Со смертью не шутят

Глава 1
Четыре синих носочка с белой ниточкой на правую ногу, а на левую только три. Одного не хватает. А красных поровну: четыре на левую ногу и четыре на правую. Жаль, что без примерки, уж очень быстро растут Леша и Паша. Посылка в Севастополь уже собрана. Довяжу один носок и отправлю. Обещали на новый год приехать, да так и не приехали, теперь только летом увидимся. Людмила Ивановна спрятала носки и собралась почистить зубы, лечь спать. В это время раздался звонок в дверь.
— Странно? — удивилась Людмила Ивановна, — кто бы это мог быть? Коля, ты откроешь? — спросила она мужа.
— Открою.
Трубников отложил газету, пошел открывать дверь. Он не спросил: «Кто там?» Просто открыл дверь и сразу прижался к стене, удивленно глядя на запоздалых гостей. Первой в квартиру зашла пожилая дама, грустно и торжественно поздоровалась, назвав его по имени и отчеству. Трубников ответил, но не мог припомнить — кто это? За ней зашла молодая женщина, которая вела за руку маленького мальчика с заплаканными глазами. За ними в прихожую зашли два молодых человека, похожие друг на друга, как братья. Замыкал шествие пожилой мужчина. Все зашли и стояли в прихожей.
— Здравствуйте, вы Николай Федорович Трубников? — обратился к нему пожилой мужчина.
— Да.
— Овсянников Олег Сергеевич. Мы к вам по очень важному делу. Извините, что ворвались к вам домой без предварительного звонка. Надо было дождаться до утра и приехать к вам в офис...
Из дальней комнаты выглянула Людмила Ивановна, увидев несколько человек в прихожей и ребенка, вышла, помогла им раздеться, приняла пальто и шапки.
—Не разувайтесь, идите так в эту комнату. Присаживайтесь, всем места хватило? Стулья не надо приносить? Вам чай или кофе?
— Писить хочу, — громко прошептал мальчик маме, та смущенно улыбнулась и посмотрела на Людмилу Ивановну.
— Пойдем, малыш, — сказала Людмила Ивановна.
— Простите, что мы пришли без предупреждения и так поздно, — продолжал Овсянников, — но дело в том, что...
Трубников сел в кресло, молча смотрел и слушал. Все они выглядели уставшими, огорченными и какими-то потерянными, словно заблудились.
— Для начала объясню, только что по телефону мне дал ваш адрес адвокат Юрий Павлович Багдасаров, а телефон не помнил. Вот мы и приехали без предварительного звонка. Я коротко представлю своих. Это моя жена, — он кивнул в сторону дамы с измученным лицом. — Это сыновья Володя и Дима, дочь Света с Антошкой вышли. Вот они, уже вернулись. Мы приехали к вам из морга.
— Мой муж пропал! — тихо сказала Света и села в угол дивана, посадив ребенка на колени.
— Нет, Света, ты не так выразилась. Пропал труп Вадика.  Сегодня к 13 часам я, моя жена, Света с Антошей, наши друзья, коллеги Вадика собрались на Северном кладбище в церкви. На 13 часов было назначено отпевание. Мы намеревались попрощаться с Вадиком и похоронить его. Яма уже готова. А Володя и Дима заранее поехали в морг. Они должны были сопровождать гроб с телом покойного в церковь. Впрочем, Володя, расскажи сам.
— Мы с Димой приехали в морг к 11 часам. Спокойно ждали до 12 часов. Но почему-то нам не выдали гроб, хотя накануне я лично договаривался на это время. Пошли мы с Димой выяснять, почему задержка? Ведь в церкви на 13 часов отпевание, там уже все собрались. Работники морга вежливо объяснили, что возникли какие-то технические проблемы, надо подождать. Мы ждали еще час. Снова пошли узнавать. Я уже стал повышать голос, что для морга очень странно. И что же мне сказали? Они сказали, что исчез труп!
— Мы думали, — вмешался Овсянников-старший, — что пробки, что немножко задерживаются. Но когда Володя позвонил и сказал, что пропал труп Вадика, мне стало не по себе. У моей жены больное сердце. С нами маленький ребенок — сын Вадика. Людей, желающих попрощаться с Вадиком, собралось много. Священник ждет. Мы ждали в церкви часа два. Люди разошлись. Мы поехали в морг. Там Володя и Дима уже вызвали полицию.
— Это страшный день! — сказала Света, — очень страшный! Как мог пропасть труп из морга?
—Полицейский заявление принял. Со мной и Володей весь морг обошел. В каждый гроб заглянули, нет его! Как сквозь землю провалился! Это не морг, а сумасшедший дом! Все бегают, извиняются, суетятся: «Такого еще ни разу не было! Сами ничего не понимаем!»  Вечером я позвонил Багдасарову, он посоветовал обратиться к вам, дал адрес. Я понимаю, что мы вам, как снег на голову, но я еще не оправился от шока. Мы все любим Вадика, хотим отпеть его в церкви, похоронить. Могилу выкопали, гроб и венки заказали. Гроб и венки совместными усилиями в морге нашли, а тела в гробу нет! Ради всего святого, помогите нам! Найдите, пожалуйста, труп Вадика!
Людмила Ивановна принесла на подносе кофе, конфеты и печенье, пригласила всех к столу. На несколько минут все переключились на кофе. Антоша пил молоко с печеньем. Овсянников вопросительно посмотрел на Трубникова.
— Да, я возьмусь за это дело, — сказал детектив, — наверное, с вами можно подробнее поговорить прямо сейчас? А женщины и мальчик....
— Конечно, — согласился Овсянников, — Дима, отвези всех домой, мы с Володей задержимся.
Света одела мальчика, оделась сама. Ее мама уже ждала их у двери. Они попрощались и ушли. Овсянников подошел к окну, проводил взглядом отъезжающую машину. Потом подошел к столу, махом осушил чашку кофе без сахара и растерянно огляделся:
— Очень хочется курить, но в квартире нельзя?
— Можно, если пройти в кухню, закрыть дверь и приоткрыть окно.
Они втроем сели за обеденный стол, закурили. Овсянников задумчиво смотрел в темное окно, докурил сигарету и начал говорить:
— Вадик умер на Рождество. Утром 7 января ходил с Антошей в «Золотой колос» мороженое есть. Он с сыном часто туда захаживал. Вернулись домой оба в отличном расположении духа. Я с ними не живу, это со слов Светы. Потом они играли в шахматы, смотрели телевизор. Собрались обедать, спохватились, что хлеба мало. Вадик пошел за хлебом, магазин рядом с домом. Около часа прошло. Света начала волноваться. Мобильный телефон он с собой не взял. Звонит в дверь соседка:
— Идите скорее на улицу, там возле дома ваш Вадик лежит.
Она оставила на нее Антошку, сама побежала. Он лежал возле двери, которая ведет в подвал, с торца дома. Дверь была заперта, потому что праздничный день. А по будням она часто бывает открыта, свет в подвале горит. Но тогда дверь была на замке и свет не горел. Вадик купил хлеб и шел домой мимо этой двери. Уж не знаю, что там могло произойти среди бела дня, но ударили его ножом. Кто его убил? За что? Почему? Мы, конечно, сразу в полицию. Они приехали, сфотографировали, опросили людей, труп забрали на медэкспертизу. Держали долго, поэтому похороны только сегодня.
Овсянников обеими руками потер лоб, глаза.
— Седьмого января этот кошмар начался, а когда закончится? Дело по факту убийства ведет Селиванова Екатерина Леонидовна, не знаете ее?
— Я хорошо знаком с ее отцом, он уже в отставке. Если дело поручено Екатерине Леонидовне, то она обязательно его завершит. Найдет убийцу вашего зятя. Она уже знает об исчезновении трупа?
— Завтра с утра поеду к ней, все расскажу. Но я очень надеюсь на вас. Я давно знаю Вадика. Его Вадимом никто из нас не зовет, то есть не звал. Он Вадик, а не Вадим. Сказали бы мне раньше, что такое может с ним случиться, не поверил бы. Он неприметный такой, всегда спокойный. У Светы под каблуком был. Они любили друг друга. Но я мечтал не о таком зяте. Слишком робкий, безынициативный. Нет, вы не подумайте, я хорошо к нему относился. Со Светой они душа в душу жили. Но я и мои сыновья редко общались с ним — скучный. У него, как я полагаю, не было ни врагов, ни друзей. Он работал бухгалтером на ГПЗ-10. Его мать тоже бухгалтер, она живет в Тацинке. Володя вчера ездил к ней.
— Я вчера с ней беседовал, — сказал Володя, — специально приехал, хотел отвезти ее в Ростов, чтобы она с сыном попрощалась. Приехал к ней домой, ее нет. Соседи сказали, что она в больнице лежит с сердечным приступом. Поехал в больницу, конфет и цветов купил. Навестил и вернулся один домой. И слава Богу, что один. Ей лучше не знать об этом. Потом, когда найдем труп, снова поеду за ней. А пока ничего не надо ей говорить. Жил Вадик скучновато, но после смерти такие фокусы начались, что у меня аж дух захватывает! Если бы я лично не видел его мертвым, то подумал бы, что он сам из гроба сбежал. Но я видел его с перерезанной шеей. И я весь морг обыскал, даже под какие-то лавки заглядывал, только что в мусорных корзинах не искал. Нет его там. От судмедэксперта я его сопровождал до морга, своими глазами видел его, лежащим в гробу. Ничего не понимаю! Куда он исчез? Какой-то кошмарный сон!
— Напишите, пожалуйста, координаты всех членов семьи, — подал ему Трубников лист бумаги и авторучку.
Володя быстро написал имена, телефоны, адреса.
— У Вадика есть еще родственники кроме матери?
— Нет, — ответил Олег Сергеевич, — безотцовщина, бедность, затравленность. Никакой родни. То есть родственники-то есть, но они раньше пренебрегали общением с нищетой. А когда он женился, то уже он их не принимал. Говорил, что он никого не помнит.
— Всех написал, — отдал листок Володя, — а это мой телефон, если надо, звоните.
— Багдасаров говорил, что вы оказываете платные услуги, Володя завтра зайдет, заплатит, сколько надо.
— Я сейчас дам вам банковские реквизиты, двадцать тысяч рублей перечислите через банк. Это аванс, он не возвращается. Окончательный расчет по завершении.
— Найдите его, пожалуйста. Хочу похоронить зятя по-человечески, а то камень на сердце.
Они ушли. Трубников накинул куртку и вышел на лоджию. Ветер гнал тучи, моросил дождь. И сквозь ночную тьму смотрели заплаканные глаза маленького мальчика. Смотрели не по-детски серьезно и строго.

