Пересекая границы

Вспоминая свою студенческую жизнь, я не могу не рассказать о поездке в ГДР. Тогда, в 70-е годы, на биофаке в летний каникулярный период проводили обмен студентами между нашим университетом и университетами соцстран. Формировали три группы – в Польшу, в ГДР, а вот третью страну я запамятовала. Отбирали студентов, хорошо учившихся, не чуравшихся общественной работы. Личная неприязнь какого-нибудь комсомольского комитетчика факультетского масштаба могла сыграть определенную роль, и студента не включали в список. Но более существенным препятствием были комсомольский и партийный комитеты районного уровня. Нас приглашали туда на собеседования. Готовились мы к ним со всей серьезностью. Нам надо было запомнить, например, структуру государственного устройства и партийного руководства страны, куда собирались выехать, надо было знать все «начальство» по именам. В общем, учили так, чтобы от зубов отскакивало, хотя понимали всю нелепость этого тестирования. Нелепость нелепостью, но ведь поплатился за свое легкомыслие один из наших студентов, «зарубили» его кандидатуру. А остальные, более усердные, благополучно преодолели эту политико-бюрократическую границу, отделявшую нас от границ географических.

Список составлен. Надо собираться в дорогу, готовить денежку на билеты, на проживание в чужой стране в течение месяца. В составе группы, конечно, не было тех студентов, кто жил на одну стипендию: они трезво оценивали свою финансовую несостоятельность и на поездку не претендовали. Но и попавшим в список пришлось просить родителей раскошелиться. Впрочем, большинство из них пошло на это с легким сердцем, ведь в поездке можно было отовариться дефицитом, обуться, приодеться, а это так важно для молодых!

Мне возразят, что в те времена для поездки за рубеж денег меняли так мало, что на них не разгуляешься. Согласна. Но для того и существовал у наших опытных руководителей, сотрудников факультета, регулярно вывозящих студентов за границу, план, с которым нас ознакомили на очередном собрании. Надо было закупить продукты и сэкономить «дойч» марки, завтракая и ужиная всем дружным коллективом в общежитиях тех немецких университетов, где нам предстояло ночевать. Понятно, что в таких случаях незаменима тушенка, да и копченая колбаса будет кстати.

Увы, среди наших студентов-москвичей не оказалось ни одного, приобщенного к «хлебным местам» столицы (а может быть, кому-то просто не захотелось афишировать свои возможности). Помогли номенклатурные связи на периферии. Папа одной из студенток руководил немаленьким заводом на Урале. Вот и поехали в пассажирском поезде из Свердловска в Москву, пересекая азиатско-европейскую границу, наши вожделенные банки тушенки и палки колбасы. А макаронами и крупами без проблем мы отоварились на месте. Главным теперь стало – не забыть каждому взять с собой посуду: чашку, ложку, миску.

Как красочно сервировались наши вечерние заграничные застолья! Поражало разнообразие мисок по цвету, размеру, материалу. Каждая имела индивидуальный облик и легко находилась хозяином среди общей посуды по приезде в очередной посещаемый нами гэдээровский город. Увы, до поры до времени… В Лейпциге мы пересеклись со студенческой группой из Ленинграда, не имевшей столь опытных руководителей, каких имели мы, а значит, хуже экипированной. В результате лишились мы половины нашей посуды, которую, уехав на экскурсию, легкомысленно оставили на кухне. Ленинградцев же с нашей посудой и след простыл! Этот инцидент подорвал нашу веру в «культурность» советской северной столицы, зато по-настоящему сблизил нас. Теперь мы разбились на пары и ели вдвоем из одной миски. Помню, как члены одной такой парочки поначалу ворчали друг на друга, а потом то ли в шутку, то ли всерьез стали проводить границу по содержимому миски. Некрасиво, но ведь, строго говоря, это ленинградцы перешли границу дозволенного!

