Глава 4. Её дом из книги Я вам устрою Сталинград

ЕЁ ДОМ.

   Десять лет назад Игорь привез её на окраину пригородного посёлка и показал развалины бывшего сельского клуба, который они с другом купили за цену, равную двум зарплатам. Развалины выглядели безрадостно - крыша обвалилась, провалы окон зияли,  кругом были разбросаны следы незатейливого деревенского отдыха: пустые бутылки, консервные банки и  прочий мусор.
    Но само место! Чрезвычайно уютное,  солнечное, радостное какое-то! И вид -  справа озеро, впереди и слева – поле, а за ним лес! Сзади – деревня. Красота и воля, много воздуха и свободного пространства. Сделав первый шаг по этой земле, Анна сразу же сказала Игорю:
- Я хочу здесь жить и умереть! Это моё место!
     Ему слова эти понравились, и они стали обживаться. Ездили сюда по выходным. Обрушили окончательно крышу, старую штукатурку со стен, две печи «голландки»; выровняли землю внутри дома. Денег на быстрое строительство не было, и Игорь доставал стройматериалы, где только мог. В основном, где плохо лежало, но кое-что, конечно, приходилось покупать. Поставили перегородки внутри, подняли стены на несколько кирпичей, перекрыли их бетонными плитами и поставили крышу. Окна закрыли железными ставнями. Эти работы сделали как-то быстро, ведь надо было закрыться и от непогоды, и от непрошенных гостей, которые так и норовили заглянуть в этот дом на отшибе.
    А потом всё остановилось. Соседи строились, как-то всё у них потихоньку прибавлялось, бани построили все, даже те, кто не умел, а у них всё стояло без движения… Земляной пол она закрывала лопухами, воды не было, помыться было негде. Весь двор был завален кирпичами, брусом, даже у соседей лежали доски, трубы, и она не понимала, почему месяцами ничего не делалось хотя бы из имеющихся стройматериалов. Игорь работал и подрабатывал, - строил другим людям бани и дома, а сам обходился минимумом удобств. Но Анне этого было мало, она готова была сама подносить кирпичи, помогать ему во всем, но он в свободное время возился с землей, ездил за грибами, ходил на рыбалку…
    Казалось, что он отдыхал от трудов, полагая, что свой дом подождет. Огромных усилий стоило Анне подвигнуть его на какое-нибудь дело. Сначала она его просила – упрашивала, потом обижалась, говоря, что у других женщин уже есть удобства, а у неё нет, хотя лучший на свете строитель – как раз её муж. Потом они ссорились. Обычно уже проходила половина лета, когда Анна с ужасом понимала, что скоро снова зима, а они ничего не сделали. Она отказывалась ездить в Дом, что было для неё очень, очень тяжело, и Игорь, видимо, с трудом преодолевая себя, делал что-нибудь. Например, настилал пол в одной из комнат, ведь и доски, и лаги и всё необходимое лежало здесь же, в штабелях.
     Среди своих трудов и забот Анна обязательно выкраивала полтора – два часа, чтобы прогуляться, - так она успокаивалась, набиралась энергии. Особенно нравилось ей поздно вечером ходить по полевой дороге до ближайшего леса. Дорога вилась среди пашен, вся заросшая спорышом, и идти по ней было так приятно, особенно босыми ногами. И было на этой дороге одно таинственное место, в котором происходили с ней странные вещи… На самом возвышении поля, откуда открывался прекрасный вид на озеро и  леса, его окружающие, была как будто невидимая дверь, люк или проход в совсем другое пространство. Она не могла дотянуться до него, но могла чувствовать, как т а м  бродят чьи-то мысли, обрывки фраз, мыслеформы, образы, опасно приближаясь к её сознанию. Именно на том месте, впервые, она сотворила с чьей-то помощью одно маленькое произведение.
    Это был год «великого» противостояния Земли и Марса, и она пошла в поле, чтобы увидеть, если получится,  приблизившуюся к Земле Красную планету. Она стояла на  т о м  самом месте, когда из – за вершин деревьев выползло на небо это размытое, огромное пятно…
    Слова, их сочетания, странные, незнакомые образы приходили в голову и были вначале чужими. У Анны была «дырявая» память, но эти строчки складывались, слова прочно цеплялись друг за друга, много раз повторялись и врезались в память. Она видела себя со стороны и говорила о себе:

