Слепой

1.
Я слеп и мне всего лишь восемь. Как только я появился на свет, мои глаза отказались видеть, мама говорит, что однажды, если я буду молиться, мое зрение вернется, но я мало в это верю, я не глуп.
Но мне повезло, у меня есть мама, стойкая, сильная и слегка помешанная на религии. Каждое воскресенье мое сердце плачет, когда она ставит свечку за моего отца. Он погиб, защищая свою родину. Война была ненужной, тяжелой и долгой. Она всегда такой бывает, даже если и длится пару месяцев, ведь её надо считать смертями, а не годами, как это делают глупые люди. Так мы с мамой и живем, одни в послевоенное время.
Я никогда не чувствовал себя несчастным, мне нравилось жить, даже не видя жизни. Я все видел своими "внутренними" глазами, точнее представлял мир, каким бы хотел его видеть. Может быть, я даже был счастливее многих зрячих. Как часто это бывает у слепых, зрение мне заменили другие чувства: обоняние, слух, осязание. Так что мир себе я представлял немного иначе. Все мне казалось большим часовым механизмом, наша планета, если верить взрослым, крутится вокруг своей оси, а значит это механизм, человеческое сердце, что бьется в груди каждого, разве это не механизм? Все мы ходячие часы. Запахи, окружающие меня с детства, только усилили мое восприятие: машинное масло, газы, которые выходят из этих же машин. Этой теорией я мог доказать почему я не вижу, просто в меня забыли вставить специальные гайки, отвечающие за зрение, мне было удобно так думать. Даже моя жизнь состояла из маленького механизма, из действий и дел, которые я обязан был выполнять.

После смерти отца, маму выселили из специального дома для военных, я совсем не понимаю, почему нам не дали новое жилье, но, наверное, взрослые знают лучше, хоть мне так и не казалось в тот момент. И оказавшаяся на улице, молоденькая испуганная девушка с маленьким ребенком, выжила. С трех лет я живу в этом белом доме. Он двухэтажный и старый, но я его полюбил. У нас здесь много соседей, не все мне нравятся, но мама говорит, что всем этим людям, как и нам с ней, не повезло. Мы занимаем самую дальнюю комнату в доме. В ней хранятся только три вещи: перина, моя трость и чемодан - и все это стало неотъемлемой частью моей жизни.

Моя мама устроилась швеей, и уже несколько лет работает там, иногда у нее остается лишняя ткань, тогда у меня появляется новая рубашка, сшитая из клочков, или у нее новая юбка. Вся её маленькая зарплата уходит на нашу комнатку, моя же остается на еду, поэтому денег на всё остальное у нас нет, но это никак нас не расстраивает.
Лет с шести я пошел на работу, другие люди называют её иначе, некрасиво и невежливо, но для меня она является источником жизни, ведь без еды мои "часы" сломаются. С утра и до вечера я стою в переходе или в любом другом месте, где много народа, моя работа простая - стоять и ждать людей, имеющих сердце. Каждое утро мама водит меня на работу, а вечером забирает. Перед сном наступает самый ответственный момент-определение насколько хорошо я поработал, обычно из моей дряхлой, заштопанной шляпы высыпается несколько купюр и вылетает много-много мелочи, я даже научился определять достоинства монет, это очень просто, все зависит от ширины и диаметра.

