История Барта Коулмана

Сегодня выдался, как никогда, тяжелый день. В такие дни, как этот, Барт Коулман посещал бар, находившийся совсем недалеко от его дома, или покупал билеты в кино на самый поздний сеанс. Старый, пропахший жженым маслом и попкорном кинотеатр был его излюбленным местом, где он, расслабившись в удобном, слегка потрепанном кресле, мог отдохнуть и подумать о чем-то нейтральном и ненавязчивом.

Городок у них был совсем небольшой, поэтому в одиннадцать вечера Коулман был единственным посетителем. По ночам здесь показывали особенно замечательные, старые чёрно-белые фильмы. Он любил пересматривать их снова и снова, пускай и знал уже каждый наизусть; было нечто волшебное в очередном просмотре уже знакомого и полюбившегося фильма. Может, потому что сам Коулман приходил каждый раз немного другим, или же атмосфера кинотеатра навевала новые мысли, но всякий раз он понимал один и тот же фильм иначе, чем во время предыдущего просмотра.

На кассе стояла его знакомая, молодая девушка по имени Холли. Барт Коулман был частым посетителем, поэтому они были даже в некоторой степени друзьями.

— Здравствуйте, мистер Коулман, – улыбнулась Холли, – как обычно?

Он был настолько уставшим, что с трудом выдавил из себя слабую улыбку и обошелся лишь кивком головы в знак согласия.

Сегодня определенно была особенная ночь, Коулман никогда не ощущал подобной усталости, она тянулась от кончиков пальцев и до самой макушки. Он однозначно нуждался в пустом зале кинотеатра и удобном кресле в самом центре наедине с собой и затасканными мыслями.

Начался просмотр фильма, и, растекаясь в старом кресле, Коулман сосредоточился на просмотре. Непонимание наполнило все его сознание, словно белый дым. Этот фильм был не похож на те, что он видел до этого. И за все четыре с лишним года он ни разу не натыкался на эту картину. Сюжет ему показался каким-то скомканным, замудренным и совершенно непонятным, но было в нем нечто знакомое и завораживающее, что лишь интриговало его истощенный разум.

На экране мелькала фигура мальчика лет десяти с копной чёрных волос и огромными миндалевидными глазами. С его по-детски миловидного лица не сходило ощущение горя, что сразу же озадачило Барта Коулмана. “Ему от силы десять лет. Чем парнишка десяти лет может быть настолько расстроен?” – думалось ему. Но совсем скоро он понял, каким горем убит этот маленький мальчик.

На экране появилась новая картина, этот самый черноволосый парнишка с раскрасневшимися от слез глазами около деревянного гроба, в котором лежала молодая прекрасная женщина. Его мать. Руки Коулмана поразила мелкая дрожь, а сухой ком застрял где-то в горле, внутри закралось ощущение, будто он сейчас стоит на месте этого мальчика и чувствует все то, что ощущает он. Будто он переживал что-то подобное однажды. Лицо ребенка покрылось красными пятнами от подступающей злобы и постоянно льющихся слез.

На следующей картине мелькала фигура того же парнишки, только было ему уже, наверное, лет пятнадцать. Он походил на молодого трудолюбивого юношу с отличными манерами. На экране появились две новые фигуры: девочка лет семи-восьми с каштановыми кудрями, видимо, его сестра, и мужчина лет сорока с бутылкой виски и раскрасневшимися глазами. Тот самый парень работал на износ, он успевал приготовить своей семье обед, устроить уборку во всем доме и сделать домашнее задание с младшей сестренкой. И, несмотря на то, что его жизнь была наполнена лишь ужасом и постоянным трудом, он все еще держался на ногах.

Мистер Коулман заворожено наблюдал за сменяющимися сценами фильма. Его поразила искренность и откровенность, происходящие на экране, каждая минута заставляла его чувствовать и ощущать то, о чем уже и не помнило его сердце. Его состояние менялось каждое мгновение, от сострадания до искренней гордости.

Картины на экране стали быстрее сменять друг друга, и главному актеру было как будто лет двадцать или чуть больше. Он стал красив, вытянутое тело, копна блестящих волос и глаза его, наконец-то, стали счастливыми.
Коулмана поразило, насколько точно был подобран актерский состав, ведь каждый последующий герой был повзрослевшей копией предыдущего.

Молодая девушка, сопровождающая парня на экране, словно придала ему жизни и смысла. Картины летели одна за одной, несколько неописуемо романтичных свиданий, год за годом, затем скромная свадьба. Но это хрупкое счастье продлилось совсем недолго, случилась авария, затем ее поразила амнезия. Девушка решила, что для нее будет лучше начать жизнь заново и оставила его наедине с нахлынувшим горем. Теперь его карие глаза были совсем как в детстве.

Барт Коулман зажал рот рукой, вцепившись в кресло, фильм захватил все его сознание. Следующие полчаса он смотрел на экран, качая головой, затянутый в самую суть.