* * *
Тихая дорога посреди черного вспаханного поля.
Она стоит на дороге и ждет Его появления.
Ночь теснит зарю за горизонт.
Новолуние – тоненький серп проявился на синем склоне.
Звезды всплывают из глубины и колеблются над головой.
Она смотрит туда, где хребтом динозавра
Чернеет лес у кромки поля…
Вот! Вот он появился! Марс!
Он восходит над лесом
Туманный, расплывчатый и огромный.
Доспехи его – темного золота,
Пробегают по ним сполохи багрового пламени!
Над озером гулко звучат выстрелы –
Сезон охоты начался, и птичья молодь
Мечется в небе, обезумев от ужаса.
Выстрелы эти – салют его появлению!
Ее лицо слабо светится в темноте,
В глазах – тревога и решимость.
За ее спиной – дом, в окнах его – свет и голоса.


Она – Земля, она жизнь и трепет, мир и молоко.
Он – грохот и бессонница, кровь и война, страх и страдание.
Август  две тысячи третьего.
ВЕЛИКОЕ  ПРОТИВОСТОЯНИЕ.

     Записать она его смогла только через несколько дней, когда  уже привыкла к мысли, что это её слова.



КАК НАПИСАТЬ СТИХИ,  ЕСЛИ ВЫ ПИСАТЬ СТИХИ НЕ УМЕЕТЕ.

    Анна сидела у своего Дома на «подиуме» - плитах перекрытия цокольного этажа. Это были счастливые минуты отдыха и ничегонеделания, простого созерцания окружающего мира.
    Стояли тёплые и тихие дни октября;  непривычное для этого сезона тепло было разлито в пространстве. Всё было неподвижно – дымчатый воздух, вода в озере, далёкий лес; и даже трактор шёл по полю медленно и беззвучно. Давно не было ветра, и березы стояли, отбрасывая синеватые тени и сохраняя все свои  желтые, совершенно сухие листья, уже давно бы упавшие, потревожь их ветер.    Солнце висело в одном месте уже так долго, что казалось - оно уснуло…      Анна смотрела вокруг, и блаженство окружающей праздной природы заполняло её душу. Чего-то хотелось, хотелось как-то выразить это красивыми словами, но она не умела даже два слова срифмовать. Она стала просто озвучивать то, что видели её глаза. Первые слова пришли из воздуха и устроились у неё в голове:

Желтые кроны, синие тени,
Солнце зависло в царственной лени.

     «Ух ты! Красиво получилось»! – подумала она. Посмотрела ещё раз на медленно двигающийся трактор, потом увидела в окне у соседа греющуюся кошку – та развалилась на подоконнике и тоже блаженствовала:

Трактор лениво ползёт по стерне,
Греется кошка в соседском окне…

     На озере вода была, как зеркало, неподвижна. Лодки покорно стояли, привязанные у берега, заросшего камышом. Анна перевела глаза на забор – к нему прислонились лопаты и грабли, с давно засохшими остатками земли на них:

Лодки уткнулись в берег лохматый,
И до весны отдыхают лопаты.

  Она уже не удивлялась – просто смотрела по сторонам:

Взят урожай, опустели поля,
Спит, обнажившись, сухая земля.

     Посмотрела на небо – там стремительно и почти бесшумно промелькнуло несколько  диких уток; в стоячем воздухе медленно плыла паутина:

Воздух белесый прошит паутиной,
В небе – прощальный росчерк утиный…

       За забором густо росла полынь, сейчас она была уже сухой и серой, но если её задеть, то от неё поднимался такой острый, горький запах. Утром она ходила в лес, и специально провела по ней рукой.

Запах полыни седой на заре.
Что происходит? Тепло в октябре!

