Записки многодетной матери. Часть 2

А. Колотова


ДЕТИ

(Записки многодетной матери)

Часть 2

Уважай других!

Занятая каким-нибудь интересующим меня делом, я увлекаюсь им настолько,  что забываю всё на свете. Вот так и в это утро. Я что-то писала и так сосредоточилась на этом, что не разбудила во время детей в школу. Толя-ученик 10го класса, встал сам и начал выражать недовольство этим.
- Могла бы разбудить-то хоть нас, - упрекал он меня.
Я понимала справедливость его упрёков, но меня задело его нежелание считаться с моими интересами.
- Ты же знаешь мою особенность сильно сосредотачиваться на том, о чём думаю. Почему я должна думать только о вас? Разве у меня не может быть других интересов? Я уважаю ваши интересы, будьте добры, уважайте мои. Я ведь тоже человек.
- Но мы бы могли опоздать в школу.
- Неправда. Вы встаёте в одно и то же время и уже привыкли. Подумаешь, встали на 10 минут позже! Да я знаю, что вы проснулись раньше, но вам обязательно надо, чтобы я подошла вас разбудить. Какое право вы имеете выражать своё недовольство, что я не сделала этого? Ну, просто не смогла. Можешь ты это понять? Это же не часто бывает.
Вижу, что и Толя понимает справедливость моих упрёков. Но он тоже прав. Будить их действительно надо во время. Однако я не сдалась.
- Ты бы вот чем ворчать-то на меня, предложил бы на этот случай, когда сажусь читать или писать, ставить у вашей кровати будильник. А то вместо того, чтобы подумать, как лучше сделать, начинаешь ворчать. Не дело это, ворчать на мать.
Так и решили: ставить будильник.
Знаю, если дети научатся уважать родителей и считаться с ними, они будут уважать и других, живущих рядом с ними, уважать их дела, потребности и интересы, когда попадут в другую среду. Научить детей уважать того, кто их окружает – гражданский долг матери и вообще родителей, старших, всех кто принимает какое - либо участие в их воспитании.
Я живу!

Нередко я рассказывала детям о тяжёлых годах Великой Отечественной войны.
- Даже не верится, что такую тяжесть вынесли, смогли вынести, -  рассказываю я.
- Думаешь, мы бы не выдержали, если бы была такая война? -  спрашивает Толя.
- Наверное, выдержали бы и вы. Только это очень трудно было. Всем она судьбы покалечила. Вот и мне тоже…
Не будь бы её, была бы я каким-нибудь научным работником, занималась бы творческим трудом.
- Тогда бы и меня не было.
Видно, что Толю страшит мысль о том, что его бы могло и не быть на свете.
- И тебя бы не было…
- Вот это только и успокаивает меня, что вы у меня есть.
- Ну, так что тогда говорить, - обидчиво заявляет Толя.
Нет, он совсем не хочет, чтобы я жалела о том, что они, мои сыновья, есть у меня.
- Мне то бы тогда интереснее жить было, - не то отвечаю, не то раздумываю я про себя.
Но Толя уже не слушает меня. Он доволен тем, что моя жизнь сложилась так, мог появиться на свете, жить и мечтать о будущем он - Колотов Толя, а теперь в будущем Колотов Анатолий Петрович и, может быть, научный работник.
В августе он успешно сдал экзамены, как и мечтал, в Ижевский сельскохозяйственный институт и стал его студентом.

Какими-то они будут?

Из всех детей, легче всего мне пришлось с Толей. Спокойный, уравновешенный, покладистый, он никогда не доставлял нам больших огорчений. Учился Толя хорошо и прилежно. Он был от природы наделён чувством такта и нередко доставлял нам удовольствие. Идут отец с сыном по коммунальному огороду, и отец предлагает:
- Толя, давай нарвём травы для кроликов.
- Ну, это разве трава? Плохая какая-то.
- Отказываешься от такой травы? Глупый ты человек после этого.
- А я бы не сказал.
Вот таким рос Толя. Он редко играл со своими сверстниками, зато часто его можно было увидеть за каким-нибудь делом. То он вспахивает землю и сажает что-нибудь в огороде, то тащит из лесу деревце или кустики для посадки, то ещё что-нибудь делает. К нему будто не приставало ничего плохого. Легко усваивал он всё хорошее и полезное.
Всех детей, в том числе, конечно, и Толю, я всеми способами оберегала от самых страшных и, к сожалению, весьма распространённых зол нашего времени: выпивка и курение. И пока дети росли в семье,  они не делали попыток, кроме Серёжи, попробовать спиртное или закурить. Особенно сторонился всего этого Толя.
Я от души радовалась, глядя на моего сыночка, и твёрдо была уверена, что уже Толя-то не будет ни курить, ни пить.
« Он не поддается дурному влиянию товарищей, сумеет устоять, »  надеялась я.
   Но случилось не так.
   Я уже писала, что после 10-го класса, Толя, как и думал, поступил в сельскохозяйственный институт.
   Как-то, ранней весной 1976-го года я собралась навестить его.
   В общежитии, где жил сын, меня встретила комендант этого общежития.
      - Вы к кому? - Я объяснила.
     - А-а, знаю. Невысокого роста, в очках? - Я подтвердила.
     - Хороший паренёк, только вот курит. Такой хороший и – курит.
   Надо было представить, как я была поражена!
     - Толя курит? - Ещё не веря, переспросила я.
     - А что? Разве он не курил у вас?
     - Что вы? Никогда не замечалось за ним такого.
      «Толя, мой Толя, неужели и ты не устоял против зла, поддался дурной привычке, - нервно размышляла я - Как же это так получилось?»
     Всё взволновалось в душе. Я стояла без слов, будто поражённая громом.
     - Проходите, проходите, он дома, наверное,- приглашала комендант.
   Нет, не могла я сейчас видеть его, говорить с ним, мне надо было время, чтобы прийти в себя, успокоиться, подумать, как начать разговор с сыном.
   «Что же мне от остальных- то детей ждать, если даже Толя не смог устоять против зла»? -  мучил меня вопрос.
     - Скажите Толе, чтобы он не уходил никуда, я приду попозднее,- попросила я коменданта.
   При нашем разговоре присутствовал один из товарищей Толи по группе.
     «Он предупредит Толю, что мне всё известно»,- пронеслась в голове мысль, но не обеспокоила меня.
     «Ну и пусть. Легче будет с ним разговаривать».
   Съездила ко второму сыну Саше, студенту 2-го курса Ижевского механического института, походила по улице, немного пришла в себя и только тогда поехала к Толе. Поняла, что ему известно о моём разговоре с комендантом. Кроме Толи в комнате сидело и лежало ещё несколько юношей из этой же комнаты, в которой жил Толя.
     По их, брошенному на меня взгляду, стало ясно, что и им известен разговор о Толе.
     - Тебя, говорят, можно поздравить с освоением новой науки?- сразу обратилась я к сыну со словами, полными иронии. – Молодец, зря время не теряешь. Так ты решил отметить своё совершеннолетие, да?
   Толя молчал. Настороженно молчали и товарищи в комнате. Чувствовалось, что они не одобряют ни моей иронии, ни моих упрёков в адрес сына.
В комнате повисла напряжённая тишина, готовая вот-вот взорваться. И она взорвалась. Толю уважали в коллективе, ласково называли «Толик» и тут постарались прийти ему на помощь.
     -Что он, маленький что ли? Сам не может решить, что ему делать, а что нет, - начали возражать мне.
     -Большой, большой,- опять с иронией начала я.- Кто говорит, что маленький. Так это вы всех таких больших начинаете обучать курить? А
другому, чему-нибудь бы путному не можете?
     -А вы знаете, как трудно удержаться, когда все курят?- начал объяснять один из товарищей.
     - Вот-вот, это же я говорила своему сыну. Конечно, нужна большая сила воли, чтобы удержаться от этого. Мне вот только обидно, что у Толи её не оказалось.
     - Да не курю я совсем,- подал, наконец, оправдывающийся голос Толя.
     - Что же мне ваш комендант, значит, неправду сказала?
     - Слушайте вы её, она вам не это ещё наговорит,- опять выступили в защиту Толи.
     - Ну, зря, наверное, говорить не будет. А что, у вас все в комнате курят?
     -Ну, как «курят»? Вытянул сигарету -  две, уже значит и курит?
     - Сначала сигарета – две, а потом смотришь, и втянулся человек.
     - Ну что вы на него так,- поднялась с подушки из-под одеяла голова одного из товарищей Толи.- У меня вот мамка никогда ничего мне не говорит.
     - Мамка. Слово - то какое - мамка! Потому она и не говорит, что она для тебя - мамка. А я вот своему сыну - мама, и мне совсем не безразлично, что он делает. Впрочем, поступай, как знаешь,- обратилась я к Толе.- Только мне очень  тяжело всё это,- закончила я этот неприятный для всех разговор.
   В мае Толя приехал домой.
     -Я всего выкурил- то сигарет  10, не больше, а она уже наболтала: курит. Я даже из-за этого не здороваюсь сейчас с ней,- сообщил сын, когда разговор зашёл снова об этом злополучном курении.
     - Ну и зря на неё обиделся. Она – мать. И ей тоже нелегко видеть, как вы губите своё здоровье. Вот и сказала.
   Надо было как-то наладить отношения между Толей и комендантом, восстановить взаимное уважение друг к другу и доверие.
   Через  месяц я снова поехала навестить своих сыновей. В Ижевске их у нас трое. Толю я нашла на ремонтных работах. Он с товарищами пропитывал, по двое сколоченные, доски каким-то синим раствором. Мне обрадовался. Поговорили на очень мирных нотах о текущих семейных делах, о его учёбе. Под конец беседы спросила:
     - Ну, как, Толя, ты сейчас куришь?
     - Если ты, то, что я делал, считала курением, то я и этого больше не делаю.
     - А комендант говорит, что куришь,- решила подшутить над сыном.
     - Это она так сказала?- отчеканивая каждое слово, спросил сын, вот-вот готовый возмутиться.
     - Нет, нет, Толя,- успокоила я его.- Я, правда, разговаривала с комендантом. «Ну, как, - спрашиваю,- курит?» «Нет, - говорит,- не курит». Знаешь, Толя, она очень много хорошего о тебе сказала. И что ты поможешь всегда, если тебя попросит, и что не грубишь ты, не возражаешь, как некоторые другие.
   Толя, конечно, был доволен похвалой.
     - Только мне очень неудобно было за то, что не здороваешься с ней. Она так хорошо о тебе отзывается, а ты даже не здороваешься. Нехорошо так.
     - Ладно, мама, буду здороваться.
   Инцидент вроде бы был исчерпан, но на душе остался неприятный осадок и смутное беспокойство. Не узнай бы я во время да не прими меры, может, и втянулся бы сын в дурную привычку. Снова выплыл вопрос: «Какими-то они будут? Что останется в них, наших детях, от тех навыков, которые я так старалась заложить в них и развить. Вот, даже Толя, в котором я так была уверена, не устоял против зла. А может, он не устоит и против другого какого зла? А другие дети? Ведь может быть случится так, что я и не узнаю вовремя о появлении в сыновьях той или иной дурной привычки или наклонности. Тогда она ведь может и укорениться. И я уже ничего тогда не смогу сделать».
   Сомнения, раздумья с новой силой зашевелились в душе. И всё же  думается, что основа в них останется от семейного воспитания. Ну, а прочими будут, вероятно, те навыки, носителями которых были оба родителя. Вот, скажем, ни отец, ни я никогда не занимались воровством ни у частных лиц, ни у государства. Можно надеяться, что и дети наши не будут замешаны в этом. Мы оба никогда не старались в чём-то навредить людям, сделать для них плохо. Думаю, что и дети не допустят этого в своей жизни. Оба мы жили за счёт своего труда, не старались воспользоваться чужим. Верю, что и дети наши не будут тунеядцами или чьими-то иждивенцами.
   Если какими-либо качествами обладают не оба родителя, ожидать можно всего. Кто знает, чьё влияние на детей окажется сильнее: моё или их отца. А, может, скажется и другое чьё-то ещё более сильное влияние? Всё может быть.
   В душе зародилось чувство какого-то бессилия и…успокоения.
   «Ну что же, я сделала всё, что было в моих силах. Большего сделать уже не могу: дети выросли и покинули родное гнездо. Они отданы коллективам: учебным, трудовым, и теперь уже дальнейшее воспитание их будет зависеть от этих коллективов.
   А всё-таки какими-то они будут? Поживём – увидим.

Увлечение.

   Идёт 1976-ой год. В нашей семье остался последний, Володя – ученик 9-го класса. У него есть уже сейчас не отдельный ящик в столе, как это было тогда, когда все дети жили под общей кровлей, а целая отдельная комната, которую он оборудовал по своему вкусу. Зайдите в неё, и вы сразу же определите его интересы. На передней стенке перед вами сразу же бросятся в глаза выжженная, нарисованная красками картина и дощечки с изображениями птиц; слева под зеркалом – карта окружающих посёлок лесных угодий с какими-то пометками на ней, известными только одному Володе, да разве ещё Толе, потому что карта появилась ещё при нём, охотничий нож, сделанный самими ребятами и висящий сейчас на сучке, очень похожем на рога какого-то копытного животного; тут же пристроился, повиснув, бинокль, вернее половина бинокля в чехле, над изготовлением которого мы трудились вместе с Володей, справа на стене под потолком сын прибил огромный лосиный рог. На него Вова вешает фотоаппарат, купленный на заработанные Толей с Вовой деньги и широко применяемый теперь для получения фотографий живущих в окружающих лесах птиц.
   Над дверью симметрично распластались крылья какой-то большой птицы. Налево у окна стол, а около него – самодельная полка с книгами. На ней вы найдете учебники, нужную для занятий литературу, книги и альбомы опять же про птиц. Обстановку в комнате дополняет кровать справа у стены и тумбочка с радиолой на ней.
   Интерес к природе у Володи, как и у его брата Толи, появился уже в младших классах. Позднее у Толи вылился он в интерес к растениям и их выращиванию, а у Володи – к птицам. Он охотно занимался постройкой  и развешиванием скворечников, синичников и других разного рода жилищ для птичьего населения, на сооружение которых расходовал массу досок и гвоздей; конструировал и строил кормушки, для подкорма пернатых обитателей леса. Позднее начались наблюдения за птицами и запись их в дневнике. А в 9-м классе с помощью учительницы биологии Н.А.Зайцевой сам обзавелся кольцами и закольцевал несколько десятков птенцов скворцов, готовых покинуть родное гнездо. Короче: уже в 9-м классе у Володи формируется стойкое увлечение орнитологией.
   Я не мешала развитию этого увлечения, хотя порой оно и не давало возможности приучить сына больше помогать по хозяйству. Правда, он выполнял порученное ему дело, но без большего желания, а порой просто ссылался на отсутствие у него времени.
     - Но ведь ты же должен помогать нам в домашних делах. Кто, если не ты, нам поможешь – нередко приходилось напоминать ему.
     – У каждого из нас есть свои дела, но ведь есть и общие. В них ты тоже должен принимать участие, а не сваливать всё на нас. Это же нечестно, - убеждала, бывало, сына.
   Наносить воды, помыть вечером посуду, погладить часть белья, а если требуется, и постирать кое-чего на себя, помыть часть полов в квартире – это были его постоянные обязанности, и их он безоговорочно выполнял. Ну, а что касается других дел, которых ещё немало оставалось по хозяйству, то они обычно становились уделом меня или чаще всего, отца, так как Володя много времени проводил в лесу.
   Очень хотелось порой сказать сыну и погрубее, вроде этого:
   « Тебя твои птицы не поят и не кормят, ими, ты сыт не будешь» и прочее в этом духе, но молчу, сдерживаюсь, потому что понимаю, сколько полезного дает сыну общение с природой, узнавание её, бережное отношение к пернатым друзьям и другим, населяющим её существами, даёт для души, и, может быть, для будущей работы.
   Увлечение птицами порой наталкивалось и на материальные расчёты. Было, например, так:
     - Мама, я возьму немного крупы для птиц? – просил Вова, тогда ещё ученик 7-го класса.
   А я, занятая своим делом, необдуманно ответила:
     - Ну вот, сейчас всю крупу стаскаешь птицам. Для них, что ли мы покупали? Надо, покупай на свои деньги и корми.
   Володя смотрит на меня укоризненно и отходит.
   А я уже в душе нещадно ругаю себя: «Идиотка! Жадина! Что ты делаешь? Подавляешь в душе доброе чувство. Что тебе жалко стало какого-нибудь килограмма крупы? Опять выплыл на первый план материальный расчёт. Разве так надо было сказать?»
   Но не добрые слова уже сказаны и, знаю, где-то осядут в душе у сына. Надо как-то исправлять промах. Однако и разрешить детям рассыпать без всякой меры корм птицам тоже нельзя. Это бы приучило детей к расточительству. А в нашей большой семье со скромным материальным достатком приходилось
приучать детей к бережливости и экономии, но не к расточительству.
   Володя купил корму на свои деньги. Летом дети где-нибудь работали, и потому свои деньги у них бывали. Зарабатывали они несколько рублей, и я разрешала им оставлять эти деньги у себя и тратить их по своему усмотрению. Только следила, чтобы деньги не тратились на какие-либо вредные затеи.
   Много корму купить сын  не смог: не хватило денег. Скормил его уже в начале зимы, когда было ещё сравнительно тепло, а когда наступили холода, и земля покрылась толстым слоем снега, корму для птиц уже не оказалось. Вижу, переживает сын за своих друзей, а попросить не осмеливается.
     - Ну, вот видишь, что ты наделал? Вот сейчас бы подкормить птиц-то надо, а не тогда. А то кормишь, когда совсем не требуется. Только к тунеядству их приучаешь. Пусть сами находят пищу. Они вполне тогда могли это сделать. Зачем их отучаешь от того, что им необходимо в жизни? А помогать им надо только тогда, когда им трудно: в сильные морозы, когда им корму требуется больше, а достать его негде. Вот тогда и у нас можешь крупы немного взять.
   Видимо, мои слова заставили сына посмотреть на кормление птиц с другой стороны, потому что через некоторое время он спросил:
     - Думаешь, они тунеядцами станут, если их всё время кормить?
     - Определённо. Самыми настоящими,- вполне серьёзно ответила я.
   После нашего разговора я не замечала, чтобы Вова брал зерно для птиц в безморозные дни.
   Как часто мы, взрослые, считаем занятия детей пустяком, не стоящими внимания.
   «Лучше бы уроки подольше поучил или по хозяйству что-нибудь сделал, чем пустяками заниматься»,- нередко говорим мы, застав нашего сына (или дочь) за каким-нибудь занятием. А для него это не пустяк, а очень важное дело, и он с увлечением занимается им. Но многие родители не понимают этого, не хотят понять, и растёт в душе их воспитанника к ним отчуждение.
   Увлечение. Это очень хорошо, если у детей появляются полезные увлечения. Но как надо быть осторожными в обращении с детьми, чтобы не погасить этот огонь души неосторожным словом или делом! Направить его так, чтобы увлечение не мешало развитию других интересов, других сторон и качеств наших детей – задача родителя. Не страшно, если увлечение отняло какую-то часть времени от домашних дел или даже уроков, страшно другое.
      - Володя, что другие ребята вашего класса делают в свободное время?
      - В карты играют…

Доверие.

