Сын Лаймы - 3

   
   Пожил он в доме отчем ещё немного, а потом снова потянуло его в дорогу. «Пойду-ка я, – говорит он, – к самому королю в гости наведаюсь. Может статься и пригожусь на какое-либо дело, а то дома мне заняться нечем».
   Собрал он котомку с припасами, с родителями попрощался да и пошёл, куда ему было надо.
   И вот шёл он, шёл, мерил путь-дороженьку своими ноженьками, пока не добрался, наконец, до той страны, где король их обитал. И видит Дундур – чего-то в этой стране не в порядке, ибо все бегают, гоношатся, и вроде как находятся в панике. Спрашивает он суетливых аборигенов: в чём, дескать, дело, отчего такая кутерьма? А те ему отвечают: да ты чё, разве не знаешь, что сильный враг из-за моря на нас напал? Война, брат, говорят они, война!
   И попадает тут Дундур под рекрутскую облаву на всех тех, кто оружие может в руках держать. Ведут его в числе прочих парней и мужиков в казарму и забривают тама в солдаты. Правда с забриванием этим у полкового цирюльника вышла неувязочка. И так и этак острыми ножнями шевелюру Дундурову он корнал, а – не берут ножни патлы его соломенные, и всё тут! Пришлось обмундировывать нового воина в том виде, в коем он был, со всей, значит, его пышной гривой. Только и с мундиром вышла катавасия, поскольку на его широченных плечах даже самые просторные мундиры по швам расползались. Пришлось портному мундирчик на нём быстренько перешивать.
   Ну, тут их полк рекрутский наскоро вооружают, показывают солдатикам в спешке немалой, как из ружей стрелять да как штыками врагов поражать – и в бой их кидают.
   И разгорелось под стенами города стольного сражение дюже страшное. Пули роями прямо свищут над головами, ядра туда да сюда летают, кони ржут, люди кричат, и везде убитые по полю валяются да раненые от боли катаются...
   Разбили враги, в сражениях натасканные, их полк, сформированный кое-как. Полегли горе-солдатики на поле брани той массово. А тут и кавалерия неприятельская во фронт ударила! Паника началась в рядах обороняющихся, и многие оружие своё побросали и в бега ударились.
   «Ну, уж нет! – озлился тут Дундур. – Кто-кто, а я не собираюсь бежать!.. Только что ж делать-то? Один ведь в поле не воин!»
   И в это время вспомнил он про янтарный свой медальончик. «А ну, – мысль у него загорелась, – коли сила человеческая в этом деле грязном не помогает, то может тогда пособит чудесная?»
   Кинул он оберег волшебный себе в рот, да и загудел точно бычий слепень, чувствуя себя немножечко дураком. И в ту же секунду – чух! – оборотился он и впрямь огненным огромным слепнем. Величиною он оказался с добрый кулак, а сияние от него исходило такое яркое, что слепило всем прочим глаза.
  Загудел слепень этот сиятельный, да так что шум сражения стал даже перекрывать, и кинулся он в атаку на вражью бравую рать.
   Ну, тут я вам скажу, и началось!..
   Как почал огненный слепень лошадей и людей в зады жигать, так моментально уже и супостата загнал он в панику. Кони их обезумевшие обратно повернули, поводьев совсем не слушаясь, и смяли они всмятку свою же пехоту наступавшую.
   А тут и пехотинцам от чудо-слепня досталося! Ну, словно кипятком их вдруг всех ошпарили: враз оружие своё они побросали и до того прытко назад побежали, что в скором времени поле сражения уже пустовало.
   Не стал Дундур преследовать обезумевшего врага. Об землю он тогда ударился и сызнова человеком стал.
   Все же окружающие подвиги геройского Слепня наблюдали, и момент его превращения в человека тоже видали. Бросились солдатики обрадованные к сыну Лаймы, стали они его качать да славицы ему кричать в великом ликовании, а потом повели его особу к главному их генералу. Генерал, естественно, не в гуще сражения находился, а вдали от него, на высоте. Так, видимо, надо было для тактики и для стратегии. Главнокомандующий оказался толстым, обрюзгшим и пузатым. Выслушал он доклад о чудесном посрамлении опасного врага, и почему-то деяниям Слепня не обрадовался.
   – А ну-ка – взять его! – приказал он гвардейской своей охране. – Это оборотень и колдун! Он с нечистою силою знается!
   Вот никак такого отношения к себе Дундур не ожидал!
   Он даже чуток растерялся и оторопел слегонца. А трое дюжих солдат уже к нему подбежали и принялись руки ему за спину заламывать. Ни фига себе, герой наш возмущается – вот так за доблесть награда!
   Тряханул он плечами самую малость, и те солдаты на землю попадали. А главный генерал побурел аж на харю, да как рявкнет своей гвардии:
   – Взять негодяя, кому сказал! Все, все на него кидайтесь!
