Лермонтов - идущий по карнизам

Легко народом править, если он
Одною общей страстью увлече.
                Лермонтов

ЛЕРМОНТОВ МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ (1814, Москва - 1841, Пятигорск), поэт.

Вчера  перечитывал  “Восточные  повести”  Лермонтова:  “Измаил  Бей”,  “Ангел  смерти”  и. т. д. Совершенно  детский,  убогий  вздор,  но  с  замечательными  проблесками.
                И.Бунин

Шестнадцатилетний Лермонтов написал “Ангела” и только через десять лет мог написать равное ему стихотворение.
                Н.Гумилев

1934 ... взял Лермонтова и читал его поэмы: “Купца Калашникова” и “Мцыри”. Очень они мне не понравились - наивны, детски наивны, гадкие стихи, куда ему до Пушкина, совершенного во всем.
                К. Сомов

Дедушка Лермонтова михаил Арсеньев покончил самоубийством, отравился.
Отец Лермонтова был ловеласом и женился ради денег.
Мать Лермонтова была нервной и болезненной и умерла в возрасте 21 года.
Самой сильной влюбленностью Лермонтова была любовь к кузине Варваре Александровне Лопухиной.
Второй влюбленностью Лермонтова была Анна Григорьевна Столыпина, двоюродная сестра его матери, которая была на 5 лет старше его.
В юношеском возрасте он был  так же влюблен в родственницу Екатерину Сушкову, которая была старше его.
Диагноз - подсознательное влечение к кровосмешению.
Физически Лермонтов был довольно некрасив и очень страдал от этого. Ни одна из женщин его при жизни не любила.
В душе этого гения сидел бес, которого современные психологи называют комплексом саморазрушения.
Лермонтова погубила не окружающая среда, а дурная наследственность - от деда-самоубийцы. Лермонтов сделал то же самое, что и его герой Печерин - спровоцировал на дуэль своего лучшего друга Мартынова. И на дуэли даже не поднял пистолета. Самоубийство.
                Г. Климов

4/26 июня 1840
7 часов вечера... За это время я дочитал до конца Героя и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, все-таки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора...
                император Николай I

О жизни, скудной фактами, в сущности — прозаической, похожей на жизнь множества офицеров его времени, были собраны и записаны мельчайшие штрихи. И как он «вошел в комнату», какую сказал остроту, как шалил, какие у него бывали глаза — о всем спрашивают, все ищут, все записывают, а читатели не устают об этом читать. Странное явление. Точно производят обыск в комнате, где что-то необыкновенное случилось. И отходят со словами: «Искали, все перерыли, но ничего не нашли».
______________________
Сомнамбулист сочетает в себе величайший реализм и несбыточное, он идет по карнизам, крышам домов, не оступаясь, с величайшей точностью, и в то же время он явно руководствуется такою мыслью своего сновидения, которая очевидно не связана с действительностью.
_____________________
То, что у всякого поэта показалось бы неестественным, преувеличенным или смешной претенциозностью, например, это братанье со звездами:

Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним —

у Лермонтова не имеет неестественности, и это составляет самую удивительную его особенность. Кто бы ни говорил так, мы отбросили бы его с презрением. «Бери звезды у начальства, но не трогай небесных». Между тем Лермонтов не только трогает небесные звезды, но имеет очевидное право это сделать, и мы у него, только у него одного, не осмеливаемся оспорить этого права. Тут уж начинается наша какая-то слабость перед ним, его очевидно особенная и исключительная, таинственная сила.
___________________
... С гимназических. лет, как что-то заученное (но это не заучено), мы повторяем: «Пушкин, Лермонтов, Гоголь»... Гоголь – третьим. Лермонтов сейчас за Пушкиным, Лермонтов – второй поэт, вторая сила...

 …«Пала звезда с неба, недогорев, недолетев». Метеор. Из космической материи, вовсе не земной, – но упал на землю, завалился в канаву, где-нибудь в Сибири: и ученые подходя – исследуют, не понимают и только в «Музее мертвых вещей» наклеили этикетку: «Метеоричное тело Весом 7 пуд. 10 ф. 34 золотника. Состав: железо, углерод, фосфор» etc.
Бедные ученые
Бедные мы.
Я всегда думал: доживи он хоть этот год до конца… А если бы этот год и еще один следующий (один год!! только 12 месяцев!!! – Боже, отчего же Ты не дотянул??? отчего языческие парки перерезали нить?) – он бы уже поднялся как Пушкин, до высоты его – и сделал бы невозможным «Гоголя в русской литературе», предугадав его, погасив его а priori.
То, что мы все чувствуем и в чем заключается самая суть, – это что Лермонтов был сильнее Пушкина и, так сказать, «урожденнее – выше». Более что-то аристократическое, более что-то возвышенное, более божественное. В пеленках «архиерей», с пеленок «уже помазанный». Чудный дар. Чудное явление. Пушкин был немнножко terre-а-terre , слишком уж «русский», без иностранного. Это мило нашему сердцу, и мы гордимся и радуемся: но в глубине-то вещей, «когда русский без иностранного» – и по сему качеству излишнего русизма он даже немножко не русский. Итак, terre-а-terre и мундир камер-юнкера, надетый на него какою-то насмешкой, выражает втайне очень глубоко и верно его terre-а-terr'ность. В Лермонтове это прямо невозможность. Он слишком «бог», – и ни к Аполлону, ни к Аиду чин камер-юнкера неприложим...
Но все умерло. Разбилось. «Метеор так мал. Всего 7 п. 10 ф. 24 золотника».
Материя Лермонтова была высшая, не наша, не земная. Зачатие его было какое-то другое, «не земное», и, пиша Тамару и Демона, он точно написал нам «грех своей матери». Вот в чем дело и суть.
Поразительно...
Чего мы лишились?
Не понимаем. Рыдаем. И рвем волосы...
– Горе. Горе. Горе.
Ну, а если «выключить Гоголя» (Лермонтов бы его выключил) – вся история России совершилась бы иначе, конституция бы удалась, на Герцена бы никто не обратил внимания, Катков был бы не нужен. И в пророческом сне я скажу, что мы потеряли «спасение России». Потеряли. И до сих пор не находим его. И найдем ли – неведомо.
                В. Розанов