбу от армии, я с повесткой, кружкой и ложкой в назначенный час явился к военкомату. Мне было всё равно, что тех, кто идёт в армию иначе как за лохов не держат. Мне вообще было всё равно. Нас и правда со всего города набралось в тот день только шестеро. К моему искреннему изумлению, в этом числе оказался и Андрюха.
- Прикинь, прямо с работы забрали, даже переодеться не успел, - пояснил он. Правда, расстроенным его нельзя было назвать. Скорее наоборот. И пока мы ехали в поезде до сборного пункта, наш маленький отряд не стал похож на похоронную процессию только благодаря его шуткам и договорённости с сопровождающим капитаном на незаметное распитие бутылки водки.
В части нас определили в соседние роты. И хотя казармы разделяло не больше двадцати метров, первые два месяца службы мы ни разу с ним не встретились. Распорядок дня молодого бойца слишком насыщен. И не столько боевой подготовкой. Лично у меня в первый же день в пыль рассыпались смутные остатки внушаемого в школе представления о дружбе народов. Ведь больше половины старослужащих были добры молодцы из аулов Средней Азии. Граждане новообразованных государств, дослуживающие в России по какой-то там договорённости в верхах, никакого пиетета они к нам не испытывали.
Тогда я понял, что они и в самом деле в чём-то сильнее нас. И не потому что против толпы не попрёшь. Просто из моих товарищей и знакомых никто не решился отдать два года сапогам, а вот только в нашей роте было двое семнадцатилетних дембелей. Один из них, уже в парадной форме, ожидая на скамейке перед казармой команды к отправке, с характерным акцентом рассказывал, что его никто не заставлял – он сам в пятнадцать лет приписал себе три года в военкомате. И теперь по возвращении домой будет весьма уважаемым мужчиной.
Впрочем, сама ситуация борьбы за выживание не являлась особо новой. И на гражданке, среди своих, иногда приходилось извиваться ужом. Хотя вдали от родительского дома не потерять себя было гораздо сложнее. Это отнимало все силы и, относительно свободное по армейским понятиям время. Но мне и остальным духам повезло больше, чем парням из других рот. У нас было немногочисленное, но крепкое землячество ленинградских дембелей, и почём зря обижать они нас не давали. А когда отцы полка решили, что не хватает сержантов, и надо сделать донабор в учебку по двое молодых с каждого батальона, именно они, ленинградские дембеля, порекомендовали меня.
На приёме у комбата мне было задано всего два вопроса:
- Сержантом быть хочешь?
- Без разницы.
- Бегать и стрелять умеешь?
- Умею.
- Доложи командиру роты – завтра выдвигаешься.
Когда я вышел из кабинета, то увидел ожидающего своей очереди Андрюху. Так мы вместе отправились в учебную часть зарабатывать лычки на погонах.
Наверное, так не бывает, но там мы вообще попали в одну роту. Нам, новичкам, тут же объяснили местные устоявшиеся правила – ты должен стрелять как ковбой, бегать как его лошадь и отвечать за косяки каждого. В выполнении последнего пункта сержанты старались вовсю. Регулярно после отбоя на полосу выстраивалось провинившееся отделение и начиналась воспитательная работа. Крови никто не стеснялся. Из нас вышибалось всё человеческое, ведь командир, в случае чего, жалеть солдат не имеет права. Отлынивать было не принято. Никому. И только Андрюха в такие моменты с неизменной улыбкой наблюдал за происходящим со второго яруса кроватей. Он знал волшебные слова. Не иначе. Да и в подобной перековке он вряд ли нуждался.
И когда новоиспечённым сержантам, распределённым по линейным частям, приходилось доказывать свою состоятельность, ему это делать было не нужно. Он свою репутацию заработал ещё в детстве. Она была написана в его взгляде, читалась в его походке и вальяжной речи.
Мне, в отличие от него, свой авторитет пришлось добывать. Молодых сержантов деды поднимали по одному каждую ночь и тупо били, развлекая себя таким нехитрым способом. Меня, видимо как выходца из этой роты, решили оставить напоследок. Когда дошла очередь до меня, я ждать не стал и ударил первым. Побоище было знатное. Меня повалили на пол и пинали до тех пор, пока один из дедушек по прозвищу Балу – был такой медведь в друзьях у Маугли, не выдернул меня из этого беспредела и не откинул в сторону со словами:
- На дедов больше не прыгай.
- Да пошли вы.
Надо было видеть лицо каптёра, когда я завалился к нему в разодранной рубахе, весь перемазанный кровищей и прохрипел:
- Комплект новый дай.
Он молча, без обычного в таких случаях важняка и выпендрёжа протянул мне новые чистые кальсоны и рубаху.
А уже следующей ночью накануне самозабвенно лупцевавшие меня деды наливали мне в кружку разбавленный спирт и говорили о том, что мол не подумай чего такого, что всё мол путём.
Теперь вверенный мне взвод подчинялся беспрекословно. Безбашенных, как правило, или боятся, или уважают. А с Андрюхой по службе встречались почти каждый день – то на докладе в штабе после дежурства, то на сводном построении на плацу. Мы почти сдружились.
Однажды он пришёл ко мне и начал разговор как-то неуверенно, чего я от него не ожидал.
- Помнишь Наташку из твоего подъезда с пятого этажа?
- Помню, конечно.
- Слушай, напиши ей письмо. Придумай там чего-нибудь, пусть она мне напишет.
- Так сам и напиши.
- Не могу. Давай ты.
- А ты учись. Вдруг пригодится?
- Слушай, домой приедем, ты у меня по-пластунски на главном проспекте ползать будешь! – ну не умел он просить по-человечески.
- Разбежался, - усмехнулся я, поняв вдруг, что он просто стесняется, и удивившись этому. Ведь проблем с девушками у него никогда не было. С чего бы сейчас?
В принципе, мне было не жалко и не сложно. Письмо я написал.
Встретили дембель и переоделись в гражданку мы тоже в один день. Почти накануне нового года. На вокзале взяли в кассе билеты и в ларьке много водки. В нашем направлении нас ехало лишь трое, и всю дорогу мы сосредоточенно запивали свою радость. Будущее виделось прекрасным и многообещающим. Может, поэтому нам не буянилось, иначе нас наверняка ссадили бы с поезда. Последние два перегона между станциями возле нашего плацкарта дежурил наряд дорожной милиции. Намекая, но до поры не вмешиваясь в процесс спаивания всего вагона. Мы так и не дали повода – слишком велико было наше сиюминутное счастье.
Последний раз я видел его через полгода после нашего дембеля. Летом. Было яркое солнечное утро. Я столкнулся с ним у себя во дворе. Он был настолько пьян, что не стоял на ногах и его, неестественно согнувшись, тащила на себе симпатичная стройная деваха. Тем не менее, увидев меня, он широко заулыбался. На мой вопрос о причинах столь ранней пьянки он очень эмоционально и довольно связно поведал, что есть повод. Его только что отпустил следователь. Вдаваться в подробности я не стал - просто пожелал ему удачи, и мы разошлись.
Каждый сам выбирает, как жить. Прошло много лет. Когда я встречаю с работы жену, мы вместе думаем, как бороться с нашей дочерью, еще вчера игравшей в куклы, а сегодня решившей, что стала взрослой. Переживаем за сына – поступит, или нет. И придумываем им обоим задания на дачные выходные. А вот Андрюху еще тогда, летом девяносто четвёртого, зарезали в подъезде собственного дома.
Свидетельство о публикации №215031000535