   Бросилось на Дундура сразу человек с двенадцать, и облепили они его, точно пчёлы матку.
   Да только не знали они, с кем связались! Поднапрягся наш силач, огневился, рванулся он могучим своим телом, и все до единого гвардейцы ошмётками окрест разлетелись.
   Ну, тут конечно же, немая сцена! Такая силища везде ведь ценна!
   Мгновенно генерал тактику свою поменял, и прямо восторженно теперь он заорал:
   – Слава великому воину! Слава доблестному герою-оборотню! Слава! Ура!
   Расплылся он в улыбочке ханжеской и побежал Дундура в объятия заключать, а потом приказал гвардейской команде нести триумфатора в город на своих плечах.
   И, словно римский император, внесён был богатырь обрадованный в открытые городские врата!
   В самом же скором времени был он и властительному королю пред очи его представлен. Король Вальдемар тоже Дундура обласкал невероятно, наградив его аж тремя высшими наградами, и на волне всеобщего ликования в герцоги его он произвёл сиятельные, и даже назначил главнокомандующим, толстого того генерала прогнав к такой бабушке.
   А у короля дочка была, по имени Марианна. Девица она была весьма смазливая, хитрая и, чего греха таить, стервоватая. Начала она за герцогом Дундуром везде таскаться, и через недолгое время совершенно его обаяла. Получил сын рыбака от короля в дар роскошные палаты, и повёл он жизнь разгульную и блистательную. Вроде как светлый разум в нём даже затуманился, ибо изменился былой правдоискатель прямо-таки кардинально и неузнаваемо.
   Да и как тому разуму было не затуманиться, когда буквально триумфатор наш там не просыхал. Куда ведь только ни приди, в какое общество ни явись – всюду тебе яства изысканные предлагают да самолучшие разные вина. А ещё восхищение исходило из толпы обывательской, да тонкая струилась из уст человеческих лесть...
   И как-то переродился богатырь Дундур незаметно – духовно навроде он покалечился.
   Не знал он ещё тогда, что испытание властью да славой самое трудное и страшное. Не каждый это препятствие проходит, ох не каждый, ибо почестей сладостных всякий из нас в глубине души своей жаждет. А Дундур парнем был молодым и довольно-таки простодушным: как-то поверил он, что все окружающие страшно его там чтят да дико все любят. Поверил и всё!
   В интригах и кознях придворных был ведь он совсем неискушён.
   А где-то этак через месяц объявляют глашатаи о помолвке герцога сиятельного Дундура, великого стал быть воина и верховного главнокомандующего, с прелестною и прекрасною принцессою Марианной. По этому случаю во дворце дали грандиозный бал. И опять обалдевший Слепень напился там пьяный, опять куролесил он напропалую и, хвастаясь, силу свою казал: ломал подковы железные и гнул золотые талеры, цепи толстые рвал и дробил кулаком камни...
   А на следующее утро поехала местная знать в окрестные королевские леса, чтобы в зверей там, значится, пострелять. Устроить решили они псовую охоту...
   Дундур тоже поехал, хоть и был он с большого похмелья, ибо очень уж приохотился новоявленный герцог к кровавому этому делу.
   Да только вот же незадача: вроде как ушёл от «великого воина» охотничий фарт! Несколько раз стрелял он в оленье стадо, и всё-то не удавалось ему попасть хоть в кого с пьяных своих глаз...
   Наконец, подстрелил он оленёнка маленького: ранил его не насмерть. Очень пронзительно тот оленёнок кричал, когда Дундур к нему шёл, чтобы его прикончить. Зарезал он подранка безжалостно, и как-то вдруг муторно на душе его стало. Ушла куда-то разгульная его радость, и сделалось ему отчего-то грустно и печально.
   В раздражении нервном, злой и мрачный повернул герцог блистательный коня своего обратно.
   Вот въезжает он в градские врата. Вот по каменной мостовой быстро скачет. А кругом-то народец мешается: так и мельтешат людишки у него под ногами, так врассыпную с-под копыт и бросаются. Ещё пуще взъярился вельможа, выхватил он плётку свою кручёную и стал бить-стегать ею чернь эту никчёмную...
   И тут вдруг старушка знакомая на дороге пред ним появилась!
   Взметнулся конь на дыбы, заржал в замешательстве, а герцог чуть было с седла от неожиданности не шмякнулся.
   – Стой, Дундур, стой! – воскликнула старушка строгим голосом. – Не для того ты на свет народился, чтобы в элите этой протухшей духовно гнить! Вспомни себя, богатырь! Проснись!
   Да только вместо ожидаемого раскаяния бешенство лютое вспыхнуло в душе военачальника. Замахнулся он на старушку плетью и заорал предельно свирепо:
   – Уйди с дороги, ведьма! Уйди, кому говорю! Ну-у!!!
