Ох, уж эти мне туфли, тапочки

Ох, уж эти тапочки… Ну купили, да и купили сотрудницам на 8-е марта. Красивые, с золотыми позументами, восемь рублей пара. А сотрудниц в нашей конторе четырнадцать, а мужиков всего двое. Пол-зарплаты, как корова языком слизала. Конечно, можно было б торт купить, там чай, конфеты, но перёд восьмым этим мартом 23 февраля — наш законный праздник, день защитника Отечества. Двое нас всего защитников: я, да Вася Коробкин. Вот девчата и расстарались — купили нам мужской набор. Специально к празднику комплект такой на прилавки выкинули: галстук, носки и портсигар. Ну, чтобы сотрудницы головы себе не морочили, вроде все мужские атрибуты. Мне-то что, а вот Коробкин некурящий, и в Армии он не служил — плоскостопие. Так-то он умный, очки носит, но здоровьем слаб, даже пиво не пьет — гастрит. Короче отдал мне Вася свой портсигар: на фиг он мне, говорит, подаришь кому-нибудь. И в самом деле, думаю, зачем ему портсигар при гастрите его и плоскостопии. Словом отдали мы по пол-зарплаты за тапочки, так я ещё и жене купил, понравятся, думаю, с золотыми позументами! Не всё же думаю цветы дарить — подснежники.
Всё бы ничего, да тут сестра моя двоюродная аж из самого Калининграда, как снег на голову. Ну мы ей как дорогой гостье — на! — эти новые тапочки, не сносит, думаем за пару дней, а жена в старых пока походит, кожаных. Крепкие, собаки, три года уже таскает, а они как новые. Сейчас такие и не делают. Выпили мы, закусили в честь приезда дорогой гостьи, я вышел с сестрой на балкон покурить. И тут меня черт дернул, лишний этот портсигар ей придарить. Слово за слово и всю эту историю про портсигар некурящий и тапочки я, как на духу, и выложил, и в конце возьми и брякни: — А хочешь, я тебе тоже такие тапочки куплю, в подарок к 8-му Марта? Сегодня хотя уже и пятнадцатое, но март ведь не закончился.
— Спасибо, — говорит, мне сестра, и смеётся.
— Не хотела я тебя перед женой лажать*, но чтоб ты знал, это тапочки для усопших. У нас, в Калининграде, специальный гроб-маркет есть «Ритуальные услуги» называется. Там и венки, и мундиры сосновые, в смысле упаковка, и костюмы и рубашки и тапочки — всё для покойников. А тапочки точно такие же, с позументами индийского производства.
Стою потерянный, лицо красное, стыдно.
— Да ты не парься, — говорит сестра, — не ты один на этот крючок ловился. Что тапочки? Копейки, а вот подруга моя из Питера за туфли сто пятьдесят «рэ» отвалила, правда туфли шикарные, лакированные — люкс. Одевала их только в театр, да на танцы. А на шестых, танцах, подошва отлетела. Расстроилась, конечно, туфли не наши, английские, полторы зарплаты коту под хвост. Пол-года девка деньги копила, во всем себе отказывала; ни сауны, ни балычка, ни икорочки и такой вот облом. Хорошо, баба она флотская, от Питерского П/Я шеф-монтажником в Балтийске работала и кто-то из мариманов с опытом ей и посоветовал отправить рекламацию с оказией в Англию, ну и письмишко соответственно: так, мол, и так, что же вы, джентльмены сраные, за такие бабки фуфло продаете российским гражданам? Нашла в Балтийске кэпа знакомого. Тот пообещал просьбу выполнить, скромно надеясь на реализацию своих симпатий к пострадавшей. Не знаю, сколько там ребята по волнам-морям мыкались, но в Англию попали. Через пол-года приходит в Питер посылка из Бостона на её имя. Дрожащими от нетерпения руками разрывает она коробку... а там черные лакированные туфли, точно такие, как те, за сто пятьдесят. И письмо на фирменном бланке: «Уважаемая леди, рекламационное письмо, что Вы нам прислали вместе с порванными туфлями, послужило для нашей фирмы прекрасной рекламой. Эти туфли стоят, буквально копейки и называются «туфли для одного бала», а вы их шесть вечеров протанцевали. Высылаем Вам в качестве презента другие, настоящие. Они стоят тех денег, что вы отдали за первую пару. Носите на здоровье.» И в конце приписка на русском языке: «Мадам, это ваши жорики в России цены накручивают — мы тут не причем». Вот такая история.
А тапочки жена носит уже второй год.
И помирать мы с ней пока не собираемся!

— П/Я — почтовый ящик, военный завод.
— Кэп — морской капитан, слэнг.
— Лажать — конфузить — слэнг у музыкантов.