     Она представила: скоро всё пройдёт, и придут холода, снег, и этот невыразимо прекрасный, неповторимый миг задержавшейся, замедлившей на пороге осени, уйдёт навсегда, и уже в таком виде не повторится. Люди  перейдут в тёплые дома, и будут ждать весну:

Скоро тяжелых снегов полотно
С неба падёт, но уже всё равно:
Ворох поленьев сухих у камина,
В комнате светлой о лете картина.

     Она подумала о нём, о связывавших их чувствах, вспомнила его взгляд:


Грустная нежность знакомого взгляда.
Всё ещё близко, всё ещё рядом.

   Вот так всё и закончилось, эти слова были последними, больше ничего ниоткуда не появлялось. Анна ещё раз повторила эти строчки – ей понравилось. «Если эти слова пришли м н е   в голову, значит, они мои? Получается – да. Ничего себе, я ж стихов писать не умею совсем, и никогда не писала! Что с этим теперь делать?»

     … И было так ещё раз, на том самом месте дороги, на возвышении, поздним вечером, почти ночью, в июне. По времени это была ночь, но - снизу темнота земли, ограниченная линией горизонта, а сверху темная масса облаков  - никак не могли сомкнуться. Между ними оставалась бледная полоска вечерней зари, она всё не гасла, а только медленно тускнела. Похоже это было на глаза засыпающего человека, который никак не смежит веки. Лес вдалеке, слабо различимый,  тоже ждал темноты, чтобы уснуть:

У июньской ночи медленные веки,
У июньской ночи лёгкая печаль.
Долго не смыкаются горизонта очи,
Нехотя уходит в сон лесная даль.
 
  За спиной лес был ближе, и от него тянуло прекраснейшим, морочащим голову запахом молодых березовых листьев, и ещё каким-то таинственным, влажным и терпким,  – от болотистой низины, скрытой в глубине леса, обросшей по краям осинами и черемухами. Звезды слабо проявлялись в вышине, но скоро засветится утренняя заря, и они снова померкнут:

Настояться звездам не хватает срока,
Темноты душистой скоротечен плен.
По лесам березовым жаркая морока,
У корней осиновых – прошлогодний тлен…

     Ей захотелось, чтобы «он» увидел её здесь, сейчас, когда она была в своей стихии, и понял бы её. Понял бы, что она неотделима от естественной среды, от всего настоящего, и  способна только на настоящее – чувства, эмоции…

Не зови, не мучай, не желай победы!
Темного, зыбучего пригуби вина,
Выйди в травы сонные, и ступай по следу,
В той июньской ночи я растворена.

    Потом было как-то совсем по-другому…
    Произошли эти чудовищные события в Беслане, съёмки происходящего были показаны по всему миру, и весь мир содрогнулся, огромное количество людей переживало по этому поводу. Биосфера Земли, её информационное поле были возбуждены и переполнены эмоциями, и она подключилась к нему совершенно неожиданно. Это  произошло самопроизвольно, без её усилий, но она моментально прониклась и почувствовала атмосферу далёкой от неё катастрофы. Волна ощущений нахлынула на неё, страшные образы вставали перед глазами и настойчиво, мучительно просили озвучивания:


Убитый город, город Беслан…
Тени живых бродят по кладбищу
Среди свежих могил,
Тени мёртвых возвращаются в город,
Где вчера ещё были живы.
Взгляды, высветленные отчаянием,
Встречаются со взглядами, вымученными яростью,
И над всем этим царит молчание,
Потому что нет слов  выразить
Доселе не случавшееся…

Горе, горе живым!
Скоро день сменится ночью,
И коварная постель примет их,
Чтобы начать бесконечную пытку.
Шорох, и тень, и скрип половиц,
И призраки слов: шепота «пить» и криков «мама!»
Они впиваются в душу, и до утра
Терзают измученное сердце…


Жизнь начинается там,
Куда не долетали крики
И звуки выстрелов,
А здесь – кажется, и птицы улетели,
И звери попрятались,
И вода ушла из колодцев.
И только Смерть, Хозяйка сентября,
Кружится, кружится в бешеном танце,
Вздымая пепел и прах
На школьном дворе…


Убитый город, что сможет
Теперь вернуть тебя к жизни?
Только дыханье,
Живое Любви дыханье,
В твои уста из уст целого мира.
Естественное дыханье.