   В младшем возрасте дети очень часто обращаются к нам с вопросами по всякому поводу. Это и понятно: для них мы пока единственный авторитетный источник знаний. А знать дети хотят обо всём. Но чем старше они становятся, тем больше у них появляется возможности узнать об окружающее их мире из других источников, особенно с того времени, как дети пошли в школу. Сейчас уже из многих источников черпают они информацию, причём нередко разную по одному и тому же вопросу. Им приходится невольно сопоставлять, размышлять над тем, что услышали или прочитали. И чем дальше, тем больше. Дети всё больше замыкаются в себе, пытаясь сами разобраться во всём, докопаться до истины. Это естественный процесс роста и развития. А нам кажется, что ребёнок отходит от нас, меньше нам доверяет, и мы начинаем беспокоиться. И зря. Просто в детях происходит сложная внутренняя работа разума по осмысливанию всего виденного и слышанного. Почему дети должны больше верить нам, а не кому-нибудь другому? Только потому, что мы – их родители? Нет уж, извините, на этот счёт у наших детей появляются другие соображения. Это наше счастье, если дети хотя бы время от времени будут обращаться к нам с каким-либо вопросом, спрашивать по нему наше мнение и совсем уже хорошо, если будут вступать, пусть редко, в откровенный разговор. Значит, всё в порядке, значит, доверие к нам не утеряно. Откровенный разговор как подтверждение этому.
   Родители, особенно матери, хотят всё знать о своих детях: и где они бывают, и чем занимаются, и с кем дружат, и чем интересуются. В младшем возрасте легко можно всё узнать от самих детей. Спросил – и всё. Ответили.
   Куда сложнее в старшем! Особенно в возрасте 16-17 лет. Каждый лишний вопрос воспринимается ими как посягательство на их самостоятельность.
   Сколько тут всегда бывает конфликтов! Мне особенно трудно пришлось в этом возрасте с Серёжей, Сашей и Володей. С другими детьми обошлось глаже. С этими же моя воспитательная телега ехала как по ухабам, создавая толчки довольно-таки ощутимой силы. И думается, что сохранить доверие и уважение к себе труднее всего именно в этом 16-ти – 17-тилетнем возрасте.
   Очень трудно научиться чутьём определять ту грань, за которой вопросы к детям, стремление знать всё о них начинают восприниматься как посягательство на их собственный внутренний мир, со своими тайнами, и свои секретами, о которых не везде и не сразу поведаешь взрослым, пусть это даже будут родители. Уважать собственный внутренний мир своего ребёнка  необходимо научиться каждому родителю. Иначе неизбежны отрицательные явления в отношениях с детьми.
   Вот так, например, было с Володей.
   Сын кончал 9-ый класс. В этот день он прибежал домой вместе со своим товарищем Серёжей Гребёнкиным. Я была во дворе.
     - У вас что, уроков нет? – поинтересовалась я, когда сын вошёл во двор.
     - Есть.
     - А ты чего ходишь?
   Он, не отвечая, быстро пробежал в дом.
     - Зачем ты приходил? – снова спросила я сына, как только тот появился на крыльце.
     - Надо было.
     - Как это надо было? Зачем-то приходил же? – настаивала я.
   Он замялся, а потом ответил:
     - Ну, какое тебе дело до меня?
   Грубость его возмутила до глубины души. Хотелось подойти и ударить сына за такие слова. Но сдержалась, хотя и сказала возмущенно:
     - Вот стукнуть, как следует тебя, тогда, может, будешь знать, есть ли матери  дело до тебя или нет.
   Конечно, можно, было бы сказать по-другому, вроде: « Ты неправ, сын», или « запомни, сын, матери всегда есть дело до своих детей».
   А у меня вот так сказалось.
   И пошло…
     - Это надо же так сказать своей матери, а? – высказала я своё возмущение сыну, когда тот пришёл из школы. – Как язык то у тебя только повернулся. Неужели ты не понял, какую грубость ты мне сказал?
     - Понял, - тихо уронил сын.
     - Ничего ты не понял, - возразила я. – Если бы понял, постарался бы как-то загладить свою вину. А ты и не думаешь этого сделать.
   Володя промолчал.
   Поняла я тут, что где-то допустила ошибку, которая и вызвала грубость. Но где и в чём? Я решительно не могла понять.
   Однако грубость есть грубость, и прощать её ни в коем случае нельзя.
   Я перестала разговаривать с сыном, делала вид, что не замечаю его. На его вопросы или совсем не отвечала, или сердито ворчала:
     - Чего спрашиваешь, если считаешь, что мне нет до тебя никакого дела.
   Через день Володя уехал на военные учения.
   Вернулся он оттуда через пять дней.
   Приехал оживлённый, улыбающийся, но сразу потух, встретив мой отчуждённый взгляд.
   Так прошло ещё два дня. Я молчала, молчал и сын, и, конечно, обоим нам, я это чувствовала, было нелегко.
   Нарушила молчание снова я.
     - Неужели ты до сих пор не понял, как глубоко меня обидел? – снова обратилась я к сыну. – Считаешь, что матери есть дело до вас только тогда, пока вы малы, а как подросли, можно выбросить её на свалку, да? Можно нагрубить, можно не отвечать на её вопросы, можно вообще не обращать на мать никакого внимания. Так что ли?
   Володя молчал, а потом повернулся спиной, намереваясь уйти.
     «Этого ещё не хватало! Ну, уж нет. Я заставлю тебя говорить со мной», - и я решительно остановила сына:
    - Я с тобой разговариваю, а не с твоей спиной!
   Сын остановился, повернулся лицом ко мне, но ничего не отвечал, уперев глаза в пол. Я продолжала наступать.
     - Почувствовал себя взрослым и грубостью решил показать, что тебе сейчас мать ни при чём. Так что ли? Отвечай, чего молчишь!
     -Ты сама всё знаешь, так чего спрашиваешь,- наконец выдавил он.
   Сразу почувствовала, что не так задала вопрос, не так веду разговор. Надо было как-то вывернуться.
     - Да, со стороны именно так и казалось,- сбавила я чуть-чуть тон,- что ты решил перед своим другом показать, что ты уже взрослый, и мать для тебя ничто. Как ты объяснишь свою грубость? Может я, чем-то вызвала её? Говори.
   У сына  на глазах показались слёзы.
     - Будто не дома живёшь, а в тюрьме…
     - Что же тебе не понравилось? Что я спросила тебя? Разве я не имею права спросить тебя?
     - Спрашивай, но ты ведь не спрашиваешь, а допрашиваешь. И всё время так. Каждый день…
   Ну вот, опять я перешла границу и не заметила, когда спрос стал восприниматься как допрос.
   Вот только сейчас до меня дошло, что ведь и в самом деле надоест, если тебя будут выспрашивать о каждой мелочи, опекать на каждом шагу. Нельзя делать этого по отношению к повзрослевшим детям. Опять эта боязнь предоставить им больше самостоятельности! Как она меня подводила всегда в отношениях с детьми! И отсутствие достаточного чувства такта тоже. Но ведь и не спрашивать совсем тоже нельзя.
     - Что же мне, выходит, так и молчать всё время? Ни о чём и спросить нельзя?
     - Я не говорю, что нельзя. Спрашивай. Я и сам говорю, когда можно. Но ведь не всё можно рассказывать…
   Опять я слышу то, что уже слышала раз. Только тогда говорил это Саша, сейчас говорит Володя. Значит, я и тут повторяю ту же ошибку, которую уже допускала раньше.
   Как же трудно я всё-таки перестраиваюсь! И я расплачиваюсь за это.
   Поделом!
   Надо всё-таки всё выяснить до конца. Разговор уже продолжается спокойно.
     - Ну, ты понимаешь всё-таки, что сказал слишком грубо? Ведь можно же было сказать об этом как-то по-другому, не так грубо.
     - Понимаю, конечно. Но тут я просто не нашёл сразу других слов. Как-то так вырвалось.
     - Пойми, что матери всегда есть дело до своих детей. Даже тогда, когда они становятся совсем взрослыми. Вот, бывает, садятся на скамью подсудимых, а ты смотришь на них и думаешь: а где же мать-то была у них, как допустила до этого? Ведь что бы вы ни сделали, спрос-то, прежде всего с нас, матерей. Вот и хочется всё знать про вас. У нас же опыт есть, которого нет у вас. Слушаешь порой: « Я не знал, что так получится», «Я не знал, что так будет»,- оправдываются. А мы-то знаем уже, что и как получается. Вот и хочется уберечь вас от всего дурного.
   Говорим уже на мирных тонах, хотя в душе саднит какой-то неприятный осадок.
   Через 2 дня после этого разговора меня положили в больницу с обострением одного из моих многочисленных заболеваний.
   Домой пришла через 11 дней.
   С Володей встретились так, как будто бы и не было того конфликта. Прежде всего, расспросила его о двухдневном походе, проделанном Володей и его товарищами вместе с учительницей биологии Зайцевой Н.А. в моё отсутствие. Стояла дождливая погода, и я очень боялась, что сын простынет, и снова начнётся ревматизм с осложнением на сердце, от которого он долгое время лечился.
   Сын ответил на все интересующие меня вопросы, только под конец нашей беседы всё же сказал:
     - Мама, ну чего ты всё выпрашиваешь? Это же очень на допрос походит.
   Сказал очень осторожно, боясь снова обидеть меня.
     «Правильно!»- одобрила я про себя форму его замечания.
     - Так ты не забывай всё-таки, что я – твоя мать, а матери всё хочется знать о своих детях до самого конца жизни, если она – настоящая мать, нравится вам это или нет. Разве лучше будет, если я стороной пойду узнавать о вашем походе? Могу, конечно, узнать и от другого кого, но хочу, чтобы ты сам рассказал. Я же очень боялась, что ты простудишься и заболеешь. Видишь,
какая погода-то стояла.
     - Так ты ведь не о погоде только расспрашиваешь, а о всякой мелочи.
     - Ну и что же. Любой матери всё хочется знать, что касается её детей. Так ты это знай. Мы вот в нашей семье никогда не обижались на вопросы к нам. Жили мы открыто, честно, и у нас совсем нечего было скрывать друг от друга. Даже в мыслях никогда не было обидеться на то, что нас много спрашивают. А ведь тоже всегда всем интересовались, особенно мама. Такие уж мы, матери, есть.
   Теперь, раздумывая над этой историей, я, пожалуй, и довольна, что дело дошло до конфликта. Володя стал гораздо сдержаннее и внимательнее ко мне, а я в свою очередь стараюсь не проявлять излишнего любопытства. Отношения от этого только улучшились.
   Трудная это вещь – сохранить полное доверие и уважение к себе. Нужно, обязательно нужно для этого и чувство такта в отношениях с детьми, и чувство меры, и уважение к личности своего ребёнка, и, самое главное - критическое отношение к самому себе, к своим словам и поступкам. Постарайся разобраться в случившемся, найди причину, осуди себя раз, второй за неверный шаг, на третий ты его уже не повторишь. И не только в отношениях с детьми, но и вообще к людям.
   Володя.… Нет, я не скажу, что он растёт скрытным или грубым. И доверительные разговоры между нами возникают не так уж редко. А разве забудешь, как вместе мы читали «Мартина Идена» Джека Лондона и вместе плакали над строками, повествующими о том, как Мартин, когда к нему пришли богатства и слава, осуществлял заветные желания Джо, Марты, сестры Гертруды, словом, тех, кто разделял с ним тяжёлые годы жизни, верил в него, искренне жалел его и не отвернулся от него в самые трудные минуты жизни. Помню, отец тогда включил телевизор.
     - Пап, ну погоди ты с телевизором. Дай послушать, не мешай нам,- попросил Володя.
     - А я телевизор хочу смотреть. Чего ты мне запрещаешь!
   Не понял наш отец, как это важно, не упустить возможность сопереживать вместе со своими детьми и как это сближает их с родителями.
     - Ну, пусть смотрит,- уступила я. – Пойдём, Володя, в твою комнату.
   И мы ушли, и ещё долго я читала вслух, а сын слушал, и мы вместе переживали заключительные страницы нелёгкой судьбы Идена.
   И о кино впечатлениями делились мы, причём нередко наши оценки совпадали, и музыку часто слушали вместе. Обоим нам очень нравилась песня «Травы – травы» и слова о серебряной росе. А вот в оценке классической музыки наши мнения расходились. Никак не могла я раскрыть ему её красоту и глубину. Современные песни про Алёнку, глаза и любовь ему нравились больше. Что же, я понимала его: молодость брала своё.
   И даже при таких более или менее доверительных отношениях возможны осложнения, подобные тому, о котором я написала. Но и из таких сложных конфликтов легче выходить, если ты близок своим детям, а они уважают тебя.
   Вспомнился ещё рассказ Саши, уже студента ИМИ. Рассказ, доставивший мне внутреннее удовлетворение.
     «Подхожу я к магазину, а там, на лавочке какой-то пьяный мужик сидит,- рассказывал Саша.
     - «Ты чей?»- спрашивает. Я сказал, чей. « А-а, знаю, знаю. Я отца твоего и мать хорошо знаю. Правильный она у тебя человек. Правильно поступает».
   Может быть, и эти разговоры о нас в посёлке оказывали своё влияние на отношения к нам детей. Да не «может быть», а наверняка оказывали. И на уважение к нам, и на доверие.

Видеть будущее
 
     Как-то в 10-м классе, где учился Толя, мне пришлось провести беседу о коммунизме. Совершенно случайно. В предыдущей беседе я упомянула слово «коммунизм» и спросила: «А вы знаете, что такое коммунизм?» И ребята, к моему великому удивлению, не смогли ответить мне на этот вопрос. Вот это да-а! В докладах, лекциях, беседах мы так часто употребляем это слово, что оно для ребят уже перестало иметь какой-то смысл. Некоторые воспринимают его как нечто далёкое – далёкое, что-то вроде загадочной планеты. А есть и такие, что просто не верят, что коммунизм когда-нибудь будет.
    Договорились с классным руководителем провести анкетный опрос. Включили два вопроса:
  1. Как я представляю себе будущее?
  2. Верите ли вы в победу коммунизма,  и на чём основывается ваша вера?
   Ответы были разные, но почти во всех ответах сквозило незнание учениками, что же такое коммунизм.
   По ответам провела беседу. Рассказала о коммунизме, о путях перехода к этому общественному строю, особенно о роли научно-технической революции для полной победы коммунизма. Сказала и о том, какую роль предстоит выполнить им, выпускникам, и какое место предстоит занять в жизни.
     - Самое радостное, что есть на земле – это творческий труд. Он и создает необходимые условия для перехода от принципа распределения при социализме, к принципу распределения при коммунизме. Творческий труд, не просто труд, а именно  творческий, уже сейчас становится уделом сотен тысяч людей,- говорила я.
     Рассказала, как быстро усиливается автоматизация и механизация всех производственных процессов, да и не только производственных.
     - Вы понимаете, просто диву даешься, как быстро всё автоматизируется,- рассказывала я.- Стою как-то в овощном магазине в очереди. Уже совсем к продавцу подошла. Смотрю, женщина, что стояла передо мной, просит 10 кг картошки. «Ну, думаю, сейчас скоро не жди. Когда-то продавщица наберёт эти 10 кг, да когда-то сходит, взвесит их». А продавщица подошла к какому-то автомату, перевела стрелку и – «Подставляйте мешок»,- говорит. Та тётя подставила к лотку мешок, продавщица нажала кнопку и – раз! Автомат насыпал ровно 10 кг. Легко, быстро и просто. Я только глазами поморгала. Подобные автоматы можно сейчас повсюду встретить. Насколько они экономят время и облегчают труд человека! А ведь их кто-то изобретает, создаёт. Вот и вам может, придётся участвовать в создании таких автоматов. Только для этого нужны знания. Постарайтесь приобрести их. Они обязательно вам пригодятся. Далеко не каждый представляет себе всю значимость времени, в котором мы живём, значимость того, что происходит сейчас. Вы понимаете: ломается всё: и условия труда, и характер труда, и старые методы руководства. Будущие поколения будут завидовать нам,
живущим сейчас, как мы завидуем тем, кто совершил революцию. Не сразу человек осознаёт смысл происходящего. Может быть, и пьянка оттого, что люди не представляют себе ясно, что происходит. Революцию 1917г., её значение для судеб людей ведь тоже далеко не каждый понял сразу.
     Помните Сергея Есенина: «Оттого и мучаюсь, что не пойму, куда ведёт нас рок событий».
     Говорила горячо, убеждённо.
     Слушали внимательно.
     Дома Толя спросил:
       - Почему нам никто не говорит об этом, кроме тебя?
       - Не знаю, Толик. Должно быть, не видят этого, вернее, действительно ясно не представляют себе того, что происходит.
       - Ты только одна видишь и представляешь, да?
       - Должно быть так. Не каждый сразу понимает то, что происходит. Для того чтобы понять это, нужны не только знания, но и глубокая убеждённость в правильности  тех закономерностей развития общества, которые открыты Марксом, Энгельсом, Лениным. Вы ведь проходили их по обществоведению? Я тоже. Но я не просто уроки учила, я много думала над тем, что читала,  переваривала весь материал, усваивала его. Оттого, наверное, и вижу яснее,  что происходит и будет происходить.
       - Как вам удалось воспитать у детей тягу к знаниям? – спрашивают меня иногда.
     Тут сразу и не объяснишь, как. Просто я видела дорогу в будущее и старалась указать её детям. Вот и весь секрет.