Следует сказать, что и раньше в нашей группе происходило деление на парочки, и совсем по другой, не менее актуальной причине. Еще в поезде многие из нас присматривались к габаритам своих товарищей по поездке. Староста нашей группы Марина искала, например, однокурсника с сорок шестым размером обуви, а, найдя, агитировала его вместе посещать обувные магазины – у нее была благородная цель купить ботинки старшему брату. Сама же Марина вызвала интерес у другого, недавно женившегося сокурсника. По комплекции она очень напоминала ему жену. Как удивлялись немецкие продавщицы «скромности» русских, когда, выбрав несколько моделей женских брюк и передав их нашей Марине, этот молодой человек категорически отказывался заходить вместе с ней в кабинку для переодевания, а оценивал уже готовый результат. Очередной показ, и дверцы кабинки, распахнутые продавщицей, снова закрывались, так и не нарушив границ целомудрия.

Делились мы на пары и маленькие группки еще и потому, что нам не советовали в свободное от экскурсий время ходить по улицам и магазинам в одиночку. Скорее всего, это была простая предосторожность от того, чтобы не заблудиться в незнакомом городе, тем более знали мы по-немецки всего пару-тройку фраз, нужных для осуществления покупок. Им нас обучила сокурсница, дочка академика одной из союзных республик, которую папа уже вывозил за границу. Но главным и в ее «науке» была жестикуляция: «Цайген зи мир битте» (покажите мне это, пожалуйста), и энергичнее пользуйтесь указательным пальцем! А фраза «Их цален» (я плачУ) произносилась нашей «учительницей» с таким достоинством, что не копировать ее интонацию становилось невозможным. В общем-то, это были уроки актерского мастерства, а для успешного их освоения достаточно было преодолеть границы зажатости и скованности.

Бродить вдвоем или втроем по улицам и магазинам порой становилось очень утомительно, но опыт одиночных прогулок оказался неудачным. Мне, например, с трудом удалось добраться до вокзала в Галле, хотя я и затвердила два немецких слова, означающих «Главная станция». Ехала на трамваях с пересадкой, еле успела на перекличку. А вот однокурснику повезло меньше, он появился за пару минут до отхода поезда и схлопотал от нашего руководства внеочередное дежурство на кухне. За истрепанные нервы.

Что описывать увиденные нами немецкие города, их достопримечательности? Они до сих пор остаются на своих местах, а вот сам дух зарубежных поездок середины семидесятых годов претерпел за это время существенные изменения. И многое в прошлом теперь кажется забавным. Но продолжим… Наши ухищрения с тушенкой и колбасой дали свои плоды. Все дружно окунулись в шопинг. Покупали всё, что могли: от забавных заколок в волосы и сувениров до кофточек и брюк, и почти все купили, пусть не самую лучшую, гэдээровскую обувь. Недаром в нашем самодельном гимне была строчка: «Если кто и ошузеет, без него летим в Расею…» Шузы – для тех, кто подзабыл молодежный жаргон той поры – это туфли. Распевать такую песню о возможном «невозвращенце» мы совершенно не боялись. Во-первых, слово «ошузеет» маскировало другое (ошизеет, сойдет с ума). Во-вторых, мы находились, по сути, в ближнем зарубежье, хотя этот термин появился значительно позже. Все-таки ГДР, как и любая соцстрана, считалась не настоящей заграницей. Политического убежища там не попросишь. Да и были ли среди нас диссиденты? Сомневаюсь. А непомерного восторга перед «заграницей», переходящего в критику нашей советской жизни, никто себе не позволял. О «сексотах», по-моему, самые наивные студенты знали, и все мы без особых усилий держались в границах благонадежности.