Глава 2

Утром Трубников позвонил Липковичу, попросил его узнать все о Вадиме Токареве. Липкович зевнул и сонно ответил:
— Я еще сплю. Приходи к одиннадцати, с утра я очень занят, а к одиннадцати немножко посвободнее.  Я и по телефону могу рассказать, помню. Селивановой отдал отчет. Труп вчера забрали.
— Труп исчез из морга.
— Не понял.
— Я сам еще ничего не понял. Заеду к тебе к одиннадцати.
На Кировский Трубников приехал к девяти. Саша Шаповалов и Володя Лукашов уже ждали его. Он ввел их в курс дела. Саша отправился в морг. Лукашов поехал в Тацинскую. К одиннадцати Трубников приехал к Липковичу. Рассказал ему о вчерашнем визите печального семейства. Липкович съел очередную конфету и сложил фантики в аккуратную стопку.
— Ко мне его привезли 7 января. Смерть наступила с 13 до 14 часов от ножевого ранения в шею. Тот, кто убил его, знал как убивать. Несчастный пытался защищаться, на теле гематомы. Он отчаянно дрался со своим палачом или палачами. Но драться не умел. Под его ногтями кровь, следы кожи. Не его кровь и кожа. Я сохранил образцы. Меня удивило выражение лица. Все его лицо превратилось в вопросительный знак.
— Токарев был под каблуком у жены, не она ли его избила?
— Его избили и сразу убили. Такие синячищи мог оставить только мужской кулак. Его вдова увлекается боксом?
— Нет, она зубной врач.
— Зубы у него были в порядке. Одни только зубы и были в порядке. Тщедушный, наверное, часто болел. Впрочем, про таких говорят, скрипучее дерево долго живет. Странно, как умер, еще удивительнее, как исчез. На морг было вооруженное нападение?
— Уже лет сорок занимаюсь уголовным розыском, но такого в моей практике еще не было! На морг не было нападения. С таким же успехом могу задать тебе вопрос: «Был ли он действительно мертв?»
— Хм, заверяю тебя, он был совершенно мертвым. Но если не веришь, пойди и поищи на улицах, не гуляет ли он по Ростову?
— Надо съездить к Селивановой, — сказал Трубников, попрощался, ушел.

Селиванова оказалась молодой, красивой женщиной. Она позволила ему ознакомиться с делом. Он долго рассматривал фотографии: длинный прямой нос, красивый подбородок, брови вразлет. Что-то знакомое было в этом взгляде исподлобья, в улыбке...
— Где-то я его видел, — сказал Трубников, — он не привлекался? Может быть, свидетелем проходил?
— Нет. Я все очень тщательно проверила. У него была мирная и спокойная жизнь. Тихий и неприметный бухгалтер. С преступным миром никаких связей нет. Свидетелем тоже нигде не проходил. Круг интересов ограничивался домом и работой. У него не было ни близких друзей, ни сильных врагов. Раньше я склонялась к версии, что его убили по ошибке. Но сейчас, когда исчез его труп...
— Он давно живет в Ростове? Может быть, разгадка кроется в Тацинке?
— Приехал в Ростов после окончания школы, поступил учиться в экономическую академию, окончил. Некоторое время работал главным бухгалтером у индивидуального предпринимателя Усманова.
— Не причастен ли Усманов?
— Нет. В налоговой инспекции начали проверку Усманова. Он опасался этой проверки. Выяснил, где находится служебное помещение камеральных проверок, пришел к этому дому ночью. Помещение, в котором хранились дела на проверке, находилось на первом этаже. Он бросил в окно бутылку с зажигательной смесью, был пожар. Сгорели все документы, кроме одной папки. Накануне инспектор изучал документы Усманова, уходя сунул их в сейф.
 
— И долго работал у него Токарев?
— Нет, месяца два или три. Очевидно разобрался в чем дело, не захотел рисковать. Предпочел тихую и спокойную работу на ГПЗ-10 с маленькой зарплатой, но без риска. Токарев пришел на работу к Усманову, поздоровался и попрощался. Кто убил Токарева, зачем и почему? У меня нет никаких отправных точек для решения этой задачи. У вас есть идеи?
— Страховка? Не проверяли?
— Ходили мои помощники по страховым компаниям Ростова. Нет, в январе никто за страховкой не обращался. Может быть, у него был брат-близнец? Хотели убить брата, а по ошибке убили Токарева?
— Зачем тогда похищать труп? Про брата лучше спросить у его матери.
— Спрашивали. Она сидела здесь два часа. На вопросы, касающиеся отца Вадима, его родственников, отвечать отказалась. Мне показалось, что она и под пыткой не сказала бы, кто его отец. А ведь это могло быть ключом к разгадке. Вы бы поговорили с ней. Вдруг она перед вами раскроется?
—Обязательно поговорю, но не сейчас. Она лежит в больнице с сердечным приступом.
— Держите меня в курсе.
— Обязательно. Передавайте привет папе.
— Спасибо, передам, удачи вам.

От нее Трубников поехал на ГПЗ-10. Позвонил Саша:
— Был в морге, опросил всех, кроме санитара Дьяченко. Он дежурил в ту ночь, но сегодня на работу не вышел. Сейчас еду к нему домой. Хотя вряд ли он даст новую информацию. В морге сами все в шоке, никто ничего не понимает.
— Все равно поговори с ним. Я сейчас еду на ГПЗ.
Он приехал на завод в четвертом часу, пропуск был уже заказан. Прошел в бухгалтерию. Главный бухгалтер оторвалась от компьютера:
— Токарев... Исполнительный, аккуратный, но в то же время безынициативный, незаметный и тихий. Кому он помешал?
— Но ведь исполнительный — это уже хорошо. Неужели инициатива так уж важна для бухгалтера?
— Да. Это очень важно для любой работы, а для бухгалтера особенно. А вы как думаете? Он уже лет семь работал, но его не повышали. Он занимался зарплатой рабочих. Как можно думать, что инициатива бухгалтеру не нужна? Ведь мы не просто завод, а крупнейший завод Юга России. Ведущее место по выпуску подшипников качения, поршней, цепей ГРМ, свободных деталей... Мы недавно победили на конкурсе «Инновационные технологии в машиностроении и металлургии». Нам нужны инвестиции, новые рынки сбыта... Но вас интересует Вадим Васильевич. Он был настолько тихим и неприметным, что мне даже нечего сказать о нем. Вам лучше поговорить с другими бухгалтерами, которые работали рядом с ним.
Однако другие коллеги Токарева не смогли дать никакой новой информации. Все только удивленно пожимали плечами и выражали искреннее сочувствие вдове и сыну.

После этого Трубников поехал к Светлане Олеговне Токаревой. Она была дома.
— Пойдемте на улицу, пока еще светло. Я хочу показать вам то место, где он лежал.
Они зашли за девятиэтажный дом. Маленькая дверь в подвал была заперта. Несколько ступенек вело к ней, рядом был сухой тротуар. Дорога из-за моросящего дождя была мокрой.
— Здесь он лежал, а здесь хлеб лежал, его уже голуби начали клевать. Вот магазин. Мы часто покупаем в этом магазине хлеб.
— Сколько лет вы прожили вместе?
— Восемь, девятый. Мы хорошо жили, дружно. У Вадика спокойный характер. До сих пор не могу поверить, что его уже нет. Мне все время кажется, что он сейчас вернется с работы.
— Вадим вел какие-нибудь записи, письма?
—Письма только электронные. Он своей маме скайп купил. Они по скайпу общались. Иногда он до позднего вечера сидел за письменным столом. Мы купили стол для Антоши, а Вадиму самому понравилось за этим столом. Я подходила из любопытства, смотрела, что он пишет? Цифры, графики... Мне это неинтересно.
— Можно посмотреть эти записи?
— Конечно, пойдемте.
Они вернулись в квартиру. Трубников подошел к письменному столу.
— А компьютер?
— У нас один ноутбук на двоих. Вот он.
— Где же ваш сын?
— Антон в школе.
— Сколько ему лет?

— Пять лет. В музыкальной школе. Он в общеобразовательной еще не учится. Володя скоро привезет его. Раньше его Вадик возил. Давайте я включу вам настольную лампу. Пойду, приготовлю кофе.
Она ушла. Трубников сел за стол, открыл верхний ящик, достал кипу бумаг, исписанных крупным размашистым почерком. Это были фрагментарные беспорядочные записи, начал читать.
— Тетя Нина из хутора Малая Бургуста продала свой дом...
Маша Бережная с двумя детьми из Покровки — В декабре отдала деньги, а теперь Сапач грозится убить ее и детей, если не уймутся. Я предложил ей выступить со встречным иском, чтобы потянуть время, а дальше? Не знаю. Зря она отдала ему деньги. Нищета и забитость с одной стороны, агрессия и мошенничество с другой. Как ей помочь? Трудно упрекать Машу в юридической безграмотности, но все же, что теперь со всем этим делать?
Экономический кризис вторичен. Вначале надо выйти из идеологического культурного кризиса. Шокирует ужасающая безнравственность, бездуховность. Судьба бедной тети Нины — страшная правда наших дней, словно больше нет пятой заповеди.