Из честного юноши этот парень превратился в развращенного, поддавшегося своим порокам человека. Совсем скоро, он понял, насколько он красив, и последующие вечера проходили в компании очередной незнакомой дамы в пропахшем сигаретами и алкоголем баре. Он смеялся своим желаниям в лицо. Его не пугало ни чужое осуждение, ни даже смерть. Он шел по лезвию ножа. Бывало, он мог проиграть в покер целое состояние, а потом месяц скрываться от людей, которым был должен. Его жизнь превратилась в утопию, залитую дешевым виски и сигаретами.

Он жил только ради себя и своего удовольствия. Женщины и алкоголь превратили его миндалевидные глаза, пропитанные горем, в две черные дыры, наполненные лишь леденящим равнодушием. Барт Коулман видел, как к парню приходила его младшая сестра (уже вполне сложившаяся девушка) и рыдала, падая на колени и умоляя его прекратить. Он смотрел на нее сверху вниз с самодовольным выражением на лице и гневной физиономией.

Коулман был возмущен до безумия. Никогда просмотр фильма не прокрадывался так сильно в самую суть его больного сознания.

— Какого чёрта, – кричал он в пустой зал, – я разве пришел сюда ради этого?

Возмущение подкатывало к горлу. Тем временем на экране мелькало тысячу подобных сцен. Разврат, грубость, равнодушие, парень смеялся над стариками и ругался в адрес женщин и детей непростительными словами.

На секунду задумчивость сменила гнев Барта. Он присмотрелся повнимательнее на экран. Молодой юноша уже и не походил на юношу, а скорее на мужчину, такого до боли знакомого. Неужели Коулман знал его?

На глазах мужчины выступили слезы, когда на экране он увидел себя, одного в самом центре зала. Озлобленного и одновременно одинокого. Сердце сжалось от боли, он зажмурил глаза, чтобы не видеть этого ужаса, чтобы его разум не успел осознать смысл происходящего.

Когда мистер Коулман открыл глаза, то неожиданно для себя очутился в комнате с белыми стенами и потолком, он сидел на стуле перед большим чёрным экраном. Перед ним стояла молодая женщина, олицетворение спокойствия и умиротворенности.

— Что это было? – спросил Коулман, спустя несколько минут молчания, дрожащим голосом.

На его лице застыли слезы, впитавшиеся в кожу.

— Твоя жизнь, Барт Коулман, – произнесла она голосом без эмоциональной окраски, – как думаешь, почему ты здесь оказался?

— Я умер, – произнес он, помолчав пару минут, – так зачем же вы меня мучаете? – в его голосе послышались озлобленные нотки.

Он как будто до этого уже начинал понимать, что с ним происходит и откуда эта безумная усталость. Он знал, что его сознание проживает последние мгновения.

— Потому что мы не знаем, куда должны тебя определить.

— В ад, – яростно рявкнул мужчина в ответ, ему было нечего терять.

Коулман искренне желал, чтобы все это прекратилось, наверное, потому что в его сердце прокрадывалась давно забытое им ощущение стыда. Он не знал, верить ли в происходящее, но это его и не заботило, единственное, чего хотел Коулман, чтобы все это прекратилось.

— Ты должен вернуться обратно, в свою жизнь, – наконец произнесла девушка, когда молчание стало невыносимым.

Разочарование пронеслось в душе мистера Коулмана, он был готов податься в ад, но нет, его возвращают обратно в его жизнь, которая ,по сути,
являлась синонимом ада.

– Стыд, раздирающий твою душу, и гнев, сжигающий твои мысли, поставили нас в противоречивое положение, поэтому ты должен вернуться и спасти одну невинную душу.

Надежда возродилась в истерзанном сердце Коулмана, неужели у него есть возможность обрести счастье в Раю?

– Чью душу? – чуть слышно промолвил он дрогнувшим голосом.

– Свою, – это было последнее, что услышал Коулман, так тихо, что это походило на иллюзию, созданную его разумом.

Барт Коулман, мужчина сорока лет, сожженный предательством и потерями, пьянством и развратом, переполненный отчаянием и ненавистью, очнулся в постели, влажной от собственного пота. Череда давно забытых эмоций пронзили его тело, словно заряд эллектричества, его глаза расширились то ли от удивления, то ли от ужаса. Он резко сел на кровати, глотая вохдух ртом. Коулман не знал, во что верить. Это была иллюзия, вызванная выпитым алкоголем, или же он, правда, чуть было не умер? Ему хотелась рыдать и смеяться, он подскачил с кровати и начал ходить из угла в угол. Во что ему верить? Может быть, он сошел с ума.

Внутри него что-то загорелось, зашевелилось, наполняя его миндалевидные глаза слабым блеском, он обрел надежду, Барт Коулман избежал смерти.

Ему подумалось вдруг, что у каждого человека есть шанс на рестарт, и теперь он реализует свой…