* * *
      Так они и строились, в час по чайной ложке. Анна откровенно мучилась, глядя, как соседи провели отопление и стали жить в доме круглый год, а она ёжилась от холода, приезжая сюда в ноябре. Игорь иногда вроде бы начинал резко что-то делать, и делал, но потом опять устанавливалось долгое затишье. В одной из комнат лет пять  лежала штабелем фанера, а ей хотелось освободить её, чтобы покрасить пол и летом, когда приедут сестры, жить в ней. Она пилила  мужа года два, чтоб он убрал эту фанеру. Когда, со злобой и раздражением, он всё-таки перенес её на чердак, обнаружилось, что пол под этой стопкой и часть самой фанеры сгнили, пораженные грибком… Видно было, что он расстроился, засуетился, стал срывать доски, чтобы определить, насколько далеко зашло это бедствие. Заменить пришлось почти 2/3 пола. Анна думала, что такое зримое и явное предупреждение о вреде медлительности подействует на Игоря, но напрасно! Всё снова замерло. Соседи, у которых лежали их стройматериалы, стали потихоньку их использовать в своих нуждах, справедливо полагая, что они ему уже не нужны – столько ж лет прошло! Он относился к этим потерям  равнодушно…
      Хорошо, что хотя бы забор он поставил, а то первые два года они работали впустую – все их посадки вытаптывали и уничтожали деревенские недоразвитые дети. Забор был из высоких, двухметровых секций сетки, на мощных трубах, забетонированных глубоко в землю. Но недоразвитыми в этой деревне были не только дети.
     Вообще деревенский народ как-то поляризовался: кто хотел выжить – работали, держали хозяйство, и неплохо жили. Многие ездили на работу в город, а пропитание давали земля и домашняя живность. Кто не хотел цепляться за жизнь – те были обречены на вымирание: сначала воровали и сдавали металл, пили, сидели по тюрьмам, потом опускались окончательно и погибали. Раньше их бы заставили работать, и тем самым спасли бы от смерти, но сейчас работы не было,  и никому они не были нужны… Кто будет рожать много детей, наблюдая такую картину?   
   Так вот, возвращаясь к недоразвитым: однажды Анна с Игорем приехали в Дом, и она сразу пошла проверить все свои посадки. В углу сада у неё рос кустик лаванды. Она посмотрела туда и захлопала глазами – забора не было! Позвала мужа, и вдвоём они стали осматривать место чьего-то преступления. 100-миллиметровые железные трубы были согнуты, как соломинки; сетка, закрепленная на уголках, была порвана, словно тюль. На земле чётко просматривались широкие и глубокие следы с характерными рубчиками: наследил явно «Кировец»!  Здесь же, вдавленная колесом в землю, лежала фара. Игорь выковырял фару и пошёл с нею на машинный двор.
     «Кировец», очень неумело припаркованный, стоял там, стыдливо пряча свой пустой глаз. Двигатель его  ещё хранил тепло, а сзади был навешен широкий многорядный плуг.
    Следствие было коротким: трактористы сказали, что Равиль, который сегодня работал на «Кировце», 20 минут назад въехал на двор, резко тормознул, заглушил двигатель и буквально выпал из кабины, - так сильно был пьян. После чего уполз в неизвестном направлении, но, кажется, к дому. Игорь пошел по следам трактора и вскоре вышел на деревенскую улицу. У дома Горюнова Федора стояли мужики, окружив его «Жигулёнок»,  и о чём-то горячо спорили.
    Федор, возбуждённо махая руками, рассказывал, что он привёз жену из города и только она вышла из машины, как на единственную в селе улицу выехал «Кировец». С расстояния в сто метров было видно, что водитель уже перешёл на «автопилот»: трактор, которому деревенская улица была узка, с трудом придерживался  курса.  Поднятый в нерабочее положение навесной плуг мотало из стороны в сторону с такой амплитудой, что Федор, опасаясь за жизнь, схватил  жену за руку, и они оба скатились в кювет.
    Гигантская «расческа» из 12 стальных лемехов качнулась в их сторону и так причесала лысую крышу их «жигулёнка», что только искры полетели! Оставив на память о нечаянной встрече 2 глубоких борозды, трактор свернул на машинный двор.
    Мужики ржали, держась за животы. Всякие ДТП они видали, но чтоб плугом по крыше – такого ещё не было! Анна тоже подошла к ним. Она думала, и волосы шевелились у неё на голове: «А если бы он плуг не поднял?! Он же всю деревню сровнял с землёй и перепахал бы впридачу! Это же танк – дом запросто завалит!»      
   Вечером пришла жена Равиля и стала просить их не подавать заявление в милицию, муж её всё исправит. Через пару дней пришёл и сам Равиль, с двумя своими братьями. Кое-как они восстановили забор.
     Через два года Равиль погиб: ночью на дороге (он был на своей машине) у него заглох мотор, и он пытался остановить проезжавших мимо водителей. Кто-то, не заметив вовремя,  сбил его, и скрылся с места происшествия.