Вместе со школой.

- Ребята говорят, что Вова говорит нехорошие слова, девочек обижает,- сообщила мне классная руководительница 6-го класса, в котором учился Вова.
       - Вова обижает девочек? – удивилась я.
       - Да. Таню Праздникову даже стукнул, говорят. Вы поговорите с ним, пожалуйста.
       - Конечно, поговорю. Спасибо, что сказали.
     Разговор с Вовой состоялся в тот же день.
       - Ну-ка, Вова, расскажи, за что ты девочек обижаешь? – начала я.
       - Это про Таньку Праздникову сказали наверно?
       - Хотя бы и про неё. Разве можно девочек обижать? Ты, говорят, даже нехорошие слова им говоришь? Ну, как ты можешь так?
     Володя заплакал.
       - А чего мне с ней делать, если она не понимает? Ну, скажи, скажи,- жаловался и вопрошал он сквозь слёзы.
       - Ну что она тебе сделала плохого?
       - Да всё делает. То пнёт, портфель из парты вытащит. А сегодня перед самым уроком ручку схватила с парты и выбросила в окно. Говорю, не понимает. Что попало делает.
       «Действительно,- думаю про себя,- стоит такую стукнуть».
     Но ведь не скажешь же этого Вове.
       - Ты бы Эльвире Петровне сказал.
       - Я  говорил, а она за неё же заступается.
       - Что-то ты не то говоришь, Вова. Не может этого быть.
       - Пойди спроси, если мне не веришь, - обиделся сын.
       - Ну, а слова – то нехорошие, зачем говоришь? Разве это красиво? Какое ты ей слово сказал?
     Вова заплакал снова и молчал.
       - Что молчишь? Такое сказал, что и повторить сейчас стыдно?
       - Да, ты опять ругаться будешь,- протянул сын, размазывая по щекам катившиеся слёзы.
       - Ну, не буду. Говори.
     Володя замялся, а потом всё же решился:
       - Я сказал «гадина».
     И он опять заплакал.
     «Так вот какое слово считают ребята нехорошим! Ну, это ещё ничего. Могло быть и хуже»,- успокоилась я.
       - Ну, хватит реветь! Завтра я пойду и узнаю всё сама. Что-то не верится, чтобы Эльвира Петровна защищала Таню, если она плохо делает. Ребят спрошу, кто тут виноват, ты или Таня.
       - Не ходи, мама. Прошу тебя,- испугался вдруг Володя.
       - А как же тогда быть?
       - Лучше я уж сам как-нибудь. Если не получится, тогда иди.
      «Молодец, сынок, правильно решил»,- одобрила я про себя сына.
       - Ну, хорошо, только этого чтобы не было.
     На другой день я всё же пошла в школу. Встретилась там с матерью Тани, она работала в школе делопроизводителем, и с классным руководителем Эльвирой Петровной.
      Рассказала им о разговоре с сыном. Классная руководительница подтвердила, что Таня, правда, ведёт себя не совсем хорошо, что очень бойка и задириста. Попросили Танину маму поговорить с дочерью о её поведении.
     Мама Тани выполнила нашу просьбу. Отношения между ребятами наладились.
     И так на всём протяжении пребывания детей в школе. Я всегда очень просила учителя сразу сообщать мне, если заметят что-либо ненормальное в поведении детей, чтобы быстро принять общее решение о совместном воздействии на нашего воспитанника. Такие совместные действия всегда благотворно сказывались на поведении наших детей.
     Володя перешёл в 8-ой класс.
       - Ну, Володя, нынче ты будешь сдавать первые экзамены в своей жизни, и надо тебе особенно постараться, чтобы хорошо сдать их, и потом в 9-м классе предметов уже не будет, и оценка в аттестат войдёт из 8-го класса.
      - Я уж и так думаю об этом. Постараться надо, только, по алгебре даже и ждать нечего, что у меня будет хорошая отметка. Больше тройки или в крайнем случае четвёрки всё - равно не поставят, как ни старайся.
       - Это почему же? – удивилась я. – У тебя же по математике всегда хорошие оценки были.
     Вова замялся.
       - Да так, получилось тут у нас…
       - Ну-ка, рассказывай, что получилось. С Эльвирой Петровной что ли не поладили?
       - Ну да.
       - Ты только или весь класс? Ну-ка рассказывай всё по порядку.
     И Вова рассказал.
       - По физике нас учила Вера Ивановна. Мы у неё всё так хорошо понимали, а в этом году её перевели в другой класс, и физику отдали Эльвире Петровне. Ну мы и поднялись. Толька Воробьёв даже «докажите нам, что вы кончили институт», сказал. А она на нас: «Не имеете права!»- говорит. В общем, хорошей отметки ждать нечего.
     Я знала, что ребята недолюбливали своего классного руководителя, но о таком инциденте в классе услышала впервые. К чести Эльвиры Петровны, она никому не рассказывала о нём, не пожаловалась на класс.
       - Неверно вы, конечно, поступили. Что она, отчитываться перед вами  должна, что она может вести, а что нет. Дали ей физику, значит, знают, что может вести. Нехорошо, грубо у вас получилось. Только напрасно ты думаешь, что это может как-то отразиться на оценках. Не такая Эльвира Петровна, чтобы несправедливо вам их ставить. Конечно, если вы учить не будете, так и поставит двойку. И правильно сделает.
       - Да хоть и учить будешь, поставит.
       - Неправда. Такого ни один учитель делать не будет. Вы, пожалуй, будете ещё говорить, что по злости снизила оценку. И думать об этом забудь. Учи, и будет хорошая оценка.
       - А если всё-таки снизит?
       - Если незаслуженно, скажешь мне об этом. Схожу, разберусь. Только не думаю, чтобы она это сделала. Зря вы об Эльвире Петровне так думаете. Не такой уж плохой она учитель. И училась она не так, как вы. На золотую медаль школу кончила. Вам бы гордиться надо такой учительницей, а вы тут скандал устраиваете.
       - Ну уж и гордиться,- скривился Вова.
     Нет, не любят дети своего классного руководителя, и едва ли я тут чем-либо ей помогу, хотя очень стараюсь вызвать в Володе уважение к ней и поднять её авторитет в его глазах. Надеюсь, что мне хоть немного это удается.
       - Ну, вот что, Вова, нравится или не нравится вам ваша классная, а придётся вам к ней привыкать.  Другого классного руководителя вам не дадут. И постарайся, чтобы таких историй в классе у вас не было.
     Позднее, в один из дней, Вова пришёл из школы и сообщил, что ему поставили по алгебре за контрольную три.
     Я вопросительно посмотрела на сына. Он понял мой немой вопрос и быстро ответил:
       - Нет, нет, мама, тройка поставлена законно.
       - То-то. А я уж думала скажешь: занизили.
     В душе порадовалась за сына, что смог объективно подойти к своей оценке без неприязни к Эльвире Петровне и без стремления оправдаться.
     Кто знает, смог ли бы он сделать это, не будь бы у нас того откровенного разговора с ним о столкновении класса со своей классной руководительницей.
     Володя кончил девятый класс и побывал с Ниной Александровной Зайцевой и товарищами в походе. После похода я постаралась узнать, как Вова вёл себя в походе.
       - Да ничего, хорошо,- успокоила Нина Александровна меня. Но мне этого ответа было мало.
       - Не проявлял ли черты эгоизма или неуважения к кому-либо?- допытывалась я.
       - Нет, нет. Не было этого.
       И вот всегда так, все годы обучения детей. Самая тесная связь с учителями всегда помогала мне более или менее успешно решать задачу воспитания нашей молодой поросли.
     Я не старалась скрыть проступки своих детей или слабые стороны их, как это делают некоторые родители, боясь уронить в чьих-либо глазах свой авторитет воспитателя, чем наносят огромный вред делу воспитания; не дожидалась, когда мне скажут о совершённом кем-либо из детей проступке, если видела его. Я сама шла к учителю, классному руководителю, к дирекции школы, чтобы договориться о совместном и быстром воздействии на нарушителя, потому что такое совместное воздействие почти всегда  пресекало повторение проступка или совершение какого-либо другого. И кто знает, что бы могло получиться у нас, например, из Серёжи, не будь этого.
     Очень многое в воспитании зависит от классного руководителя, от его умения расположить детей к себе. С таким классным руководителем легче находить общий язык, намечать общие меры воздействия на детей. Однако, и в том случае, если классный руководитель не нашёл дорогу к сердцам учеников, можно найти с ним общие пути воспитания детей. И даже в этом случае они будут гораздо действеннее, чем тогда, когда ты действуешь в одиночку.
       «Семья не без урода»,- говорит пословица, а я хотела, чтобы не вырос в нашей семье урод, и, кажется, нам это удалось.

Всё та же, неродная.

       В конце июня 1976г. в наш почтовый ящик почтальон опустил письмо. Адресат: «Колотова А.Н.», письмо «лично в руки».
       Ещё не совсем понимая, от кого такое послание, я распечатала его. Прочитала и старым, совсем уже было забытым, пахнуло со страниц. Написанное детской рукой, небрежно, с ошибками, письмо гласило:
       «Здравствуй, бабушка. Почему не пишете? Свете написали уже два письма, а нам не одного. И как у вас совести хватило написать, что мы с мамой вам  надоели? Совесть вы ещё не потеряли? Или где-нибудь в поезде её всю потеряли. Да, мы обиделись на тебя, что ты нас не взяла к себе. А Алёночку то безотказно, поди, принимаешь? Ведь она маленькая, по-твоему. А на самом деле ей уже 4 годик идёт. До свидания. Ваша внучка Марина».
       Марина – двойничная сестра Ирины и обе они – дочери падчерицы Светланы. Лето прошлого года они жили у нас. Своевольные, упрямые, задиристые, неуступчивые они немало тогда мне доставили неприятных минут. Чуть что – ссорились, потом, бывало, и дрались.
     Стыди, разнимай их, успокаивай. Ныне они закончили пять классов. Хотели на целое лето снова приехать к нам, но я не согласилась. «Недели на 2 на 3 –пожалуйста, пусть приезжают, а на всё лето – нет,- сказала я. – Я ведь тоже человек, и очень хочу пожить спокойно. Имею я право хоть в старости на это?»
    Но Светлана, привыкшая думать только о себе, ничего не поняла и обиделась.
       В конце письма приписка:
       «но бабушка, ты на маму ничего не думай. Это я всё сама написала. Она просто мне сказала, пиши, что хочешь. Вот я и написала, что хотела».
       Вот он, эгоизм её матери, а моей падчерицы Светланы! Эгоизм, неуважение к старшим, чёрная зависть так и прут с каждой строки письма. Мать, так и не сумевшая преодолеть своё себялюбие, воспитать в себе чувство уважения к другим, даже к тому, кто дал ей образование, заботился о ней, помогал в учёбе, старался уберечь от всего плохого. Мать, считающая, что ей все и всё должны, все обязаны, а она – никому и ничего, вольно или невольно воспитала эти черты в своих детях.
       «Эх, Светлана, Светлана! Горько тебе придётся в старости. Твои дочери обязательно перенесут воспитанные тобой эгоизм и неуважение к старшим на тебя саму. Нет, так и осталась ты мне чужой, несмотря на все старания приблизить тебя к себе, сделать тебя родной дочерью. Ты сама лишаешь себя матери, а дочерей бабушки. Никогда ни в одном из моих 6-х сыновей не было и, верю, не будет такого эгоизма, как в тебе. Чужд и ненавистен он нам  всем».
        Написать ей об этом?
        Бесполезно. Не поняла раньше, не поймёт и сейчас. Не сможет понять.
        Но мне-то каково? И за что такое грязное, недоброе письмо? До слёз обидно.
     Прочитала письмо Петру. Молчит, покрякивает. Вижу: и ему неприятна сия цидулька.
       - Как ты думаешь, мне очень приятно  получать такие письма? – спрашиваю.
       - Конечно, неприятно.
       - И за что? Сначала обливала грязью меня перед какой-то тёткой, сейчас научила этому своих дочерей. Приятно мне всё это, да?
       - Ну, а я то что сейчас сделаю?!
       - Разве не говорила я тебе, что нельзя так поступать, как ты тогда поступал, что надо научить её, прежде всего, думать о других, а потом уже о себе? Ты не хотел ничего слушать. А теперь вот видишь, что получается. Никто, никогда ни моих отца, ни маму, ни братьев, ни меня не называл бессовестными, а тут какие-то девчушки будут совестить меня, не имея никакого понятия о совести. Разве мне не обидно всё это?
       Пётр молчит. Возразить было нечего.
       - Ну ладно, мать, не обижайся. Я виноват, но что уж сейчас сделаешь? Я вот отчитаю её как следует. Сам напишу ей.
       - Смотри, дело твоё. Я не прошу тебя делать это. Хочешь – пиши, хочешь – нет. Только мне она стала после этого письма не дочь, а падчерица. И дочерей её я больше не знаю.
       Что-то сломалось в душе под грузом незаслуженных обид. Верно, переполнилась чаша терпения. Письмо Светланиной дочери стало последней каплей.
       Да, верно: сорняки живут, если они не вырваны с корнем. Какое-то время их незаметно, но приходит пора, и они снова вылазят наружу. Так и  в детях. Не выполешь вовремя плохое, останутся корни в душе, и даёт это плохие ростки.
       Не смогла я в Светлане выкорчевать её эгоизм, просто не дали мне сделать это, и вот результат: он пророс в дочерях её.
       А сейчас я просто ухожу от зла, потому что стала бессильна. Да и устала я. Хочется тишины и покоя. Каждая обида, даже самая малая, больно ранит душу.
       Я – то уж думала, что нашла себе дочь в лице своей падчерицы Светланы, а она так и осталась неродной, чужой. И заблуждений на этот счёт у меня больше не будет.
       Такие золотые ребятки и мама, что никак не могут никому надоесть!
       Как-то сложится их судьба с таким воспитанием? Какими-то они будут?
       Тоже поживём, увидим.

Свои и чужие

       После памятного письма от Марины снова встал вопрос о своих и чужих детях. Только раньше так делили детей мои коллеги, сейчас над этим вопросом размышляю я.
       Вспомнилось утверждение одной из моих сотрудниц, что свои дети матери всё – равно ближе, чем чужие. Ох, как я протестовала тогда против этого утверждения! И действительно, ко всем детям я относилась одинаково, более того, и в душе своей не находила разницы между падчерицей Светланой и родными детьми. Всех считала близкими и родными, своими детьми. Даже сейчас, после всего пережитого, я не могу выбросить из сердца свою падчерицу, не могу забыть о ней и не думать. В душе она всегда стояла, и стоять будет вместе с остальными детьми. Только никому об этом я не скажу, ни с кем не разделю боли оскорбления, нанесённого мне её эгоизмом и неуважением. Пусть это останется на её совести.
       Мог ли бы стать мне вот таким же чужим, какой стала падчерица, кто-то из рождённых мною детей? Да, мог бы, если бы воспитывался с самого рождения не мной. Но, рождённый мной, и воспитанный мной не может! В этом я глубоко убеждена. Родную мать никто не лишает воспитывать своих детей так, как она  находит нужным, о ней никто не скажет, что она чужая своему ребёнку даже в том случае, если всё её поведение, отношение к своим детям наносит вред делу воспитания их, калечит души её детей.
       У родной матери есть больше прав и возможностей воздействовать на своих детей, а потому родные дети более доступны к восприятию воззрений своих родителей. Да и у родных детей никогда не возникнет мысль, что у них бы могли быть другие родители, и они могли быть лучше, чем те, что у них есть.
       Для них родная мать, по крайней мере, в детском возрасте, самый близкий и родной человек, самый большой авторитет. Потом она может стать и чужой, если дети увидят вред, который она нанесла им своим неправильным воспитанием и отношением к ним. Но пока они малы, любая мать для них – самое дорогое существо.
Светлана знала, что она не родная мне, об этом же и постоянно напоминали ей окружающие, и всякое замечание ей с моей стороны воспринималось ею как придирка к ней мачехи.
«Не родная, вот и придирается ко всему, всё ей не ладно»,- постоянно читала я в её обидчиво насупленном лице. То же самое прямо было написано в её письме своей тётке по матери. Это убеждение, как щит, заслоняло её от моего влияния. Скептически относилась она и к моему одобрению в её адрес, всякий раз, про себя сомневаясь (я это прекрасно видела по выражению её лица) в искренности.
Дело ещё усложнялось тем, что такого же взгляда на неродную мать придерживался и отец Светланы, ставший моим мужем.
При таких условиях очень трудно добиться, чтобы неродные дети стали родными, близкими. Надо, верно, было обладать для этого какими то особыми качествами, которых у меня не оказалось. И вот результат:  падчерица так и не стала для меня родной дочерью,  как и я для неё матерью.       Ничего не восприняла она от меня, от моей психологии, моего мировоззрения и потому осталась мне навсегда чужой, как ни горько мне сознавать это.
Ну что же, может быть, впереди меня ждут не меньшие огорчения и от родных детей,  может и в них прорастёт что-то чуждое мне, посеянное кем-то другим. Знаю, в каждом из них обязательно будет (в отличие от падчерицы) что-то моё, но может быть и чужое. И всё-таки глубоко верю, что для каждого из своих детей я останусь родной, близкой, ни один из них не напишет никому что-то неуважительное обо мне, не научит и своих детей писать бабушке оскорбительные письма с упрёками в потере совести, как это сделала Светлана.
Зато как радостно слушать слова признательности от своих бывших учеников, видеть их уважительное отношение к себе! Знаю, что, сохранив в своих душах доброе отношение ко мне, они что-то взяли для себя и от моего мировоззрения и образа жизни, в чём-то, значит, я для них стала примером, как для меня, скажем, стала Александра Петровна Павлович, которая много хорошего, доброго заложила в душу. Как о родных, думаю я часто о Люде Бересневой, Люде Моховой, Гале Кудрявцевой и о моих других учениках, ставших мне родными.
У меня всегда было две семьи: одна дома, другая - класс. Я была со всеми искренна, только дети мои, постоянно общаясь со мной, знали лучше меня, мои сильные и слабые стороны, как и я их, своих детей.
По всему свету разлетелись мои воспитанники, и во многих из них живёт частичка моей души, моих мыслей и чаяний. Сознание этого радует и мирит меня со всеми огорчениями, заслуженными и незаслуженными, которых немало ещё, верно, будет на моём пути.

