Эффект сто первой обезьяны. глава восьмая

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СОТВОРЕНИЕ

Эдемский сад встретил Иего, как всегда, радостным хоралом златокудрых эльфов в инструментальном сопровождении фей, нимф, дриад, психей, фавнов и прочих Фейри, обладающих развитыми верхними конечностями и подвижными фалангами пальцев, способными бегло перебирать струны, клапаны и клавиши всевозможных музыкальных инструментов, которые в отдаленном будущем должны будут появиться и в феноменальной материальной форме уже на ранних этапах заселения человечеством земли. Разумеется, вначале – самые примитивные – всякие тамтамы и дудочки из тростника, но в дальнейшем они претерпят значительные усложнения, по мере развития самого человека и его способности к коллективным действиям. Например такой сложный и гигантский инструмент, как орган (в эдемском саду такой был пристроен в специальном гроте – среди орхидей и магнолий он как-то не смотрится), который возникнет на земле в эпоху так называемого средневековья – в одиночку ни один мастер не построит, он будет только руководить работами. Впрочем небольшие особо качественные инструменты – вроде вон той лютни или вон этой виолы – всегда будут изготовляться мастерами в одиночку, коллективное изготовление только ухудшит их качество. Впрочем пока это только ноуменальные проекты, из которых состоит весь эдемский сад, и стоит Иего только пожелать, как в одночасье исчезнут и эти фантастические растения, и облагороженные животные, и милые Фейри со своими музыкальными инструментами. И не надо никаких астероидов и комет – достаточно лишь мысленно стереть эти образы, ментально воспроизведя мандолу растворения. Иногда даже такое дурацкое желание возникало, когда милые фантомы уж слишком досаждали Иего своими восхвалениями. Впрочем теперь-то он хорошо знает, кто нашептывал подобные мысли. Но теперь, слава Богу, от него избавились, и отныне побуждения и поступки Иего снова должны были войти в по-настоящему провиденциальное, демиургическое русло.
Тем временем к импровизированному концерту присоединились чудесные звери, но поскольку музыкальным слухом и способностью играть на музыкальных инструментах Иего их не наделил (телепатически разговаривать они, естественно, могли), то они устроили великолепное танцевальное шоу, в котором они были даже более искусны, чем излишне хрупкие и субтильные Фейри, которым не доставало животной силы и стремительности. Впрочем, все эти  ментальные параметры задал сам Иего, и если бы ему вздумалось, он бы все переменил в одночасье, сделав животных певцами и музыкантами, а Фейри – более искусными танцорами. Правда в последние эоны наш демиург все реже менял им же установленные традиции, и каждое им созданное существо навсегда обретало заданные характеристики, поскольку слишком частые перемены могут привести к хаосу. Хотя, разумеется, уж где-где, а в буфере он полный хозяин и никакого хаоса не допустит… просто, наверное, начал стареть, становится перестраховщиком.
Послушав для проформы (чтобы не огорчать милых созданий) торжественные славословья в свой адрес и сказав несколько поощрительных слов исполнителям, Иего привычно отправил население эдемского сада по своим рабочим местам. Уход за садом входил в ежедневную обязанность каждого жителя буфера – слишком длительных праздношатаний лимуриец не терпел, к тому же безделье портило характер милых созданий, сам же он скрыл свой светлый лик густыми облаками, чтобы любопытные создания не мешали ему осуществить чрезвычайно важный проект, который по идее давно бы надо было осуществить, но от которого его все время что-то отвлекало. Теперь он уже точно знал, кто тому был виной, разумеется - печальный демон – у которого по поводу проекта «человек» были свои планы. Правда теперь Иего мог только догадываться, что намечал этот изощренный, порочный разум.