* * *
       Старший сын Игоря вырос, женился, стал хорошо зарабатывать, и купил себе за городом дом. Вернее, он поставил сруб. И тут началось!  То крышу надо было крыть черепицей, то то, то другое, - Игорь мотался туда по первому зову, и быстро справлялся со всеми проблемами. Ему нравилось помогать сыну, учить его строить. Тот рассчитывался с ним, говоря, что чем платить чужим людям, он лучше отдаст эти деньги отцу.
     Анна смотрела на это сквозь слёзы. Да, конечно, сыну надо помогать, конечно, конечно… В общем, получалось, что своего дома у Игоря не было, своей семьи тоже. Вот где вылезла разница в 16 лет! Он был уже глубокий пенсионер, а ей до пенсии было ещё пять лет, он жил в Доме постоянно, а она могла приезжать туда только по выходным. Она, кажется, созрела для того, чтобы узаконить отношения, а он уже перезрел и ему уже ничего не было нужно…
      В самой большой комнате дома опять образовался склад, и Анна снова начала приставать к мужу с просьбами – давай освободим, покрасим пол и поставим мебель!  Ничего не действовало, он самозабвенно занимался картошкой, помидорами. Эти несчастные помидоры Анна называла «висельниками»,  потому что они, прочно прикрепленные к натянутой проволоке, из-за сильных ветров  и перепадов температур выглядели настолько жалко и горестно, что хотелось плакать. Рядом, у забора, уже 4 года лежали штабелем старые рамы.
- Ну сделай хоть временную тепличку, рамы даром стоят, а помидоры загибаются! Урожай же будет больше, ведь они у нас не растут, а мучаются!  - просила она.  Но напрасно: он был глух к её стонам.
       В один прекрасный день она, оценив объем работ, взялась за большую комнату сама. Что могла поднять – переносила в прихожую, что не могла – ставила на кусок паласа и тянула. Через 3 часа непрерывных усилий комната была освобождена. «Вот так и строилась китайская стена, - подумала Анна, - на глаз кажется невозможно – а практически всё осуществимо». Муж зашел в дом, посмотрел на пустую комнату, ничего не сказал. Назавтра они её покрасили, и на следующих выходных она уже была обставлена мебелью и устлана коврами. Как показалось Анне, ему самому понравилось то, что получилось.
   К десятому году  жизни в Доме все три комнаты были приведены в жилой вид, кухня – в рабочее состояние, в туалете уже стоял «горшок», а за предыдущий год ещё и провели отопление. Скважина была пробурена, вода подведена, правда, водонагреватель стоял нераспечатанным уже пару лет в кладовке, и Анне предстояло опять заставить мужа сдвинуться с места и подключить его. Ледяная вода из скважины была невыносима для её рук, и она каждый раз как бы невзначай говорила ему об этом, прося о теплой воде, как о хлебе насущном…   
    «Дом» для Анны был чем-то большим, чем сооружение из кирпичей, дерева и железа, она воспринимала его, как живое существо. Сначала они воздвигали его Тело, оно получалось крепким, просторным и функциональным. «Тело» органично вырастало из земли, и было её частью, вместе с окружающим его пейзажем.
   … Как-то весной, ранней весной, в конце марта, она вышла на улицу. Солнце не пробивалось через облака, но они, согретые его лучами, были теплы, и между облаками и поверхностью земли, ещё полностью покрытой уже чуть осевшим и повлажневшим снегом,  было что-то такое, такое возбуждающее, морочащее сознание, как перед пробуждением. Да ещё воробьи расчирикались по-особенному звонко и тоже чересчур возбуждённо.
    Она прошла в сторону озера, вступила на слегка подтаявший лёд, увидела, как у стеблей сухого прошлогоднего тростника образовались крошечные лунки, вдохнула этого живого, влажного воздуха, и вдруг почувствовала, как вся земля под снегом напряглась, как напружились деревья и кусты, оживающие где-то глубоко под снегом трава и вода. Она и сама внезапно попала в этот могучий, оживляющий поток, ощутила себя естественной частью природы,  и зазвенела, завибрировала, как натянутая струна…