Я проанализировал период с 1993 по 2000 годы. Удельный вес продукции машиностроения в экспорте примерно 10 процентов по стране в целом. А на Дону больше двадцати. Пока еще держится наш завод, Сельмаш, Таганрогский металлургический, а «Красный котельщик» в январе сократил рабочую неделю, как сейчас?
Светлана Олеговна пригласила Трубникова к столу. Он с наслаждением выпил кофе и съел печенье.
— Можно забрать с собой бумаги? Это почерк вашего мужа?
— Да, это он писал. Я еще не прикасалась к содержимому стола. Как странно, я думала, что у него в голове только цифры. Возьмите, конечно, если вам надо, но обязательно верните. Это память о нем.
— Мне бы его фотографии.
— Мы многие отдали Селивановой. Я сейчас посмотрю, там еще есть. Только потом вы их мне верните, пожалуйста.
Она достала толстый альбом, нашла фотографии, отдала их. И снова что-то очень знакомое в этом взгляде, улыбке.
— У него не было старшего брата?
— Нет, он один у матери.
— Двоюродного брата, сводного?
— Нет, он не знал, кто его отец. Мать не говорила ему.  Это я по поводу сводного брата. Может быть, он и есть, но Вадик об этом ничего не знал.
Трубников забрал бумаги, фотографии, попрощался.
— Найдите Вадика, — сказала она, — я хочу его похоронить.
Трубников  ушел. Светлана села на диван. На столе стояла кофейная чашечка, из которой только что пил кофе детектив. Она смотрела на чашку ничего не видящим взглядом. Ей показалось, что время остановилось. В квартире было пусто и тихо.

Трубников посмотрел на часы, уже нет смысла возвращаться в офис, позвонил Лене. Она сообщила ему обо всех посетителях, сказала, что перенесла одного клиента на завтра на девять утра, еще трое новых просили принять их завтра. Позвонил Саша. Он поговорил с санитаром Дьяченко, но результат нулевой. Он ничего не знает, ничего не помнит, трупов много. Удивило то, что у него высшее образование, филолог. В морге работает пятый год. Впечатление произвел хорошее. Симпатичный парень, не пьет. Странно, что он работает в морге.
— Мне сейчас домой или на Кировский? — спросил Саша.
— Домой. Я тоже сейчас еду домой.
Дома Трубникова ждал Олег Сергеевич Овсянников.
— Извините, что снова приехал к вам домой, а не в офис. Деньги перечислили.
Трубников сел в кресло. Людмила принесла им ужин, но Овсянников есть отказался.
— Наверное, вы хотели что-то рассказать о Вадиме или о своих сыновьях?
— О Вадике я при всем желании больше ничего не могу рассказать. Разве что один случай, о котором рассказывал Володя. А ему рассказала мать Вадика, когда он позавчера навещал ее. Так себе, мелкие штрихи к портрету, если вам интересно...
— Мне интересно.
— Мать Вадика, как я уже говорил, живет в Тацинке, не работает, получает пенсию. Не такая уж большая у нее пенсия, но есть маленький сад и огород, на жизнь хватает. Однажды принесла ей пенсию доставщица из пенсионного фонда. Он в тот день был дома, потому что к матери накануне «Скорую» вызывал. Давление или сердце, я уж не знаю точно. Но в больницу он ее не захотел отправлять, взял на работе двухнедельный отпуск, чтобы с ней побыть. Принесла доставщица пенсию, пересчитала восемь купюр по одной тысяче каждая. Мать его расписалась сидя в кресле. Потом встала, хотела к столу подойти, чтобы деньги взять, они на столе лежали. Но у нее закружилась голова, она упала. Вадик бросился к ней, помог подняться, снова усадил в кресло. Доставщица пока он с матерью был и спиной к столу стоял, одну купюру забрала со стола и себе в карман. Он вначале не заметил Она ушла. Вадик подошел к столу, снова пересчитал деньги. Понял, что одной тысячи не хватает. Перед тем как мать его за пенсию расписалась, он их сам пересчитал. Все было правильно. А тут тысячи не хватает. Мать огорчилась. Просила его вернуть доставщицу, укравшую тысячу из ее пенсии. Но Вадик проявил шокирующую бесхарактерность. Он сказал, что доставщица сама должна украденные деньги вернуть, чтобы грех с души снять. Его мать только заплакала: «Как же ты  жить будешь?» А он пошел на подработку. Тяжелым физическим трудом заработал деньги, принес матери. Отпуск он за свой счет взял.  Доставщица через месяц пришла как ни в чем не бывало. Совесть не тревожила ее. Вот и судите сами: кто такой Вадик — дурачок или блаженный? Вроде бы образование высшее, бухгалтер.
— Это было давно?
— Уже несколько лет прошло. Мать тоже не понимает, кто и за что убил его. Вот и вспоминает все подряд, пытается ответ найти. Спасибо, что выслушали, спасибо за кофе. Пора мне и честь знать. Так вы сообщите, когда найдете труп Вадика?
— Да.
Трубников проводил его. На столе уже остыл ужин, но есть не хотелось. Вышел на лоджию, закурил. Трубников за долгие годы выработал привычку внимательно слушать каждого, кто приходил к нему и хотел побеседовать именно с начальником уголовного розыска. Нередко случались пустые и бестолковые беседы, но он всегда терпеливо слушал. Он уже давно в отставке, но у него на рабочем столе и сейчас лежит стопка бумаги для записей. Он иногда берет лист и записывает то, что заинтересовывает его в беседе. Записывает имена и координаты собеседников. Никогда не выбрасывает. Все эти листочки хранит в письменном столе.  Там есть записи и двадцатилетней давности. Раньше он чаще обращался к ним, припоминая какой-то аналогичный случай. Теперь — реже. Преступный мир очень изменился за последние двадцать лет, но все же... Те же самые, если так можно сказать, традиции. Изменилась внешность преступника. Из необразованного мужика с топором он преобразился в интеллигента с ноутбуком в руках. Но психология не изменилась. И грязным мужиком, и мошенником с высшим образованием руководят одни и те же инстинкты: жадность, ревность, зависть...  Он считал, что каждому детективу надо уметь отличать и запоминать все яркое, необычное. Все, что поражает воображение, чтобы легче было бороться с преступным миром.
Трубников зашел в дом, поужинал и сел в кресло с газетой. Потом снова достал фотографии и долго рассматривал их, пытаясь вспомнить, кого они ему напоминают?
Задумался о давно минувших днях. Почему-то вспомнилось детство. Он вместе с Сережкой, Генкой, Наташей и другими детьми бегает босиком по теплой и мокрой земле. Только что прошел дождь. Играет в игру со странным названием «Вышибало». С двух сторон стоят мальчишки и девчонки и вышибают мячом тех, кто в середине. Надо поймать мяч — это свеча! Поймать либо увернуться, но не дать вышибить себя из игры. Он любил ловить мячи. Любил играть в казаки-разбойники. В эту игру играли дети со всей улицы. Его родители несколько лет снимали флигель на Сельмаше, потом получили квартиру. Отец работал начальником цеха на Сельмаше. После армии Трубников тоже пошел на Сельмаш, но не к отцу, а на штамповку, там требовался стропальщик. Отец отговаривал его, боялся: «Не надо испытывать судьбу, не надо стропалем, это опасно!» Но он пошел и работал два года, пока его не вызвали в партком. Стали уговаривать идти в милицию по партийно-комсомольскому набору. Он не хотел уходить с Сельмаша. К уговорам присоединился отец: «Если бы ты был в каком-нибудь другом цехе, но не на штамповке, не на больших прессах!»
— А ты думаешь в милиции безопаснее? — смеялся Николай и продолжал работать стропалем.
Но случилось несчастье. Ограбили и убили женщину, которая поздно вечером возвращалась домой с зарплатой. Ее дочь Наташа училась с ним в одном классе. Все одноклассники пришли на похороны, все сочувствовали Наташе. Этот случай сыграл решающую роль в его судьбе. Он теперь уже сам пошел в партком и сказал, что хочет служить в милиции. У стропальщика была хорошая зарплата и премии, у постового —90 рублей. Год был постовым, потом пошел учиться в Школу милиции, затем в Москву. Получил квалификацию эксперт-криминалист широкого профиля, вернулся домой. Три года постоянно был в оперативной группе областного уголовного розыска. Постоянно выезжал на происшествия. Выполнял целый комплекс экспертиз. Потом ему предложили перейти в областной уголовный розыск.
С каждым арестом убийцы, вора, других негодяев не только воздается должное преступникам. Но этим защищаешь других людей. Осознание этого и сейчас поддерживало его. Тех, кто убил маму Наташи, нашли, судили, дали сроки. Наташа после этого уехала к родственникам, больше они не встречались. Он танцевал с ней на выпускном вечере в школе и был влюблен в нее. В нее были влюблены многие мальчики из их класса. Она училась в музыкальной школе, играла на школьных вечерах на фортепиано. Но она никому не отвечала взаимностью. После школы окончила Училище культуры и работала библиотекарем. И все время была одна. Почему? Тогда сразу после похорон, он снова сблизился с ней. Она очень тяжело пережила утрату, захотела уехать из города. Странно, почему он ее сейчас вспомнил?
Господи! Трубникову показалось, что его ударили по голове тяжелым и твердым предметом. Он смотрел на фотографию Вадима. Тот же взгляд, та же улыбка… Это только одна она могла так улыбаться. Неужели это ее сын? Трубников быстро встал, подошел к своему письменному столу, торопливо достал листок, который недавно написал ему Володя Овсянников. Ему пришлось перечитать список семейства Овсянниковых дважды, прежде чем он увидел имя: «Наталья Михайловна Токарева». Тогда ее фамилия была Петрикина, наверное, вышла замуж? Но Светлана говорила, что Вадим ничего не знал о своем отце.