На сенокосе.

Идёт июль 1976 года. Июль любого года – самый тяжёлый и беспокойный месяц для жителей нашего посёлка, имеющих коров. Нелегко заготовлять корма вручную, да и зависит также заготовка в нашем индивидуальном хозяйстве, лишённом всякой механизации, целиком от погоды, да от нашей расторопности и проворства рук. Особенно тогда, когда погода не балует солнечными днями, и почти ежедневные дожди, как ныне, щедро поливают землю. Тут уже рви, да ухватывай каждый погожий час. И трудно бы пришлось нам, если бы не помощь наших детей. Каждый из них в меру сил своих и возможностей старается помочь нам в таких больших делах, как  сенокос, заготовка дров, копка картофеля. С удовольствием отмечаю, что нет в наших детях стремления как-то избежать участия в таких делах, как сенокос, хотя уже все, кроме Володи, живут на стороне.
Ныне нам очень помогли Саша и Толя. Саша после сдачи экзаменов должен был в июле 20 дней отработать на практике, а к нам на каникулы приехать только в августе, но он попросил, чтобы практику ему перенесли на август, и приехал на сенокос. А у Толи с 15-го июля, как раз в сенокосное время начались экзамены. Их никак не перенесёшь и не отложишь. Но сын и тут нашел возможность помочь нам: два экзамена сдал досрочно, а потом приехал нам помогать. По утрам готовится, а днём шел на луга. Приготовится, съездит, сдаст, и опять к нам. И удивительно, что все пять экзаменов сдал на «5». Ну не молодец ли? «Очень способный юноша» - прочитала как-то я в его характеристике, данной ему по окончанию 10-го класса. И тогда же уточнила про себя: «Не только способный, сколько очень трудолюбивый юноша». Таким сыном перед кем угодно и погордится можно.
Было хорошо и то, что ни выпивок, ни запаха табака во всё время пребывания детей в доме не было. Отец, правда, понемногу потягивал, но знала об этом только я. Детям за выпивкой он не показывался и тем более, конечно, её не смаковал.
- Молодцы, сынки! – одобряла я. Ну что бы мы без вас делали?
А они и рады этой похвале. И было бы всё хорошо, если бы не разный подход к воспитанию детей у нас с мужем. Не думает совсем наш отец о моральной стороне дела, о том, чтобы жило и укреплялось в детях чувство долга, прежде всего, перед нами, их родителями, вскормившими и воспитавшими их. Чтобы они стремились сделать для нас всё, что в их силах, не из каких-то материальных соображений, а из чувства этого долга, не дожидаясь какой - то  особой платы за свою помощь. Воспитаем чувство долга перед нами, будет оно и перед страной, и перед всеми людьми.
Не убедить в этом нашего отца. Помогли, значит мы чем-то должны заплатить им за помощь? Да хоть бы про себя держал своё мнение, а то ведь вслух высказывает. Вымыл, скажем, сын пол, а он уже: «Десятчик в кино тебе за это». Ох, какой протест тут же вызывает у меня такое отношение к помощи детей по хозяйству!
Вот и после сенокоса:
   - Ладно, Толик, куплю я тебе охотничий билет за это», - обещает отец сыну.
   - За это, - протестую я. – Как будто не их обязанность помочь нам, если могут.
И так постоянно. И не воспитывается уже целостного мировоззрения в сознании наших детей на их помощь. И, пожалуй, удобнее  и приемлемее для них суждения отца. Так вот и вырастают из них люди, не желающие шагу ступить без какого-либо материального вознаграждения. Зачем им моральное одобрение? Была бы копейка.
Всем своим существом, всеми своими делами и помыслами стремлюсь к тому, чтобы, несмотря ни на что, не вырос  в нашей семье такой человек. Ещё когда все дети были в семье, я постоянно настраивала мужа: «Пойдём, поможем». И мы шли, прихватывая с собой нередко детей. Сначала помогали отцу мужа, потом тёте Маше,  потом Бёрдовым, а то ещё кому-либо, кто нуждался в помощи. Я сама никогда не избегала возможности бескорыстно помочь людям, чтобы дети видели живой пример тому. «Если можешь – помоги», -  не дожидаясь какой-то платы за свою помощь. Самая хорошая плата – доброе слово «Спасибо», сказанное от души, - учила я своих детей, убеждала в этом.
Убеждала, а душе постоянно жило беспокойство: «Вдруг, да не моя наука, а отца победит в детях?» Тем более что в народе, в наше время, имеет большее распространение, именно эта, чуждая мне наука удобная для обихода. Ведь так мало ещё людей, для которых мировоззрение, которое часто называют «высокой материей», стало их руководством в повседневной, обыденной жизни!
Беспокойства и беспокойства…
Не только о том, чтобы были живы и здоровы, но и том, чтобы были людьми. Я не скрываю этого от своих детей. Гощу, например, в семье снохи Нины. Рассуждаем все вместе - и сватья, и Нина, и Сергей, и я о детях, о жизни.
- Мне бы хоть какая, лишь жива была, - говорит сватья о дочери Нине.
- Сватья вот так рассуждает, - обращаюсь я к сыну Сергею. – А мне мало, чтобы ты живой был. Мне надо, чтобы ты Человеком был.
«Какими-то они будут? – без конца спрашиваю себя. И всё же, я уверена, что хороших качеств в наших детях будет значительно больше, чем плохих, потому что живёт в них самое главное хорошее качество – умение трудиться, не жить за счёт чужого труда.

Серёжа.

В конце августа 1976 года после трёхмесячного перерыва пришло, наконец, письмо от Серёжи.
«С 15-го июля по 10-е августа я лежал в больнице, испортил себе желудок, признали острый гастрит, так что теперь в море долго не выпустят», - сообщил Сергей.
«Какой гастрит? Это при совершенно нормальном-то питании (готовый завтрак, обед и ужин) гастрит? Нет, что-то тут не так», -  сразу насторожилась я.
Вспомнилось его пребывание дома в отпуске зимой 1975-76 г. Приехал тогда один, без жены Нины, длинный, худой. Он привёз тогда более 2-х тысяч денег. Тысячу отдал нам, за 390 рублей купил нам же телевизор, а остальные оставил для себя. Последовали встречи с товарищами и друзьями. Выпивки одна сменяла другую: то он идёт к своим друзьям и поит их, то они идут к нему с бутылкой. Деньги сын расходовал не считая. Я забеспокоилась.
- Серёжа, вы хотите с Ниной вступать в кооператив, а денег ты оставил на это?
- Оставил.
- И положил на сберкнижку?
- Да, положил.
- На Нинину или свою завёл?
- На Нинину, конечно.
Я немного было успокоилась, но в его разговорах с товарищами нет-нет, да и проскальзывали  неприятные слова и выражения. Некоторые из них были просто циничны и отвратительны. На вопрос о планах на дальнейшую жизнь отвечал неопределённо: «Не знаю, ничего не знаю».
Вижу, что-то не ладится в его жизни, несмотря на его успокоительные заверения.
- Ты нездоров, Серёжа. Посмотри, как ты губишь себя. У тебя же спирт не выходит из организма, а  куришь как! – пыталась вразумить я сына. Ведь ты погибнешь.
- Ну и что. У тебя ещё пятеро есть.
- Да как ты не понимаешь, что вы мне все одинаково дороги! Вот смотри: у руки пять пальцев, который из них, можно отрезать, чтобы не было больно? Мне больно видеть, как ты гибнешь.
- С чего ты взяла, что гибну?
- Разве я не вижу, что ты болен, что просто травишь себя. Посмотри, как ты плохо начал есть. А худющий какой!
- Ну, чего ты пристала ко мне, - сердился сын. – Ничего я не гибну и здоров я совсем.
Словно от стенки горох отскакивает от него все мои увещевания.
« Ох, Серёжа, Серёжа. Как трудно мне было с тобой, когда ты учился в школе! Сейчас ты уже взрослый, а мне и теперь не легче.
   «Что сделать, чтобы оттянуть тебя от этих выпивок? Какое занятие найти, чтобы ты хоть на время забыл их?» – горестно размышляла я.
Правда, сын ни разу не напился допьяна, но мне от этого было не легче.
Скоро из Невдольска от Нининой матери пришла срочная телеграмма тревожного содержания. В ней сообщалось, что Нину привезли из больницы, и чтобы Серёжа срочно выезжал. Мы головы ломали, терялись в догадках, что могло случиться с Ниной.
На другой же день, оставив у нас свои вещи и документы, сын выехал, пообещав по приезде в село сообщить нам, что произошло с Ниной.
Недели через две пришло письмо, в котором он сообщал, что застал в семье Нины всех больными, а у неё самой была операция аппендицита.
-Мама, вышли мне вещи и документы, - просил он в письме. – И ещё вышли ружьё. Купил охотничий билет и хочу здесь поохотиться. Пришли всё это поскорее.
Мы посоветовались, как скорее ему доставить просимое, и решили, что лучше мне с Володей увезти всё самим. Тем более что ехать через Москву, и у Володи каникулы.
«Вот и Москву ему покажу», - решила я.
Да и хотелось выяснить до конца причину необычного поведения сына.
Сергей не ожидал моего приезда и не обрадовался ему, как Нина. Та сразу бросилась с объятиями. Это снова насторожило меня.
«В чём же всё-таки дело?»- размышляла я.
Нина с Серёжей вели себя так, как будто бы в отношениях между ними было всё благополучно. Но я-то видела, что это не так!
-Нина, что у вас случилось? Серёжа совсем не такой стал, каким был. Я хочу знать правду. Расскажи, пожалуйста, - попросила я напрямик невестку, когда Сергея не было дома.
И Нина рассказала о том, как в её отсутствие (она была в плавании) Сергей изменил ей. А она так любила, будто бы его, так верила в него!
- Ты так сделал, ну и я так же сделаю,- сказала я Серёже. – И сделаю. Я не урод какой, - обиженно говорила Нина.
Было, конечно, очень неприятно слышать такое о сыне, тем более по отношению к женщине, которую, как он утверждал, любил. Но нельзя же, чтобы из-за этого дело дошло до развода. Всё так хорошо складывалось. И Эдика своего неродного сына, Сергей принял, как родного. Тот тоже привязался к нему.
«Нина должна понять, что её сыну нужен отец», - думалось мне.
Семью надо было попытаться как-то сохранить.
-У вас же тогда и семьи не будет, если ты поступишь также, - стала доказывать я своей строптивой снохе. – Некоторые женщины вот так же рассуждают: « Ты пьёшь, и я буду». В результате оба спиваются, рушится семья, страдают дети. Так же не исправишь дело.
- Ну и что. Раз сказала ему, сделаю, так и сделаю, - упорствовала Нина.
«Может ещё и наладится всё», - успокаивала я себя.
Больно задело за душу и другое. Сергей обманул меня: никаких его денег на Нининой сберкнижке не было, и никакого охотничьего билета он не покупал.
- Как же ты мог так, Сергей, обмануть меня? Ты мой сын. Разве когда-нибудь говорила я неправду? – упрекала я сына.
На этот раз Сергей даже не пытался оправдываться.
С тяжёлым сердцем уезжала я из Невдольска.
«Что-то будет?» - тревожил вопрос.
После отпуска Нина снова одна ушла в море. Немного позднее ушёл в рейс и Сергей. Долго от них не было писем, хотя я писала тому и другому. Серёжа успокаивал телеграммами неизменного содержания: «У меня всё благополучно». Хотелось верить в эти телеграммы, но веры не было. Нина молчала. И вот, наконец, письмо. Через три месяца. О том, что болел и лежал в больнице. Объяснил, почему молчал.
«Просто не хотелось вас волновать», - писал Сергей.
В этом же письме сын сообщал и о своей семейной жизни.
«По-моему она у меня не удалась. Насколько я понял, Нина не хочет рассчитываться с флота». 18 июля она ушла в море, и пока я от неё не получал никаких известий, даже в то время, пока лежал в больнице».
«Придёт она в октябре с моря, и вопрос этот мы постараемся решить окончательно, надоела эта неопределённость и неустроенность до чёртиков», - писал сын. – «Не заметишь, как и молодость пройдёт и ни кола, ни двора не будет, да и семьи, как таковой тоже».
«Ну, что же правильно», - одобрила я. – Пора уже действительно подумать о семье». Но почему не удалась с любимой женщиной? Ведь только год тому назад в одном из писем Сергей писал: «У нас с Ниной всё отлично, знаешь, мама, всё-таки она у меня очень и очень хорошая, и я её страстно люблю».
«Неужели Нина так и не смогла простить Сергею его случайной связи с другой? Нет, я должна съездить в Мурманск и всё самой разузнать» - решила я.
А Сергею написала:
«Не я ли была против твоего решения работать во флоте, не я ли тебе говорила, что погоня за большими делами  портит человека, не я ли писала тебе потом, когда ты женился, что любовь надо беречь и пуще любви беречь доверие друг к другу. Ты ничего не хотел слушать. Больше я ничего не буду тебе советовать, только приведу слова В. И. Ленина, сказанные им в беседе с Кларой Цеткин».
И я привела в этом письме следующие слова, попросив их крепко запомнить:
«Несдержанность в половой жизни – буржуазна: она признак разложения. Пролетариат – восходящий класс. Он не нуждается в опьянении, которое оглушало бы его и возбуждало. Ему не нужно ни опьянения половой несдержанности, ни опьянения алкоголем».
И ещё приписала:
«Ты не хотел принимать моих слов, может быть, Ленинские слова подойдут для тебя».
Через неделю после Сережиного письма пришло наконец-то письмо и от Нины. Мы дружно все бросились к нему: и отец, и я, и Вова, и Толя с Сашей, приехавшие на каникулы. Всем не терпелось скорее узнать, что она в нём написала. Я начала, читать. Боже! Что она пишет! Всё задрожало внутри от волнения. Строчки кинжалом резали душу. «Сережа заразился триппером, Мы вместе ходили в больницу», -  сообщала она. Писала, что Сергей пьёт, скандалит, заставляет её жить с ним, грозит что он её убьёт и себя тоже, если она не согласится. «Но я всё равно с ним жить не буду. Мне надоели его бабы. Пусть лучше убьёт», -  писала Нина.
«Заразился триппером». Ещё этого не хватало! Ох, горе-то какое! Позор-то какой на нашу голову! – билось в голове. – «Пьёт, скандалит». Да что же это такое? Я заплакала.
- Ведь он гибнет, гибнет, что делать? Как спасти его? «Люблю, люблю», вот тебе и люблю.
-Да ведь любовь – это, прежде всего верность,- сквозь слёзы говорила я притихшим сыновьям. Хотелось, чтобы они очень крепко запомнили последние слова.
-Запомните это, мальчики, и хоть вы то не повторяйте ошибки Сергея.
«Что делать? Что делать? Как спасти его?» – мучилась я.
Так прошло несколько дней.
-Если ты за каждого будешь так переживать, от тебя скоро ничего не останется, - пытался успокоить муж. – Они что-то там делают, а ты отвечать будешь? Что он маленький, что ли?
Его слова сразу вызвали резкий протест.
-Да, отвечать! Это мы виноваты, что не сумели воспитать в нём моральную чистоту, не привили отрицательного отношения к пьянству. И ты тут больше всего виноват! – бросила я в ответ.
- Я, я. Я во всём виноват, по-твоему. Да что я учил, что ли этому! – разозлился муж.
-Не учил, но и ничего не сделал, чтобы не было этого. Как ты не можешь понять, что всё, что есть в наших детях хорошего ли, плохого ли – это всё, прежде всего от нас. Мы отвечаем за наших детей до самого конца жизни. Мы виноваты, что Сергей сейчас гибнет.
И я снова заплакала.
- Ты лучше поезжай-ка туда сама. Всё и узнаешь. Может, и нет совсем того, о чём пишет Нина. Не особенно-то я ей верю.
Мой отъезд был решён окончательно.
Но неожиданно пришла телеграмма от моего брата, что он едет к нам. Пришлось поездку в Мурманск отложить: брат не был у нас около 4-х лет. Серёже написала, что получила письмо от Нины и что очень встревожена. «Ох, Сергей, может получиться так, что у тебя вообще не будет никогда семьи», - писала я. Просила сообщить честно всё подробно о себе, не скрывая ничего.
 Очень быстро, всем на удивленье пришел ответ. Сам вызывал к себе.
«Приезжай обязательно и без всяких отговорок. Ты же хотела приехать», - просил сын. – «В письме всё не напишешь».
«Раз просит приехать, значит не так уж и страшно обстоит дело. Может действительно и Нина пишет неправду», - успокаивала я себя.
В Мурманске встретил Сергей, встретил радостно, приветливо. Передо мной был прежний, добрый и ласковый, мой сын Сергей. Отвёл на квартиру. После первых же обычных при встрече слов и вопросов я заговорила о том главном, ради чего приехала к сыну.
-Серёжа, не верю я, что у тебя гастрит был. Ведь ты погибнуть так можешь, - заплакала я.
Не одну физическую, но прежде всего моральную гибель имела я в виду, а для меня она была страшнее физической.
-Ну, мама, перестань, ну чего я погибну? – успокаивал сын, прижав меня к себе, как маленькую. – А у меня невеста есть, неожиданно сказал он.
 -Хочешь, познакомлю?
-Наверное, какая-нибудь тоже из тех.
-Ну вот, ты же не знаешь совсем её, а так говоришь,- обиделся Серёжа за ту, что назвал невестой.
-Познакомишь, вот и узнаю,- отозвалась я. А с Ниной как? Расскажи мне честно обо всём.
И Сергей начал рассказывать.
Гордая, самолюбивая красавица Нина так и не смогла простить сыну поруганного доверия. Своевольная, она и раньше делала всё по-своему, а сейчас совсем перестала считаться с ним. Плавать вместе она отказалась и, как Сергей ни старался наладить отношения, мира не получалось. Доведённый до отчаяния, сын хлебнул перекиси водорода, которой темноволосая Нина красила волосы. В тяжёлом состоянии был доставлен в больницу. После болезни выход в море ему закрыли, как неуравновешенному, не умеющему владеть собой в трудную минуту  человеку. Перевели в подменную команду на берег.
-А та болезнь, о которой писала Нина? Ты действительно болел ею?
Ох, как было неприятно даже спрашивать о таком!
-Ты подумай-ка сама, ведь если бы я болел, так и Нину бы заразил. Её же тогда не пустили бы в море, - успокоил Сергей.
Хотелось узнать ещё об одном беспокоившем меня вопросе, и я решила спросить об этом не Сергея, а его квартирную хозяйку.
- Это, правда, что Сергей пьёт и скандалит?
- Что-то не замечала.
-Страшно боюсь, что Сергей не устоит и превратится в алкоголика.
- Ну, это на него не похоже.
И это оказалось в Нинином письме неправдой.
В первый же день моего пребывания в Мурманске пришла Нина, прибывшая с моря незадолго до моего приезда. От Серёжи она знала о моём приезде. По обыкновению, бросилась ко мне на шею. Потом начала рассказывать о Кубе, где она побывала, и… об очередном аборте, легко и просто, как о самом обыденном деле.
-С самого начала ваш брак был порочен, потому что сошлись вы не ради совместного воспитания детей, для чего и женятся люди, а не знаю, для чего. Для чего живёте, если не хотите иметь и воспитывать детей.
-Я и сама понимаю, что характер у меня плохой. Пусть живёт без меня, тем более что у него есть девушка, как он говорит. Он здоровый, ничего у него нет, - поспешила она, предупредив мой вопрос.
«Что же тогда ты мне писала?» - хотелось упрекнуть её, но смолчала, побоялась, что она обидится и замолчит. А мне так хотелось выяснить всё до конца!
Скоро Нина собралась уходить, пообещав, что придёт вечером. Но не пришла. А Серёжа ждал её, верно, хотел ещё что-то вернуть. Не пришла она и в последующие дни.
Поняла я, что семейной жизни Сергею с Ниной не сложить, что не сойдёт она на берег ради семьи, и что не для неё ей нужен был Сергей. Длительное плавание на кораблях, пребывание среди матросов и их внимание к ней, а так же возможность получать большие деньги, которые она без образования и без специальности никогда бы не получила на берегу, избаловали её, наложили отпечаток на её характер. Дети и семья  ей были не нужны, она просто не думала о них.
-Я то ведь с самыми серьёзными намерениями женился, - говорил сын.
- Ты сам виноват во всём. Зачем потянулся к другим, если у тебя есть жена. Не было, верно, и у тебя большой любви, если пошёл на это.
- А что мне было делать на берегу, если её нет со мной? Прикажешь одному всё время в каюте сидеть? – оправдывался сын. – Она там делает, не знаю, что. Насмотрелся я на них на кораблях. Конечно, можно было на берегу посещать спортивные секции, найти и почитать интересную книгу, какой нет на корабле, побывать в кино или театре, но не это привлекло с его  большими деньгами. Привлекли рестораны с возможностью легко получить состояние алкогольного и другого опьянения.
Особым ребёнком Сергей рос в нашей семье.
Помню, как-то повезла я старших детей Колю, Серёжу и Алёшу, тогда ещё учеников соответственно 7-го, 6-го и 5-го классов показать город.
-Смотрите, как красиво! – обратила внимание на оформление площади у Дворца культуры и белые статуи на ней.
Коля и Алик с интересом осматривали, а Серёжа:
- Хм, чего хорошего! У нас печка тоже белая.
Вот показалась на улице поливальная машина, Коля с Аликом так и подались к ней, стараясь выяснить, откуда и как брызгает вода, а Сергей облокотился на заборчик и взирает на всё равнодушно.
-Тебе разве не интересно посмотреть на такую машину?- спрашиваю. А Серёжа: «хм, не видел я, что ли воды-то, у нас из умывальника тоже брызжет».
В очередную поездку повела его в зоопарк. Ходит мой Серёжа и ничего-то будто его не интересует.
-Смотри, какая красота подошли мы к клетке с павлином, распустившим свой чудесный хвост.
И опять слышу равнодушный ответ:
-Чего красивого? У нас у петуха лучше.
Вот таким был он, наш сын, отличный от всех.
Привлекало его всё необычное, неизведанное, что не было доступно каждому. Тянулся к тому, что запрещалось и осуждалось мною, учителями.
- Что за человек ты такой? Всё самое плохое к тебе так и льнёт,- упрекала я его.
В школьные годы, в отличие от остальных детей, он попробовал, и курить, и напился раз, и даже украсть пытался. Правда, всё это решительно пресекалось, но, однако же, пробовалось.
Общительный по натуре, в школьные годы Сергей не любил бывать на школьных вечерах.
- Чего я там не видел, - обычно отвечал он на приглашение придти, а между тем, не был ни заносчив, ни груб с товарищами, и они уважали его, особенно девочки. По-видимому, их привлекала к нему его мягкость и доброта, совершенное отсутствие жадности и скупости.
В детстве меня всегда поражало его упрямство. Бывало, напроказничает и ни за что не признает своей вины, не извинится сразу. Поставишь в угол, стоит, молчит. Хоть и понимает справедливость наказания, а молчит, пока не устанет стоять. Порой и настойчивости моей не хватало, чтобы добиться своего. Приходилось действовать нередко обходным путём: то нарочно начну собирать детей на прогулку, а Серёжу не беру, то достану что-нибудь интересное, братьям показываю, а ему нет. Никогда не говорила, что он упрям, чтобы не укрепить в детях и в нём самом такое мнение. В более поздние годы упрямства уже в нём не замечалось. А вот сейчас, чувствую, оно живёт в нём.
Учился Сергей неплохо и десятый класс окончил только с 2-мя тройками (по математике), но способностями не отличался, во, всяком случае, они были ниже, чем у остальных детей. Может быть, поэтому его и не тянула учёба. После 10-го класса, в отличие от братьев, учиться он не захотел. Читать, а особенно думать и рассуждать о прочитанном он не любил ни в школьные годы, ни потом.
«Начнёт читать и уснёт», - писала о нём Нина.
Далеко не всё воспринимал он, чему я учила, на что хотела обратить внимание, чего добивалась. А между тем, Сергей уважал меня, признавал мой приоритет в воспитании, понимал, на что направлены мои усилия в воспитании и одобрял их. Ведь это он, а не кто-либо другой из детей писал в одном из писем ко мне из армии:
«В том, что мы выросли не такими уж плохими людьми, большая часть принадлежит тебе».
Может быть, и избранница Сергея Нина, кроме всего прочего, привлекла его своим устойчивым, твёрдым и решительным характером, похожим на мой. Вероятно, этим же Нина пришлась по душе и мне.
«У Сережи слабый, неустойчивый характер, пусть у Нины будет твёрже. Она сумеет уберечь его от всего плохого, что помешает созданию хорошей, дружной семьи, - надеялась я. – Любовью да настойчивостью можно всего добиться».
Не учла я того, что твёрдость и решительность дают положительные результаты только тогда, когда они разумны и сочетаются с чувством гражданского долга, с высокой ответственностью перед обществом, чего не хватало Нине. И вот результат: семья распалась. Да и была ли она?
Может быть, и не развились бы склонности и задатки Сергея в отрицательном направлении, не попади он в матросскую среду с особыми условиями жизни и не свяжи бы он свою судьбу с такой «морской» женщиной, как Нина. Всё могло бы быть по-другому.
В один из дней моего пребывания у сына он познакомил меня со своей новой подругой. Зовут её Таня, ей 21 год, моложе Сергея на 3 года. Обычная, приятная на вид девушка. Вроде ничего, понравилась: простая, обходительная. А впрочем, кто его знает, какая она будет в жизни. Нина ведь тоже неплохой показалась.
-Так ты с ней и думаешь жить? – спросила его, когда она ушла.
- Да, с ней. Она хороший человек, любит меня.
- Ну что же, расходись и начинай снова строить семью, раз не получилось она у тебя с Ниной. Только не тяни с разводом, раз решил, и помни: если ты и с Таней пойдёшь к другим, семьи у тебя не получится. Так и знай.
-С чего это я пойду, если рядом будет жена, - возразил сын.
- А что? Бывает и такое…
На этот раз уезжала я от сына со спокойной душой. Не в неопределённости, а с какой-то перспективой на будущее оставался Сергей. Появилась надежда, что будет и у Сергея настоящая семья.
В письмах сын сообщает, что с Ниной его развели, что с Таней у него всё хорошо и что вообще она, по его мнению, хороший человек, и он надеется на неё больше, чем на самого себя.  Кажется, всё налаживается. Беспокоит только отношение Сергея к своему труду.
-Все работают только за деньги, - утверждает он, как, между прочим, большинство людей, с которыми мне приходилось встречаться вообще. На севере же это мнение особенно распространено, потому что многие люди приезжают работать действительно для того, чтобы больше заработать.
-Неправда! – протестую я. – Человек трудится не только за деньги.
Пытаюсь доказать ему это, но пока безрезультатно. И это тревожит. Не найдёт удовлетворения в труде, не почувствует необходимости и полезности своего труда, будет смотреть на него только как на источник денег, кто знает, как сложится его дальнейшая жизнь и не потянет ли снова его куда-нибудь в сторону.
Что же, будем надеяться на лучшее. Ведь не зря же на него потрачено столько сил! Не может быть, чтобы он ничего не воспринял из того, в чём хотела убедить. Думаю, что и сама жизнь, то новое отношение к труду, что рождается и, хотя медленно, но неуклонно входит в жизнь, помогут мне в этом.
Поездка к сыну дала возможность почувствовать, что я ещё нужна в жизни, нужны мои опыт и убеждения, нужны моим детям, пока они не выйдут на широкую дорогу правильной, самостоятельной жизни.
Поездка дала возможность воочию убедиться в том, насколько живучи  задатки и склонности, которые унаследованы детьми вместе с типом нервной системы от того или иного родителя, и как быстро они развиваются, в благоприятной для этого среде.
Не зря я так протестовала против решения Серёжи пойти работать в Морфлот. Будто чувствовала, что не сможет он там сложить своей семьи, в которой царили бы не только любовь, но и доверие, и верность, и преданность, и уважение друг к другу, между мужем и женой. А мне так хотелось, чтобы у моих детей были семьи.
Впрочем, наверное, любая мать, если она настоящая мать, предчувствует, откуда может грозить опасность её детищу, и старается оградить его от этой опасности.
В отношении Сергея мне не удалось это сделать, потому что далеко не всё зависит от меня. Что могла, я сделала. И кто знает, может быть и у Сергея будет ещё другая семья. Всё ещё впереди.