* * *
Она выходит на знакомую землю,
И воробьи, стайкой слетевшие с крыши,
Ей сообщают, что время весны пришло,
Хотя цвет у всего ещё белый.
Почувствуй, как неумолимо
Творятся неизбежные изменения!

Запах умирающего снега,
не успев стать печальным,
становится запахом новорождённой воды,
упрямо стремящейся в низины.

Озёрной воды тяжелая линза
Ещё окована синими льдами,
Но рыбы поднимаются из глубин,
И холодными губами
Приникают к стеблям тростника,
Чтобы вдохнуть воздух свободы.

Грачи галдят в ещё прозрачных кронах,
Обустраивая старые гнёзда,
Растрёпаные зимними ветрами.
Далеко-далёко трепещут крыльями птичьи стаи,
Торопясь к исчезающим снегам, -
Украсить песнями это короткое лето.

Соки деревьев начинают свой разбег,
Вопреки закону тяготения –
От корней к кронам,
от Земли к небу!
Они наполняют ветви
и распирают зародыши-почки.
Придёт миг – и они взорвутся,
Разметав зеленые брызги!

Среди всеобщего шума
Слух человеческий ищет звук,
Соответствующий времени,
Издревле в генах запечатленный:




Звук бронзовых колоколов, вознесённых в небо,
Тягучий и протяжный,
Щедро заполняющий пространство.
Имеющий душу да услышит их.
СКОРО ПАСХА!

    Странный у колоколов звук – при каждом ударе «языка» от колокола как бы отрывается невидимый энергетический сгусток, сфера, и, плавно вращаясь, плывёт по воздуху, гул то громче слышно, то тише, и это завораживает.
 