Глава 3
Трубников опустился в кресло. Нет, наверное, не она. Наташа работала в библиотеке, а мать Вадима бухгалтер. Но когда она уехала из Ростова, ей было 22 или 23 года. Могла получить второе образование. Неужели это она? Они расстались в юности, не договорив прощальной фразы, расстались у гроба. И снова страшной петлей закрутила судьба их запоздалую встречу гробом и смертью. Тогда умерла ее мать, сейчас — сын. Почему Тацинка? А почему бы и не Тацинка? Она уехала к родственникам, а куда? Она или не она?
Трубников достал и сунул в карман документы и деньги, быстро оделся. Вышел, тихо закрыл за собой дверь. Он еще не успел дойти до гаража, как раздался телефонный звонок. Трубников вынул из кармана телефон и удивился, почему Саша звонит в час ночи?
— Николай Федорович, меня арестовали по подозрению в убийстве, я сейчас…
— Саша, что случилось?
— Дьяченко убит. Санитар морга. Он возле калитки своего дома лежал. Я на такси приехал, вышел — темно. Я его не заметил, чуть не упал на него.
— Где ты?
— В машине, в отделение везут, разрешили позвонить вам.
— Какой район?
— Первомайский.
— Сейчас приеду.
Трубников приехал в отделение полиции вовремя. Саша выглядел бледным, но говорил спокойно и уверенно:
— Я вчера утром встречался с санитаром Дьяченко. Он вместе с двумя другими санитарами дежурил в ту ночь, когда исчез труп Вадима Токарева. Других санитаров я застал в морге и переговорил с ними. Но Дьяченко на работу не вышел, поэтому я поехал к нему домой. Он сказался больным, но, насколько я понял, к врачу не обращался. Дьяченко ничего нового мне не сказал. Ничего он не видел, ничего не слышал…. Я расспросил его о том, где он работал раньше, где учился? О себе он рассказывал с вдохновением. Окончил филфак РГУ, работал рекламным агентом внештатно в бумажных СМИ. Зарабатывал, когда густо, когда пусто. После смерти матери стал искать постоянную работу. Какое-то время подрабатывал внештатным корреспондентом в газете «Свободное слово». Проработал даже две недели на Сельмаше. Потом устроился в морг санитаром. В морге работает уже около пяти лет. Уходить не собирается. Жил один в частном доме на Двадцатой линии. Я тогда не обратил особого внимания на его наручные часы. А потом вспомнил, что такие же часы были у Токарева. На фотографии видно было. Мы еще удивились, что убийца не снял такие дорогие часы и не забрал бумажник. Мы с Дьяченко сидели у него дома, курили, пили кофе. Хорошо помню, что у него на руке были часы. Хотел еще раз повнимательнее посмотреть на его часы, но так, чтобы он ничего не заподозрил. Приехал к нему днем, вечером, его дома нет. Тогда приехал ночью, хотя это, конечно, глупо. Но он сам мне говорил, что раньше трех не ложится, подолгу играет на компьютере. Вот я и приехал. Думал, что сейчас-то уж точно застану его дома. Застал…

После долгих объяснений и телефонных переговоров Сашу отпустили.

— Ты уверен, что у Дьяченко были часы Токарева?
— В том-то и дело, что нет.
Я потому и пришел к нему, чтобы получше их рассмотреть. Но ведь Дьяченко сейчас в морге, только теперь уже в роли покойника. Теперь-то можно часы рассмотреть, вдове Токарева показать.

Трубников позвонил Липковичу, был уже девятый час утра.

—Женя, к тебе сегодня ночью труп Дьяченко привезли, у него часы…
— Извини, но я сейчас в Красном Сулине. Взял за свой счет. Тетя Таня ногу сломала. Я несколько дней здесь побуду, извини.
— Придется ехать в морг, — сказал Трубников, — часы — это очень важно. Как же ты сразу внимание не обратил? У меня на девять прием по предварительной записи.
— Ничего, я сам съезжу.
Трубников вздохнул, достал сигарету, закурил. Утро было ясное, небо чистое и голубое. Но дул холодный февральский ветер. Он докурил сигарету, велел Саше ехать домой. Позвонил Лене и попросил перенести все встречи на завтра. Поехал в морг. По пути несколько раз набирал номер Лукашова, но тот был вне зоны досягаемости. В морге его ждало разочарование. На трупе Дьяченко не было наручных часов. Он внимательно осмотрел рану, повлекшую смерть Дьяченко. Точно такое же ножевое ранение, от которого погиб Токарев. В доме Дьяченко полиция сейчас проводит обыск. Может быть, они найдут наручные часы?

В Тацинскую Трубников приехал только к трем часам. Он знал, где остановился Лукашов, его телефон по-прежнему молчал. Но сразу поехал не к нему, а в больницу. Зашел в регистратуру, спросил, в какой палате лежит Наталья Михайловна Токарева?
— Девушка долго искала по записям, по компьютеру, сказала, что такой нет. Он прошел к врачу — Кубасову Константину Анатольевичу.
—Вы родственник? — ответил врач вопросом на вопрос.
Пришлось объяснять врачу, что он частный детектив и расследует обстоятельства смерти ее сына Вадима.
— Наталья Михайловна умерла сегодня утром. Она лежала в отдельной палате. Впрочем, вы же следователь. Вам лучше раз увидеть, чем семь раз услышать. Пойдемте, я покажу вам палату.

Палата была на первом этаже. На кровати уже не было матраса.
— Я не сообщил полиции, — сказал врач, — меня поднимут на смех из-за этих подозрений. Наталья Михайловна умерла из-за сердечного приступа, и в этом нет ничего криминального. Она давно болела, ей было 82 года. Недавно умер единственный сын. Но…  Накануне ее состояние было удовлетворительным и ничто не предвещало такого конца. Я  всегда прихожу рано. Сегодня иду и глазам своим не верю — в ее палате распахнуто настежь окно! Февраль все же! Я прямо через окно в ее палату зашел. Она была уже мертва. Никаких следов насилия нет. Но в ее состоянии достаточно сильного волнения, страха…
— Она сама могла открыть окно?
— Зачем? Могла, конечно, но зачем? Я бы не удивился, если бы была открыта форточка? Дежурная медсестра сказала, что несколько раз заглядывала к ней. Она спала, а окно и форточка были закрыты. Недавно приезжал родственник из Ростова — Владимир Олегович. Оставил свой телефон. Я уже позвонил ему. Он сказал, что сегодня приедет, уже, наверное, скоро должен быть.
— Вы давно знакомы с Натальей Михайловной, с ее сыном?
—Да. Я учился в одном классе с Вадимом. Вы уже продвинулись в расследовании? Кто убил Вадима? Почему?
— Надеюсь на вашу помощь.
— Всем, чем смогу. Пройдемте ко мне в кабинет.
Они прошли в кабинет врача. Сразу появился кофе. Трубников пожалел, что нельзя курить.
— Вы дружили с Вадимом?
— К сожалению, мы не были близкими друзьями. Вадим был очень замкнутым, мало общался. Насколько я помню, у него не было близких друзей. Может быть, из-за того, что он подолгу и часто болел? У него бронхит и хроническая пневмония. Но учился хорошо. Вадим всегда жил внутри себя и сам по себе. Редко участвовал в школьных мероприятиях. От физкультуры вовсе был освобожден из-за слабого зрения. Мне искренне жаль его, жаль его вдову и сына. Но я почти ничего не могу рассказать о нем. Бывало, стоит на перемене у окна, не бегает, не играет… Смешно говорить, но он всегда позволял списывать. Этим многие пользовались на контрольных. А вот и Владимир Олегович приехал, — сказал врач, увидев в окно машину Овсянникова.
Поговорив еще немного с врачом, Трубников и Овсянников поехали посмотреть дом Натальи Михайловны.
— У меня, правда, нет ключей, — сказал Володя, — но Наталья Михайловна предупредила, что оставила дубликаты у подруги. Сначала надо заехать к ней.
Елена Васильевна усадила их за стол, несмотря на сопротивление. Угостила блинами с вареньем.
—Я давно дружу с Наташей. Мы вместе учились на бухгалтера, только она потом на заочный перешла, когда сын родился.  Кто его отец? Я не знаю. Спрашивала, она не хотела говорить. Вадика она очень любила. Это я к чему говорю, а то вы, мужчины, не поймете. На примере объясню.

Сестра моя двоюродная — Анна разошлась с мужем из-за того, что он пил. Замуж выходила — нормальный парень был. Двое сыновей народились. Младший уж очень сильно на отца похож. А отец ни с того ни с сего запил. Да не как-нибудь, а сильно. Позор такой и боль. С работы его выгнали. Денег на водку нет, он из дома все подряд выносить стал. Помню она ко мне за утюгом приходила, чтоб погладить. Он даже утюг продал. Короче, нервы ей все вымотал. Она разошлась и вернулась к родителям. Я младшего ее сына — Ваньку часто к себе забирала, спасала от нее. Вот уж она его била! Как же она на него кричала! Ванька у себя дома пятый угол искал. И старики-родители не могли от нее внука защитить. Я однажды у нее по-хорошему спрашиваю, дескать, что на ребенка нападаешь? Вечно в синяках ходит. За что так родного сына ненавидишь? Она объяснила, что все понимает, но ничего поделать с собой не может. Уж очень сильно Ванька на отца похож. Старший на нее похож, она к нему с лаской. А на Ваньку с кулаками и проклятьями. Столько у нее на душе накипело к ее бывшему, что на сыне родном отыгрывалась.

