Кабачок

Колька бежал не чувствуя ног, по тропинке почти не смотря вниз, было некогда, его заметили и старый еврей готов был перегородить путь, не успел, пацан вылетел на дорогу и быстро пошел к своему участку, дорога общая и старик не мог ничего поделать.
 Каждый раз, возвращаясь с залива приходилось пацану выбирать, идти в обход или чесать по чужому участку, вроде и недалеко в обход, но пацан есть пацан, снова и снова перся через чужой огород и не просто чужой, а даже враждебный, так как хозяйничал там старый еврей Костыль. Имелось конечно у него и имя, может из взрослых кто и знал, но Колька никогда не слышал что бы еврея называли по другому. Костыль был лют и нелюдим, прихрамывал, а по тому всегда имел при себе костыль, даже на взрослых не раз бросался с костылем и веслом, пытавшихся проследовать по его участку, никто с ним не связывался и все предпочитали путь в обход, но не Колька, снова и снова сворачивая кровь еврею, несся вперед с рубахой пузырем и верой в свои быстрые ноги.
 Про еврея забыл почти мгновенно, такие происшествия были мелочью в жизни Николая, но что-то не давало покоя - это что-то лежало на тропинке Костыля, пацан заметил краем глаз и даже немного задел ногой, округлой продолговатой формы, похожее на дыню и на арбуз одновременно.
 Колька рос один, хотя были у него и мать и бабка, даже отца еще не успел забыть, исчезнувшего из его жизни пару лет назад, просто ушедшего на работу и не вернувшегося... разошлись, не понятно пояснила бабка. Мать была всегда на работе, бабка, старая каторжанка тоже всегда в трудах и Николай был предоставлен сам себе.
 Конечно, его воспитывали, за особые заслуги даже пороли и шлангом и проводом от кипятильника, чем придется, до чего рука дотянется, но такие мелочи не могли омрачить счастья от свободы, предоставленной обстоятельствами и временем, на которое пришлось детство.
 Родился Колька на поселении в Сибири, в поселке названном в честь железного Фелекса, вместе с такими же детьми сосланных волжских немцев, бандеровских семей, освобожденных пленных. Жили все вместе, но кто за что сидел и за что сослали, детей как правило не посвящали, да и неважно было это ребятне. До сих пор этот поселок существует и живет там много потомков этих первых поселенцев, хотя с течением времени сильно разбавленных приезжими.
 Бабушка была "врагом народа", раскулаченная в начале двадцатых и не выдержавшая новой власти уехавшая в Монголию, в последствии вернувшись, сразу же угодившая в зону на десять лет, а затем получившая бессрочное поселение.
Детские воспоминания Николая не самые радужные, но такие какие есть, барак на сорок восемь комнат по девять метров, сквозной коридор с двумя выходами и общим огромным туалетом на улице, с двенадцатью отверстиями в полу.
 Жили все бедно, но почему то весело, праздники встречали, поминали, играли свадьбы - всегда гурьбой с соседями и детей было много, рожали не смотря ни на что.
 Колька был не избалован, совсем, ел что дают, а фрукты видел в основном на картинках, конечно случалось пробовать, но крайне редко и на праздники, мандарин в подарке на Новый год, да битые арбузы привозимые на ферму с овощебазы, иногда яблоки из сельпо по распределению.
 Было настоящей радостью, когда мать получила шесть соток в дачном кооперативе почти у залива, свой огород.
Отец сколотил щитовой домик из ящиков собранных на свалке аэропорта, где работал трактористом и все лето Колька стал проводить там с бабкой, рыбача и занимаясь другими не менее важными мальчишескими делами.
 Пацан пил чай с хлебом посыпанным сахаром и смоченным водой, тоже лакомство, но вкуса почти не ощущал, мысли его были там - на тропинке с неведомым фруктом. То что это был фрукт, Николай не сомневался, мог старый черт вырастить что-то необыкновенное, мог, сам был почти сказочным персонажем и то что этот фрукт скоро отведает душа, Николай не сомневался тоже.
 Надо сказать что местные не выращивали перцы и кабачки до недавнего времени, совсем, я сам увидел как они произрастают довольно поздно в жизни, после того как покинул эти благословенные места, почему - не знаю, хотя сейчас без этих растений трудно представить любой огород. Для Кольки, самая настоящая вожделенная диковина.
 Когда у пацана есть план и цель, остановить его практически не возможно, что и произошло. Отправившись вечером на рыбалку Колька на обратном пути увел предмет своей страсти, просто сорвав его с грядки и утащив на чердак.
Разочарование было полным, пацан даже чуть не расплакался, фрукт был не вкусен совсем, противный, как сырая картоха, только мягче, для чего выращивать то, что есть невозможно, думал пацан.
 Николай выбросил раненную, разрезанную экзотику прямо в отверстие чердака, нисколько не заботясь о последствиях, ему бы спрятать, закопать подальше от греха, но мой герой не был искушен в таких делах.
 Старый черт заметил пропажу утром, вой с матом раздались с его участка, соседские собаки всполошились и завыли, но это было только начало. Поговаривали что старик, работал до пенсии в НКВД, слухи были разные и ходил он всегда в синих штанах с тонким красным кантом, а такие носили работники милиции. Я до сих пор не понимаю, как еврей мог проработать много лет в этой организации и с почетом уйти на отдых.
 Расследование обворованный проводил тщательно, опрашивал соседей и исследовал соседские участки, кабачок был успешно найден, да и быть по другому не могло, собственно никто его и не прятал.
 Все это время Николай отсиживался на чердаке, Костыль внизу с матами пытался предъявить претензии бабушке и видно сильно перегнул, назвав её каторжанкой.
Расовые, религиозные, а тем паче социальные отличии спят в нас, но порой достаточно искры, всего одной, что бы вековая ненависть выплеснулась через край.         Старая монголка до поры сдерживалась, но когда было задето её прошлое не выдержала, раздался грохот и вой Костыля, бабка била его поленом, а после еще и гнала по дороге.
 Колька конечно получил свое, был нещадно бит шлангом и еще дня два скрывался от родственников, то на заливе, то на чердаке. Все когда то заканчивается, закончилась и эта неприятность с фруктом, так думал пацан, но не старый еврей, что и подтвердилось позже.
 Костыль ничего не забыл и как то уже по осени, прихватил пацана в сарае, Колька копался в хламе и не заметил как старый черт заслонил проем двери, отрезав путь к спасению.
 Николай терпел, когда старик понужал словесно родственников и самого виновника разными матерными словами, называя каторжниками и даже когда больно ткнул костылем в грудь, но старый черт перешел грань, невидимую черту, за которой перестают действовать сострадание, человеколюбие, прощение, закон, плюнув в лицо пацану.
 Дальнейшее происходило как в тумане, старик был много больше и мощней, не изработался на должности в расстрельной команде, как оказалось позже, поэтому первый удар и получил кочергой подвернувшейся под руку, затем пацан его только пнул несколько раз и выбежал из сарая, оставив черта с окровавленной рожей и причитающим, что его убили враги.
 Кольку поставили на учет в милицию, еврей здравствовал еще долго, прожив 96 лет, даже сватался позже к бабушке, за что получил поленом еще раз. Участок, облагороженный и с новым красивым домом был продан. Умерла бабушка на 92 году жизни, старых поселенцев почти не стало, снесли давно бараки...а воспоминания остались, там глубоко внутри остались - на всегда...