Итак, лимурийцу предстояло создать ментальные фантомы первых людей – Адама и Еву, причем облик он собирался им придать по своему образу и подобию. Разумеется – не по тому образу, который он принимал в реальности синхронизации – облик человеко-динозавра был им окончательно отвергнут, как облик материального носителя разума – нет – это будет облагороженный примат, некая логически завершенная форма, к которой должна стремиться эволюция данного семейства – образ, который принял он сам в качестве пантократора Иеговы, разумеется, придав ему гораздо более величественные и грандиозные формы, чем те, которые предстоит обрести будущему человеку. Разумеется, как создатель и демиург, он должен внушать своему будущему созданию чувство почтения и трепета, поэтому человек в обще приобретя строение тела по образу и подобию пантократора, размерами должен быть раз в 5 поменьше и здесь, где он будет пребывать в образе ментального фантома и там, на земле, когда он приобретет физическое тело, которое предстоит для первой пары создать алхимическим путем. При этом, астральную и эфирную оболочки, которые дадут возможность монаде существовать в физическом теле через посредство шельта, Иего должен был подготовить после Армагеддона, проведя эволюционную цепочку с помощью информационной матрицы земли от шельта первых млекопитающих, уже существующих на земле до стадии шельта разумного супер примата – то есть человека. Таким образом на физическом плане между человеком и ныне существующим животным миром возникает колоссальная дистанция. Доселе все представители земной фауны являлись продуктами естественного отбора, и их физические тела посредством филогенеза выковывались сотни миллионов лет, пройдя самые причудливые метаморфозы в процессе отбраковывания миллиардов неудачных образцов (механизм запущенный печальным демоном). Человек же явит собой совершенное творение демиурга! При этом пройдет весьма короткую биологическую эволюцию на фазе примитивных млекопитающих, физические тела которых погибнут в огне и волнах Армагеддона, а затем на энерго- информационном, плане матрицы земли – в качестве астрально-эфирного шельта, который а готовом виде Иего сотворить не способен: нужна вся причинно- следственная информация становления шельта. Будем надеется,  что той информации, которая вбита в астрально-эфирные оболочки первых млекопитающих миллионами лет эволюционного процесса в условиях физического существования на планете вполне достаточно для доводки их астрально-эфирных оболочек до информационно-частотных параметров Хомо сапиенс. Как только частотные параметры астрала будут готовы для объединения с параметрами ментала человека, можно будет создавать эфирно-астрально-ментальное существо, то есть придать чисто ментальному фантому чувственно-энергетический базис, который уже будет возможно переместить в физическое тело, изготовленное алхимическим путем. Этого первичного человека, спущенного из эдемского сада, назовем кроманьонцем и в компанию ему добавим зверей облагороженного образа – по паре на вид, физические тела которых так же изготовим алхимически по образу тех ментальных фантомов, которыми населен эдемский сад. К сожалению, чтобы не возникло путаницы, этих зверей в физической форме придется лишить той осознанности, которой они обладают в эдемском саду в качестве ментальных фантомов. Увы, эволюционный принцип побега обязан сохраниться и вся энергия фундаментального поля, направленная на эволюцию разума и сознания будет пущена на развитие человека. Зверям придется довольствоваться гораздо меньшим разумом, иначе эволюционная энергия безнадежно рассеется. Именно так, а не иначе, а демоническому естественному отбору не найдется места на очищенной земле. Правда в этом случае и ему, Иего, работы прибавится многократно, ведь тогда лично придется отслеживать и присекать различные нежелательные факторы, которые прежде принимали активное участие в эволюционном процессе, являясь неотъемлемой частью естественного отбора. Зато он снова возьмет ситуацию под контроль и сможет двигать развитие разумной расы в нужном для него направлении. Ведь естественный отбор – чего греха таить – вырвал из его рук вожжи правления, сделал демиурга ненужным придатком к разворачивающейся во времени панораме земной жизни. Ведь признаемся себе честно: последние несколько сотен миллионов земных лет – он палец о палец не ударил в плане управления событиями, лишь наблюдал и предавался праздным размышлениям, утешая себя тем, что эти размышления величественны. По-видимому это самолюбование – тоже дело рук печального демона, когда он составлял часть его сознания – самовозвеличивание в его духе, а вовсе не в духе самого Иего, который будучи в собственном естественном состоянии прекрасно понимает, что гордыня – лишь тщета и томление духа (кажется, тоже цитата из очень авторитетной книги далекого будущего, но там речь пойдет о слишком больших знаниях – и это так же искажение, внесенное лукавым).