А Наташа Вадьку любила, молилась на него. Только он у нее болезненный был, но учился хорошо. Вадик хороший был, спокойный, рассудительный. До сих пор не могу поверить, что его убили. Он никогда не имел врагов. Никогда даже в детстве не дрался. Не умел драться и не хотел.
— Значит, Наталья Михайловна не была замужем? — спросил Трубников.
— Была. За Пашкой Токаревым, только недолго. В октябре свадьбу сыграли, а новый год она уже одна встречала. Он через год вернулся, она его снова прогнала.
— Это его сын?
— Нет. Вадик родился позже. А с Токаревым она сильно обожглась по молодости. Альфонсом оказался. Мало того, что полностью на ее содержании жил, да еще всегда у нее деньги клянчил и не стеснялся. Ей дом в наследство от бабушки достался, обустроенный быт, вот он и присосался, урод!  У нее день рожденья был, он ей ничего не подарил, даже цветочка! Хлеба ни разу не купил! Я бы таких убивала!
—Он не работал?
— Работал и зарплату получал, а на что тратил, не знаю. Правильно сделала, что прогнала этого трутня. А кто отец Вадика, не знаю.
— Ее девичью фамилию не помните?
— Как же не помню? Помню: Петрикина. Она сюда из Ростова переехала после того, как мать ее погибла. Какой-то трагический случай.
Трубников слушал и не слышал. Голову словно обручем стянуло, болью отозвалось в висках — Петрикина! Словно воспалилась старая зарубцевавшаяся рана. Они втроем сидели за столом в чистой уютной комнате, на подоконнике спал кот. Все дышало миром и благополучием, а ему хотелось кричать, хотелось убежать в поле и плакать, плакать… Он с раннего детства знал, что мужчины не плачут, но когда случалось пережить сильную обиду, когда трудно было удержать слезы, он убегал в поле и там плакал. Даже старые зажившие раны могут заболеть снова. Порой чужие раны болят еще сильнее, чем свои.

Потом они втроем поехали домой к Токаревой. Елена Васильевна, все время спокойная, зайдя в дом подруги, расплакалась.
— Я вам теперь уже не нужна? — спросила она, —а мне уже ключи не нужны. То я ходила цветы поливать. Вы ж, смотрите, о цветах позаботьтесь, а то давайте я заберу?
— Заберите, пожалуйста, — сказал Володя, — я еще не знаю, что Света решит? Продавать этот дом или нет? А цветы заберите, мне герань не нужна.
— Она любила герань, я заберу.
— Вы унесете? Вас подвезти?
— Подвезите, если не трудно, тут рядом. Мне в руках пять горшков с цветами не унести.
— Николай Федорович, вы же побудете здесь? Я быстро.
— Побуду, не торопитесь.
Они уехали. Трубников присел на диван, напротив стоял телевизор. Время остановилось. Он настолько погрузился в воспоминания о своей молодости, о школьных годах, что забыл закурить. Просто сидел и смотрел в черный экран телевизора, словно видел там фильм о своей искренней вере в любовь, в дружбу, в радость служения… Тогда все казалось возможным и было так много желаний!
Почему же ты не захотела остаться со мной, Наташа? Почему ушла от меня? Я не искал, считал, что не имею права. Прошло лет пять с тех пор, как мы расстались, я встретил Люду. Мы с ней и сейчас понимаем друг друга без слов.  Я думал, что уже давно забыл о тебе, Наташа. Думал, что мы расстались потому, что ты так захотела. А сейчас…  Как же я сейчас хочу говорить с тобой! Дорого бы я отдал за один только твой взгляд! Это слишком жестоко — опоздать. Если бы не арест Саши, я бы ночью был уже в больнице. Как знать, вдруг ты сейчас была бы жива? Прошло более сорока лет. Какая страшная встреча.
Хлопнула входная дверь, зашел Володя.
— отвез Елену Васильевну, — громко сказал он и осекся, — вы плохо себя чувствуете?
— Нет, ничего. Что-то Лукашов уже вторые сутки на телефонные звонки не отвечает, надо съездить к нему. Он остановился у родственников, адрес я знаю.
Трубников попрощался и вышел. Когда он уже сидел в машине, позвонил телефон. Неужели Лукашов? Оказалось Саша.
— Что случилось, Саша?
— Ничего не случилось. Если не считать великого нашествия рабочих ГПЗ-10 на ваш офис на Кировском. Их человек тридцать, все хотят говорить лично с вами о бухгалтере Токареве.
— Придется тебе поговорить с ними самому. Я не уверен, что сегодня вернусь в Ростов. Лукашов не звонил?
— Нет. Вас несколько человек ждет по предварительной записи.
— Я же вчера сказал Лене, чтобы она перенесла на завтра.
— она перенесла, а люди все равно пришли и ждут вас. У меня на 17 часов повестка в связи с убийством Дьяченко.
— Ну, так иди к 17 часам и не опаздывай.
— Что можно говорить, что нельзя?
— Можно говорить правду, нельзя - ложь.
Трубников отключил телефон, посмотрел на номер дома. Вот номер 18. Остановился. Сам открыл калитку. Ему навстречу выбежал рыжий щенок, радостно виляя хвостом. Трубников поднялся на крыльцо, толкнул дверь, она была заперта. Он постучал. Дом смотрел пустыми окнами, не подавал признаков жизни. Он постучал еще раз, потто еще раз погромче. В ответ ни звука. Щенок крутился под ногами. К забору подошла женщина из соседнего дома.
— Чего стучишь? Видишь, дома никого нет.
— Когда они будут?
— Вечером
Он еще раз набрал номер телефона Лукашова, безрезультатно. Что же с ним случилось? Он бы дал о себе знать, если бы все было в порядке. Если бы это был Ростов, но Тацинку я знаю плохо. Придется идти за помощью в полицию. Трубников приехал в отделение полиции, рассказала о Лукашове, описал его машину. Позвонил Лене в Ростов, она уточнила по базе данных номер его машины. Порасспрашивал про Вадима Токарева. Но в полиции его никто не знал. Вечером снова вернулся к дому номер 18. Пожилая женщина сказала, что он уехал еще вчера утром, когда вернется, не сказал.