Первая семья.

В ноябре месяце 1976 года приехало на праздник всё семейство молодых Колотовых: старший сын Коля с женой и дочкой. Наша первая внучка уже совсем большая: скоро будет 4 годика. Смышлёная, впечатлительная.
С удовольствием отметила про себя, что молодые за 5 лет совместной жизни смогли  «притереться» друг к другу. Колю уже не возмущает стремление жены, красавицы Светы, приобрести дорогую и красивую одежду. Светины доводы выдаёт как свои: «Пока молоды, и одеваться-то», хотя сам при этом остался прежним, непритязательным к одежде Колей. Прилично одетый, но дорогих вещей на нём нет, в отличие от Светы.
В свою очередь и Света как-то применилась и к характеру, и к потребностям Коли и уже спокойнее относится и к его увлечению радиоделом, и к трате денег на детали, против чего она раньше так протестовала. Терпимо переносит она и твёрдость его характера.
- Был бы, говорю, - наш Коля помягче, совсем было бы хорошо.
А она:
- По-моему, таких людей не бывает, чтобы всё хорошо было. Хоть у какого человека есть свои недостатки.
-Правильно! – одобряю про себя.
Короче: стали наши молодые терпимее и сдержаннее относиться друг к другу. И семья от этого выиграла. Есть у них верность друг к другу, есть общая любовь и забота - Алёнушка, есть общая удовлетворённость своей работой.
Каждый из них нашёл своё место в жизни, в трудовом коллективе, каждый доволен своей работой. Скоро они из тесной каморки перейдут в отдельную, довольно просторную квартиру, правда, пока однокомнатную.
Вижу всё это, и не грызёт душу беспокойство за них, за их будущее. Знаю, что у этого сына будет всё в порядке.
Удивил проявленный интерес к моей жизни со стороны Коли. Никогда не бывало раньше, чтобы сын так подробно расспрашивал о том, как и где я училась, как жила и что делала в военные годы, кто были мои отец и мама. И не только удивило, но и порадовало меня это. Рассказала, как училась и жила в тяжёлые военные годы, как работала в вечерние и ночные смены на военных заводах Москвы и Перми, а днём ходила на занятия, как грузили и разгружали вагоны, заготовляли дрова и выполняли массу других работ, не помышляя об отдыхе, урывая время ото сна. Рассказывала и о том, как при всём этом умудрялась с помощью подруги доставать билеты в оперный театр, где дебютировала находящаяся в эвакуации труппа Ленинградского театра оперы и балета, как чуть живая с дистрофией, вернулась умирать в  родной посёлок, а институт кончала уже после болезни заочно. Показала трудовые книжки моего отца, свою и мужа.
Изучил досконально.
-Обрати внимание, - говорю, - сколько во всех книжках наград и поощрений всяких.
-Посмотрю, - говорит, - всё посмотрю.
Что же, нам не стыдно перед детьми за нашу трудовую и общественную жизнь, есть что показать, есть что рассказать о ней.
И ещё одно событие произошло в этот приезд сына, о котором не могу не рассказать. Наверное, оно всех присутствующих, в том числе и меня, заставило крепко задуматься.
Наша Леночка отыскала валёк, которым катают бельё. Его ребристая поверхность, верно, напомнила ей клавиши пианино, которое она видела в садике. И вот она уже положила его на стул, села перед ним на маленький стульчик, поставила на пол вряд игрушечные стульчики, рассадила на них своих куколок и приготовилась играть. Ударила по «клавишам» воображаемого инструмента, точь-в-точь повторяя руками движения рук пианистки.
Мы все с интересом наблюдали за ней. Смотрим, сходила и принесла
одну из своих книжечек. Мы не сразу сообразили, что она с ней хочет делать. А Леночка поставила книжечку за вальком, прислонив к спинке стула, уселась за «пианино», развернула страницу и внимательно всмотрелась в неё.
«Это у неё ноты», - догадались мы, тут только обратив внимание на то, что из всех книжечек она выбрала ту, что форматом напоминала нотную тетрадь. Леночка начала «играть», перелистывая ноты. Поразительно точно повторяла все движения пианистки и все действия её, что мы только диву давались. Она не просто играла в пианистку, она была ею, и делала точно так же, как та.
-Ну, вот вам наглядный пример, как точно дети воспроизводят, что делают взрослые, - не упустила я случая обратить на это внимание. - Станешь говорить некоторым родителям, что с них ведь пример взяли дети, а они оправдываются: «Что мы учим их, что ли этому!» Ну вот, видите, учил ли кто её так делать?
-Конечно, нет, - был дружный ответ.
-Да, действительно, если ты хочешь, чтобы дети поступали так, как следует, старайся сам поступать правильно. А ведь так воспринимают дети не только поступки взрослых, но их мысли, выраженные словами, - вслух размышляла я. – Особенно вот в этом возрасте, прежде всего от  самых близких людей - их родителей, а потом от всех взрослых, с которыми им приходится быть рядом.
Коля и Света смогли преодолеть разногласия между собой, в чём-то уступить друг другу, сгладить острые углы. Но у каждого из них есть свои недостатки, которые могут перейти их детям и развиться в них. И самый верный способ не допустить этого – это попытаться самим избавиться от этих недостатков.
Я буду по мере возможности помогать им делать это, используя виденный нами пример Алёнушки.

1977 год.
Компромисса не будет!

