тварь должна была

вспомню то, чего не было,
может, оно было, но просто забыл
странный опыт странных людей,
живших когда-то в прошлом.

приглашение в мiр оне
отвергли по коньюнктурным
соображениям - память требовала
благородной справедливости воплощения.

желание навязать свою
волю доминировало сущностно,
доказательства выливались, гневно
обличая, рукоприкладствуя, не заморачиваясь.

перекривлять и передразнить -
вот она, стезя настоясчего челика,
бескомпромиссного и уничижаюсчего,
превосходнейсчего знатока и правдолюба.

кншно, кншно, завсихда пжалуйста, 
жизененно описуете, шо бы нам не послухать,
аднакоси, челики завсихда такия, натуры эгоистиченныя,
ничого для соби не жалеють, фсе в дело, чо хочуть, то ворочуть.

адному, значитси, моно
иметь сразу две личности в
одном флаконе, а другому, значитси,
возбраняетси сие кощунствование, хде справедливость?

монстр, под названием коллективный разум, безжалостен.
усредняя и нивелируя, запихивал в прокрустово ложе своих
представлений несчастных, оболганных представителей среды,
из которой успешно и продуктивно разбухает, набираясь силами.

строчки в письменах становились фсе суше и суше, будто
словечки в строчках терпеливо жаждали воды, как верблюды, по
пустыне безводной бредущие, миражи эфемерные созерцающие
и плюющие на погонщиков своих с высоты положения своего.

джи-дай писанул на листике
измененным обозначением имени
своего, и закрутились колесики механизьмы
вожделенного щастья склизких ущербных исполнителей.

многа букоф чтиво
усложнят, смысла убавят,
вопросов не решат, врагов не
прибавят, и, ваще, тока - точки и тире.

незатейливая попытка описания движения потерпела
очередное фиаско. продираясь через терновник,
всяк сучок норовил отодрать кусочек одежки,
всякая иголка подлиннее уколоть побольнее.