Клава

КЛАВА
Быль
    Это случилось давно. Запущенным и безлюдным стал парк, в котором в те пятидесятые годы летними вечерами играл духовой оркестр, музыка которого была слышна далеко окрест. Не бежит теперь молодежь веселыми стайками в кино, куда так трудно достать билеты. Заросло бурьяном любимое место отдыха Сосновая роща. И живут теперь в провинциальном нашем городке другие люди, озабоченные сегодняшними проблемами…
    Клава бежала босиком по жгучему декабрьскому снегу. Она была в таком состоянии, когда уже не чувствуется ни боль, ни холод, а только густая, тяжелая, разрывающая сердце обида, переполнявшая все ее существо.
    Темнота зимней ночи скрывала ее опухшее от слез лицо, на котором темнел под глазом большой фиолетовый синяк. Что делать? Что делать? – стучало в висках. Казалось невозможным и невероятным то, что случилось это с ней, гордой и красивой Клавой, которая всего три месяца назад жила при маме в родительском доме, и все парни в округе восхищенными глазами смотрели на нее, ловя хоть какие-то малые намеки ее благосклонности. Но из всех знакомых парней больше всех нравился ей лихой красавец Пашка с кудрявым чубом над темной бровью. Он, как никто, мог виртуозно играть на гитаре и задушевно и ласково петь песни, красноречиво взглядывая в Клавино лицо. Клава смущенно отворачивалась, думая с ликованием в душе, какой же он милый, симпатичный и даже чем-то похож на артиста Тихонова из фильма «Дело было в Пенькове».
    Подружки завидовали Клаве, шутливо грозя «отбить» Пашку, но тот неизменно приходил каждый вечер под Клавино окошко, вызывая ее условным стуком на свидание. В дом Пашка не заходил, опасаясь Клавиной матери, женщины суровой и строгой в общении. Та как-то недолюбливала этого красивого парня и часто говорила Клаве, что добра из этого «проходимца» не выйдет. Клаве было обидно, и она снова и снова тайком выскальзывала на улицу, где ждал ее Пашка.
    Так пролетело короткое уральское лето, а осенью, несмотря на протесты матери, Клава ушла в дом Пашки. Ничто, кажется, не предвещало беды. Взвизгивала гармошка, билась посуда. Гости бестолково плясали, вколачивая ногами в пол так, что стаканы в шкафу подскакивали и дребезжали. Свадьба кричала «горько!» и Пашка в блаженном подпитии уже по-хозяйски клал руку на вздрагивающее от смущения Клавино худенькое плечико.
    Суматошные дни медового месяца сменились буднями, которые внесли в жизнь Клавы какое-то разочарованное недоумение. Пашка казался теперь совсем не таким, каким был ранее в ее представлении. Какая-то мнительная ревность постоянно сидела в нем. Часто испытующе глядя на Клаву, он приставал к ней с бесчисленными подозрениями и «догадками». Начинал «играть» желваками, распаляя свое воображение какими-то несуществующими домыслами. Клава, не ведавшая за собой никакой вины, оправдываясь,уговаривала его, тот не ненадолго успокаивался, но гнетущие эти, ни на чем не основанные обвинения, вспыхивали опять и опять. Водка действовала на него, как красная тряпка на быка: он делался буйным и неуправляемым. Очень скоро Клава научилась прятать от него ножи и вилки «от греха подальше». Жизнь становилась безрадостной и невыносимой.
    Вот и сегодня в буйной хмельной ярости Пашка врезал со всего плеча Клаве по лицу, а потом стал пинать, изрыгая самые грязные ругательства. Изловчившись, Клава сумела выскочить за ворота и теперь бежала… Босая бежала она по заснеженной темной улице, совсем не чувствуя холода. Редкие прохожие шарахались в стороны, а потом с недоумением глядели ей вслед.
    Птицей взлетела она на родное крыльцо. Наконец-то закончился этот кошмарный сон! Все теперь будет как раньше до этого ужасного замужества. Да и не было его вовсе, этого Пашки! Она сможет начать жизнь заново!
    - Мама, открой! Это я! – прокричала она. Дверь открылась. Мать, пропуская Клаву в дом, сердито сказала: «Что, мила дочь, однако нажилась с молодым мужем? Не понравилось, видать? Я тебя за него не сватала. Сама нашла, вот и живи. Ты теперь мужняя жена, а не девушка, чтоб у мамоньки ночевать. Вот оденься и дуй домой!» Сунула Клаве шаль, фуфайку, валенки и, толкая в спину, выпроводила за ворота.
    Оглушенная горем девушка, не сразу осознала слова матери. Как же так? Куда ей теперь? Во всей своей «красе» предстал в ее воображении Пашка, когда-то любимый, а теперь омерзительный до тошноты. Обратно к нему? Нет, этого сделать она не могла. В голове что-то пухло и росло, становилось нестерпимым.
    Медленно шла она по улице. Пройдя улицу Фрунзе, вышла к переезду. Шлагбаум был опущен. Перестук тяжелых колес ворвался в сознание Клавы. «Вот же он – выход!» - озарило вдруг мозг. Стянув шаль, туго и плотно обмотала ее вокруг головы, чтобы не видеть черное гудящее тело приближающейся махины. Вот он стук, уже рядом! Жаром обдало с головы до ног. Клава в последний раз вобрала полной грудью ядреный морозный воздух декабрьской ночи и шагнула навстречу приближающемуся грохоту.