Что пройдёт, то будет мило ч. 1

                (Обзор очередной, в чреде многих, книги журналиста и писателя, долгое время исполнявшего обязанности главного редактора областной газеты Павлодара «Звезда Прииртышья» Юрия Дмитриевича Поминова.
Книга внушительная по объёму (почти 300 страниц) и автобиографическая по содержанию, но, как и в предыдущих книгах, это не только и не столько портрет авторского  «Я», сколько – картина времени, в котором, жи*ло и живёт это авторское «Я». Причём, выписанная ярко, убедительно и, что особенно привлекает, с подробностями, часто не столь уж важными, но врезающимися в память и помогающими лучше понять и само время, и настроение людей, в нём живущих.

Поступление в КазГУ (А-А) на журфак сельского паренька, успевшего пару лет поработать в районной газетке.

«На экзаменах мне, в общем, везло, и срезаться я мог всего лишь раз – на истории. Экзаменаторов было двое, оба казахи, - массивный пожилой инвалид.., заваливавший  абитуру  направо и налево, и невысокий, живой, как ртуть, мужик средних лет с курчавой головой. Ему я по счастью достался и поплыл на одном из трёх вопросов (там было что-то из истории древней культуры)…

Недолго послушав меня, он заглянул в экзаменационный лист, помог наводящими вопросами и, уточнив между делом: «Сельскую школу заканчивал? -  подытожил: - Четвёрки будет достаточно…»Быстро расписался и добавил: «Теперь поступил!»
Я не сразу понял – о чём это он,  и он повторил: «В университет поступил».
(Кстати, с этим преподавателем, известным в КазГУ человеком, мы потом познакомимся ближе. Бахтажар Мекишев создал и много лет возглавлял университетское общество «Семь  муз», которое устраивало встречи с людьми культуры и искусства, разного рода знаменитостями, наезжавшими в Алма-Ату.
Мекишев был душой этого общества.

Не живший в советское время узна*ет, а живший – вспомнит ежегодный «третий семестр в учебных заведениях (и не только) СССР.
Ю.П. ещё до начала учёбы попал «на табак», где была тяжёлая, а главное, вредная работа, антисанитария, и где он подцепил желтуху (гепатит), которую долго в медпункте университета не могли диагностировать, а потом, уже в запущенном состоянии свезли в «инфекцию», где парень провалялся месяц, нагоняя потом упущенное. Но учился хорошо, серьёзно и старательно.

Начало книги посвящено КазГУ и учёбе в нём.

Удивительно, но Ю.П. не только вспомнил и назвал (может уже тогда готовился серьёзно к своей специальности и делал записи) всех преподавателей журфака, но и сумел точно и метко их характеризовать, увидев и поняв отличительную черту каждого.
Например, Михаил Васильевич Мадзигон, читавший студентам Байрона и Шелли: «Он никогда не заигрывал со студентами, не стремился завоевать их расположение. Он вёл себя с нами как равный с равными, великолепно делая при этом своё дело, не пользуясь никакими записями. Никогда не зверствовал на зачётах и экзаменах.
Тамара Михайловна Мадзигон напоминала мне высокую, красивую белую птицу. Она писала стихи и вела в университете  «Поэтические пятницы». От неё в первый раз услышал имя и фамилию – Осип Мандельштам.
Не могу сказать, что лекции Т.М. легко усваивались. Она не делала скидок на наше, что уж греха таить, отсталое гуманитарное прошлое, в котором если и была литература, то преимущественно приключенческая или детская. На её лекциях надо было напрягаться и думать».

Ряд  преподавателей запомнился очень внимательным отношением  к появлению у студенчества первых робких ростков литературного дарования.
С большой благодарностью автор вспоминает Юрия Алексеевича Крикунова, благословившего первые  его «блёстки», в многотиражке, а так же выпускника Ленинградского университета С.К.Козыбаева, сыгравшего в глухие партийные времена роль  свежего ветра и ставшего подлинным пионером в создании именно казахской журналистики.

Много было  и кажущихся сегодня несовпадений со строгим несвободным временем: факультетская стенная газета «ЖУРНАЛИСТ» растягивалась на  десятки метров коридорной стены, была интересной, читабельной. По её материалам спорили, полемизировали, учились подлинно журналистскому ремеслу.
А ещё… личное, интересное и важное: в этой стенной газете автор-третьекурсник прочёл понравившиеся ему стихи первокурсницы Ольги Григорьевой, с которой и по сей день в любви и согласии делит хлеб и ложе. «Однажды она прислала мне по почте из Минска письмо со стихотворением, первую строчку которого предложил ей я:
Напиши мне  письмо на берёзовых свитках
В необъятности снегом покрытых полей.
А в конверт не клади слов застывшие слитки –
Лишь немного тепла и заботы своей.
Пусть не буквы в словах, а разбухшие почки –
Я, тебя дожидаясь, весну тороплю.
А в конверт положи лишь одну только строчку –
Лишь одну только: помню тебя и люблю!
Напиши мне письмо на берёзовых свитках
В необъятности снегом покрытых полей.
Тот конверт оберни не почтовою ниткой,
А тесьмой улетающих вдаль журавлей.
Напиши мне письмо…

Одна из подглавок про КазГУ называется «Общага»

Общага – важная ипостась студенческой жизни, совершенно особенной, не похожей на ту, которою живут «домашние».
Здесь свои законы, неписанные (хотя есть и писанные), но довольно строгие и соблюдаемые неукоснительно. А то если «чо», то и вылететь недолго. Создадут тебе такую «атмосферу», что сам уйдёшь.

