Офицер. Часть 8

Он закончил осмотр и отладку пусковых установок комплексов «Точка-У» к вечеру следующего дня.
   Накануне, предполагая, что работать придется и ночью, он по достоинству оценил наличие сколоченных на скорую руку мачт с прожекторами, которые, действительно, пригодились офицеру-ракетчику.
   Он намеревался вести работу «на благо великой украинской державы» лишь до тех пор, пока вверенную ему бригаду техников не сморит заслуженный сон.
   Но внезапное появление «Бородавочника» в половине одиннадцатого дня спутало ему все карты...
   Оказалось, что пан комендант явился, чтобы сообщить «пренеприятнейшее известие».
   Он только-что общался по телефону с начальством из Киева;  это начальство подтвердило сроки обмена пленными и наличие в списках пленных его, Белоцерковского Г. Ф., фамилии.
   Это известие, хоть оно и было желанным и приятным, все же, отвесив смачный пинок, словно Никола Питерский из «Джентльменов удачи»,  напрочь вышибло его из колеи душевного равновесия...
   На некоторое время...
   Комендант собирался пробыть на полигоне недолго, но БРДМ, на котором он прибыл,  неожиданно, сломался.
   Водитель и один из техников, покопавшись в подкапотных «потрохах» броневика, решили, что « запалювання вмэрло» и что завтра машину утянет с полигона МТЛБ, а сегодня их украинский бог велел им заночевать здесь.
   Услышав их речь об этом, Григорий Федорович Белоцерковский, отвернувшись, не сдержался и зло сплюнул на землю.
   Странно, но злоба помогла восстановить порядок в душе.
   Видимо, потому, что злоба была нормальным чувством для человека, адекватно воспринимавшего события, в которых он сам в эти дни участвовал.
   И еще потому, что злоба эта вызывала контр-реакцпию.
   И Григорий Федорович, глубоко и медленно вдохнув-выдохнув, восстановил «трезвость и ясность ума» быстрее и проще, чем это сделало бы лекарство из широко известной рекламы...
   Чтобы не вызвать недовольства неожиданно пожаловавшего «Бородавочника», пришлось продолжать работу с установками, вместо того, вместо того, чтоб спокойно выполнить запланированное и задремать от усталости в кабине одного из брянских ракетовозов...
   В то время, как Григорий Федорович Белоцерковский заканчивал свою работу, в отделе военной разведки штаба Народного Ополчения начиналась другая, своя работа.
   Начиналась она просто, даже не буднично, а совершенно незаметно для постороннего и несведущего глаза.
   Но сведущий глаз заметил бы общий холодный азартный блеск в умных и жестоких глазах трех контрразведчиков и сидевшей рядом с ними девушки с черными волосами и раскосыми зауженными черными глазами.
   Миниатюрно сложенная, крепкая в кости девушка эта была одета в солдатские штаны и куртку с капюшоном. На эту одежду, и без того камуфляжной расцветки, была нашита маскировочная сеть, на нее — вполне натурально выглядящие жухлые листья и клочья травы. На коленях, непроизвольно лаская рукой, девушка держала снайперскую винтовку СВУ.
   Она сидела спокойно, несколько, даже, отрешенно и слушала разговор мужчин, не вставляя в него ни единого слова.
   Упырь, Леший, Полянин и Иштар работали...
   Леший говорил сейчас Полянину: «По имеющейся информации, Молот выходит на «финишную прямую, работать приходится в цейтноте из-за того, что укропы торопятся привести свои «знаки препинания» в рабочее состояние до того, как пленного специалиста придется отпустить. Понятно, что специалист — на вес золота, тем более — советский специалист. Он на вес золота и для нас. И именно потому, а не из-за какого-то там сострадания и челоовечности, мы должны вытащить его оттуда живым. Помимо того, что он — живой, так сказать, регистратор всего того, что там происходит.
   И да, его еще и раскрыть могут со дня на день, это же укропы...
   Короче...
   Скажи мне, Паша, ты уточнял, когда именно хохлы собираются произвести обмен пленными?».
   Тот, поджумав, ответил: «Осталось тридцать часов.».
   Леший произнес: «угу. То есть, меньше двух суток. Уже меньше. Это плохо.».