   И неистово хотел было её плетью уже полоснуть…
   Но вдруг окаменел он на миг и застыл на месте как статуя.
   – Ах, так! – громче прежнего вскричала тут Лайма, – Ну тогда ты больше не силач! Силу благую я у тебя отнимаю!
   И оттуда она моментально пропала.
   А Дундур вдруг слабость почувствовал доселе небывалую. Душа же у него словно погасла. Ничего практически не соображая, какой-то весь заспанный и ватный, поехал он, уже не спеша, в свои палаты, а приехав, сразу же пошёл спать.
   Ну а разбудила его принцесса-невеста Марианна. Ворвалась она, как всегда, в Дундурову спальню и, не принимая во внимание его состояния, сходу защебетала:
   – Дундуриньш, дорого-ой! Вставай, мой миленький, поднимайся! Ко мне кузина приехала, принцесса из Германии. Пошли-ка, давай, я тебе её представлю!
   – Не пойду я никуда, – пробучал недовольно Дундур. – Я себя плохо чувствую. Видно, я заболел...
   – Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! – запричитала Марианна, глаза закатывая. – Как же не вовремя захворать ты надумал, бедненький! А я уж было похвастаться тобою хотела. Ты же у нас такой силач несравненный! Такой ты у нас герой!
   И она к камину кинулась прытко и кочергу из угла выхватила.
   – Ну, хотя бы кочерёжку эту свяжи узелком! – требовательно она заканючила. – Ну, давай, дорогой – что тебе стоит! Покажу кузине хотя бы её...
   – Хорошо, давай кочергу сюда, – вздохнув, сказал силач, с постели не вставая, – так уж и быть, свяжу её для показа. Только от меня ты отстань, пожалуйста, ладно?
   Взял он кочергу протянутую, и попытался сходу её в узел завязать. Да только что это?! Едва-то-едва согнуть её он сумел, да и то, уперев железяку себе в колено.
   – Да ну вас всех! – вспылил усилок ослабевший. – Не в форме я нынче. Говорю же тебе – болею!
   – Ничего, ничего, – захлопотала Марианна лицом, – ты только, дорогой, не волнуйся. Спи себе, почивай, а я, милочек, пошла...
   И убежала.
   Но не минуло и получаса, как в Дундурову опочивальню прибыл королевский посланник и передал ему повеление явиться тотчас пред очи Вальдемаровы. Что ж, оделся герцог сиятельный самостоятельно, поскольку прислугу свою почему-то он не дозвался, да и поплёлся устало в резиденцию короля.
   Приходит туда, глядь – Вальдемар на троне восседает при полном параде, а рядышком с ним Марианна посиживает, и ошивается кардинал Карл, тайный, как Дундур ранее прознал, его недоброжелатель.
   Поклонился герцог новоприбывший его королевскому величеству не слишком низко, и недовольно весьма Вальдемару говорит:
   – По вашему приказу явился, ваше величество. Хотя я и болен... Надеюсь, я понадобился вам по какому-то делу срочному?
   А король сначала промолчал, выдержал солидную паузу, а потом посмотрел на Слепня, словно солдат на вошь, и произнёс властным голосом:
   – Арестовать этого колдуна! В цепи его, каналью! В сырой каземат!
   И пока обалдевший герцог там недоумевал, подскочила к нему королевская стража, да и скрутила его враз, а потом и крепко связала. А он и сопротивления никакого не смог им оказать, ибо не чувствовал в руках своих больше силы.
   Вот такие-то дела! Тю-тю его силушка – была, да вся вышла!
   Бросили опозоренного Дундура в подземную тюрьму, а дня через три устроили над ним церковный суд. Ввели его, цепями скованного, в королевскую залу и на колени перед судом поставили. Судей оказалось трое, они были все кардиналами, а старшим судьёй был ни кто иной, как интриган Карл. Это был старик уже глубокий, с сухим и жёлчным лицом, с душою коварною лисьей, который напоминал собою большую крысу.
   Ну а в стороне на отдельном троне сидел, развалясь весьма вальяжно, сам король Вальдемар, а рядом с ним, тоже на троне, находилась принцесса Марианна. Оба они кидали на Дундура поминутно брезгливые взгляды, словно он был не человек, а какая-нибудь гадина или жалкая козявка.
   – Отвечай, подлый колдун Дундур, – прогундел кардинал Карл, – где и у кого ты научился колдовать, и когда ты душу свою продал дьяволу?
   – Хм! – усмехнулся обвиняемый, позвякивая кандалами. – Я не колдун, ваша святость – я сын простого рыбака. А господина дьявола я не знаю – такая честь более вам по чину вашему духовному пристала. Ха!
