Снег

Той зимой я впервые увидел снег.

В нашем тихом прибрежном городе из года в год чередовались весна, лето и осень. Неизменно приходила и зима, но только на листы желтого отрывного календаря, который висел в самом грязном месте, что я видел за всю жизнь – на кухне матери. Первый месяц, декабрь, все жители переносили вполне спокойно, считая продолжением осени. Это легко – не принимать окружающую действительность, строя воображаемый мир, препятствующий всем ведомым и неведомым законам природы.

К пятидесятым числам ноября любые хорошие мысли переставали приходить в головы горожан, и, в конце концов, их души, вопреки телам, совершенно иссыхали. На лицах появлялось одинаковое, настолько печальное выражение, что можно было бы подумать, будто у каждого человека случилось что-то невероятно плохое.

Весь январь город поливали серые дожди, плети капель рассекали разреженный воздух и обрушивались на грязные мостовые. Примерно таким было и всеобщее настроение. Я бродил по улицам против движения толпы, врезался в колонны толстых ног, падал в лужи вязкой коричневой жижи, потом вставал и шел дальше, заглядывая в каждый закоулок в поисках хотя бы одной жалкой снежинки, но за все время, что я жил здесь, поиски ни разу не увенчались успехом.

Это было шестьдесят первое ноября. Погода стояла на удивление прохладная, изможденные долгими дождями местные жители имели возможность хоть раз закинуть зонты, и так уже изорванные в лохмотья, как можно дальше. Ни один ребенок в нашей школе не слышал ничего про зимние праздники, пришествие нового года отмечалось только заменой календаря. Поэтому я настроился на обычную прогулку по городу. Я рисковал в очередной раз наткнуться на злых детей, карауливших слабаков и трусов вроде меня на пустоши, но не особо меня волновала очередная возможная порция синяков, которая потом стала вполне реальной. Я знал, что где-то в Новый год сбываются желания. Я верил.

К вечеру, изрядно побитый и уставший, я забрел в подворотню, незащищенную от стихии, но, к моему удивлению, вполне сухую, сел на землю, и начал утирать перемазанными в грязи руками кровь, струившуюся из разбитого носа. Когда дурно пахнущие отходы любимого города заполнили мой нос настолько, что кровь не могла уже найти себе ход наружу, я запрокинул голову и посмотрел на небо. Оно было настолько серым, что, казалось, выражало этим все свое безразличие к человеческим проблемам. На минуту мне привиделось светлое пятно, там, наверху. Наверное, небеса хотели, чтобы как можно больше избитых мальчиков обратили свои взгляды на них, моля хоть об одном жалком кристаллике чистого снега, обжигающе-холодного, но столь желанного.

И тут я вспомнил одну историю, которую читал прошлым летом. В ней рассказывалось о каком-то животном, кажется, олене, который жил в ледяной стране. Этому оленю пришлось в одиночку спасать свою родину, потому что однажды злодей украл весь снег и лед оттуда и заколдовал всех остальных животных. Так вот, герою удалось всех спасти и вернуть обратно морозы и вьюги с помощью магии. Как хорошо было бы, если б мне тоже удалось наколдовать чуточку снега. Не для всех, но хотя бы для себя.

Я снова уткнул лицо в колени, от чего оно стало его грязнее, и потихоньку начал скулить. Ныл сначала тихо, опасаясь, что откуда ни возьмись выскочит очередной кошмарный мучитель и накинется на меня с кулаками или чем похуже, но потом осмелел и выл уже в полную силу. Вперемешку с ревом я кричал что-то про снег, просил его выпасть, звал волшебников и оленей. Минут через двадцать я немного успокоился, осознав, что, какими бы тоскливыми не были мои

завывания, не мог снег просто так взять и пойти в городе, где его не было ни разу за последние лет двести.

Стало холодней. Слезы, что еще тихо текли по лицу, начали покалывать щеки. Они леденели. Тучи, сгущавшиеся наверху, сейчас казались еще более грузными и плотными. Я смотрел, не отрываясь, на эти дымовые валуны, но вдруг что-то попало мне в глаз и пришлось моргнуть. Подняв ладони повыше, я с удивлением обнаружил, что на них приземлилась пара невиданной красоты солнышек. Снежинки. Вскоре после этого зимний снегопад стал для всех привычным явлением. Не знаю, явилось ли причиной этого большое желание маленького меня, но потом еще какое-то время мне было легче обычного выходить из омерзительной квартиры на свет. Я чувствовал, что причастен к всему этому волшебству.