   Затем, прервавшись и подумав, добавил: «Сейчас ты, Паша, отправляешься в квадрат, который укропы пометили, как «42-Б». Смарт отключаешь, а у барыг на «Золотом кольце» покупаешь простую звонилку, только не «Эл. Джи.» и не «Самсунг», что-то такое, что уверенно вытянет слабый сигнал.  И еще берешь с согбой хороший ббинокль — тебе выдадут на складе. И залегаешь поблизости от полигона, аки терпеливый и мудрый Каа.
   Фиксируй все на свой опытный глаз, и если что-то будет левое происходить, свисти нам.
   И мобилу, которую у барыг купишь, после можешь размозжить своим фирменным найковским ботинком. Чтоб не излучала.
   Ты, Миша и ты, Света, начинаете работать не через ддвадцать восемь часов, а уже сегодня.
   Ооружие еще раз смазать, перепроверить, перезарядить. Учесть, что завтра по погоде ожидается небольшой туманчик и освежить в памяти навыки стрельбы в условиях плохой видимости.
   Связь не отключать.
   И — главное, быть поблизости от меня, когда понадобитесь.».
   Упырь, скрывая и без того сдержанную улыбку, спросилл: «А когда понадобимся?».
   Леший ответил: «А вот фиг его знает. Так что будьте просто рядом.».
   Упырь хмыкнул, сказал: «Ты, прям, доктор Быков...».
   Леший ответил: «Не льсти.».
   Затем продолжил пизлагать свои соображения: «Значит, Света — будь готова к любым условиям, к любому месту, откуда придется стрелять. Не сиди слишком далеко. С какого, кстати, расстояния ты можешь уверенно стрелять при некоторой дымке в атмосфере?».
   Светлана Мирзоева спокойно ответила: «С четырехсот метров.».
   Леший произнес: «Угу. Что я, действительно, понутюсь? Это я — мартышка без очков. А с вашими прицелами с Луны чела свалить можно...».
   Затем продолжил: «Ты, Миша, завтра в назначенный час и минуту пойдешь со мной и будешь начеку. Мы лично будем встречать обменных пленных. И постараемся не прощелкать «вспышку».».
   Затем снова обратился к Иштар: «Ты завтра работаешь без команд, по своему усмотрению. Я тебе подам только единственный сигнал. Сможешь?».
   «Мне не впервые так работать. Справлюсь.» - ответила снай перша.
   «Тогда наичнаем бой. Время в красном углу ринга.» - сказал леший и поднялся из-за стола.
   За ним поднялся и Паша-Полянин, рослый блондин, почти альбинос, спросил: «денежку выдашь на покупку «звонилки»?».
   Леший ответил коллеге: «За свои. Паша. Мы ж не за деньги работаем, а за Родину...».
   Они разошлись в разные стороны — Полянин, усмехнувшись и запахнув свою легкую серую куртку, пошел к дверям буфета, где они проводили свое «рабочее совещание», Леший, «вжикнув» молнией черной кожанки — к лестнице, ведущей наверх, в штаб, а Упырь и Иштар — обогнав его, по той же лестнице, направились в тир, где собирались провести обслуживание своего оружия и потренироваться лишний раз в стрельбе.
   На ходу Леший бросил уходящему Мише: «Вы на связи будьте. Вызову, если что.».
   Тот ответил: «Хорошо, не кипешуй.»...
   … В это время в покинутом карьере, на полигоне, где размещались ракетные комплексы ВСУ, Григорий Федорович, находившийся в боевом отделении одной из пусковых установок и протиравший мягкой тряпкой иллюминатор в круглом боку ракеты, услышал перемежаемый частыми хлопками характерный рев и лязггусениц.
   Он приподнялся над бортом прямоугольного углубления, в котором сидел и увидел вползающий в выщербленную «чашу» карьера бронированный гусеничный тягач, на низком корпусе которого топорщилась спаренная пулеметная установка.
   Подумал: «Так. МТЛБ приперся. Значит, скоро комендантову таратайку и его самого отсюда заберут. Хорошо.».
   И действительно — спустя полчаса, зацепив тросом «мертвый» БРДМ, тягач пополз к выезду имз карьера.