Итак, развернув на ментале стратегическую панораму действий, демиург решил перейти к первому пункту программы, который желательно было осуществить в буфере еще до Армагеддона на земле – созданию ментальных фантомов Адама и Евы – тонкоэнергетических проектов первых людей, которые, как это не пытался протащить Люцифер, все-таки не станут прямыми потомками обезьян. Теперь понятно, что печальный демон замыслил оставить в человеке значительную долю животного начала, что позволило бы ему, а не Иего взять под контроль дальнейшую эволюцию разумного вида на земле. И уж можно лишь догадываться, по какому порочному пути он собирался пустить его дальнейшую историю: приблизительный конспект этой истории уже начал возникать в информационной матрице, которая, помимо всего прочего, содержит возможности и вероятности. Даже удивительно, как равнодушно он, Иего, все это читал в информопакетах грядущих потенций, а потом еще преспокойно цитировал агрессивные слоганы из далекого будущего: сплошные войны, животные страсти, коварство, жестокость и насилие. Теперь уже ясно, что воспротивиться подмене ему не давал Люцифер, будучи частью его сознания, он туманил его разум и создавал всякие подлоги и оправдания. Чтож, после Армагеддона все эти негативные вероятности и потенции сами собой рассосутся и начнет слагаться новый, возвышенный сценарий будущего человечества: после удаления семени эйцехоре – этого демонического компьютерного вируса Люцифера – программа заработает по-другому. Теперь он сам станет контролировать ее работу, чего ему доселе не давал этот проклятый естественный отбор. Ладно, хватит праздных размышлений – его любимого занятия в последние миллионы земных лет – когда ему, благодаря дьявольской услуге Люцифера – по сути дела и нечем другим было заняться! Пора приступать к делу!
Иего, окутанный облаками, взмыл над Эдемским садом и поплыл в направлении небольшого, но величественного горного пейзажа, органично вписывающегося в ландшафт Рая. Мы забыли упомянуть, что, помимо эдемского сада, ландшафт буфера имел так же и море, и горы, и пустыню, все то, что дополняло и оттеняло пышное великолепие райских кущ. Одна из горных вершин (не очень высокая, буфер вмещал в себя избранные земные картины в миниатюре) называлась Синай (на земле существовала точно такая), и ее Иего выбрал, как некую сакральную ось Эдема. На ней он осуществлял все свои разнообразные демиургические действа, и сейчас именно там планировал сотворить ментальные фантомы человека. На горе он устроил удобную площадку под открытым небом, там же был пространственно зафиксирован штурвал информационной матрицы земли – цветка Эрлика - позволяющий управлять самой матрицей и через нее – глобальными процессами происходящими в Энрофе земли. Здесь же Иего оставил некий размыв в собственном пространстве буфера, который позволял напрямую контактировать с параллельным пространством физической вселенной, а при необходимости, перемещать что-либо в физическое пространство из пространства буфера – и наоборот. Сам Иего мог переходить из пространства буфера в любое другое пространство и слой макробрамфатуры и из любой точки Эдема, да и сакральную ось мог переместить в любую другую точку, но пантократору нравилось поддерживать в Раю раз и навсегда установленный порядок и определенную мистериальность, иначе бы жизнь в Эдеме стала чрезвычайно скучной.