* * *

   Как-то, оставшись ночевать в Доме одна, она, уже лёжа в кровати, стала прислушиваться. В городской квартире всегда присутствовали какие-то звуки, шорохи, скрипы и стуки, она была «живой», а Дом – молчал! Тишина была абсолютной, и поэтому страшной.   
    Некстати вспомнилось, как на днях, уезжая в город, они с Игорем ехали по отрезку дороги, соединяющему поселок с трассой, и она вдруг увидела, как слева, по полю, шёл человек. Почему-то она сразу взглядом зацепилась за него, что-то было в нём странное.
    Во-первых, там не было никаких тропинок, а одна только высокая трава, и обычно там никто не ходил, люди ходили по дороге. Во-вторых, человек был весь одет в чёрное и как-то крупноват он был: до него было метров 300, а выглядел он довольно большим. И сама его походка была какой-то странной, он шёл, размашисто двигая руками, а верхняя часть туловища была наклонена немного вперед. Между машиной и ним были большие стога сена, «весовая», ряд деревьев, чуть дальше был угол двух дорог, и шёл он непонятно куда…
     Анне хотелось, чтобы он посмотрел в их сторону, а то весь такой чёрный. Она вывернула шею почти на 180 градусов, чтобы не упустить его из виду, когда человек, видимо почувствовав её взгляд, оглянулся… Лицо его тоже было чёрным – всё! Сердце у неё остановилось: она вспомнила, где видела такую походку! Это было на единственном видео, запечатлевшем снежного человека (его часто показывали по телеку), - «этот» шёл точно так же.
    Ещё немного, и они проедут перекрёсток, и тогда «Он» будет виден в фас, и совсем близко, он будет идти прямо на них. После поворота, когда открылось поле, никого на том месте уже не было. Она не видела «его» всего лишь несколько секунд - куда же он делся?! Человек не смог бы спрятаться так быстро, да и незачем!
   И вот теперь она была в доме одна, а «он», возможно, бродил где-то неподалёку…      
     Анна поняла, что пришло время созидать душу Дома. Как ей подсказывало подсознание, для начала надо было освятить его, зажечь свечи, внести «живого» огня, поставить живые цветы на подоконниках, и обязательно устроить шумный и веселый праздник новоселья. Она хотела пригласить своих подруг с детьми, привезти музыку, чтобы все попели, дети покричали   и залезли во все углы, чтобы звучали пожелания мира и благополучия, и чтобы стены это впитали и запомнили. Она понимала, что сделать всё это может только она, и очень хотела поскорее осуществить задуманное. Но муж снова был глух. У него самого, похоже, не было души, и он не понимал её желания. Так её мечта и не осуществилась…
     Ей казалось, что Дом без души будет быстро разрушаться, да так оно и получалось: ещё в одном месте завелся грибок и пол стал деформироваться, пауки  активно заплетали все углы, двухвостки и мокрицы лезли из всех щелей, ведь она не могла его заставить прибить плинтуса. Невозможность сделать то, что она считала необходимым, его глухота к просьбам, мучили Анну невыразимо. Дом ждал от неё действий, а она была связана по рукам и ногам, ведь ничего делать самостоятельно муж не давал. Оправдываясь необходимостью работать с землей, а её было 17 соток! – он практически всё время только ею и занимался. Там ещё три человека нашли бы себе работы на весь сезон! 
     В самом начале строительства Анна привезла целый мешок газонной травы, предлагая засеять всё свободное от деревьев и кустов место, чтобы не дать сорнякам расползтись по всей территории. Сезон прошел, муж увез мешок в гараж, где его за зиму сожрали мыши, а сорняки завоевали всю свободную землю… Так как дом стоял на отшибе, лицом к полю, то и климат на участке был, как в поле. Большинство культурных растений не росли, многолетники загибались через год, и Анна стала приносить из леса цветы и садить их на грядки. Они принимались, цвели и радовали глаз. Но со временем Игорь, как будто нечаянно, вырубал их. Каждый раз, обнаружив пропажу, Анна плакала от обиды, но муж всегда находил себе оправдание:
- Я не знал, что это твои цветы, думал – сорняки. Ты хоть говори мне, где ты садишь!
Она говорила, но травля продолжалась… Как-то Анна купила набор плоскорезов-культиваторов, с помощью которых было очень удобно обрабатывать землю, не нагибаясь и даже особо не напрягаясь. К ним надо было приделать черенки. Игорь взялся за дело.
- Кто придумал такую ерунду?!  Ты думаешь, этот «крючок» тебе сам землю обрабатывать будет? Ты  понаклоняйся за каждым сорняком, да корни-то повыкапывай, - тогда толк и будет! – начал он раздраженно.
- Орудия  труда надо совершенствовать, а эти культиваторы хорошо снимают нагрузку с поясницы. Я ж не просто так купила, мне уже несколько человек посоветовали – за день можно весь сад пройти, взрыхлить и прополоть.
- Это ленивые тебе посоветовали, сами не хотят трудиться, и тебе, дурочке, советуют, а ты уши и развесила! – он со злобой стучал молотком по ручке культиватора, стараясь выпрямить угол.
- Не выпрямляй! Этот угол специально сделан таким, чтобы  удобно было работать! – испугалась она за свой инструмент, но было поздно – ручка лопнула посередине, части разлетелись в разные стороны…
     Анна отвернулась и быстро пошла в дом. Там она села за стол, обхватила голову руками  и стала ругать себя: «Ну зачем, зачем я его попросила! Доплатила бы ещё сто рублей и мне бы в магазине сделали! Даже поработать не успела»! Игорь, видимо, устыдился, долго возился во дворе, соединяя треснувший металл, и выдал ей оба «крючка» в рабочем состоянии. Потом он не раз сам работал этими культиваторами, но незаметно от неё.
    Ей трудно было понять, что было причиной такой нетерпимости, почему он старался искоренить плоды её трудов, и вообще исключить её участие в обустройстве дома и сада. Теперь-то она знала – чтобы с полным правом сказать: «Ты ничего здесь не делала, всё - моё». Он давно замыслил остаться в доме единственным хозяином и не делиться ни с кем, и расчетливо подготавливал почву.  «Странно, - думала она, - ведь я не выкопаю пол-дома из земли, и не увезу в неизвестном направлении. Он-то в любом случае остается полноправным хозяином в этом доме. Это мне нужны законные основания для спокойной жизни здесь. Что будет после меня – меня не волнует, но меня сильно волнует…» Тут мысли её спотыкались от непривычных представлений.
    «Меня волнует, что будет со мной и Домом, если Он Уйдет Первым. Если Первой Уйду Я, проблем не будет ни у кого». Как распорядится судьба, не знает никто, но в случае, если она останется один на один с его детьми, - Анна знала, что ей опять предстояло бы стать благороднее и бескорыстнее всех. Сыновья, не принимавшие никакого участия в строительстве, просто продадут Дом, даже не вспомнив о её существовании.
     «Я распорядилась принадлежавшим мне имуществом так же бездарно, как и моя страна, - думала  Анна, - когда уходила из восточной Европы. Проявила великодушие, подарила свою долю другим народам, не потребовав никакой компенсации. О своем народе не подумала, его лишила значительной части  материальных благ. А я дочь свою лишила наследства, десять лет батрачила там, как дурочка, лучше бы отдыхала и валялась на пляже, или в лесу цветочки собирала бы вместе с ней».

