Почему человеку надо летать?

За окнами мартовское солнце, бегут ручьи, огромные сосульки истончаются, становятся короче и острее. Люди, проходящие внизу, инстинктивно поднимают зонты, опасаясь то ли брызг, то ли летящих льдинок.
Это моя первая весна в небольшом городе на Волге. Россия! Я жадно ловлю каждое мгновение поры, воспетой в стихах, поэмах, романах классиков. Вот она реальная жизнь тех, кто живёт здесь и не осознаёт сказочный мир России.
Напротив окна ограда моей школы. Кто в калитку, кто в раздвинутые прутья металлической решетки направляется сюда. Вижу моих одноклассников, которые не спешат. Одиннадцатый класс! Витя Смолин и Валентин Карташов останавливаются и дают друг другу прикурить. Остальные ребята ждут их, просят оставить немного подымить.
Куда торопиться? Прозвенит звонок, и надо будет думать об алгебре, геометрии, склонениях русских и иностранных слов. О многом другом, чему не хочется отдавать место в своей голове, потому что в ней мысли о другом.
А вот идут Соня Коваленко и Лариса Абрамова. Они вышли из-за торца моего дома, это три подъезда вправо, о чём-то увлечённо рассуждая. Я знаю, их разговор об   учёбе, потому что они обе отличницы и готовятся поступать в московские институты.
А я смотрю на их фигуры, ноги, походку. Да они из другого неведомого мне мира.
Они из мира женщин!
Для меня женщины – это мама и сестра.
Ещё толстая, крикливая соседка из пятой квартиры, которая постоянно помыкает мужем и пацаном с бельмом на левом глазу.
Остались в далёкой Туркмении моя тётка Галя и её дочь Людмила. 
И Мариночка из одиннадцатого класса, в которую я был влюблён два года. Она мной особенно не интересовалась, хотя с готовностью выслушала однажды мои объяснения в любви. И ничего. Они её не тронули. Но по доброте душевной не отвергла меня. А может по женской интуиции оставила меня на какой-то запас.
Не знаю и не узнаю, потому что именно я уговорил маму поменять квартиру сюда. В коммуналку на втором этаже с общим туалетом, ванной и кухней. Но это меня не волновало. Меня увлекла новая реальность – Россия.
Мы приехали в августе. Мама пошла работать уборщицей в школу через три квартала. И я был благодарен ей за то, что не в мою школу, хотя с первым снегом и морозами лишние кварталы ходьбы ей были ни к чему. Но я не думал о таких неудобствах.
Я выклянчил у неё десять рублей на радиоприёмник, который купил в магазине уценённых товаров, что в доме Лариски на первом этаже. Я слушал Beatles, ничего не понимая по-английски. Ведь я nemez.
Мама Лариски была учительницей немецкого.
Сначала я думал немного приударить за её дочкой: здесь вечера ранние, до ночи можно ещё часов шесть шастать с девчонкой по улицам или сидеть в зале кинотеатра по два сеанса. Это было в октябре, мама купила мне на зиму ботинки, пальто и шапку - треть всех её сэкономленных денег. А ещё нужен был спортивный костюм и спортивные тапки.
Когда я говорил о необходимом обмундировании, мама вздыхала, пересчитывая оставшуюся наличность, да минус десятку за приёмник. Хорошо сестра уже работала в детском саду и ни о чём не просила.
Я был в нашей небольшой семье избалованным ребёнком.
Первый снег в новом для меня городе сразу умиротворил мою душу, наполненную книжными и киношными образами русской зимы, русских городов, красных щёк с мороза, весёлого смеха красивых женщин и катаний на катке. Ничего этого в моей среднеазиатской жизни не было. А здесь, в первый же вечер, долгое гуляние по улицам города с красивыми решетчатыми заборами и светом лампочек на электрических столбах. И скачущими от ветра тенями ветвей, домов, людей…
Лариска была  приземлённой. С ней можно было бы прятаться по подъездам, целоваться у дверей квартиры и говорить обо всём без умолку.  Знал, что по немецкому у меня будет в аттестате пятёрка. Знал, что мне потом не избавиться от учительских и пожизненных окриков тёщи.  Эта моя нынешняя осмысленность нарисовала такой исход ухаживаний за Лариской, а тогда было просто зарождающееся мужское чутье на женщин.   
Неожиданно мне приглянулась Соня. Она не могла не понравиться черными завитушками волос у лба, ясными серыми глазами, красивым ртом и негромким мягким голосом. Она была высокой, но не выше меня, стройной с походкой балерины.

Для чего школьнику нужны были девушки в моё время?
Вздыхать, мечтать, ловить взгляды и говорить по ночам. Ничего плотоядного. Нужна была влюблённость, какая-то романтическая зацепка в наступающей самостоятельной жизни. Я писал стихи, читал зарубежных и отечественных классиков, пытался понять логику жизни, заглядывая в труды философов. Но больше для того, чтобы обронить в разговоре со сверстниками мысль Сократа о смысле существования или просто словосочетание «homo sapiens». Такой, мол, сын школьной уборщицы!
Но немного наговариваю на себя. Если честно, то я привёз из далёкой Туркмении некую романтическую грусть. С наступлением вечера меня тянуло в какие-то неведомые выси, где бы на струнах моей души играли небесные создания. Я не мог себе не признаться, что был поэтической натурой, которая не могла иметь в своём поле зрения плоский мир. Только радужность изящных фигур и звон чистых слов о любви.
Ни занятия спортом - боксом, борьбой, ни шатания в группе дружинников, наводящих порядок в городе, ни глотание вина из горлышка в компании одноклассников не могли разрушить мир галлюцинаций и наивной мечтательности юности.
Во сне я летал с красивым ангелом, держась за руки, над городом, полями, реками. Мне было сказочно легко в этом ирреальном мире. И я знал, что я из Того Мира Необыкновенно Красивых Мыслей и Чувств.
Меня и сейчас не покидает это ощущение Дома, откуда я выпал и куда всё-таки вернусь. Только вот пройду земное искупление грехов.
Чьи они, грехи, откуда появившиеся? Не ведаю! Сейчас догадываюсь и ужасаюсь, сколько же я дополнительно нагрешил!
Но надо было начинать этот путь. И мне нужен был прекрасный попутчик. Маринка из Средней Азии им не захотела быть. О Лариске уже сказано. Красавица Соня Ковалёва могла бы подойти на эту роль.
Трепетное отношение к Соне было тайным. Я не показывал, что думаю о ней. Я ходил в те дни удовлетворённый своими романтическими страданиями.
В ночь выпускного бала я увидел, как более удачливые мои друзья по мужской коалиции, уводили красивых одноклассниц в тёмные классы и целовали их. Но меня уже не волновали эти страсти, я имел на полке комода бумагу из военкомата, по которой в конце июня должен прибыть в авиационное училище лётчиков.
Я хотел летать.
И полёты были, грубые по классике аэродинамики и необычайно радостные  по взглядам  из кабины самолёта.
Приземлился я в журналистику и в семейную жизнь с остервенелым насыщением плоти, скандалами, детским радостным смехом и разводом в городском суде.
Я жил и пока живу, и удивляюсь, почему дольше Маринки и Сони, которых уже одолела смертельная хвороба. Значит, я должен ещё что-то сделать важное для людей?