юдоль

Масляными пятнами проползают по стертому линолеуму пятна нового дня. Радость с самого первого открывания глаз. Железные кровати и палата на шесть человек.  Буйная зона в провинциальной психиатрической больничке.  Чудаки и чудачки не входящие в основной  реестр внешних признаков поведения. Буйная зона: здесь вязки,  с помощью которых всех кто против фиксируют к кроватям и по многу часов держат как животных  в стойлах. Гнев , жалость, уныние под таблетками. Яркие глаза с полной пустотой внутри . хождение по стеночке с непониманием сущности происходящего. Врачи редкость ,  зато младший мед состав и няньки разбавляют серость зеленых стен в подтеках. Кто то посмотрит из под бровей,  и ты уже сканирован, фамильно таблетки уколы, капельницы. Сестры не слишком церемонится с пациентами, или скорее с узниками в застенках своего мира. Возникает частенько вопрос,  в каких батальонах СС проходили обучение эти сестры. Делая уколы,  раздражение на боль может перерасти на лишение курева, или немоту на элементарное. На сто лет немытых окнах,  нет даже намека на шторы и отвинчены все ручки. Сетка решетки приварена насмерть. Обшарпанные подоконники,  служат местом хранения для небольшого скарба несчастных. Привезли новенькую…. Вязали в коридоре, мат санитаров, суматоха, гортанный хрип пациентки.
На против меня,  паренек лет тридцати с небольшим. Он судорожно  со звериным взглядом заглатывает суп, по подбородку  течет местная баланда,  оставляя в куцей бороде кусочки капусты. Через секунду едок превращается в аккуратиста, гурмана. Нежно  и со знанием дела смакует каждую ложку , промакивает  хлебом рот, ну прям высшая аристократия. Пальцами прибрал каждую крошечку и перешел ко второму блюду. Перемена от воспитанника Царскосельского лицея до бомжа,  который не брезгуя двумя руками роется в каше пытаясь найти мелкие кусочки мяса…. С грацией леди из высшего общества откушали компот.
Юдоль юродивых, убогих,  и больных жизнью.
День течет по капельнице с минимальной дозировкой. Читать нет сил от препаратов, радио нельзя, телевизор тоже, остаётся общение и курение. Палата довольно тихая не считая одного очень продвинутого  религиоведа по кличке грач. Он носится по коридору или по палате глотая левые таблетки, и не скупясь поливает местный порядок, за что и был привязан в первую же ночь. В палате стал изгоем, никто не хочет разговаривать со мной, вроде ещё не обжился, хотя сигареты постоянно стреляют. Я не частый гость в этом доме горести в этом и причина, в палате все давнишние сидельцы. 
Бельё пахнет дешевым литерным поездом, а наличие вокруг кроватей приводит к мысли о плацкартном поезде едущим в далекое далеко с минимальной скоростью.
Черными провалами глазниц, на сине-зеленом фоне стен-черепа, встречаю вечер.