При всей жёсткости студенческих законов, они прививали чувство локтя, товарищества, взаимовыручки, наконец, альтруизма.
«На каждом этаже была просторная кухня с электроплитами. Здесь я как-то в один заход нажарил три или четыре сковородки картошки (мне её по случаю забросили целый мешок), сам оставшись полуголодным, поскольку съедали её быстрее, чем я успевал принести очередную порцию…)

Любые комнаты общаги не были табу ни для кого, поэтому случались иногда и кражи…
А куда же без них!
Однажды Ю.П, получавший самую высокую стипендию им. К. Маркса, отложил деньги на покупку нового костюма, но ко времени покупки денежки «тю-тю»,  а воришку так и не нашли.
И, тем не менее, общага осталась в памяти,  как одно из самых дорогих воспоминаний.
 «Они, как калейдоскоп, в котором  яркие картинки быстро сменяют друг друга и почти никогда не повторяются.

В общаге же я отмечал с однокурсниками нашу с Ольгой свадьбу. Мы так весело и бесшабашно гуляли на ней…
Лучше всего, конечно, здесь было весной, которая в Алма-Ате сама по себе чудо.
То было действительно прекрасное время… Ещё и потому, наверное, что мы были молоды и беспечны…»

                Однокурсники
Что очень привлекает в манере письма Ю.П, так это умение вплетать в любые главы характеристики людей своего окружения. Так что « долгая дорога течения книги» знакомит читателя со многими интересными личностями, жизненный путь которых пересекается с авторским.

Помнит  и рассказывает вовсе не бегло, а подробно о всех перипетиях судьбы.
Пашка – единственный ребёнок в благополучной семье. Способный, но «разбросанный», так и не завершивший образования, не создавший крепкой семьи, ничего путного в жизни не  свершивший.

Полной противоположностью был Толян Егоров, портрет и жизненный путь которого выписан с такой любовью, что в их дружбе с автором сомневаться не приходится.
Центральные годы «трудового семестра» пришлись на невероятно сложные и в политическом, и в экономическом плане времена развала огромной страны, перестройки духа,  тела и мировоззрения. Автор с болью рассказывает о всех перипетиях  друга, заставивших его – великого патриота, уехать  в Грецию, начать всё с начала, с нуля (язык, подтверждение диплома, докторскую и т.д.
Всё выдержал Толян, поднявшись на самую вершину интеллектуальной элиты.
 
Кстати, его очерки о Греции печатались в  нескольких номерах «НИВЫ» (Астана). Я читала их с большим интересом, не зная ещё о том, что автор – друг Ю.П.
Так Толян как бы вновь вернулся в Казахстан, став «золотым пером» центральной газеты «Казахстанская правда».
Поистине пример мужества.
Как трава через асфальт.

                Васька (Дмитровский)
(Кстати, как бы странное звучание имён в книгах Ю. П.(а я их прочла целый ряд): брат Петька (кандидат филологических наук, написавший к этой книге блестящее предисловие), Пашка,  Васька не от невоспитанности, а скорее от близости, идущей от самых деревенских корней, от Земли).

Совсем не похожий на остальных друзей: обожал горы, где и родился.  Там, в горах, ещё его родители в укромном уголке построили хижину, туда и приводил Васька своих друзей.
Васька долго и упорно искал свой путь, позволявший ему как можно больше  заниматься своими увлечениями, которых было немало.
Чем же сердце успокоилось, выражаясь языком карточных гаданий?
Прекрасной семьёй, великолепным домом, построенным собственными силами на возвышенности, окружённой орловскими лесами, где было «навалом» работы для всей семьи и где её окружала трудноописуемая красота.
 
Удивительная память Ю.П. удерживает ещё много интересных воспоминаний, деталей, характеристик  друзей и однокашников, не все из которых пошли по журналистской стезе.
Это становится вполне понятным, если вспомнить и представить себе хаос 80-90 годов ушедшего века.
А что же девушки? Их ведь тоже немало училось на журфаке?
Но…
Воспоминания о них настолько дороги автору, что переносить их на бумагу не решился, заметив лишь, что большинство девушек влияли на него благотворно, приохочивали к хорошей музыке, культуре поведения и быта, одежды и общения, что для паренька «от сохи» было нелегко, но очень нужно.
Уже по этим кратким воспоминаниям и столь же кратким характеристикам можно судить о более высоком культурном и интеллектуальном развитии женской половины факультета.
                (Продолжение следует)