Свинка

                Мерзкой памяти Пьера Паоло Пазолини


Фильм начинается с того, что мы видим ребёнка, болеющего свинкой. Имя ребёнка, имена его родителей, врача, случайных посетителей и даже участкового, иной раз появляющегося в кадре, мы так и не узнаем до конца фильма. Более того – в фильме нет никакой информации ни о его создателях, ни об актёрах, занятых как в главных, так и в эпизодических ролях; словом, фильм этот – истинный шедевр самоотречения или, говоря вернее, деноминации. Да и сама свинка как болезнь лишь угадывается и определена лишь постольку, поскольку в кадр то и дело попадает висящая на стене картинка с изображением свиньи, на которой – среди прочих надписей – значится: «Свинка. Истина – или болезнь?»

Да! Истина – или болезнь? Что есть человек – и что есть его окружение, в частности, свинья, образ которой во всевозможных обращениях не просто красной нитью проходит по всей картине, но – составляет (или имитирует?) его основную часть.
 
И, разумеется, поскольку ребёнок болен, безымянные создатели фильма пытаются достичь его заочного исцеления путём исследования его сексуальной сферы, как будто даже предпосланной ему самому. Но каким именно образом? Путём исследования сексуальной сферы свиньи, очевидно, взятой в ракурсе своего рода суперэго ребёнка. Не раз свинья появляется в окружении лучей, кольцеобразно опоясывающих ту часть её тела, где локализуются детородные органы. Не раз в самые, казалось бы, приземлённые  – в самые, говоря вульгарно, половые моменты (ибо свинья не просто постоянно грешит, но как бы находится в состоянии перманентного грехопадения) – мальчик (или девочка?) обнимает свинью, причём когда ребёнок делает это, кольцо его рук также начинает испускать лучи в видимой части спектра.
 
Что же касается свиньи, то она относится к феноменам описанного рода крайне индифферентно – то есть, проще говоря, словно бы не замечает не только свечения, прекрасно видимого зрителю, но и самих объятий. Что делает свинья? Продолжает грешить – иными словами, совокупляться.
 
И на фоне этой якобы грубой и якобы всего лишь материальной силы, словно бы безразличной и к святому, и плотскому, и другие – всегда случайные, всегда безымянные! – участники этой потрясающей духовной мистерии сами начинают мало-помалу совокупляться со свиньёй: кто прямо перед камерой, в манере видеорепортажа, а кто и в своих грёзах, поданных оператором хотя и предельно откровенно, но с необычайным тактом. (Специальный приз Скотоположенского кинофестиваля за операторскую работу.)

Выздоровел ребёнок или нет – это остаётся за кадром и, соответственно, за пределом актуального интереса зрителя. Некоторые из критиков, до сих пор обсуждающих этот бесспорный шедевр, считают, что своим размытым финалом фильм обязан некоторой концептуальной передержке. Однако те, кто глубоко прочувствовал финальные кадры, вряд ли согласятся с этим скороспелым выводом. Медленное нисхождение свежевыпотрошенной – и, следовательно, лишённой своей былого безразличия к духовному свиной туши на ложе, где организм мальчика – или девочки? – силится преодолеть болезнь; растворение и слияние этих двух сущностей в единое целое; та цветовая и лучевая симфония, которая этот акт сопровождает, – всё это вряд ли можно назвать чем-то просто «концептуальным».
 
А тем более учитывая тот факт, что подобное откровение никого не оставляет безразличным.


Рецензии