Глава 4

Позвонили из отделения полиции:
— Нашли машину Лукашова, но машина пустая. Сейчас едем туда, далековато. Вы поедете с нами?
— Я поеду следом за вами.
Машина стояла на пустынной проселочной дороге. На заднем сиденье лежала шапка Лукашова. До ближайшего населенного пункта — села Покровка километров пять. Машина была в исправности. Солнце садилось. Сильный холодный ветер пробирал до костей. Куда же он ушел? Без шапки?
—Так вы говорите, что до Покровки пять километров?
— Да, но это уже не наш район. Хотите проехать туда?
— Хочу. По этой дороге?
— Да. Покровка — село большое, приметное. Но если бы ваш друг хотел поехать в Покровку, то поехал бы на машине. Сейчас темно, надо бы местность осмотреть. Машину сами заберете?
— Если вам не составит труда, то…
— Ладно, она на ходу, на буксир брать не надо. Бензина полно. Лучше бы его не было, тогда бы понятно было. А так…
— Я поеду в Покровку, поспрашиваю людей.
— Удачи, если что обращайтесь.
Был десятый час вечера, Трубников приехал в Покровку. Ему звонил Саша, пытался рассказать о рабочих с ГПЗ, о других новостях.
— Обо всем завтра, — охладил его Трубников.
Он медленно ехал по длинной широкой улице. В домах горел свет, лаяли собаки, но людей не было видно. Его внимание привлек большой дом, возле которого стояло несколько машин. Из ярко освещенных окон доносились музыка и смех. Трубников поставил машину возле соседнего дома с темными окнами и пошел к дому, из которого доносилась музыка. Дверь была открыта. В нос ударили разнообразные запахи еды: жареной рыбы, колбасы, мандаринов… В большой комнате под ритмичный аккомпанемент отплясывала молодежь. За столом поодаль сидели четыре человека преклонного возраста. Среди них выделялся толстячок лет шестидесяти. Очевидно, кто-то рассказывал анекдот. Толстячок смеялся и три его подбородка дрожали, а глаза превратились в две щелочки. Однако сквозь эти щелочки на Трубникова был устремлен очень внимательный и настороженный взгляд. Он помахал Трубникову пухленькой ручкой, приглашая подойти поближе. Детектив подошел к столу, поздоровался.
— Милости прошу к нашему шалашу, — высоким голосом пропел толстяк, — как вас величать?
Трубников представился, присел за стол:
— Ехал из Ростова, запозднился. Хочу в Покровке на ночлег остановиться. Подскажите, кто на ночлег пустит?
— От добра добра не ищут. Здесь оставайся. Накормим, спать уложим.
— По какому случаю праздник?
— Да просто так. Это у вас в Ростове развлечений много. А мы здесь сами по мере сил развлекаемся. Ну давай, выпьем за встречу.
Молодежь продолжала прыгать в такт. Громкая музыка стучала в барабанные перепонки. Сидящий рядом с толстяком пожилой мужчина с седыми кудряшками на голове стал рассказывать:
— На днях читал объявление в местной «Брехаловке». Это мы так меж собой нашу районную газету называем. Такое объявление: «Ищу нового бухгалтера и старого тоже».
— Ну, Боря, рассмешил, — колыхал тремя подбородками толстяк, а сам продолжал внимательно наблюдать за Трубниковым, который снял пальто и шапку. Положил их на стоящий рядом стул. Очевидно, его дорогой костюм и галстук вызвали у толстяка еще большую настороженность.
—За каким делом в Тацинку? — пропел он.
— Хочу в Тацинке дачу купить, а здесь тоже неплохо. Может, посоветуете?
— Так ты дачник? Ну так бы сразу и сказал. Конечно, здесь покупай. У нас спокойнее, тише. Суммой-то какой располагаешь?
— Сперва надо дом посмотреть. Но это уже завтра.
— Можно и сегодня глянуть. Я как раз дом продаю. Хороший дом! Для себя строил! Пойди, посмотри.
—Я думал, что это ваш дом.
— Нет. Это дом моего сына. Ну-ка, сынок, покажи гостю дом на продажу.
К ним подошел мужчина лет сорока. Он был низкого роста, широкоплечий с толстой шеей.
— Ну пошли, дачник, — насмешливо сказал сынок.
Трубников встал, накинул пальто, пошел с ним. Они вышли на крыльцо.
—Вот отцов дом, — махнул рукой в сторону соседнего дома, возле которого стояла машину Трубникова. — Пошли  изнутри посмотришь. А деньги-то у тебя есть? Или ты только мечтаешь дом купить, а сам еще не заработал?
— Ничего, на дом хватит, веди.
Они вышли через калитку на улицу, прошли в соседний двор. Сынок отпер дверь. Зашел первым, стал шарить рукой по стене, пытаясь найти выключатель. Трубников стоял на крыльце.
— Заходи, не бойся, — ласково сказал сынок.
Детектив зашел, и кто-то сразу закрыл дверь. Загорелся свет. В узкой длинной прихожей стояли два человека, не считая сынка.
— Обыщите его, — сказал сынок, — или сам деньги отдашь? — обратился он к Трубникову.
Детектив стоял спокойно и молчал. Два человека подошли к нему. Сразу же замелькали руки и ноги. Один пролетел вдоль длинной прихожей и, скользя на животе, уехал в распахнутую дверь комнаты. Другой упал на пол, но быстро встал и вытащил из кармана нож. В дверном проеме появился первый нападающий. Не дожидаясь пока он подойдет, Трубников ребром ладони ударил парня с ножом по предплечью. Тот вскрикнул и выронил нож. Его рука обвисла. На Трубникова набросился неудачник, который только что скользил на животе по прихожей. Раздался сухой треск.
— Он мне руку сломал! — закричал неудачник.
Сынок достал из кармана пистолет. Трубников вывернул руку подбежавшему парню, развернул корпус и резко бросил в сынка. Сынок не успел увернуться, рухнул на пол. Пистолет выпал из его руки. Детектив успел подобрать его первым. Он уже хотел выйти из дома, на улице стояла его машина. Но услышал крик: «Я здесь!»  Сынок сбросил с себя своего помощника и поднялся на ноги. Попятился задом, желая скрыться в комнате.
— Стоять! — тихо сказал Трубников, — кто кричит в подвале? Скажи своим, чтобы привели сюда. Быстро!
— Приведите его, — сказал сынок дружкам.
— Стань у стены, лицом к стене.
Сынок нехотя повиновался.
—Вадим Токарев, — тихо сказал Трубников.
— Я его знал, но мы его не убивали! Никто из наших к нему не прикасался ни к живому, ни к мертвому! Правду говорю!
В прихожее появился Лукашов. Даже в тусклом свете одинокой лампочки были видны лиловые синяки на его лице. Он быстро подошел к двери, что-то сделал с замком и распахнул дверь.
— Правду говорю! — гундосил сынок, — клянусь! Мы его не убивали!
— Пошли, — сказал Лукашов, — а то сейчас они все придут сюда. Музыка уже затихла.
Они вышли, захлопнули дверь. Подбежали к машине, поехали, не зажигая фары.
— Сейчас поверни направо, — сказал Лукашов, — иначе мы от них не уйдем. Дай я поведу, я знаю.
— Некогда, говори.
— Остановись возле того сарая.
Лукашов выскочил из машины, подбежал к сараю, распахнул две створки большой двери. Детектив въехал в сарай. Лукашов закрыл дверь изнутри. В этот момент мимо сарая пронеслось несколько машин.
— А тебе не кажется, что мы сами нырнули в ловушку? — спросил Трубников.
— Иначе бы мы от них не ушли. Степь кругом, не спрячешься.
— Но если они здесь нас найдут…
— Не найдут, — уверенно сказал Лукашов и медленно пошел в дальний угол сарая. На ощупь нагреб соломы и лег на спину. Трубников присел рядом.
— Почему ты так уверен, что они сюда не заглянут?
Лукашов тяжело вздохнул:
— Тебе это покажется смешным, но они боятся этого сарая, этого дома. Здесь недавно три человека покончили жизнь самоубийством Поговаривают, что их души не могут обрести покой и бродят здесь.
— Как бы живые не сожгли сарай и дом.
— Нет. Сапач их продать хочет, а не сжечь. Ты пришел с Сапачом-сыном. А Сапач-отец — толстый коротышка. Этот затравленный и неприметный бухгалтер с Сапачами бороться решил! В тихом омуте черти водятся. Бороться с Сапачами — все равно, что погрузиться к акулам-людоедам и тыркать их острым прутиком. Убить на можешь, а только поцарапаешь и обозлишь. Он обозлил, а на меня набросились. Ты мне сказал, что тихий бухгалтер убит. Кабы знал, что этот тихий бухгалтер захотел в Робин Гуда поиграть, был бы поосторожнее!
— Да ладно тебе, успокойся. Я тебя в Тацинку послал, а ты где оказался?
—В Покровке я оказался. Ты мне задание сформулировал однозначно: выяснить, кто и за что убил Вадима Токарева? Для этого я должен был изучить его детские и юношеские годы, пообщаться с родственниками. С матерью пообщался. Она рассказала, что Вадим помогал Маше Бережной из Покровки. Я подумал, что это подруга его, поехал…
— Странно, мне казалось, что он не изменял жене.
— Лучше бы он изменял, тогда бы все было проще, понятнее.
— Кто же тогда Маша?
— Дура с двумя детьми. Отдала свой материнский капитал в счет первого взноса за дом. Вот за этот самый дом и сарай, где мы сидим. Там во дворе еще баня была. Отдала Сапачу-сыну, а дом принадлежит Сапачу-отцу. Она вселиться хотела, он не пустил. Она в суд. Суд ей объяснил, что она сперва должна Сапачу-отцу заплатить, а потом на дом претендовать. Она говорит, что сыну деньги отдала, он расписку дал. Дом-то принадлежит отцу! Короче, суд ей отказал. Вадим пытался помочь ей. Объяснял, как жалобы писать, в суд со встречным иском… А незадолго до этого Сапач-отец умудрился этот же дом другой семье из соседнего села продать. И эта семья в дом вселилась: муж, жена и сын-школьник. А на утро все трое повесились. Про них-то и говорят, что их души покоя не найдут. Что хочешь, то и думай.
— При чем здесь Вадим? Почему он стал помогать Маше?
— Они когда-то в одном классе учились. Захотел помочь.
— Ты считаешь, что Сапач виновен в смерти Токарева?
— А кто же еще? Он и меня чуть не убил с перепугу. Узнал, что законник из Ростова, перепугался. Справки обо мне наводить стал, а пока в подвале держал.
— Зачем ему понадобился труп Токарева?
— Не знаю, ничего я уже не знаю, устал.
— Шум уже стих. Пора нам отсюда выбираться.
— Еще только второй час ночи, подождем для верности еще. Я тут за это время многое передумал. Он вполне реально мог убить меня, если бы ты не появился. Кто такой этот бухгалтер? Зачем ввязался в этот кошмар?
— Пожалел женщину с двумя детьми, заступился.
— Заступился… Она даже не заплакала, когда узнала, что он умер. Жажда спокойной жизни, жажда безответственности. Пусть отвечает и умирает кто-нибудь другой, с меня — бабы, какой спрос? Дескать, я не виновата, что Сапач меня обманул. А кто виноват? Я виноват? Ведь Маша не одна такая! В доме Сапача в прислугах еще одна такая же живет, чувствует себя вполне комфортно. Еще одна Маруся. Жила в Ростове, имела свою изолированную квартиру. Трудно стало платить. Кто-то из «друзей» уговорил ее из центра Ростова переехать на Туполева. Там в общежитии ей комнату дали. А потом и за комнату стало трудно платить. «Друзья» предложили ей «очень удачный вариант»: продать комнату и переехать в село в частный дом. Она настолько доверилась, что даже не поехала предварительно в село, не посмотрела на свой будущий дом. Махнулась не глядя. А это оказался летний домик на садовом участке. Она в нем жить без печки не смогла осенью. Принял ее Сапач-сын в прислуги. Тем временем ее летний домик доброхоты по дощечкам разобрали, нет его уже. А она так и живет у Сапача-сына, всем довольна. Ей никто ни чем не угрожал, силой из квартиры, потом из комнаты не гнал. Ее просто уговаривали «друзья». И из-за этих дур надо было бухгалтеру жизнь отдавать? Лучше бы о своем сыне подумал, сиротой остался. Почему же не хотят Маши Бережные взять на себя ответственность за жизнь своих детей, за свою жизнь? Мне одинаково неприятны и обиженные, и обидчики. А Токарева я не понимаю: кто он? Дурачок или блаженный?
— Я не уверен, что его Сапачи убили. Он хоть и пытался заступиться за обиженных, но ты правильно заметил. Он всего лишь тыркал прутиком толстокожих акул-людоедов. Он не мог причинить им вреда. Они прекрасно понимали это. Хотя, конечно, версию надо отработать. Поехали, вставай.
— Сам отрабатывать будешь?
— В Тацинке ребята помогут.
— Это не их район.
— Ничего, Сапачи за нами сейчас в ряд выстроятся. До самой Тацинки с эскортом ехать будем, а там их встретят. Я по телефону сейчас договорюсь.
— Снова в роли приманки? Сразу же, как Токарева найдем, живого или мертвого, отпуск возьму.
— На рыбалку?
— Нет! От тебя на Дону не спрячешься. Уеду в Египет и не вернусь пока силы н восстановлю.
— Поехали, египтянин. И пристегнись. Дорога в ухабах, ехать надо быстро.
Лукашов распахнул двери сарая. Сел в машину, пристегнулся. Трубников включил фары и, дав круг мимо дома Сапача-сына, поехал по ухабистой проселочной дороге. Сразу несколько машин отправились вдогонку.
Полиция встретила их не в самой Тацинке, а на подходе. Преследователи, оказавшись в отделении полиции, слегка растерялись. Когда речь зашла о Вадиме Токареве, хором клятвенно уверили, что не имеют никакого отношения ни к его убийству, ни к похищению трупа.
В этот же день Трубников и Лукашов отправились домой. День был светлый, ярко светило солнце, но дул сильный холодный ветер. Уже далеко позади осталась Тацинка.  С одной стороны поле, с другой стороны поле. Высокий худой человек с большой сумкой шел по дороге. Трубников остановился, предложил подвезти. Лукашов посигналил, помахал рукой, поехал вперед. Старик сел на переднее сиденье, поставил на колени большую сумку, в которой лежали буханки хлеба.
— Скотину кормить? — спросил Трубников.
— Да что ты! Для себя, для соседей.
— Зачем так много?
— Часто не находишься. В магазине продавщица заболела.  А ты с Ростова?
— Да.
— Стало быть, домой едешь? Небось, по службе сюда приезжал?
Трубников молчал.
— Не хочешь говорить? И не надо. Я тебя и так вижу. Милиция, то бишь, полиция все воров ищет, а толку? Все воруют.
— И ты тоже?
— Мне зачем? У меня корова есть, куры. На жизнь хватает. Дочь замужем, в Тацинке на маслозаводе работает. Масло вкусное со своего молочка!  Останови. Я уже приехал.
— Не понял. Поле со всех сторон, где же твой дом?
— Там за балкой, отсюда не видать. Спасибо, что подвез.
Старик ушел в поле по тропинке. Трубников закурил и смотрел ему вслед. Позвонил телефон. Опять, наверное, Саша. Хочет, чтобы я встретился с рабочими с ГПЗ-10. Трубников не глядя взял телефон и сразу сказал:
— Я сегодня сам на завод поеду, со всеми рабочими поговорю.
— Коля, — раздался голос Липковича, — на завод ты можешь ехать или не ехать, а в Красный Сулин приезжай поскорее.
— Женя? Извини, я подумал, что Саша звонит. Зачем мне в Красный Сулин?
— Чтобы с воскресшим Токаревым повстречаться.
— Не понял. Повтори, пожалуйста.
— Я сейчас в Красном Сулине, потому что тетя Таня сломала ногу. Ходил в одну аптеку, в другую, в третью, искал для нее лекарства. А нашел Токарева. Он шел мне навстречу живой и здоровый. Либо это он воскрес, либо это его двойник.
— Ты проследил, где он живет?
— Извини, нет. Я же не сыщик. Я уставился на него как на привидение, спугнул бы только.
— Тебе не показалось?
— Хм, ну я тебе сказал, тяжесть с души снял. Меня тетя Таня ждет с лекарствами.
Телефон замолчал. Трубников включил зажигание, проехал несколько метров, съехал на обочину и остановился. Попытался восстановить события последних дней, которые как компоненты дьявольской смеси, соединяясь увеличивали неразбериху.
 Во второй половине дня он приехал к себе в офис на Кировский. Удивился обилию посетителей, которые говорили: «Примите меня первым!»  Зашел к себе в кабинет, за ним последовала Лена.
— Я же говорил тебе, чтобы перенесла все встречи на завтра.
— Но я и перенесла их на завтра. Они уже третий день приходят. И каждый раз я переношу их на завтра.
— Где Саша?
— В отделении полиции. Дает показания по поводу смерти Дьяченко.
— Я видел в приемной пять человек. Какие у них вопросы?
— Иванов приходит уже в третий раз. Его сын-школьник был застрахован, сломал руку, а страховку не выплачивают. Хочет, чтобы вы вмешались, заставили заплатить страховку.
— Страховку, — повторил Трубников, — она проверяла в Ростове, а Красный Сулин?
Он позвонил Лукашову:
— Я только уснул, — с обидой сказал Лукашов, — я никуда не поеду!
— Пошли Булавинова. Если у тебя есть кто-нибудь еще, задействуй всех. Пусть пройдут по страховым компаниям Ростова и Красного Сулина. Узнают, кто собирается получить страховку по смерти застрахованного лица. Это надо сделать срочно. Работай, Володя, потом поспишь.
— Так что мне сказать людям? — спросила Лена, — вы примите их?
— Саша примет, когда вернется.
Трубников вышел, сел в машину и уехал к Селивановой. Она работала у себя в кабинете. Зашел, поздоровался:
— Как здоровье папы?
— Спасибо, жив-здоров. А я пока совершенно не продвинулась в расследовании гибели Токарева. Вчера вот здесь, передо мной два часа Дмитрий Овсянников рассказывал мне о Токареве.
— Что же он рассказывал?
 Все многословие можно свести к одному: «Поймите, я не так уж хорошо к нему относился. Мне он казался большим занудой, но так или иначе, он вошел в нашу семью, и я должен был терпеть его». Одна только вдова его любит и оплакивает. Вдова и сын.
— Нет так уж и мало.
— Вы были в Тацинке?
— Да, но это неверное направление. Предполагаю, что Токарев убит из-за страховки. Я сейчас еще не знаю имени убийцы, надеюсь на вашу помощь. У меня мало людей. Надо обойти еще раз все страховые компании в Ростове и в Красном Сулине. Липкович видел сегодня там человека, очень похожего на него, не исключаю, что это его родственник.
— Но мы уже проверяли. Впрочем, проверим еще раз.
— Не в курсе, как продвигается расследование убийства санитара Дьяченко?
— Это не наш район. Вы думаете, убийство Дьяченко как-то связано с убийством и исчезновением Токарева?
— Да, я полагаю, что эти эпизоды надо объединить в одно производство.