   Комендантская голова торчала из одного из люков тягача, Хома Гудзык колыхался и трясся на броне...
   Теперь, рахом, Григорий Федорович забыл о своей усталости.
   Он закончил протирать стеклянный «глаз», связывавший бортовую электронику ракеты с системой наведения и спустился вниз, в нутро ракетовоза.
   Здесь он щелкнул несколькими тумблерами — и увидел, как на дисплее управляющего компьютера комплекса появился маленький, светящийся зеленым светом, квадратик.
   Компьютер включился. И офицер-ракетчик немедленно застучал пальцами по его клавиатуре, быстро набирая символы программы, которую он написал уже здесь, в бывшем общежитии агрономов.
   Слушая сухие щелчки крупных серовато-белых клавиш под своими пальцами, он подумал: «Главное, чтоб я нигде не напорол в этой программке. Но, думаю, не напорю — я ж не зря на это учился, в свое-то время... Когда компьютер включат вторично, чтоб пргоконтролировать координаты, которые туда введены, то там будут нормальные, правильные координаты. Но машина их уже будет игнорировать. Она будет видеть только то, что я ввел... И после этой машины у меня остается еще шесть штук, куда надо забить эту же программу. Ну, это уже не тяжело.».
   Он закончил набирать программу. Нажал на «Энтер», компьютер послушно мигнул монитором — и по экрану побежали вертикальные ряды цифр и символов. Затем появилась надпись: «Программа введена и готова к выполнению. Желаете ли вы скрыть выполнение?».
   Он ввел команду: «Да.».
   В ответ компьютер написал: «Ок. Выполнение программы будет начато в скрытом режиме после следующего включения компьютера. Сейчас вы можете выключить ЭВМ.».
   Григорий Федорович позволил себе улыбнуться и выполнил последовательность отключения ЭВМ...
   Он проделал все тоже еще в шести машинах. Теперь он был уверен в том, что задуманное им будет осуществлено. Ведь в компьютеры машин уже были вбиты те координаты целей, которые выбрал он сам. При вводе других координат машина сделает лишь вид, что приняла ввод. Она его не примет...
   Закончив свою работу и сообщив об этом по телефону «Бородавоченику», который, в то время, уже находился в своем кабинете, Григорий Федорович смог, наконец, опустить матерчатые шторки на стеклах кабины одного из ракетововзов, опустить крышки люков, вытянуться на трехместном сиденье и задремать...
   А в это время в штабе украинского гарнизона комендант, отложив телефон ан раскрытый номер «журнала для мужчин», обратился к сидевшему рядом командиру одного из подразделений: «Ну что, свинья свое дело сделала... Завтра свиней повезут менять на наших офицеров...  Константин, вы ведь украинский офицер?».
   Тот, которого звали Константином, действительно, носил на погонах знаки отличия офицера ВСУ. Он ответил: «Слава Украине!! Да, я украинский офицер.».
   Комендант продолжил: «Тогда слушайте мой приказ. Завтра повезут на обмен несколько человек этих свиней. Все должно быть спокойно и чисто, москали в наших намерениях не должны усомниться. Но вот этого спеца надо ликвидировать. Именно потому, что он спец и работал здесь. А кроме того, я не верю ни в какое искреннее сотрудничество, все это лабуда полнейшая. Он просто шкуру свою спасает, как любой на его месте, разве ж я не понимаю?
   Короче. Завтра вы садитесь в неприметную легковую машину и едете на достаточном удалении от автобуса с пленными. Мало ил, кому сочувствует водитель того автобуса — это же Донбасс, как ни крути. Во время высадки пленных вы будете поблизолсти, но в глаза никому не лезьте.
   И в руках у вас будет пистолет с глушителем.
   Вы его убьете и исчезнете.
   А за это я дам вам две тысячи гривен.
   Готовы выполнять приказ?».
   Тот поспешно гаркнул пьяной глоткой, из которой разило сивушным духом: «Слава героям!!».
   Конечно, он готов был выполнить подкрепленный финансовым вознаграждением приказ...
