Граф

Никогда не поздно поумнеть.
Даниель Дефо.

Был у меня пес, начал свой рассказ Владимир Николаевич, такой умный, что порой приходилось диву даваться. Приютился он к нам щенком. Как-то по весне смотрю, вбегает в наш двор черным комочком, хвостиком виляет и лает просительно. Стало быть, просит принять. Откуда он взялся, совершенно непонятно. Присмотрелся к приблудившемуся щенку, - осанка у него угадывается не то, чтобы барская, а как бы благородная. Словом, оставили его и назвали Графом.

Подрастал он быстро, набирая силу и стать. В благодарность новым хозяевам проявлял преданность и смышленость. Меня провожал по утрам на работу до автобусной остановки, а вечером на ней же всегда встречал. Только по пешеходному мостику, который высоко нависал над бурной речкой, протекающей за поселком, он категорически отказывался переходить. Боялся. Добежит со мной до мостика, встанет и скулит. Мостик был узенький, неустойчивый, внизу река бурлит, ревет на перекатах, вот и не мог щенок совладать со страхом. Приходилось переносить его на руках.

Когда за лето Граф подрос и окреп, то, наконец, отважился  самостоятельно преодолеть наводящий ужас  водный рубеж. Он стремглав пронесся по мостику, остановился на берегу, а затем неожиданно для меня осторожно пошел обратно. Дошел до середины реки, встал и долго смотрел вниз, на бушующую стихию. Смотрел и вспоминал недавние страхи, пытаясь выяснить для себя, в чем же состояла та страшная угроза, которую он долго не мог преодолеть.

С тех пор, продолжал рассказ Владимир Николаевич, Граф, обретя уверенность в себе, стал полновластным хозяином двора. Он точно знал, где и когда каждой скотине надо занимать отведенное ей место и строго следил за порядком на территории двора и огорода. Крупная и мелкая живность, ощутив на своих боках крутой нрав распорядителя двора, беспрекословно подчинялась ему. В огороде ходил только по тропинкам и никогда – по грядкам. Иной раз наш питомец выкидывал такие трюки, что нарочно не придумаешь. К примеру, любил качаться на дверях. С разбега запрыгнет на калитку, зубами вцепится в дверную ручку, повиснет и  едет, пока дверь не откроется настежь. Еще один фокус. На покосе в шалаше спать ложился вместе с нами и обязательно головой на подушку. Жена ворчала, а я объяснял, что Графу иначе спать не полагается. Иначе какой он Граф? Пес, да и только.

Никакие заборы и запоры ему  не были преградой, разбирался с любыми крючками и засовами. Долго я не мог понять, как он выбирается из своего каземата на волю. Выход из загона я перекрывал снаружи железной решеткой, навешиваемой на крючки. Прихожу домой, решетка на земле, а Граф, как ни в чем не бывало, бегает, где ему вздумается. Снять ее изнутри было невозможно. Смотрю ему в глаза и спрашиваю, кто из нас умный, а кто дурак. Ответ ясно читался в его понятливых глазах. Полгода пытался выяснить в семье, кто выпускает во двор собаку, но никто  не признавался. Только к концу лета я разобрался, какую систему действий разработал мой подопечный. В укромном месте загона устроил подкоп  в стайку, оттуда через  лаз, где скидывали корове сено, каким-то немыслимым способом, карабкаясь по ограждающим жердям, выбирался на сеновал, а дальше по крышам спрыгивал на землю. Так мало того, он пользовался своей лазейкой только в наше отсутствие, а выбравшись, с внешней стороны скидывал с креплений железную решетку, как будто через нее, официальным путем, и выбирался  на волю. Вот такие собачьи козни устраивал надо мной, пока не попался.

А ты слышал, чтобы собаки собирали грибы, обратился ко мне рассказчик. Тогда послушай. Присмотрелся Граф к моим грибным занятиям, смекнул, что к чему, и начал давать круги вокруг меня по лесу. Слышу, лает, зовет значит. Подхожу, около него семейка рыжиков. С тех пор у меня проблем с грибами не было. Граф и сам их с удовольствием поедал, но только жареными. Потом начал заниматься мясными заготовками, откуда-то таскал окорока. Таскает и таскает. Посадил его на цепь на три дня, чтобы он за своим промыслом пулю не схватил. Обиделся Граф, смотрит исподлобья. Он всегда обижался также, когда его не брали с собой в таежные поездки. Не прощался с нами, глаза отводил в сторону.

Расскажу еще, как он приватизировал овцу, заканчивал Владимир Николаевич свое повествование. Заплутала чья-то овца и бродила около нашего дома пару дней. Граф такой бесхозности не потерпел и загнал безнадзорную живность во двор. Мы оставили ее до выяснения и несколько дней искали хозяев. Хозяева не нашлись, и мы выгнали бедолагу  на улицу. Овца так и бродила возле дома, пока Граф вновь не загнал ее во двор. Мы выгнали опять. Тогда терпение Графа лопнуло. Не понимая нашего тупоумия, он сделал за нас то, что мы должны были сделать сами. Пес в третий раз загнал неприкаянную овцу во двор и зарезал ее, а тушу приволок к крыльцу. Если мы не хотели брать бесхозную овцу в домашнее стадо, то Граф сдал нам ее на мясо.

- А что было с ним дальше? – спросил я.
-Дальше ничего. Слишком давно все это было, осталась только память, ясная и долгая, может быть, на всю оставшуюся жизнь. По собачьим меркам Граф был гений, а я был молодой и глупый, не осознавал величия его рассудка. Часто принижал, обращался как с неразумной четвероногой животиной, как с посредственностью, оставаясь посредственностью сам. Он, конечно, понимал несправедливость наших отношений, но терпел, находясь в зависимом положении. А позже, уже без него, мне стало тяжело все это вспоминать.

В голосе Владимира Николаевича прозвучали искренние нотки горечи и покаяния.