Окруженный величественными облаками Иего спустился на обзорную площадку синайской горы, отправил облака немного проветрится над ближайшими окрестностями, немного постоял в задумчивости, словно на что-то решаясь, затем простер руки над головой и открыл шлюз в пространстве буфера. Тут же вместо плоского бутафорского неба цвета бледно-голубой эмали, над Синаем развернулась бескрайная объемная панорама ночного неба, усыпанного мириадами звезд. Это не была какая-то магическая бутафория, которой являлся и эдемский сад и бесчисленные энергетические миры, составляющие значительную часть брамфатуры лимурийцев – над Иего жило и дышало реальное небо реальной вселенной, ее физическое пространство, и на этом реальном небе сияли реальные звезды, составляющие причудливые созвездия. Иего легко нашел среди этой бесконечной звездной россыпи то, что ему было необходимо – самую яркую звезду созвездия Орион, Бетельгейзе, и подставил правую ладонь под ее прямую проекцию. Для осуществления материализации стойкого ментального фантома ему было необходимо немного света, буквально несколько фотонов материальности этой звезды – так называемых «затравочных» фотонов. Они несли в себе те необходимые паторны священной звезды, которые Иего собирался вложить в ментальные образы своих творений. Орион представлял собой величайшую Божественную брамфатуру, источник жизни во вселенной, и фотон ее информэнергии являлся необходимым информационным центром для оживления любого ментального фантома, предназначенного к самостоятельному существованию. Божественная монада Иего сама содержала в себе подобный паторн Бетельгейзе и такой же паторн должны были принять в себя все его создания. Этот невидимый информоцентр делал ментальные фантомы, созидаемые Иего не просто его причудливыми мыслеобразами, но самостоятельными субъектами, содержащими в себе крупицу божественности, устанавливающей связь с бессмертной монадой, пространственно фиксированной в брамфатуре звезды Бетельгейзе.
Итак, иего подставил ладонь свету главной звезды Ориона, и хоть над головой его продолжали сиять мириады других звезд, от звезды Бетельгейзе прямо к ладони Иего вытянулась тончайшая световая струна (как известно, фотон представляет собой в большей степени струну, чем частицу), которая зримым тончайшим лучом коснулась ладони лимурийца, оставив на нем серебряное пятнышко звездного света. Чтобы это стало возможным, Иего сотворил в пространстве Энрофа что-то вроде магической линзы, специально настроенной на частотные характеристики звезды Бетельгейзе, и эта линза сконцентрировала рассеянные крупица ее световой энергии. Иего поднял руку на уровень лица. Световое пятнышко освещало ладонь, словно магический светлячок, и в нем ощущалось нечто радостное, звенящее, живое, словно смех ребенка. Пятнышко едва заметно трепетало, словно мерцающая звезда, да оно и напоминало серебряную звезду на ладони, которая притягивала взор и на грани видимого меняла оттенки, словно маленькая крупица радуги – красный – зеленый – голубой, как и сама звезда на небе в темную августовскую ночь. Полюбовавшись этим чудом на ладони, Иего вытянул руку, и световое пятнышко тут же начало расти, обретать объем, превращаясь в туманный шарик, опалесцирующий теми же цветами, которыми играет главная звезда Ориона… вскоре шар, состоящий из звездного света уже едва помещался на ладони и Иего медленно отвел руку в сторону. Шар, словно обретя вес, опустился на каменную площадку горы Синай, и через мгновение был ею поглощен. Лимуриец присел над местом, где только что был поглощен комок света, на мгновение прикрыл глаза, затем погрузил руки в камень, словно это была густая жидкость, и очертив там некий рабочий объем, извлек из камня значительный кусок, который теперь выглядел как синяя глина. Через несколько минут Иего слепил из этой глины изящную фигурку мужчины, некоторое время удовлетворенно ее разглядывал, затем поставил на специально подготовленный постамент. Закончив с фигуркой мужчины, Иего отошел немного в сторону, поднял в верх теперь уже правую ладонь и повернул ее в другую часть звездного неба, где в созвездии большого пса мерцала самая большая звезда ночного неба – священный Сириус. Великая макробрамфатура Сириуса так же была лишена демонического начала, как и Бетельгейзе, и все же между энергиями той и другой звезд существовала некоторая разница. Если серебристый свет Бетельгейзе в сгущенном состоянии нес в себе упругое, звенящее янское мужское начало, то более мягкий и нежный свет Сириуса был иньским, женским, золотистым и согревающим. Впрочем эти качества касались не видимого света, а его скрытой энергии. Далее Иего проделал с золотистым шариком точно такие же манипуляции, как и с серебристым, в результате чего из под его искусных рук вышла женская фигурка, которую Иего поставил на постамент рядом с мужской. Помимо анатомических различий, фигурки различались и цветом: мужская была вылеплена из голубой глины, а женская из розовой.