После разговора с Селивановой Трубников поехал домой. Хотелось принять душ, поесть. Эти два дня он совершенно забыл про еду. Людмила встретила его молча. Помогла снять пальто и удивилась, что с внутренней стороны за воротом сено. Старательно отряхнула пальто, вытащила из-под подкладки несколько длинных соломинок.
— С кем ты резвился на сене, дорогой? Если еще раз захочется романтики, одевайся попроще или снимай пальто у входа на сеновал. Где шапка?
— Осталась в Покровке, — ответил Трубников, пошел в ванную комнату. Хотел включить душ, но вовремя увидел в ванной котенка.
— Люда! Откуда взялся этот зверь? Забери его!
— Надо почаще бывать дома. Пока тебя не было позвонили из кадетского корпуса. У них дезинсекция. Пришлось ехать за Игорем.
— Ты сама ездила на электричке? Это же так далеко и неудобно! С пересадками!
— Боря Урбан ездил на машине. Я его попросила Игоря забрать, а он еще и Ефрейтора забрал.
— Какого ефрейтора?
— Вот этого самого. Дети так котенка назвали. Игорь его контрабандой в дом привез.
— А Игорь-то где?
— В бассейне, скоро вернется, побежит в душ. Мойся скорее, а то не успеешь.
Она ушла и унесла  Ефрейтора. Не успел он выйти из ванной, прибежал Игорь. Бросил в ванной мокрые плавки и полотенце. Начал громко рассказывать о своих буднях в кадетском корпусе. Ефрейтор все время пытался запрыгнуть на обеденный стол. Игорь ловил его на лету и говорил без умолку, что не помешало Трубникову съесть пять больших котлет и выпить две бадеечки кофе.
— К тебе вчера рабочие с ГПЗ приходили, — присела рядом Людмила, — рассказывали про бухгалтера, который им всем очень нравился.
— Чем же он им нравился?
— Они работают на сдельщине. Часто обращаются к бухгалтеру с вопросами по зарплате. Он всегда все объяснял, всегда был спокоен и доброжелателен. Еще рассказывали про уборщицу тетю Нину.
— Она тоже отличалась спокойствием и доброжелательностью?
— Она постепенно спивается, ее все очень жалеют. Бухгалтер много раз отправлял ее, пьяную, на такси домой, сам оплачивал.
Трубников хмыкнул, хотел съязвить, но посмотрел на Игоря и промолчал.
— Жалеют ее, — продолжала Людмила, — не за то, что пьет, а из-за дочери. Тетя Нина продала дом в хуторе. Приехала в Ростов, где живет ее дочь с мужем и двумя детьми. Думала, что будет жить с ними, за внуками присматривать. Отдала деньги за дом дочери. Та деньги взяла, а мать попросила уйти. Тетя Нина устроилась в цех за койку в общежитии. Когда трезвая, то убирает хорошо. Цех большой, уборки много. Но стала пить. С дочерью и внуками не общается. Мне ее тоже жаль, но чем помочь?
— Что еще говорили рабочие?
— Пили кофе, ждали тебя, разгадывали кроссворд... Хорошие люди. Как-то сложится судьба их завода? Что их ждет?
Позвонил Саша. Доложил, что в приемной уже посетителей нет, всех разбросал.
— Как разбросал?
 В соседний офис отправил, к адвокату. Меня другое тревожит. На мне по-прежнему висит обвинение в убийстве Дьяченко. Исчезли те самые наручные часы, из-за которых я к нему вернулся. И при обыске их не нашли.
— Ничего, Саша, скоро снимут с тебя обвинение. Иди домой, завтра к девяти.

Глава 5

На следующий день Трубников пришел в офис к девяти и занялся текущими делами. Звонил Овсянников-старший, интересовался, как продвигается расследование?
Вечером позвонил Саша:
— Нашли две семьи, которые недавно обратились за страховкой: Полевая Александра Георгиевна. Ее муж Валерий Васильевич скончался от инфаркта. Курбанов Иван Яковлевич...
— Полевая, — прервал его Трубников, — знакомая фамилия — Валет! Был такой авторитет в уголовном мире, но давно. Он мне ровесник.
— Может быть, однофамилец?
— Все может быть. Где живет вдова?
— В Ростове. Ее муж уже похоронен на Северном кладбище. Собрать о ней сведения?
— Не столько о ней, сколько об усопшем. Чем жил? Не был ли связан с уголовным миром? Мне нужна его фотография. Я сейчас позвоню в страховую компанию, хочу предупредить их о предполагаемом мошенничестве. Попросить фотографии застрахованного. Дай мне телефон страховой компании.
— Диктую, но это не Ростов, а Красный Сулин. Почему-то филиал Новосибирской страховой компании, а в Ростове у них филиала нет. Я сейчас нахожусь рядом. Посмотрю на снимки и перезвоню.
Саша перезвонил сразу же:
— Внешнее сходство невероятное. Они очень похожи.
Трубников перезвонил Лукашову и велел ему взять под наблюдение квартиру Александры Георгиевны Полевой. Сам поехал к Селивановой.