-Мама, на день рождения ты мне подаришь бумажник и положишь туда 10 рублей денег. Ага?
-Так много? И куда ты их думаешь деть?
-Куплю сухого вина и приглашу всех своих одноклассников.
Вот как заговорил в 10-м классе наш последний сын Володя!
И не мудрено. Алкоголизм и пьянство,  так сильно укоренившиеся в нашем обществе за последние 20-25 лет, заметно пока не убывают, несмотря на выход в июне 1972 г. Постановления «Об усилении борьбы против пьянства и алкоголизма». Появились целые семьи с пьющими родителями (и отцом, и матерью), и, к великому сожалению, пьющими детьми. Пагубные последствия развязанного пьянства ещё долго будут сказываться на наших детях.  Да, да, именно развязанного, потому что иначе и не объяснишь существование в посёлке с 2-мя с половиной тысячами населения 7-ми точек торговли спиртными напитками ( 4 магазина, 2 столовые, и ещё специальный ларёк «Голубой Дунай»), в которых всегда было с избытком водки и вина. После выхода Постановления таких точек сократилось до 2-х, но виноводочных изделий в них и сейчас вдоволь.
Пьют в той или иной мере почти все. Любит выпить и отец моих детей. Понятно, что у таких выпивающих людей непримиримого и бескомпромиссного отношения к пьянству нет и быть не может.
В таких условиях,  как я ни старалась, мне так и не удалось воспитать в своих детях резко отрицательного отношения к выпивкам. Но кое-что всё-таки мне сделать удалось.
- Мы пять лет вместе прожили, - говорит жена старшего сына Коли Света, - а я ни разу не видела, чтобы Коля напился допьяна.
Не так давно при очередной поездке в Ижевск, зашла к сыну Алику, в общежитие. После окончания механического института он уже 2-ой год работает на механическом заводе. У входа дежурила комендант этого общежития. Пока мы выяснили, где может быть мой сын, на второй этаж быстро стал подниматься молодой человек.
-Вернись сейчас же обратно! – остановила его комендант. – Я сегодня же выписываю тебя из общежития, и чтобы ты больше здесь не появлялся!
- За что вы его так? – поинтересовалась я.
- Пьяница большой, - отозвалась она.
-А наш Алёша пьёт?
- Да вы что!!! – воскликнула она. И такое отрицание к моему великому удовольствию, прозвучало в её голосе, что сразу поняла: «Не пьёт!»
Это самостоятельно живущие дети. О наших студентах Саше и Толе и говорить не приходиться. Им не до этого. Но все сыновья в праздники и в памятные дни, бывает, выпивают.
А разве мы где-то и когда-то учили молодежь праздновать по-другому? Чтобы было весело и интересно и без спиртного. Когда-нибудь показали по телевизору или в кино места, где бы по другому проводились встречи и праздники? Нет. Выпивки и выпивки. Попробуй, воспитай тут ярых антиалкоголиков, когда кругом пьют!
Я рада уже и тому,  что дети ограничиваются минимальным количеством. Только наш моряк Сергей, располагая на берегу большими деньгами и возможностью их расходовать, не заботясь о завтрашнем дне (на корабле кормят бесплатно), окунулся, было, в алкогольное море. Правда, ни пьяницей, ни тем более алкоголиком он пока не стал, но в ресторанной компании, бывало, выпивал изрядно. Сейчас он работает на берегу, большими деньгами не располагает и говорит так:
- Вот не пью я сейчас, и мне не хочется. Так что не бойся, мама, алкоголиком я не стану.
И всё же за Серёжу я боюсь. Уж очень слабый у него характер. Вся надежда на то, что в совсем недалёком будущем само развитие нашего общества, всё увеличивающийся дефицит рабочей силы,  необходимость полной автоматизации и механизации производства заставят, наконец, раз и навсегда положить конец пьянству, беречь каждого человека, его способность мыслить и творить.
«Действие демографических факторов… приведут в 80х годах к резкому сокращению притока трудоспособного населения», -  говорил Брежнев на Октябрьском пленуме ЦК КПСС 1976 года. Уже сейчас ощущается недостаток рабочей силы, а что будет в 80х годах? Даже подумать страшно, как остро ставится вопрос о кадрах. Нашим детям решать его, и наш гражданский долг – воспитать детей, способных сделать это, прежде всего, развить и сохранить в них трезвый ум, способность к творческому труду,  к созданию нового. Только тогда дети наши смогут занять достойное место в трудовых коллективах, сделать свою жизнь полной и содержательной.
Так как же всё-таки с Володей быть сейчас? Сдерживать его, не допускать ни малейшего употребления спиртных напитков мне становиться всё труднее и труднее, тем более, что умеренную дозу выпивают братья, пьют (некоторые изрядно) его товарищи по учёбе. Может и разрешить отметить свой день рождения с выпивкой в компании своих одноклассников? Тем более, что он совпадает с Днём Победы. Пусть уже лучше выпьет с товарищами небольшое количество сухого вина дома, чем много другого алкогольного зелья где-нибудь в укромном уголке. Может, стоит тут уступить своей непримиримости выпивкам? Пойти на компромисс?
Нет! Не будет этого. Мы не устраивали больших вечеров по поводу дня рождения ни одному из детей. Ограничивались небольшим скромным подарком. Не будет его и для Володи. Тем более что «Строительство коммунистического общества, воспитания нового человека, борьба за высокую культуру нашего быта неотделима от беспощадного и бескомпромиссного искоренения пьянства». («Правда» от 24 марта 1976 г. ст. «Нельзя мириться»)
Я глубоко  убеждена в этом. И разве может быть иначе, если мы думаем о будущем наших детей?
Так как же всё-таки с Володей?
Как сказать, чтобы не воспринял он мои слова, как запрет, и не зародился бы в его душе отпор этому запрету, как это обычно бывает в его возрасте. Стоит подумать,  а время ограничено секундами. Но думаю, что любая мать, если она не только мать, но и гражданин, не раздумывая долго, всегда находит, что ответить своим детям. Нашлась и я.
- Ты так сам решил и даже не спросил, согласна ли я буду на это. Что-то уж очень часто ты начал поступать, не считаясь со мной.
- Так ведь до дня-то рождения ещё далеко. Ещё успею спросить тебя. Это я просто так, думаю только.
- Думаю, а мне ни слова о том, буду ли я согласна. Хочешь ты или не хочешь, но пока ты живёшь дома, тебе придётся считаться с нами. А я вот не разрешу  праздновать тебе день рождения, и не будешь. Тем более что пока нигде не работаешь.
Нет, не должно быть места в жизни моих детей ни алкогольному, ни какому-либо другому одурманиванию. Пусть всегда и всюду они видят во мне пример непримиримого отношения к нему.

На пороге появилась девочка.

Самое трудное и беспокойное время для меня наступало, когда дети учились в 9-м,10-м классах, т.е. в возрастной период от 16 до 17 лет. Впрочем, судя по педагогической литературе, этот возраст был трудным не только для меня. Большинство воспитателей и родителей ожидает нелёгкая участь иметь дело с отроками этого возраста. «Трудный возраст» - называют его. Для меня он тоже был трудным, правда, не со всеми детьми. Трудность состояла не только в том, что дети стремились к полной независимости и самостоятельности и не терпели никакого контроля, но и в том, что в это как раз время в их жизнь мощно вторгался зов пола, наступала пора любви. Так было почти со всеми детьми, так было и с нашим последним ребёнком.
В 10-м классе, после новогоднего праздника, наш сын стал приходить домой около 10-ти часов вечера.
- Где ты был? – допытываюсь я.
- Гулял на улице.
- Ну, как это гулял? Что значит – гулял?
- Вот так и гулял.
- Один?
- Ну что ты всё добираешься? Что особенного, что пришёл в 10-м часу? Нам положено ходить в  каникулы до 10 часов вечера. Что я сделал такого? Не пью, не хулиганю нигде. Чего тебе ещё надо? – высказывал сын своё недовольство.
-Ну, Володя, я же должна знать, где ты бываешь, с кем, чем занимаешься. Может, ты попал в плохую компанию, которая до добра тебя не доведёт. Если всё чисто и хорошо, то почему ты мне честно не скажешь, где ты бываешь. Я же беспокоюсь за тебя. Что мне самой идти узнавать, где ты и с кем бываешь, следить за тобой что ли?
-Придёт время и скажу.
-Может уже поздно тогда будет.
Так он мне тогда ничего и не сказал. А тревога в душе продолжала жить.
Дня четыре спустя, после нашего разговора сын подошёл к моей постели, где я отдыхала, и неожиданно сказал:
-Надо как-то познакомить тебя с моей подружкой.
Такого у моих сыновей ещё не было.
Ещё в 9-м классе я стала замечать, что Володе начинает нравиться какая-то девушка. Признаки этого были общими для всех сыновей: они начинали больше следить за своим внешним видом, крутиться перед зеркалом, выясняя,  в какой одежде и с какой причёской они лучше выглядят. Через учителей узнаём, что была девушка из 8го класса по имени Наташа. Позднее, через тех же учителей и Володиных товарищей мне стало известно, что сын долго добивался её благосклонности, а она, хоть и считала Володю неплохим парнем, но дружить с ним не хотела. Я знала, да и сама видела, как мучился сын этим, но дипломатично молчала, предоставив право ему самому справляться со своим чувством. Только старалась быть особенно сдержанной в отношении к сыну и не выходить из себя, если даже в чём-то провинится, как это со мной иногда случалось. В общем-то, я никогда не старалась пресекать дружбу своих сыновей с девочками. Знала, что хорошая чистая дружба возвышает и обогащает человека. Узнаю, бывало, как ведёт себя сын по отношению к девочкам, и в частности к той, которая ему нравится и, если нет ничего настораживающего, успокоюсь. Сейчас, когда Володя заговорил о девушке, я подумала, что речь пойдёт о Наташе.
«Наверное, всё-таки подружились» - решила я.
-Ну, что же, познакомь. Ходят же к тебе твои товарищи. Ничего особенного не будет, если и девушка придёт. Дружить – это всегда хорошо, только чтобы дружба не мешала учебе.
- А мы вместе с ней заниматься будем.
- Что же, занимайтесь. Только ведь не особенно удобно, она учится в 9м классе, а ты в 10м.
- Ты кого имеешь ввиду?
- Наташу.
- О, не-е-т, - протянул он. - Она не хочет со мной дружить. Это другая. Это из 10-го класса, только не из нашего.
- А как её зовут?
Володя назвал имя девушки, сказал, чья она, назвал её старшего брата, которого я хорошо знала. Сообщение об этой дружбе не особенно обрадовало меня. Мать её и тётки не отличались чистотой нравов и довольно легко смотрели на отношения между людьми разных полов. Кроме этой девушки, у её матери были ещё дети от разных отцов. Но не скажешь сейчас всего этого сыну, не будешь омрачать радость первой дружбы с девушкой,  не будешь порочить его подругу, не имея для этого достаточных оснований. Мало ли как вели себя её мать и тётка. А девушка может быть совсем другой. Бывают же и такие случаи.
И всё же очень захотелось отвести сына от дружбы с девушкой из такой семьи. Но ведь не будешь же рубить с плеча. Так можно и доверия к себе лишиться. Ну что же, по крайней мере, я знаю сейчас, где он бывает и с кем. А всё же решила, не откладывая в долгий ящик, сходить в школу и узнать, что это за девушка, поговорить с учителями о дружбе сына с ней, а у сына при удобном случае узнать, как началась эта дружба и чем нравится ему его подруга.
Володя действительно скоро привёл свою подругу домой. Я была в комнате и не заметила, как они вошли и прошли сразу в Володину комнату. Мне что-то надо стало сказать Володе, открыла дверь к нему и опешила, увидев девушку. Она сидела с микрофоном в руках и быстро опустила его на колени, когда я вошла. Рядом возился с магнитофоном сын. Видимо, что то записывали на ленту.
От неожиданности я растерялась, лихорадочно роясь в памяти, отыскивая подходящие для такого случая слова. Сразу где-то из глубины моего мозга вышла статья «На пороге появилась девочка…» из журнала «Семья и школа» и рекомендации родителям, как надо поступать при этом. Но тут не девочка, а уже девушка и не на пороге появилась, а находится в комнате у сына. С чего начать разговор? Мучительно думаю, а потом решаю:
«А, собственно, что произошло? Ведь бывают же у сына товарищи. Чего это я вдруг всполошилась», - окончательно рассердилась я на себя.
- Ну вот, всё испортила, - недовольно встретил моё появление сын. – Снова начинать всё надо. А я стояла и размышляла, с чего же всё-таки начать разговор.
- Это твоя девушка и есть? – обратилась с вопросом к сыну, не найдя сказать ничего лучшего.
-Да, да, мама, - просто ответил сын, - только ты не мешай нам записывать.
- Ухожу, ухожу, не буду вам мешать.
И я вышла из комнаты, досадуя на свою ненаходчивость.
«Ну, вот и «познакомил» называется, - обиделась я на сына.
Но тут же появилось оправдание:
  «А разве кто его учил, как поступить лучше? Я – пожилой человек и то растерялась. Где уж ему! Плохо мы, учителя и родители делали, что не говорили ничего нашим ученикам и детям о культуре представления друзей и подруг».
Как бы то ни было, знакомство состоялось.
В тот вечер Зина (так звали девушку) недолго пробыла у нас. Скоро они вместе с Володей ушли в кино.
-Володя, кто из вас первый предложил дружить – она или ты? – спросила я сына, когда тот вернулся домой.
- Да просто нас познакомила Валеркина подружка. Вот мы и стали дружить. Мы и ходим- то все вместе вчетвером. Ну, как, понравилась она тебе?
- Да что, девушка как девушка. Кто её знает, хорошая она или плохая, - неопределенно ответила я.
- Между прочим, хорошо учится. Ничуть не хуже меня. Даже ещё лучше. Мне вот её догонять надо.
« Ну это совсем неплохо, если хорошо учится, - немного успокоилась я, – значит девушка серьёзная, не пустышка вертоголовая какая-нибудь, у которой только мальчики на уме. Пусть дружат. А всё же надо побывать  в школе и расспросить о ней», - решила я.
Скоро Володя сообщил, что в школе будет общешкольное родительское  собрание.
«Вот и причина побывать в школе, разузнать о Володиной подруге, посоветоваться с учителями, как лучше поступить», - обрадовалась я.
До начала собрания отозвала в сторону двух учительниц, которые хорошо знали и Володю, и Зину и которым я доверяла, рассказала им о дружбе сына с девушкой, поделилась своими опасениями.
- Каждый вечер кино, прогулки. Боюсь, как бы не начал отставать в учёбе. Да и девушку эту я совсем не знаю. Что она собой представляет?
-Ну, уж и девушку же нашёл ваш Володя. Совсем не разбирается он в людях, - неожиданно услышала я.
- А что? – сразу охватило беспокойство. – Володя говорит, что хорошо учится, что даже лучше его.
- Ну, не-е-т, - дружно запротестовали обе учительницы. – Тупая такая, а гонору, о-о! Она ещё в 8-м классе водилась с мальчишками. Да и мать то у неё, знаете ведь какая.
«Эх, Володя, Володя, - вздохнула я про себя, - обязательно надо завести дружбу с девушкой. Согласилась дружить, а ты и рад стараться. Какая девушка – не важно. Лишь бы девушка была. Что же, постараюсь сказать то, что узнала».
После возвращения из школы Володя сразу подошёл ко мне.
- Ну, что-нибудь про меня говорили?
- Говорили.
-Чего говорили?
- Что ты совсем не разбираешься в людях. «Ну, уж и девушку же выбрал» - говорят.
- А чем она не нравится им?
- Говорят, что и способности-то у неё не блестящие, и что характер у неё с гонорком, и что с мальчиками-то она уже с 8-го класса дружила.
- Это тебе, наверное, их классная наговорила, - почему-то сразу решил Володя.
«Значит и Зина не в ладах со своей классной», - догадалась я. – Почему?»
Я знала её классную руководительницу. Молодая, умная, общительная, простая женщина. Ребята её уважают. Раньше уважал и Володя.
«Почему же Зина не в ладах с ней? – размышляла я. – Значит, где-то допустила ошибку в обращении с ней».
- Да я и не видела её. Все говорят.
Тут я решила немного прибавить от себя, чтобы узнать то, что меня волновало, и попутно на кое-что открыть глаза сыну.
-Тебя, верно, видели, как ты приходил к Зине. Ты бывал у них?
-Ну, бывал.
-Вот и говорят. Жалеют тебя.
-Почему это жалеют?
-Видишь ли, не особенно на хорошем счету эта семья. У Зининой матери их четверо, да?
-Четверо.
А знаешь ли ты, что все они от разных отцов? Это ведь не особенно с хорошей стороны говорит о Зининой матери. Не знаю, может быть, Зина и не такая, кто её знает. Смотри сам.
Вижу, как неприятен Володе этот разговор, но решаю всё же продолжать его.
Бабушка их и все сёстры Зининой матери всю войну,  да и до войны ещё, побирались. Конечно, трудно тогда приходилось, особенно в войну, но ведь не им одним. Как-то старались люди зарабатывали себе на жизнь, а они ходят, бывало, попрошайничают. За это их и не уважают. Я не говорю, что не дружи с Зиной, пожалуйста, дружите на здоровье. Хорошо, если Зина докажет, что она не такая, как о ней думают. Только будь  осторожен, а то затянет тебя эта девушка не туда, куда надо. Знаешь, говорят: если хочешь знать какая дочь, смотри на мать. А мать-то у неё, видишь какая.
-Ты уж очень высокого мнения обо мне, - будто про себя произнёс сын.
-Не я только. Все тебя считают выше Зины. Наверное, всё-таки ещё и потому, что нашу семью уважают в посёлке больше, чем Зинину.
Ну вот, кажется, сказала всё, что хотела. Пусть сын знает какой девушкой может оказаться Зина и пусть будет готов ко всему, а также решит, стоит ли ему продолжать дружить с этой девушкой. Пусть также почувствует, что за тем, как будет развиваться их дружба, будут следить не только их друзья, сверстники, но и взрослые. На виду у всех меньше возможности совершить что-либо недозволенное. Надо будет ещё при удобном случае привести примеры хорошей и чистой дружбы, рассказать о том, как ценится она среди людей и что такую дружбу, как самое светлое воспоминание проносят через всю жизнь, независимо от того, станут молодые люди мужем и женой или нет. Я всегда добивалась, чтобы в отношениях с девушкой у моих сыновей не возникали низменные желания или, по крайней мере, хотя бы  не брали верх, если и возникнут. И до тех пор, пока дети были дома, мне это удавалось. Не знаю, удастся ли это по отношению к последнему сыну. Очень пожалела, что нет рядом со мной, и никогда не было надёжного помощника в половом воспитании наших сыновей.
Впрочем, помощник у меня всё-таки есть, правда другого рода. Это чудесный паренёк Алёша Зорин. Алёша года на 2 старше Володи, как и сын, увлекается птицами. После десятилетки пытался поступить в университет на биофак, но не прошёл по конкурсу. Год работал, готовился, снова сдавал экзамены и сейчас учится на 1-м курсе биофака университета. Очень доволен своей учёбой и настраивает на поступление и Володю, снабжает его необходимой для этого литературой. Алёша мне хороший помощник в стремлении добиться успешного окончания сыном 10-го класса. А там видно будет.