К изобилию товаров в гэдээровских магазинах мы привыкли быстро, так же как к чистоте улиц, к немецкому порядку. К окрикам дисциплинированных немцев, когда кто-то из нас пытался на совершенно пустынной улице перейти перекресток на красный свет. Поначалу немного смущало поведение служащих в некоторых платных туалетах, когда почтенная фрау в рабочем халате бросалась перед тобой в кабинку и на глазах клиента наводила в ней окончательный блеск. Такая услужливость казалась излишней, и без того все сияло чистотой. И, конечно, туалет выполнял только свою прямую функцию в отличие, например, от туалетов московского ГУМа. Именно в этой поездке узнала я от наших руководителей о торговле в них дефицитом. Руководители оказались самыми активными среди нас покупателями, поскольку у них было, во-первых, больше денег для обмена, а, во-вторых, имелись жены, которые одевались в основном у спекулянток как раз в этом упомянутом мной месте. Одному из руководителей я особенно стала сочувствовать, когда позже познакомилась с его женой – дочкой партийного чиновника. Её потребности, понятно, определялись закрытыми торговыми базами, а мужу, на тот момент скромному младшему научному сотруднику и кандидату наук, хотелось «соответствовать». Вот и вез он ей вожделенный дефицит из ежегодных своих поездок со студентами за рубеж. Ради шопинга приходилось надолго расставаться с молодой женой!

Колесили мы по ГДР целый месяц. Где только не побывали! Попали и на побережье, в Росток. Здесь программа помимо экскурсий по городу и знакомства с очередным университетом включала также один день пляжного отдыха. Море было мелким, ветер по северному свеж, аборигены на пляже отгораживались от него полотняными заборчиками. Но приятно было растянуться на морском песочке, и почти вся наша компания в полной мере наслаждалась бездельем. Но оказались среди нас и студенты с неподдельным исследовательским духом. Они ненадолго куда-то исчезли, а вернулись посиневшими, продрогшими под холодным ветром и полными впечатлений от посещения пляжа нудистов. На этот изыскательский порыв мы, однако, ответили дружным хохотом, поскольку непременным условием появления среди нудистов было отсутствие всякой одежды, вид же наших замерзших «героев» и в плавках вызывал только сочувствие и желание их приодеть. И все-таки, молодцы ребята, преодолели границы своей стеснительности…

Интенсивная познавательная нагрузка, – а мы знакомились с университетами, научными лабораториями, музеями и галереями, ботаническими садами и зоопарками в более чем двадцати городах и городках ГДР, – чередовалась все же с отдыхом. Нам устроили как-то вечернюю теплоходную прогулку по Шпрее. Ходили мы и на концерт органной музыки в Ростоке. Один из вечеров мы провели в берлинском ресторане, поужинали под живую музыку. Но ресторанный оркестр подвел нас, так как никто из наших мальчиков не справился с обязательным в его программе парным танцем, похожим на польку. А вот на обычной студенческой дискотеке в том же Берлине нам удалось по-настоящему «зажечь». В невзрачном с низким потолком помещении на первом этаже университетского общежития собрались, наверное, все студенты, приехавшие из разных стран по обмену. Были там и немецкие студенты. Танцевали до глубокой ночи, хотя не всякий мог выдержать духоту танцзала. Она достигала такой степени, что с потолка на головы танцующих капал конденсат. Некоторые танцоры, однако, этого не замечали, так как сами успевали взмокнуть от усердия. Да, на эмгэушных танцах в залах и зальчиках главного здания с их высоченными потолками такого не могло случиться. Совсем другая кубатура. Зато в музыкальных вкусах не было никаких различий, здесь не ощущалось никаких границ!

Но вот пролетело это во всех отношениях жаркое летнее времечко. Пора было пересекать две географические границы в обратном направлении. Сейчас, как известно, их стало на одну больше. Но зато насколько легче они преодолеваются! Иногда об этом начинаешь сожалеть, уж очень много однокурсников уехало в девяностые годы за рубеж. Скорее всего, они осели там навсегда, их дети выучились в местных университетах, обзавелись семьями, вот и внуки уже есть – полноправные граждане чужой когда-то страны. Радуешься за них: живут в европейском или американском мире, который издалека кажется таким благополучным. Но подспудно огорчаешься – вот она, пресловутая «утечка мозгов», которые в родной стране оказались, увы, невостребованными. И эта легкая грусть усиливается, если мешает повседневная круговерть преодолеть зыбкие виртуальные границы и позвонить по скайпу или написать по е-мейл, окликнуть своих товарищей из их родного «далёка», которое ностальгия давно преобразила, как я надеюсь, в «прекрасное далёко»…