Демиург оценивающе осмотрел свои произведения, затем сделал благословляющий жест рукой, и новоявленные Адам и Ева – что дословно означало «мужчина» и «женщина» - ожили.
Разумеется, описанный процесс сотворения был чисто условным ритуалом, поскольку все в буфере состояло из ментальной информэнергии Иего, поэтому скала легко превращалась в глину, так же как могла стать водой, воздухом, огнем. Можно было вообще не летать ни на какой условный Синай или Сион, не превращать гранит в глину, а просто материализовать ментальные фантомы людей где-нибудь на благоухающей полянке или в густых кущах олеандра, запитав звездным светом, но Иего по каким-то одному ему известным соображениям захотелось разыграть именно описанную нами мистерию. На этом первый этап сотворения завершился, Иего повелительным жестом закрыл шлюз в пространство Энрофа земли, затем вновь собрал вокруг Синая свои «транспортные» облака, и посадил на одну из тучек оживших, но пока лишенных разума и инициативы человекоподобных существа. Теперь на первый взгляд они выглядели как живые люди, и единственное, что их отличало от обычных людей, это серебристое свечение, исходящее от тела Адама и мягкое золотистое, исходящее от Евы. Перволюди были прекрасно сложены, смуглы, представляя собой, как сказал бы наш современник, ближневосточный эталон идеальной красоты. Каждому из них на вид было что-то около 25 лет, то есть самый расцвет молодости, красоты и здоровья. Что же касается разума, то они должны были получить его на втором этапе сотворения и Иего захотел провести его в другом месте. Не в эдемском саду, чтобы не мешались Фейри и чудесные животные, отличающиеся изрядным любопытством, а на морском побережье. Иего специально оградил берег моря невидимым силовым барьером от других суетливых надоедливых созданий, поскольку на морском побережье комфортней было предаваться одиноким возвышенным размышлениям. Впрочем все зависело от настроения, ингда для этого больше подходила вершина Синая, иногда – песчаные бырханы. Ну, а эдемский сад был полностью предоставлен Фейри и чудесным животным, поэтому там, среди пышных магнолий и орхидей возвышенные размышления получались не очень. Впрочем, после наделения Адама и Евы разумом, он намеревался содержать их в эдемском саду. После же Армагеддона, который никак не мог затронуть буфер, находящейся в другом пространственном рукаве, и длительного восстановления внешней среды, предстоял следующий, самый главный этап. Впрочем до этого было еще далеко.
Итак, Иего в образе пантократора Иеговы и два первочеловека – вернее, пока только их ментальные проекты, подобный Фейри и чудесным животным на двух тучках в окружении сопровождающих облаков снялись с Синайской горы (вернее ее эдемской ментальной копии) и полетели в сторону чудесного морского побережья. Иего называл это место «морем вечности». Все расстояния в буфере были условны, Иего мог преодолеть их за одно мгновение, поскольку пространство, включающее Эдем было также произведением его ментальной информэнергии, но как правило он осознанно удлинял путешествие в то или иное место Эдема, поскольку времени у него было с избытком. Поэтому порой он специально медленно пролетал над теми или другими панорамами Эдема, иногда просто чтобы убедиться, все ли там в порядке и на месте. Нет, разумеется, он прекрасно контролировал все процессы и мыслеобразы своего сознания (а Эдем как раз и являлся материализованным мыслеобразом его сознания), но тем не менее однажды он не доглядел и не проконтролировал возникновения в собственном ментальном существе печального демона, как самостоятельного ментального артефакта. Так что теперь нужно было особенно быть внимательным, чтобы не допустить каких-то непредвиденных флуктуаций. А вдруг и в буфере возникнет нечто… чего он вроде бы и не собирался создавать. Ну не собирался же он создавать этого проклятого Люцифера! Просто стихийно возникло нечто неподконтрольное из-за неосторожного введения образа антибога в матрицу предварительной программы человеческой цивилизации в период создания религиозного мифотворчества и философских систем. На всякий случай Иего на