Вечером на кладбище приехали полицейские машины. Овсянников с сыновьями уже ждал их у въезда на кладбище, последовал за ними. Рабочие раскопали могилу, открыли
гроб. Как и ожидалось, вместо Валерия Полевого там оказался Вадим Токарев.
Овсянников и его сыновья сразу признали в нем зятя. Тем не менее труп отправили судмедэксперту для установления причины смерти. В страховой компании имелась справка от врача, говорящая об инфаркте, но рана на шее говорила о другом.
Полиция заинтересовалась врачом, выдавшем "вдове" Полевого справку о смерти мужа, но при ближайшем рассмотрении справка оказалась искусной подделкой. "Продолжали наблюдать за "вдовой" в надежде, что она выведет на "усопшего" мужа. "Вдова" вела себя тихо и спокойно. В страховой, компании ей объяснили, что несколько дней надо подождать, это обычные формальности. Она терпеливо ждала. Но поехала на кладбище. И, хоть могиле был придан первоначальный вид, что-то ее насторожило. В ту же ночь, не смотре на то, что за ней следили, она умудрилась исчезнуть.   
Трубников не спал всю ночь. Он сидел дома за столом, заваленным фотографиями и старыми записями, пытался найти координаты Валета. Ему удалось найти не координаты, а свои записи о Валете: "... силен, жесток и при этом труслив. С сильным противником не связывается. Но со слабым расправляется безжалостно и всегда убивает."

В полиции тоже сосредоточились на Полевом Валерии Васильевиче, из могилы которого извлекли труп Токарева. Трубников узнал от Селивановой, что Валерий приходится Валету родным сыном, но где его искать?
Помощь пришла неожиданно от Липковича. Он точно описал место в Красном Сулине, где встретил"воскресшего" Токарева. Лукашову улыбнулась удача. Он тоже встретил"воскресшего" у той же аптеки, проводил до самого дома. Позвонил Трубникову:
- Я один не смогу все 24 часа. Булавинов болен, молодого новичка здесь оставлять нельзя. В полицию за подмогой?
Нет, - ответил Трубников, - я сейчас приеду к тебе в Красный Сулин.
Лучше бы обратиться за помощью, я уже одной только Покровкой по горло сыт
Но Трубников не внял его уговорам. Он помнил Валета, который сознавался
лишь тогда, когда его ловили за руку. Хорошо знал, какие методы дознания
в полиции. Они были Валету, что слону дробина. Он ехал в Красный Сулин, а
из памяти не выходила больничная палата, где стояла кровать без матраса...
В ушах звучало только одно имя: "Наташа, Наташа, Наташа..." И уже трудно
было понять, что более реально: нынешняя жизнь или воспоминания о молодости.
Почему Наташа? Почему ее сын? Почему между ее сыном и Полевым такое сходство? Он хотел, получить ответы на эти вопросы сегодня, сейчас. Как знать, может быть, эти ответы принесут ему не облегчение, а еще большую боль? Но ему обязательно надо, было узнать правду.
Он приехал в Красный Сулин уже в вечерних сумерках. Лукашов ждал его, показал дом.
— Ты один хочешь идти туда? У тебя разве есть оружие? Ты же сдал тот пистолет еще в Тацинке!
Уезжай, Володя. Я хочу остаться един. Не мешай мне.
И это вся твоя благодарность? Я не могу тебя бросить!
- Уезжай!
Лукашов, обиженный, уехал. Трубников сидел в машине, ждал, когда на улице
исчезнут прохожие. Уже стемнело, в некоторых домах погас свет. Но в этом
доме свет еще горел. Пора. Он подошел к дому, постучал в дверь.
Кто там? - раздался испуганный женский голос.
Я был вашему Валету должен, долг принес. Хочу деньги отдать.
Тю-ю-ю, - послышался за дверью бас, - батя давно умер.
Дверь открылась, на пороге стоял человек, очень похожий на Токарева, удивленно смотрел на запоздалого гостя.
Долго же ты шел! Говоришь, деньги принес? Заходи.
Нет, дорогой, это ты выходи.
Трубников заученным движением закрутил его руку за спину и поволок к машине под перепуганные женские вопли. Щелкнул заранее приготовленными наручниками, распахнул дверцу/ машины. Толкнул Полевого на заднее сиденье, поехал.
- Кто ты? Что тебе надо? - нервничал Полевой.
Трубников не отвечал. Машина ехала по городу, потом выехала на трассу М4.
Полевой отчаянно ругался, наконец, угомонился и замолчал. Крепчал ночной
мороз, небо светлое от луны и звезд. Въехали в Ростов, оба молчали. Полевой с беспокойством смотрел в окно.
Куда ты меня везешь? Ты сумасшедший? Зачем на кладбище? Кто ты такой?
Трубников сбавил скорость, аккуратно ехал между могил, посматривал на план. Остановился возле ямы. Выволок из машины Полевого.
А теперь слушай, - сказал он и подвел его к краю могилы, - эта могила
предназначена для Вадима Токарева, которого ты убил. Чуть подальше могила санитара Дьяченко, убитого тобой. В Тацинке скоро будут похороны матери Токарева. А тебя я сейчас сам в этой яме зарою!
Не знаю я никакого Токарева! Никого не убивал! Откуда ты моего отца знаешь? Кто ты? Если ты мент, то я на тебя такую телегу напишу, сразу из органов кубарем!
Трубников держал его за ворот рубашки. Полевой сделал попытку ударить его
головой, но поскользнулся и кубарем, в могилу. Его отчаянный мат перемежал-
ся мольбами о помощи. Трубников сел в машину, медленно поехал прочь. Из
могилы доносились истошные вопли:
- Не уезжай! Вытащи меня! Я все расскажу!
Трубников остановил машину, вышел, постоял немного, закурил. Подошел к могиле, на дне которой подпрыгивал Полевой.
- Сначала расскажи, потом вытащу, может быть.
- Мне холодно! Я же в одной рубашке, урод! Я же воспаление легких подхвачу
Трубников отошел от края могилы.
- Нет! Не уходи! Что ты хочешь знать? Про Токарева? Кто ты ему? Только не
ври, что родственник! У этой шмакодявки нет ни родственников, ни друзей!
Он брат мой сводный. Я про него с детства от отца знал. Я в машине сидел,
когда он из магазина вышел с хлебом. Хотел его по-быстрому в машину и по-
дальше отвезти. Он драться, кричать стал. Пришлось сразу, а в машину затащить не успел. Люди на крик внимание обратили бы. Дьяченко помог мне труп из морга забрать. А потом цену за эту помощь потребовал слишком чересчур. И полиция его допрашивала. Я побоялся, что он расколется.
- Наталья Михайловна знала, что ты сводный брат?
- Я ее не убивал. Я в окно к ней залез и рассказал, кто я. Она сама умерла .Я к ней даже не прикоснулся.
- Свидетельство о смерти Вадима, где взял?
- Димон сделал, дружбан мой. На компьютере сам сделал.
- Его адрес?
- Капустина, 10, квартира на втором этаже, сразу направо. Вытаскивай меня,
я все сказал. Что ты за дьявол? Откуда ты взялся? Я поделюсь, нет,  все тебе отдам. Моя по страховке получит, все отдам! Что тебе надо?
- Ты, кажется, хотел умереть? Некролог в газете твоя "вдова" уже дала.
Умирай! Со смертью не шутят.

Трубников вернулся к машине, достал мобильник, посмотрел на часы: третий
час ночи. Набрал номер телефона Виктора, поговорил с ним. Сел в машину и
отъехал подальше, Вскоре на кладбище появилась полицейская машина.

Днем в доме, где скрывался Полевой в Красном Сулине, провели обыск.
Нашли нож, которым был убит Токарев и Дьяченко .Нашли несколько копий свидетельства о смерти Полевого в результате инфаркта. Такие же копии обнаружили в квартире сообщника Полевого на Капустина. Страховая компания написала полиции благодарственное письмо за разоблачение мошенника. Сам Полевой написал много писем, в которых жаловался на бесчеловечное обращение. Он так и не смог объяснить, кто именно так жестоко столкнул его в могилу.  Никто из полицейских его в могилу не бросал. Они его, наоборот, вытащили, а то б он там до утра замерз.

В воскресенье Виктор вместе с Селивановой приехали домой к Трубникову
для серьезного разговора.
А ты хотел, чтобы я с ним кофе пил? - спросил друга Трубников, - если
надо будет, то не только в могилу сброшу, но и сам закопаю.
Я понимав, что он преступник, - сказала Селиванова, - но откуда такая
жестокость? Почему так много фотографий лежит у вас на столе? Можно посмотреть?

Не дожидаясь ответа, она подошла к столу, взяла в руки фотографию:
- Это класс, в котором вы учились? А что это за девочка стоит рядом с вами? Такая красивая!

- Стол накрыт, - сказала Людмила, - котлеты с картофельным пюре, яблочный
пирог, присаживайтесь.
Позвонили в дверь. Трубников открыл и удивленно отступил, пропуская Липковича с большим букетом цветов.
— Это для Людмилы, — объяснил Липкович. —  Как вкусно пахнет!
— Иди мой руки, — улыбнулся Трубников, — и присоединяйся к нам.