Семья

О своей семье я думала уже в ранней юности. Много думала, каким должен быть мой спутник по жизни, какой я должна быть сама для него. Лопухов и Кирсанов из «Что делать?» были для меня идеалами будущего мужа, сама же я готовилась стать Розальской из этого же произведения, или Волконской из «Русских женщин».
Чистые, честные отношения, взаимная верность и преданность друг другу, общность духовных интересов – вот то, что должно было скрепить мою семью по моим замыслам.
Может быть, так бы оно и было на самом деле. Всё складывалось, как нельзя лучше. Я поступила в Московский пединститут им. Ленина на естественный факультет, но, скоро поняв, что не тут моё призвание, мечтала перейти в институт философии, литературы, искусства (ИФЛИ) на философское отделение. Создавалась реальная возможность для полнокровной трудовой и общественной жизни, для создания крепкой, здоровой семьи. Но не суждено было этой возможности превратиться в действительность.
Бешеным зверем, жестоким и беспощадным ворвалась в наши судьбы война, как нечто античеловеческое, противоестественное. Она развеяла наши светлые мечты, повергла в прах наши планы, искорёжила, поломала судьбы.
Давно отгремели бои, и отлилась кровь, а страдания, вошедшие в нашу жизнь вместе с войной, продолжают терзать людские сердца.
Многим девушкам нашего времени, чья молодость пала на тяжёлые военные и послевоенные годы, самим временем было отказано в счастье пройти свой жизненный путь рядом с любимым. Нам не из кого было выбирать.
Годы шли, и чем старше мы становились, тем внушительнее вступала в силу целая цепь условных и безусловных рефлексов, тщательно отработанных природой в течение миллионов лет для обеспечения продолжения рода. И мы, девушки, подчинялись этому зову природы.
Немногие нашли человека по душе, зато многие из нас связали свои жизни со случайными людьми ради того, чтобы иметь детей. Такие связи возникали и на короткий срок, и на более длительный, порой скреплялись законом, если женщина хотела, чтобы у её детей рядом была не только она, мать, но и отец. К числу последних принадлежала и я. Ни роскошными телесами, ни красотой я не обладала. О таких в народе говорят: «Ни с кожи, ни с рожи». Следовательно, возбудить к себе любовь в людях мужского пола, избалованных в послевоенное время женским вниманием, я не могла. Найти человека, родственного своей душе, в условиях нашего маленького посёлка было просто невозможно. Предстояло или совсем отказаться от мысли иметь мужа и детей, чего я совсем не хотела, или строить свою семью на основе, ничего не имеющей общего с моими идеалами. Иного выбора для меня не было. Но я надеялась, что силой воли своей и настойчивостью смогу как-то поднять своего будущего мужа до моего духовного мира.
Знакомство с Петром, моим мужем, произошло необычным образом.
Меня выдвинули кандидатом в депутаты Поссовета. Случилось так, что председателем окружной  комиссии округа, по которому я баллотировалась, был как раз тот Колотов, который позднее стал моим мужем и отцом моих детей.
Я готовилась к урокам, когда он прошёл за моей биографией. Мама усадила его на кухню и, пока я перекладывала на бумагу свои скудные биографические сведения, завязала с ним разговор о хозяйстве. Тема оказалась такой близкой для них обоих, что беседа быстро приняла оживлённый характер.
- Кто это такой? – спросила меня мама после ухода Петра.
Я рассказала.
- Ох, какой хозяйственный! Вот бы тебе такого жениха, Тася. Я промолчала. Меня ничуть не увлекало хозяйство и не прельщало стать женой «хозяйственного человека». Зато мама питала какую-то особую любовь к домашним животным и часто вспоминала три года жизни в деревне в близких её сердцу заботах по хозяйству.
За два года нашего с ней совместного проживания (папа жил в то время у брата в Челябинске) ей порядком надоело скучное однообразие жизни, и она мечтала с моим замужеством и о новом хозяйстве и, как, наверное, всякая мать взрослой дочери, о внуках. О внуках особенно.
- Анастасия, хоть бы ты малюсенького ребёночка родила, - не раз говаривала она мне.
Я училась на последнем курсе института заочно, много занималась, и мне было не до детей, пусть даже «малюсеньких».
-Вот когда институт закончу, - неизменно отвечала я маме.
«В самом деле, могу ли я стать женой того, кто не отвечает моим идеалам, связать свою жизнь с человеком без любви, без духовного родства с ним?» - задала я себе вопрос после посещения Петра.
Всю ночь напролёт промучилась я, решая этот вопрос. Взвешивала всё, обдумывала со всех сторон.
К утру ответ был готов: «Могу. В угоду зову природы, в угоду ожиданиям своей мамы». В мыслях рисовался простой трудолюбивый, хозяйственный (для мамы) человек, спокойный, непьющий, рассудительный.
«С таким человеком я могу прожить и без любви, пусть будет только доверие между нами и уважение друг к другу. А всё это может быть и в отношениях с простым человеком. Был бы он только хороший человек», -  думалось мне.
В июле 1947 года я сдала государственные экзамены. Институт был закончен. Мне было уже 27 лет, и тут во весь голос заговорила прежде еле-еле дававшая себя чувствовать потребность продолжения рода. Насупило время отдать свой долг женщины перед природой и перед обществом.
В один из вечеров конца декабря месяца 1947 года в дверь нашей квартиры раздался осторожный стук. Сердце учащённо забилось: к нам редко кто заходил в такое время суток, и потому сразу зародилось предчувствие чего-то необычного. Оно ещё более усилилось, когда в раскрытую дверь через порог шагнуло двое мужчин: Колотов Пётр и Рылов И. В. – его сотрудник по работе в лесничестве.
Ещё до этого я слышала, что у Петра умерла от родов жена и осталась на руках шестилетняя дочь. Слыл он по посёлку как раз тем человеком, о котором говорят «хороший».
-Не пьёт, жене во всём помогает по хозяйству, - говорили о нём.
Предчувствие не обмануло меня: Пётр действительно пришёл свататься.
Ответ был уже готов в моём сознании, и я согласилась стать его женой.
Так родилась наша семья.
«Пусть нет у него образования» - думала я о своём муже, - не у всех была возможность получить его. Будет у него желание, я помогу ему учиться, и он сможет войти в мой духовный мир».
Ничего этого не получилось в жизни. Только позднее, после многих лет совместного проживания с мужем и наблюдая за родителями своих учеников, я поняла, какую огромную роль в формировании нравственных качеств, мировоззрения человека имеет семья, из которой он вышел.
Взгляды родителей на отношения между людьми, их моральные качества накладывают неизгладимый след на тех, кого они воспитывают.
Поняла я и то, как относительно это понятие «хороший человек» и какую ответственность я взяла на себя, решив связать свою жизнь с человеком, которого совсем не знала и к которому не тянулась душа.
Семья, в которой я воспитывалась, не была дружной. Между мамой и папой не так-то редки были размолвки, но оба они были абсолютно честными, прямыми и открытыми людьми, готовыми всегда вступить в борьбу за справедливость, придти людям на помощь. Только мама жалела всякого несчастного человека и старалась ему помочь, независимо от того, был ли виноват человек сам в своём несчастье или нет. Папа же считал, что не всякий человек достоин сострадания и не каждого человека следует жалеть.
- Бедная эта Анна, - скажет, бывало, мама о женщине, приходившей за подаянием, а папа возражает:
 - Кто виноват, что ей приходится сбирать? Сколько раз её устраивали на работу, нигде не работается. Ходит, выпрашивает, а работать не хочет.
Сам он был великий труженик и ненавидел всех, кто пользовался чужим трудом или пытался это делать. Ненавидел он и тех, кто пытался урвать побольше у государства, получить какие-то преимущества для себя. Эту ненависть и честность переняли у него и мы, его дети.
В семье нашей честность царила безраздельно. Я не помню случая, чтобы папа или мама сказали хоть одно слово неправды. С самого раннего детства мы просто не понимали, как это можно солгать и позднее, вплотную столкнувшись с ложью, мы не сразу верили, что человек лжёт, а, убедившись в этом, тяжело переживали.
Наш папа глубоко верил в коммунизм, и не только верил, но и жил и работал по его идеалам. У мамы такой веры не было и жила она больше семейными заботами сегодняшнего дня. Нас, детей, было в семье трое (два брата и я), надо было всех одеть и накормить, а работал только отец. Мама, в прошлом учительница, была домохозяйкой. Папа не был сторонником личного хозяйства и не особенно стремился к нему, считая занятие им лишней тратой времени и средств. Мама же очень любила животных и с удовольствием ухаживала за ними. Весь себя отдающий работе, папа мало интересовался семейными делами и заботами, переложив их на плечи неработающей мамы. На этой почве чаще всего и случались размолвки. Причиной их  была порой и исключительная гражданская честность отца. Был такой случай. Папа для пригородного хозяйства завода на свои личные деньги купил несколько штук кошма. Мама очень просила оставить одну для семьи на подшивку валенок, но папа ни за что не согласился, мотивируя тем, что кошму он покупал для завода. Или, скажем, надо попросить в заводоуправлении лошадь привезти сено, опять загвоздка. Трудно было заставить папу попросить что-либо для себя и своей семьи. Считал неудобным делать это. А ведь сам не только добросовестно работал на своей работе, но никогда не чурался и общественной работы, если мог её выполнить. В войну его, бухгалтера, как самого честного человека, просили выдавать карточки, продуктовые и хлебные, даже, одно время, получать и раздавать овёс заводским лошадям. И он делал это.
Разумеется, и папа, и тем более мама были трезвенниками. Я до сих пор храню и показываю сыновьям двадцатиграммовую рюмочку, которую при гостях выпивал папа. Больше он не пил.
Вот такими были наши отец и мать. На нас, детей большее влияние оказывал отец, особенно на меня и старшего брата. Именно, прежде всего ему мы обязаны тем, что начисто лишены стяжательства. Папа был убеждённым атеистом, такими стали и мы. Не умел он приспосабливаться к жизни, не умеем делать это и мы, его дети.
Муж вышел совсем из другой семьи. Правда, это была тоже трудовая семья, но её нравственные устои и уровень развития во многом отличались от наших.
Из разных семей вышли совершенно разные люди: я  и мой муж. Разное у нас отношение к людям, к жизни, к детям, к своему гражданскому долгу.
Муж, прежде всего, заботился о том, чтобы быть сытым, для меня на первом месте была полнота жизни, возможность всю себя отдавать общему делу. Он и детей своих хотел видеть всегда только сытыми и одетыми. Моральные качества их, его не интересовали. Я же заботилась не только об их здоровье и материальном обеспечении, но, прежде всего о воспитании в них моральных качеств, о том, чтобы они видели будущее, трудились на него и готовили себя к нему.
Сходились мы с мужем только в одном: оба считали труд основой жизни, но по-разному смотрели на него. Он - как на средство материального обеспечения, возможность заработать деньги на жизнь, я – не только как на средство обеспечить существование, но и как на место приложения своего разума, своих творческих сил и способностей на общее благо.
 «Учитесь – сможете потом заработать больше денег», - убеждал муж детей.
«Учитесь» - сможете больше сделать на земле, лучше трудиться особенно в наши дни, а, следовательно, вам будет больше почёта и уважения», - говорила я.
Мысль, что коммунизм есть историческая неизбежность, объективная закономерность, рано стала моим глубоким убеждением. Вся моя трудовая и общественная деятельность направлялась этим убеждением, всем существом своим видела я коммунистическое будущее и старалась показать его не только своим ученикам, но и своим детям.
Муж живёт настоящим, будущее его не интересует, в коммунизм он не верит.
- Как же ты в партии оказался? – спросила я как-то его после очередного разговора на эту тему.
- А что? Я работаю честно, добросовестно. Чего ещё надо? – ответил он.
«Мечтательница», «фантазёрка» - так он нередко называет меня даже сейчас, когда вся наша действительность, казалось бы, должна убедить его в правоте моих слов и действий.
Я не представляла себе жизни без активного участия в общественных делах и постоянно выполняла изрядное количество общественных поручений. Муж же всегда скептически относился к ним.
- Меня они не поят и не кормят, - оправдывал он свою позицию.
Правда, ему время от времени тоже приходилось выполнять общественные поручения, но относился он к ним только как к нагрузке.
Я близко воспринимала всякую несправедливость и живо реагировала на неё, всеми способами, какими владела, стараясь защитить справедливость. Приходилось открыто вступать на защиту и несправедливо обиженного человека.
- Что ты вмешиваешься, если тебя не спрашивают? Какое тебе до этого дело? Тебя что, задевает что ли? Кто он тебе, сват или брат, что ты из-за него наживаешь себе неприятности, - убеждал меня мой благоверный.
Всю свою жизнь я стремилась получить как можно больше духовной пищи, телесная никогда не была у меня на первом плане, моему супругу подавай только телесную, духовная его не интересует.
При таком несходстве характеров, убеждений и взглядов не могло и быть в нашей семье обоюдного согласия. Как могла, сдерживалась я. Хотелось, чтобы дети росли в спокойной обстановке, в семье, где нет скандалов, редки размолвки, где царят уважение родителей друг к другу, чтобы выросли они не только трудолюбивыми, но и морально чистыми, честными и справедливыми, чтобы и мысли не допускали, что можно где-то поступить нечестно, соврать, что-то утаить. При детях я старалась не упрекать мужа во лжи, в неверности, чтобы дети не внушили себе, что можно так нечестно поступать. И только выпивки мужа, правда, не такие уж частые, выводили всегда меня из себя. К чести мужа надо сказать, что он любил своих детей, дорожил мной и семьёй и потому, может быть, не стал ни пьяницей, ни тем более алкоголиком, какими стали очень многие мужчины нашего посёлка. Да и не только нашего.
Каждый, согласно своим убеждениям, действовал на наших детей, действовал активно или пассивно. Активная роль, пожалуй, принадлежала мне.
Сейчас дети подросли. Один за другим уходят они в самостоятельную жизнь. Каждый из них унёс с собой частичку нашего существа, наших убеждений и устремлений.
« Какими-то они будут?» - когда-то спрашивала я себя, всматриваясь в несмышленые личики своих детей. Много лет прошло с тех пор, а я всё ещё по-прежнему спрашиваю себя: «Какими-то они будут?», потому что их самостоятельные жизни только начинаются.
Теперь уже не столько отец и не столько я стали примером для подражания младшим, сколько старшие братья и их школьные друзья.
Скоро уже для всех детей не мы, а трудовой коллектив станет их воспитателем. Многое будет зависеть от того, каким будет тот коллектив, в котором окажутся наши дети, но в какую бы среду они не попали, в них обязательно сохранится то, что вынесли они из семьи, что дало им семейное воспитание, как оно сохранилось в нас, их родителях.

И снова Серёжа.

Это письмо от Сергея мы получили в начале марта. Кроме известий о том, что в его жизни изменений нет, в нём сообщалось:
«С Таней у нас всё нормально, только вот на женитьбу меня не очень пока тянет, но для успокоения души твоей и Таниной жениться всё-таки придётся, наверное».
Ох, как возмутили меня эти строки! Видите ли, женится не для того, чтобы иметь детей и совместно воспитывать их, не для того, чтобы что-то оставить после себя людям, а для успокоения моей и Танинной души».
В адрес Сергея последовало ответное письмо с доказательствами о необходимости жить не только для удовлетворения своих личных потребностей, а во имя исполнения своего гражданского долга перед людьми.
Скоро последовал ответ. Я привожу его почти полностью, потому, что многое в нём заставляет задуматься не только над судьбой моих детей, но и над жизнью вообще, над отношениями между людьми.
«Мама, сегодня получил твоё письмо, очень интересное, но, правда, всё, что там написано, я уже слышал от тебя много раз. Всё  там правильно,  умно изложено, но я никак не пойму, в чём ты меня обвиняешь? Ты же не знаешь, как я сейчас живу, не знаешь, а наставляешь на путь истинный – всё для людей, всё людям, будь хорошим, и тебе ответят тем же. Да разве мне не хотелось быть хорошим и делать для людей хорошее? Разве я не делал этого? А что получил взамен? Почему это я всё и всем должен? А мне, значит, никто и ничего не должны? Ходил в море, работал, все замечали, и честь мне, и хвала были – ударник коммунистического труда, передовик производства, активист – всё было. А беда случилась, никто даже не поинтересовался, как, что и почему (я не включаю в число тех, кому нет никакого дела до меня, родителей.) Ну, разве не обидно, мама? А ты всё люди, люди, для людей. Ну, ладно, хватит об этом. Всё у меня пока хорошо. С Таней мир и согласие. Так что зря ты за меня волнуешься, очень даже нормальный образ жизни у меня в настоящее время. И не волнуётесь вы за меня. Мама, и писем таких писать мне больше не надо, а то сплошные нравоучения и никаких новостей».
Вот так. Как о каменную стену разбились все мои доказательства, все мои убеждения, по которым жила сама. Почему?
Может быть потому, что у другого из родителей Сергея таких убеждений не было, нет их, верно и у тех людей, что окружают сейчас его. Я оказалась одна, а потому бессильна. И чувствую, что ничего мне тут уже не сделать. Горько признавать, но нет у нас с сыном духовного единения.
Знаю, что Сергей не бывает сейчас в ресторанных компаниях, не пьёт, знает только одну Таню, соблюдает дисциплину труда, дружно живёт с соседями по квартире, уважают они его, старается помочь чем-то нам, его родителям.
«Чего ещё надо?» – сказали бы многие на месте меня. Вот и Серёжа тоже: «В чём ты меня обвиняешь?» И никак не поймёт, что обвиняю в отсутствии гражданского долга. Чего хотела бы я от своего сына? Того, чтобы добросовестно работал не потому, что за такую работу больше платят, а из чувства ответственности перед людьми за результат своего труда, работал так, как работала я сама, имел бы семью, в которой воспитывались бы дети, а не просто жил с женщиной. Необходимость этого я и пыталась доказать сыну и – безрезультатно.
Нет, тут не только моя вина, что не смогла сделать этого. Время сейчас такое, что господствует принцип материальной заинтересованности и сплошь и рядом умаляется моральный фактор. Сколько появилось новых форм материального поощрения и как мало морального! Забываем, что «В процессе перехода к коммунизму всё более возрастает роль нравственных начал в жизни общества, расширяется сфера действия морального фактора».
(Программа КПСС)
Должна расширяться, но этого пока не заметно. Отсюда и работа «только за деньги». Отсюда и одна из причин стремления не иметь детей. Стоит ли тратиться на их воспитание, если прекрасно можно прожить и без этого не только в настоящем, пока работаем, но и в старости! Это не прежнее время, когда воспитывали детей ради того, чтобы под старость иметь кусок хлеба. Сейчас каждый знает, что в старости он будет получать пенсию, если заболеет, его поместят бесплатно в больницу, будут лечить и ухаживать за ним, в случае нужды могут поместить в дом престарелых, где ему будет не хуже, а порой лучше, чем с детьми. Раньше дети боялись и чтили родителей, слова напротив не скажут, опасаясь, что те откажут им в наследстве. Сейчас этого опасения нет, можно и не посчитаться со старым человеком, и погрубее ему сказать – не страшно. Очень многие современные дети невысоких нравственных начал далеко не  всегда понимают, как глубоко ранит пожилого человека всякое грубое слово и неуважительное к нему отношение.
«Зачем дети? Одна обуза», - рассуждают некоторые, тем более что спрос за их воспитание всё возрастает.
И в этой области нашей жизни всё большую потребность приобретают не столько материальные, сколько нравственные начала, чувство гражданского долга перед людьми. Слишком большим стал разрыв между материальным и духовным уровнем нашей жизни.
«Бытие определяет сознание» - Это верно, но и сознание в сою очередь влияет на бытие. Слишком низкое - оно тормозит развитие производительных сил.
Вот и у Серёжи. Не сумели мы воспитать в нём высокое сознание, чувство гражданского долга. Не помогли в этом нам и те, кто окружал сына, потому что у них самих его в должной степени не было. Об этом убедительно говорит и справедливая обида Сергея на то, что не помогли ему в трудную минуту. Ох, как глубоко ранит душу человека равнодушное к нему отношение! Ведь может погибнуть всё доброе, что было в ней. Только и надежда, что не может исчезнуть в душе человека то, что заложено с детства воспитанием.
Серёжа, Серёжа, как в зеркале отражаются в тебе все отрицательные стороны не только нашего воспитания, но и общественного, отражаются так, как ни в одном из наших детей. Скоро тебе стукнет 25 лет, а я и сейчас не знаю, как пойдёт дальше твоя жизнь. И по-прежнему тревожусь за тебя, мой сын.
Так как же всё-таки с женитьбой?
Надо примириться с тем, что Сергей не хочет пока регистрировать свой брак с Таней, а её всё-таки придётся считать его женой. Может это и к лучшему. Не потребуется расточительной свадьбы с массой водочных изделий и огромной тратой средств на неё, как это делается сейчас, делается совершенно излишне, по - мещански. Сделают потом вечерок небольшой при регистрации, когда она потребуется, и всё, раз уж дело пошло так.
Удивительная метаморфоза произошла со свадьбами. В старое время говорили: «сыграть свадьбу». И её действительно «играли», сопровождая большими количествами разных обрядов. Сейчас свадьбу «справляют», с дорогими подарками, обильными застольями, с размахом и шиком, легковыми машинами и прочее. Как будто мир, согласие, счастье молодых зависит от количества выпитых на их свадьбе вин и потраченных средств.
А вот ещё одна выдержка из письма Сергея по поводу регистрации брака:
« Со свадьбой пока вопрос не решён, да и чем может помочь эта бюрократическая регистрация, если не будет между ними мира, согласия и понимания? А если это есть, то зачем иметь лишние хлопоты?»
Ишь ты, «бюрократическая»! Заключение брака – « бюрократическая
регистрация». Как это вам нравится?
А впрочем, и, правда: зачем заключать брак, если не иметь детей? А дети ни Сергею, ни Тане, верно, не нужны, как не нужны они очень многим современным молодым людям.
Как же всё-таки сложится жизнь Сергея?
Думы, сомнения и думы, не только о своих детях, но и обо всём новом поколении, что идёт нам на смену. Как много исковеркало в их сознании пьянство! Пьянство значительной части молодых людей, и немалого количества людей нашего поколения.