   А контрразведчик Павел Гринев с позывным Полягнин, сидевший за рулем видавшей военные виды «Тойоты — Кэмри» подъезжал сейчас к блок-посту на границе «линии соприкосновения».
   Ему хорошо был виден сине-желтый флаг над блок-постом и стоящая в капонире рядом с дорогой БМП.
   Здесь же стояли несколько укропов, они уже смотрели в ссторону его машины.
   Он, в крови которого была толика украинской крови, хорошо знал украинскую речь, и говорил на украинском чище, чем иные дикторы новостей. И прекрасно понимал, что эту свою способность сейчас придется использовать «по полной».
   Он снизил скорость, глядя на то, как к машине направляется укроп с автоматом и жезлом регулировщика.
   Остановился, дожидаясь, пока «герой» самостоятельно подойдет ближе.
   Нажал клавишу электростеклоподъеммника, опуская стекло своей двери и, на всякий случай, незаметно прикоснулся к низу куртки, где, в специально вшитом кармане, незаметно покоился пистолет ПСМ. Прикосновение к ткани, сквозь которую ощущался холодный металл пистолета, оббодрило.
   Укр. Подошедший к машине, произнес: «Слава Украйыни! Звидкы йидете? Пэрэпустка э?».
   Полянин, доставая из внутреннего кармана куртки паспорт и вложенный в него пропуск, отобранный недавно у задержанного диверсанта, ответил: «Ось. Паспорт, пэрэпустка... А йиду з Пискив, бо маю час витдпочыты удома.».
   Укроп спросил: «Воюйэте» Що там, у Писках, нашы трымаються?».
   Полянин ответил: «Та ось жэ, выконалы ротацию, навить до дому видпустылы...  Трымаемося, а що щэ робыты? Будэш автивку дывытысь, чы, можэ, я пойиду соби?».
   Укроп махнул рукой и сказал: «Та йизджай. Чого мэни твою автивку дываытысь, чы я милициянт? Слава гэроям! У добру путь!».
   Полянин коротко ответил: «Слава гэроям!» - и мяггко прижал акселератор, одновременно закрывая окно машины. Попутно отметил, что БМП плохо замаскирована, точнее, не замаскирована вообще и отлично видна с расстояния метров двести.  А сам блок-пост расположен в полусотне метров от моста через неглубокую, но с довольно   крутыми берегами, речку. Следовало нанести этот мосчтик на карту и по возвращении в Донецк ознакомить с его расположением и своими соображениями по этому поводу коллег.
   Соображения же были простыми и понятными: блок-пост был откровенно слабым, на этом направлении было совершенно недостаточно пяти укропов и, возможно, еще пяти в десантном отделении БМП, да и одной БМП было мало... Это означало. Что у укропов имеется какой-то иной путь сделать это направление труднопреодолимым. А это, в свою очередь, значило то, что мост, по которому уже ехала его «Кэмри», «от души» заминирован и от БМП осуществляется управление подрывом моста. Именно с уничтожения этой БМП — аккуратно, одним выстрелом — и следовало начинать возможный штурм этого поста...
   Вот он уже миновал мост и повернул руль, следуя изгибу дороги, делавшей в этом месте крутой поворот.
   Здесь дорога уходила в плотно обрамлявшую ее «зеленку».
   Увеличив скорость и отрулив от обочины, где, как помнил Полянин. «любят греться» мины, он, снова, приопустил тонированное стекло своей двери и скосил взгляд влево от дороги.
   Он помнил эти места, здесь ему приходилось бывать еще в «прошлой», мирной жизни...
   Он помнил, что в километре от этого поворота в «зеленке» есть разрыв, откуда хорошо просматривается аэропорт.
   И, конечно, память его не подвела.
   Спустя несколько минут он снизил скорость и посмотрел в сторону аэропорта. Прислушался.
   От аэропорта доносились раскаты залпов пары «Гиацинтов», что-тот густо дымило невдалеке, заволакивая низким черным дымом застланное серыми тучами небо...
   Он определил на слух, что стрельба из аэропорта ведется, примерно, в этом же направлении — и после очередного раскатистого: «Бух!!» ощутил вибрацию воздуха и услышал сверлящий вой летящего снаряда...
   Болванка упала километрах в десяти. Довольно громко...