небольшой скорости пролетел над горами. Все вроде бы там оставалось на месте, именно такими он их изначально и сотворил. Затем он долго летел над барханами и оазисами пустыни. Здесь тоже все было как с момента сотворения. Убедившись, что ни в горах, ни в пустыне нет никаких непредвиденных артефактов, Иего ускорил полет облаков и вскоре они уже опускались среди невысоких золотых дюн на побережье дивного аквамаринового моря. Сразу за дюнами темнела сосновая роща, справа и слева к морю примыкали причудливые скалы, напоминающие животных собравшихся на берегу для водопоя. Иего не случайно назвал это место «морем  вечности», здесь время словно бы останавливалось, хотя вокруг все вроде бы продолжало течь своим чередом. Демиург ссадил с облаков Адама и Еву – они пока были полностью лишены какой-то инициативы и понимания того, что происходит вокруг – и слегка подтолкнул в спины, придав им кое какое начальное движение. Затем он отвлекся от своих подопечных, отправив облака попастись где-нибудь там, за сосновой рощей, чтобы не заслоняли бутафорского солнца, но когда вновь поглядел в сторону Адама и Евы, то оказалось, что они уже пересекли полосу пляжа и по пояс зашли в воду. Хотя в воде им ничто не угрожало, как, собственно, и в любом другом месте Эдема, однако купание не входило в планы Иего и он мысленно приказал своим питомцам выйти на сушу, что они тут же и сделали. Сейчас они были способны только механически выполнять мысленные распоряжения демиурга, и сами не могли принимать решения – да и думать пока не умели. Иего поставил Адама с Евой напротив себя и задумался. Сейчас он наделит их первичным, базисным разумом, пригодным лишь для существования в Эдеме, и в этом они не будут ничем отличаться от Фейри и чудесных животных. Настоящий человеческий разум появится у них значительно позже, когда он, Иего, на информоматрице земли подготовит астрально-эфирные оболочки приматов для соединения с менталом человека. Эти оболочки будут содержать в себе в виде кармической голограммы естественно наработанную информацию земного многотрудного бытия тех млекопитающих, что сейчас, не ведая ни о чем борются за выживание на земле. Иего тяжело вздохнул: им, как биологическим объектам, осталось жить всего меньше месяца. Именно после этого соединения и после того, как Адаму и Еве будут даны биологические тела, приготовленные на земле алхимическим путем, можно будет говорить о появлении новой разумной расы хомо сапиенс.  Вначале это будет только одна пара, и лишь после того, как они основательно размножатся естественным половым путем (именно в этом будет их принципиальное отличие от лимурийцев, как биологического вида), можно будет говорить о расе. А на первых порах их придется лично контролировать, и устраивать события их жизни в нужном направлении с помощью матрицы земной цивилизации, иначе этот хрупкий росток может сгубить любая случайность. Но сейчас эти два фантома пока неуничтожимы, то есть заставить их исчезнуть может лишь сам Иего, и можно будет особенно не следить за их времяпровождением: в эдемском саду не бывает смерти. Впрочем и жизнью во всей полноте жизнь в этом месте нельзя назвать, поскольку здесь не бывает случайностей, неожиданностей, опасностей, настоящего горя и настоящей радости. Все это возможно лишь на земле, где все события по сути пущены на самотек и Иего полу-осознанно, полу-вынужденно ослабил контроль за своей творческой реальностью. Но в этом и заключалось творчество, чтобы не знать заранее на сто процентов, что получится в результате. Ведь в информоматрице земли – цветке Эрлика – были заложены только ВЕРОЯТНОСТИ, но не железная программа, которая обязана была осуществиться на сто процентов. Иего сознательно внес в матрицу элемент СЛУЧАЙНОСТИ. Правда, как мы знаем, этот элемент повел эволюцию по катастрофическому пути. Что ж, в жизни после Армагеддона надо будет учесть эти ошибки и основательно усилить контроль. Но все же случайность должна составлять необходимый элемент эволюции, иначе все будет слишком похоже на эдемский сад. Впрочем, теперь, после изоляции Люцифера, нежелательный ход эволюции будет исключен.