Моя жизнь нравилась мне. Я не думал, что можно жить лучше. Все дни, когда у нас была еда, мама не болела, и соседи не сильно шумели, я считал счастливыми.
2.
Мама стала часто болеть, я начал волноваться за её здоровье, но она говорит, что это пройдет, если я буду послушным и хорошим мальчиком. Теперь на работу я должен ходить один, мне немного страшно идти одному, но ничего, мама поправится, и мы снова будем ходить вместе, как раньше. Я беру свою трость, которая не раз меня выручала и следую выученному маршруту.
Сегодня мне повстречалось мало добрых людей, денег в шляпе практически нет, а моя табличка порвалась. Помню, как в шесть лет мама нарисовала мне первую картонку, она написала всего лишь два слова: "Слепой. Помогите", с тех пор я поменял много табличек, но надпись всегда оставалась неизменной.
Вечер. Стало холодать. Пролетающие машины, гул людей и свист полицейских - меня оглушали. Я решил задержаться на моей работе, чтобы побольше заработать. Через несколько минут, меня кто-то дернул за ногу, я так испугался, что чуть не упал. Сначала я подумал, что это змея, потом, что собака или кошка, но человеческий голос развеял мои сомнения.
-Чего ты тут стоишь?- прохрипел мужчина, по голосу было ясно, что ему лет пятьдесят не меньше.
-Я работаю,- ответил я, уже начиная бояться его, мама мне всегда говорила, что с незнакомцами разговаривать нельзя. Мужчина сказал что-то непонятное, но было похоже, что его рассмешил мой ответ.
-Это попрошайство, а не работа.
-Вы не правы, моя мама говорит, что…- я не успел ответить, он бесцеремонно меня перебил.
-Ты ещё мал, раз слушаешь женщин, у них своё в голове…- и после этого несколько минут он молчал, видимо погрузился в воспоминания.
-Как тебя зовут?
-Я…я…- сомнения одолевали меня в тот момент, правильно ли будет сказать настоящее имя или же наоборот соврать.
-Ладно, понял, не говори, и я тебе своё не скажу, не потому что вредничаю, просто имена не имеют никакого значения к людям.- Мне было не очень понятно это, но я не стал спрашивать. Только сейчас, я заметил, что он пьян. Мужчина всё также продолжал лежать на траве рядом со мной, я делал вид, точнее пытался, что меня это не смущает, и я его вообще не замечаю.
-Ты слеп?- вдруг спросил он.
-Да.- Мне не было обидно, но что-то в моём сердце защемило, больно говорить, что ты не такой как все.
-Давно?
-С рождения.
-Повезло.- Этот ответ меня поразил, обычно все мамины подруги, всегда жалели и подбадривали меня, а он нет. Он однозначно не глуп.
-Наверное.- Ни один из нас не сказал больше ни слова.
Я возвратился домой ночью, денег в моей шляпе по-прежнему было мало, а мама так и не выздоровела.
3.
Я проснулся от маминого кашля, раньше, чем обычно. Она ворочалась, ей определенно стало хуже. Я не боялся за неё, ведь она же поправиться, она не может не поправиться, ведь это бы было не правильно, механизм такого не допустит.
Я вышел во двор. Утро было солнечным, его тепло меня обнимало. Настроение сразу же улучшилось. Я сел на качели, но не отталкивался ногами, мне просто нравилось сидеть и думать. Мысли мои унеслись далеко, к морю. Я часто слышал от мамы про море, загадочное и соленое море. У неё остались фотографии, ракушки и баночка солёной воды – всё хранилось в нашем чемодане. Я любил брать ракушки и подолгу слушать звуки моря, они меня успокаивали, окунали и нестерпимо манили. Баночка давно уже осталась без воды, но это не умоляло её драгоценности. С фотографиями мне всегда было трудно сладить, ведь я их не вижу, иногда это очень усложняет мою жизнь, но потом я просто сам придумывал картинки, странные, но свои собственные.
Улица начала оживать, люди просыпаться, а машины ездить. Я побрел домой, продолжая думать о море.
-Мама, уже день, мне пора на работу,- громко воскликнул я, но ответа не последовала, тогда я подошёл к самой кровати.
-Мама,- сказал я прямо над её ушами, но она всё также не отвечала, я стал волноваться. Она не ответила и на десятый раз. Я лег рядом с периной, обняв маму.
-Мамочка, проснись, - уже чуть ли не со слезами на глазах, я стал её звать. Ледяной холод сковал мои губы, слезы засохли, я больше не говорил и не шевелился, я просто лежал. Страх и тишина окутала весь мой мир. Я хотел заткнуть свои уши руками, чтобы не слышать молчание в её груди, но боялся шевелиться. Я не видел теперь даже своих мыслей. Я был один, в темноте, обнимая свою мертвую мать. Она больше не проснется, она больше никогда не поведет меня на работу. «Нет! Это неправильно! Она не должна была умереть!»- проносилось у меня в голове. Иногда я представлял, что это плохой сон, ужасный и нереалистичный, но тишина и одиночество напоминали мне всю правду.
Через день её вынесли из комнаты. С ней ушло моё счастье и тепло. Я не чувствовал холода, тепла, ничего не слышал и ни о чем не думал, я стал бесчувственным, но всё ещё слепым. Мой маленький мир рухнул, механизм рассыпался на осколки детской радости. Я больше не мог надеяться на защиту, меня убили смертью матери. Перина - мой единственный островок защиты, мой плот в глубоком море, я хватаюсь за него каждую секунду, потому что боюсь не выдержать этой боли. «Она умерла»- произнес я вслух. Дыхание перехватило, я стал глотать воздух, я тону в море собственной боли. В комнате тикали часы - мой некогда священный механизм. Я поднялся, казалось, будто я иду сквозь мир, голову наполнял свинец, а ноги – вата. Наконец-таки я добрел до часов. Когда я взял их в руки, я чуть не упал, на меня будто что-то обрушилось, шквал моей собственной глупости. «Мы все беззащитны»- сказал я в тишину. Я создал этот механический мир, я его и разрушу, часы выпали из моих пальцев, и громко зазвенели, мир потерял краски. Не такие как у всех, цветные и яркие, хоть я и не понимаю значения этих слов, мысли потеряли «моих» собственных красок, остались только звуки смерти. Мой мир наполнился безглубинной чистотой.
***
Со мной моя перина, чемодан и трость, я иду к морю. Я знаю, где оно. Я найду его.