   – Ах ты, кощ-щунник! – прошипел кардинал, точно змей ошпаренный. – Да ты не просто колдун – ты колдун нераскаянный! Ну, погоди у меня – я тебя отучу над нами смеяться!
   И он начал с подельниками своими, шепча, совещаться.
   Вся троица кардиналов ядовитыми взорами в узника постреляла, согласно о чём-то головами покивала, и Карл, прокашлявшись, возвестил волю «непогрешимого» суда:
   – За то, что сын рыбака Дундур, обманом получивший высочайший титул герцога светлейшего и главного военачальника, посмел здесь колдовать, и за то что с сатаною пожелал этот мерзавец знаться, приговаривается он к высшей возможной каре – к смерти позорной на костре!
   И он лицемерно возвёл очи к небу и козлиным голоском гундяво пропел:
   – Да смилуется господь над душою его грешной!
   – Ха-ха-ха! – рассмеялся разжалованный силач. – Интересно у вас получается, у святош окаянных: сами вопите, что, мол, не убий – а безвинных людей на смерть посылаете! Тоже мне, христиане! Да вы так же далеки от Христа, как осиновый кол – от креста! Тьфу на вас, мрази! Да провалитесь вы в свой ад!
   И он плюнул весьма далеко и попал удачно Карлу прямо в рожу.
   А пока тот возмущался и от харчка рукавом оттирался, Дундур обратился к Валдемару, восседавшему на троне с преважной харей:
   – Не ты ли, подлый король, возвёл меня сам в герцогское достоинство? Не ты ли пел мне дифирамбы за то, что я врагов твоих разогнал? Почему же ты тогда не повелел меня арестовать, а?
   Не сразу ответил король. Скривился он горделиво и всё своё презрение к говорившему подсудимому во взгляде своём сконцентрировал.
   А потом сквозь зубы молвил:
   – Ты дурак, Слепень! Дурак просто безмозглый! Что ты, деревенщина неотесанная, в политике высокой понимаешь! Ты ведь ранее силён был невероятно, и нам надо было под дурь твою подлаживаться, поскольку любая сила и власть от бога лишь происходят. Ну а теперь ты ослаб, и нам не нужно больше притворяться, поскольку любая слабость идёт от дьявола. Ты более нам не опасен, вот и ступай теперь к дьяволу или к чёрту – скатертью, как говорится, дорога!
   И он захохотал издевательски, унижением врага искренно наслаждаясь.
   – Ну а ты, Марианна, – обратился тогда узник к невесте своей несостоявшейся, – неужели и ты мне врала, когда в вечной любви ко мне признавалася?
   – Фу-у! – фыркнула принцесса, поджав губки. – Ничуть я тебя и не любила, тупой ты дебил! Ну, ничуточки даже! Где это ты видал, чтобы принцессы в простолюдинов влюблялись?! Я ведь умна, и пред силой твоей временно преклонялась. Или ты не слыхал никогда про женское коварство?
   Тут уже расхохотались все: и Валдемар, и Марианна, и стая кардиналов, и даже вся королевская стража. А у преданного подло Дундура горечь по душе разлилась, а также тёмная едкая печаль.
   – Будьте вы прокляты, сиятельные мерзавцы! – покачав головою, негромко он сказал, и его тихие слова почему-то услыхала вся компания.
   Хохот сразу прекратился, словно каждый из злодеев им подавился.
   А король Вальдемар глаза от гнева выпучил и по-бабьи взвизгнул:
   – Бейте его, стража! Бейте сего наглеца! Ату его! Фас!
   Налетели тут на Дундура стражники, и до тех пор они его там избивали, пока тот не потерял, наконец, сознания.
   Избитый до полусмерти, истерзанный весь, окровавленный очнулся бессильный силач через время долгое в своём каземате, и от боли ужасной даже он застонал. А потом с силами кое-какими узник наш всё ж собрался и принялся о пережитом размышлять. «Вот, значит, какие нравы у этой знати! – с горечью душевной он констатировал. – Так-то они за добро моё мне отплатили!.. А и поделом, – подумал он про себя твёрдо, – нечего из грязи в князи-то лезть: ещё в большей грязи лишь окажешься!.. Эх, дурак я, дурак – свою волюшку вольную на пустое фанфаронство я променял! И бабушку эту хотел ещё ударить! Вот же воистину баран! Ну и пусть тебя сжигают – за глупость твою это наказание!»
   А потом ещё немножко он порассуждал, и сделалось ему несовершённого собою жалко. «А ведь бабка та мне сказывала, – вздохнул он с сожалением, – что родился я для великих дел. Я с самой Марой должен был сразиться! Эх, вернулась бы ко мне моя сила – уж я бы тогда по-другому поступил! А так... нету земле нашей более защитника!»

ОКОНЧАНИЕ В http://www.proza.ru/2015/03/17/628