Негром

Зимний морозный вечер. Я и Тусин. Он опять под чем-то, под какой-то смесью из трудно запоминаемых рецептурных препаратов. Периодически улыбается. Он обрёл гармонию Дзэн, благодаря неконтролируемому, превышающему все нормы, приёму абсолютно различных психоактивных веществ. Бывает заглянешь ему в глаза, а там ничего – пустота, бесконечная, вечно распространяющаяся бездна. Иногда я даже завидовал ему: ни любви, ни тоски, ни жалости. Что может быть прекрасней? Но пойти его путём никогда не решался, даже в минуты крайнего отчаяния.. боялся наверное.

Помню его вечно грустную мать с глазами бродячей собаки, очень верующую и воцерковлённую в последние годы. Я не любил встреч с ней. Они происходили всегда внезапно, где-нибудь в магазине или электричке. Она всегда задавала один и тот же вопрос: не женился ли я? Судя поэтому, ей, наверное, очень хотелось, чтобы и её Саша связал жизнь с какой-нибудь представительницей противоположного пола. Уверен, что стоя на коленях перед иконой, она молила о внуках, о сыновьем выздоровлении, как духовном, так и телесном.

Но Всевышний был глух к её мольбам. Сын вновь и вновь возвращался в дом, еле стоя на ногах, что-то мямлил про какие-то таблетки, а потом до утра запирался у себя в комнате.

Это было ещё в самом начале, до того, как она начала собирать его в дурку каждые полгода на плановую профилактику. До того, как он три дня не пускал её домой, представляя огромной личинкой из третьей части Диабло. Ещё до того, как его стали приводить домой какие-то незнакомые люди, держа под руки, а порой даже оставляя на ступеньках бетонной лестницы в наркотическом забвении напротив квартиры. Потом они звонили в дверной звонок и бежали вниз, к выходу, боясь ответственности и возникающих у матери вопросов.

Я всегда старался побыстрее договорить с ней, поддерживая искусственную улыбку на лице, а потом быстро ретировался, заглушая разъедающую жалость в сердце. Будущее её сына легко умещалось в двух словах: «Ему ****ец». Это понимали все, кроме его матери.

Мы шли с ним вдвоём. В основном молча, изредка перекидываясь фразами. Было не поздно, часов, наверное, 7 или 8, но стемнело уже к этому времени окончательно.
Особенно ярко горят в такие вечера окна девятиэтажек, фонари, витрины магазинов и палаток. Горят и манят, своим желтоватым свечением. В человека радостного, нормального, вселяют подобные виды ощущения приятные, будоражат воспоминания добрые и светлые, предвосхищают скорый приход домой. Я же в тот период жизни, озлобленный на мир вокруг, глядел в окна домов и думал о том, что там меня никто не ждёт, а если и приду незваным, то непременно выгонят, в лучшем случае, а того гляди ещё и покалечат не за что, так для веселья.

Холод пробирался под куртку, будто воришка, лезущий за твоим кошельком в людном месте. Незаметно, постепенно, обволакивал своей колючей энергией, сначала ноги, затем руки, спрятанные от него в карманы куртки, а позже начинал подкрадываться к телу, вытягивая жизненное тепло из него.

С одной стороны, не было желания более сильного, в тот момент, чем забиться поглубже в любую тёплую щель на этом свете и не вылазить оттуда до весенних дней. Но с другой стороны, ничто не пугало меня так как перспектива остаться где бы то ни было одному, наедине с этими ужасными, разъедающими душу мыслями. Уж лучше с кем угодно, пускай хоть рядом с ним, с этим грёбаным наркоманом. Он будет слушать меня, а я его. Пускай мы не поймём друг друга, пускай я не разберу и половины, сказанного им, а он пропустит мимо ушей часть того что скажу я. Пускай по морозу в летних кедах, без рубля на кармане… лучше уж так.. пускай..

И вот мы бредём меж девятиэтажек, изредка перекидываясь отрывками фраз, будто играя в партию настольного тенниса с помощью речевых оборотов:

-А Владислав Николаич, как думаешь тренит ща в МГУ то?

-А что этой суке усатой сделается? Впаривает небось самбовки свои и за кунг-фу по 2000 в месяц собирает, - парирует Саня.

Вновь молчим. Вспоминаем за старое, за одноклассников и просто знакомых.
А ещё жутко хочется покурить.. Забыться. Просто стоять в подъезде, налепить по пять на брата, а потом бездумно вдыхать из пластиковой бутылки раз за разом попеременно. Впасть в это изменённое состояние, залипнуть, а потом от души пожрать. Но как назло в кармане нет даже мелочи. И знакомый барыга на районе заряжен, а когда бабло есть у него вечно пусто. Закон подлости как всегда в действии.

-Вот видишь Саня, - делаю из этой ситуации вывод я, с претензией на философию, - в тот момент, когда у нас есть одно, то никогда нет другого, и это другое, то чего сейчас нет, нам всегда кажется гораздо более ценным, чем то, что мы имеем.

-Да я то рот ****, всю эту жизнь, так ещё Ницше сказал в своём Антихристе, - отвечает мне Саня.

Смеёмся.

Вдруг, рядом с одним из подъездов останавливается иномарка и из неё выходит женщина лет сорока. Хлопнув дверью, она в спешке направляется к нам.
Подойдя говорит: «Ребята, у меня в багажнике коробка большая, помогите до квартиры дотащить». Мы в нерешительном недоумении переглядываемся. «Да я запла..чу..»,- продолжает она, и мы даже не дослушав до конца этой фразы, уже спешим вытаскивать из её багажника эту коробку, готовые отнести её хоть на луну. Одним рывком закинули мы её на шестой этаж по лестнице до квартиры. Помню, как сейчас, она дала нам тогда по сто рублей за эту услугу.

Нашему ликованию не было предела, несмотря на скромный размер вознаграждения. Дело было не в деньгах, дело было в том, что мы знали, что мы сейчас пройдём несколько подъездов, поднимемся на один из этажей, где обменяем эти бабки на половинку грамма твёрдого душистого гашиша, а потом скурим его за один присест.
Я попрощался с женщиной, передавшей нам деньги, зашёл в лифт и нажал на кнопку первого этажа. Затем перевёл взгляд с Тусина на зеркало, размещённое в лифте, и увидел своё довольное лицо, на грани смеха. Сверху на голову, была небрежно нахлобучена несоразмерно большая шапка. На долю секунды, изображение в зеркале дёрнулось и слегка задрожало, мне показалось, что моё лицо почернело как уголь, вместе с клоком вьющихся волос, торчащих из под шапки.
Никогда в жизни, больше не ощущал я себя столь же близко с афроамериканцем из бедного чёрного квартала. Мне заплатили за то, что я помог донести эту грёбаную тяжёлую коробку, обеспеченной белой женщине от машины до квартиры, а теперь я иду к наркодиллеру, чтобы отдать эти деньги ему, в обмен на дурь.

«Блять, я ебучий негр», - подумалось мне.