    Она уже знала, что человеческая воля – колоссальная сила, и всегда помнила «Я – как моя страна». По воле одного человека были сооружены  египетские пирамиды  и Великая китайская стена. А при отсутствии воли рушились тысячелетние империи и обширные государства. Её страна сейчас была в совершенно распущенном состоянии, расслабленная и безвольная, на её бескрайних просторах одни гребли под себя несметные богатства, другие еле-еле перебивались.
    «А ведь если так будет продолжаться  ещё какое – то время, мы все пропадем, и страна пропадет! – Анна подумала об этом с отчетливым страхом. - Вот у китайцев есть воля! Наши уже 90 лет вкладывают в сельское хозяйство миллиарды, а недавно я услышала и ушам своим не поверила, как зам губернатора говорит  о достижении - коровы дают 3000 литров молока. Ведь я же была маленькая, когда первый раз услышала, что коровы в России дают 3 тыс. литров молока, а надо бы 5 – 6! Уже 40 лет прошло, миллиарды вложены в сельское хозяйство, а цифра всё та же! А китайцы действуют: за один год, да нет, за 3-4 месяца построили копеечные теплицы и вырастили в них огурцов столько, что я в первый раз в жизни наелась их уже в июне по 20 руб/кг!  Вот это результат! Они нас подавят, пересилят и без оружия…»      Тут Анна вспомнила про Дом, как она сажала огурцы в июне, а урожай собирала в сентябре и октябре, когда уже и не хотелось их есть. Вспомнила и лежавшие рядом рамы…
    Нет воли – ничего и не будет! А соберется и начнет действовать один человек – это уже маленький шаг для  страны. А если людей сотни и тысячи!? Страна поднимется такими людьми, их общей волей, а не президентом и премьером.