Выбор профессии.

Самыми важными задачами, которые решались нами в процессе воспитания детей в семье, были, прежде всего, приучение детей к труду, уважение к любому виду его, причём особое предпочтение отдавалось творческому труду, труду по своей инициативе, привитие детям сознания необходимости получения знаний, особенно в наше время, для достижения успехов в труде и, наконец, выбор профессии.
Хорошо понимала я, что от правильного выбора профессии во многом будет зависеть интерес к нормальной человеческой жизни, без стремления к какому-либо виду одурманивания себя, и душевный настрой, и потребность  отдать все свои возможности любимому делу. Короче: от будущей работы и отношения к ней зависит ощущение полноты жизни, чувство полезности и нужности людям своего труда. При этом учитывать не только наклонности детей к тому или иному роду занятий, но и их физические возможности.
Никогда, ни в едином случае выбор профессии не определяется материальными соображениями.
Старший сын Коля ещё до армии научился водить мотоцикл, как и многие его сверстники, получил права на его вождение, а в армии приобрёл профессию шофёра. Думал заняться ею и в мирной жизни. Но я знала, что у Коли есть возможности заняться более сложным трудом, требующим большей сообразительности и знаний и потому перед демобилизацией писала сыну: «Профессия шофёра - неплохая профессия и нужная, но ты не сможешь удовлетвориться ею, потому что способен заняться более квалифицированным трудом». – И подчеркнула: «Человек чувствует удовлетворение своей работой только тогда, когда она требует от него полной отдачи всех его сил и возможностей. Иначе скоро наступает недовольство ею, собой, и своей жизнью».
Сын демобилизовался. Наступила пора решить, чем же конкретно заняться, куда поступить на работу. В школьные годы сын увлекался конструированием радиоприборов, моделированием. Поражали чистота и аккуратность его поделок, настойчивость и кропотливость в работе. Надо было выбрать место, где бы сын мог реализовать свои способности. Порекомендовала поступить на большой металлообрабатывающий завод в В-Салде Свердловской области, где жила его сводная сестра. Поступил на этот завод, слесарем. Сразу зарекомендовал себя с хорошей стороны, поступил учиться на вечернее отделение Уральского политехнического института (УПИ) общетехнического факультета по специальности – машины и оборудование заводов цветной металлургии. Филиал этого факультета был в В-Салде. Скоро освободилось место лаборанта в лаборатории активационно - нейтронного анализа, и Коля был рекомендован на это место. Сын согласился, несмотря на протесты своей жены, потому что терял в заработке. Я поддержала его решение: новая работа требовала знаний, ума и выдержки, сулила перспективу.
Работая на новом месте, сын скоро понял, что общетехнический факультет не соответствует профилю его работы и потому, полностью закончив 3 курса прежнего факультета, перешёл на другой факультет – радиотехнический. Сейчас профиль его работы и получаемого образования сходятся, есть перспектива дальнейшего роста, работает он уже инженером данной лаборатории, и сын вполне доволен своей жизнью.
Как-то спросила его:
- Был бы ты так же доволен, если бы работал шофёром?
И Коля ответил:
- Конечно, нет, мама.
Второй сын Сергей служил в армии в военно-морских частях и сразу после демобилизации, не заезжая домой, прельстившись романтикой морской жизни и возможностью без образования получать большие деньги, несмотря на мои протесты, уехал в Мурманск. Что из этого получилось – уже писала. До сих пор мечется в душе, а своего места в жизни найти не может. Третий сын,  Алексей, учился лучше своих братьев и как-то сразу определился в жизни. После окончания Механического института факультета приборостроения, куда пошёл по своим склонностям, был направлен на механический завод, где сейчас и работает. Не особенно доволен только тем, что его теперешняя работа (регулировщик) не требует институтских знаний, особого творчества и не исчерпывает его возможностей. Он может дать больше. Что ж, может и даст. Всё ещё впереди.
Четвёртый сын Саша, ещё в 10-м классе долго размышлял, следует ли ему учиться дальше. После долгих раздумий и он пришёл к мысли о необходимости получения знаний. «Это твой долг учиться, если ты можешь учиться», -  решил он и стал готовиться для поступления в ВУЗ. 10-й класс закончи успешно, сдавал экзамены в тот же механический институт, где учился старший брат, но не прошёл по конкурсу. Год работал на автозаводе. Там был послан на месячные курсы и получил специальность слесаря. Но мысль о поступлении в ВУЗ не оставлял, готовился и снова сдавал экзамены. На этот раз сдал успешно и был зачислен студентом механического института факультета приборостроения. Сейчас кончает 3-й курс института.
Не кается, что год пришлось поработать на заводе.
- И специальность слесаря мне тоже пригодилась, - говорит он. Совсем иное направление своей деятельности избрал пятый сын Толя. От всех сыновей он отличался  редким трудолюбием, рассудительностью, сосредоточенностью и наблюдательностью. Очень любил природу, населяющий её растительный и животный мир. У нас есть небольшое хозяйство, огород, маленький садик, и Толя охотно занимался выращиванием растений. Всегда у него был небольшой участочек земли, который он сам обрабатывал, сажал огородные культуры, ухаживал за ними и наблюдал за их ростом. Уже с 6-го класса начал делать записи производимых работ.
Выращивали растения и другие братья, но видела я, что для них это было временным занятием, у Толи же оно становилось всё более постоянным. Обращало на себя внимание его стремление наблюдать за теми изменениями, которые происходили с растениями при их росте. Встанет, бывало, рано утром и сразу бежит в огород к своим питомцам. Сядет перед ними на корточки и долго-долго смотрит, какие изменения произошли с ними за ночь. Такого не замечалось ни за одним из братьев. Интерес Толи к растениям с годами не терялся, а становился всё более устойчивым, хотя он любил и животных, одно время занялся разведением кроликов.
«Пойдёт в сельхозинститут», - сразу решили мы, но сыну никак о своём решении ничего не говорили. Пусть сам решает, куда пойти после десятилетки. Учёба в школе приближалась к концу. Учился Толя, как и остальные его братья хорошо и сомнений в том, что он пойдёт в ВУЗ ни у кого не было.
-Ты всё же куда думаешь поступать дальше? – спросил его однажды отец, когда он учился уже в 10-м классе.
-В сельхозинститут, наверное, - ещё не совсем уверенно ответил Толя.
Трудно было ему, выросшему в рабочем посёлке решиться окончательно связать свою жизнь с селом. Но иного пути он для себя не представлял.
Сейчас он студент второго курса сельскохозяйственного института, учится на «5», получает повышенную стипендию, различные другие поощрения. Очень много занимается. Это отделяет его от товарищей по учёбе, большинство которых не особенно стремятся к получению знаний, и ведёт иной образ жизни. Толя переживает такое отделение от сокурсников и не совсем доволен собой.
- Может, я чего-то упускаю в жизни, всё учу да учу, а больше ничего, - поделился он как-то в один из своих приездов к нам своими сомнениями. Я долго раздумывала над его словами и в одном из писем ему написала: «Пока ты в городе, используй это. Почаще бывай в кино, в театрах, посещай выставки, бывай на литературных вечерах, на встречах с деятелями искусства, а то заткнёшься в своей учебе, и знать ничего больше не будешь. Не всё же время заниматься да читать. Можно и отдохнуть немного, чем-то другим заняться.
А он отвечает:
«Насчёт того, мама, что, не занимаясь искусством, можно замкнуться в своём кругу, то не бойся, этого даже при всём желании не случится. Ведь если это сделаешь, то значит у тебя огромная сила воли и целенаправленность, а это совсем неплохо. Всё искусство, музыку, театр, кино я рассматриваю только как отдых, и не понимаю, как люди могут отдавать этому целую жизнь. Цель человека, обладающего разумом не стремление к отдыху и развлечению, а чему-то более серьёзному, чему – я пока не знаю. А отдыхать можно по-разному, кто как хочет».
Вот так рассуждает наш Толя. Не согласна, конечно, я с его воззрением на искусство только как на средство развлечения и буду стараться опровергнуть это убеждение Толи в отношении его.
Может, я сама виновата в таком воззрении? Слишком часто пела детям гимн человеческому разуму, выделившему человека из мира животных, слишком часто говорила, что именно он, человеческий разум, будет цениться всё больше и больше, и люди, будут считать просто дикостью хотя бы на время убивать в себе Разум, способность мыслить и творить. Вот и Толя слово «Разум» пишет с большой буквы.
Прославляя разум, я преследовала цель не только приохотить детей к получению знаний, но и развить в них отвращение к тем, кто опьянением превращает себя в животное состояние.
- Самое ценное в человеке – его способность мыслить, его Разум, - убеждала я детей и в своём стремлении научить детей ценить эту способность, не убивать её, видимо, упустила другое, не научила их ценить искусство и понимать его.
Даже и тут пьянство, и необходимость самой решительной, бескомпромиссной борьбы с ним сыграло свою отрицательную роль. Стремясь всеми способами уберечь детей от него, мы упускаем многие стороны их развития. Не смогла я достаточно убедительно доказать детям,  какое наслаждение доставляет человеку хорошее произведение музыканта, художника, скульптора, режиссёра и других деятелей искусства, особенно талантливых. Да и возможностей для этого в нашем посёлке я не имела. Вот и возник пробел в воспитании не у одного Толи, а у всех, как это не прискорбно признавать, детей. Вывозить детей в город, посещать с ними музеи, выставки, возить в театр, как-то ещё приобщать к миру искусства у нас не было средств. Да и своих знаний для этого ни у меня, ни тем более у мужа, не было.
Как-то отразится этот пробел на отношении детей к людям, на их дальнейшие жизни и работе? Должно быть не лучшим образом.
Толя определил род своей деятельности, мы помогли ему в этом, но верно, не решил, чем конкретно будет заниматься, какую специализацию выберет. Впрочем, и этот вопрос, кажется, начинает проясняться. В их институте очень хороший преподаватель почвовед. И Толя думает, видимо, заняться почвоведением.
-Почему? – спрашиваю.
- Так на 80 же процентов растения зависят от почвы, - поясняет он.
А я то думала, что он будет растениеводом. Как много выбор профессии человеком зависит от того, кто его сумеет каким делом увлечь. Особенно молодого человека. Ну что ж, и почвоведение – тоже неплохо, дело нужное.
Кончает 10-ый класс самый последний Володя. И ему предстоит определить профессию.
После окончания 9-го класса вместе с группой кружковцев-орнитологов и руководителем этого кружка биологом школы Зайцевой Н. А. Володя побывал в Окском Государственном заповеднике Рязанской области. Перед отъездом туда я наказала Нине Александровне попросить кого-нибудь из сотрудников заповедника побеседовать с ребятами о необходимости знаний для работы в заповеднике.
«Пусть постараются убедить их, что знания нужны не только биологические, но и других отраслей наук, пусть приедут с экскурсии с твёрдым намерением хорошо учиться», - наказывала я.
Нина Александровна выполнила мой наказ, а с Володей беседовал даже заместитель директора по научной части.
Приехал Володя действительно с убеждением, что сейчас везде нужны знания. По-прежнему продолжал заниматься кольцеванием птиц, изучением их жизни, много читал о пернатых. Сведения о закольцованных птицах высылал в заповедник. Лучше стал готовиться к урокам.
Ещё зимой послал письмо научной сотруднице заповедника Поляковой с вопросом, можно ли будет поступить на работу в заповедник, если не поступит в университет на биофак, как думает.
Долго и с нетерпением ждал ответа. И только в конце мая пришло долгожданное письмо. Письмо официальное, со штампом заповедника.
А. Д. Полякова писала:
«Очень понятно мне твоё стремление поступить в Университет и посвятить жизнь любимому делу. Сейчас нужно очень и очень постараться, чтобы эта мечта осуществилась. Я разговаривала насчёт тебя с нашим замом директора по науке С. Г. Приклонским (помнишь, он с тобой беседовал?) Он сказал: « пусть Володя постарается поступить, но если уж не получится с первого раза, то постараемся устроить его на работу у нас. Скорее всего, на первых порах сможем предложить только должность рабочего в строительной бригаде, а потом уже при первой возможности переведём в препараторы или лаборанты». Я думаю, что если ты твёрдо решил стать зоологом, надо хвататься за эту возможность. Дело в том, что в наш заповедник приходит очень много писем с просьбой принять на работу. Пишут даже люди с высшим образованием, но всем отвечают одной фразой – вакантных мест не имеется. Ты же зарекомендовал себя с хорошей стороны, и мы постараемся тебе помочь».
Читал и перечитывал Володя это письмо.
- А что если мне сразу послу экзаменов поехать в заповедник? – размышлял сын.
- А с чем ты туда поедешь? – возражала я. – С тем, что и не пытался поступить в ВУЗ? Как-то они там на тебя за это посмотрят? Нет, сын, надо сначала как следует сдать  экзамен за 10-й класс, постараться поступить в Университет, а там уже видно будет. Можно будет и поехать, если не поступишь.
В душе от всего сердца поблагодарила и незнакомую мне Полякову, и Н. А. Зайцеву, за их бескорыстное участие в судьбе нашего сына. Порадовалась за Володю, ну и, - чего скрывать! – погордилась немного собой за кое-какую удачу в воспитании детей. А вместе с тем подумала, какое это великое счастье, если в судьбах людей, особенно молодых, только что вступающих в жизнь, принимают участие не бездушные деляги, привыкшие работать только за деньги, думающие только о себе, и о своих корыстных интересах, равнодушные к судьбам других, а настоящие люди, такие, как наша учительница биологии Зайцева Н. А., сотрудница заповедника Полякова А. Д. и многие другие. Большое им сердечное родительское спасибо!
Ну вот, и Володя, как будто, начинает определяться в жизни, выбирать свою профессию, Володя – последний наш сын.
Довольна я, что и дети наши при определении своей профессии не руководствовались материальными соображениями, потому что о таких соображениях они никогда не слышат в нашей семье и потому не ставились они ими ни на первое, ни на второе место, не ставились всеми детьми, кроме Серёжи.

Бабушка

Закончил 10-й класс последний наш сын Володя, Володечка, Кумик – так мы его звали в детстве.
Какое радостное волнение испытывали мы, когда сыну вместе с аттестатом об окончании средней школы была вручена Похвальная грамота за особые успехи по биологии, а члены кружка юных орнитологов вручили ему памятный подарок! Да, стоит иметь детей и вкладывать душу в них, чтобы на склоне лет испытать вот такое приятное чувство. Когда ещё доведётся испытать подобное? Не часто приглашаются родители на собрания, где чествуются их дети, награждаются и поздравляются. А надо бы  родителей приглашать на чествование их детей, а детей на чествование их родителей. Какое бы это имело большое воспитательное значение!
Володю сейчас уже не назовёшь мальчиком. Это юноша, вплотную подошедший к самостоятельной жизни. Всякая опёка над ним тяготит его, родительский совет начинает подвергать критической оценке. Всё чаще и чаще начинает поступать по-своему, а жизненного опыта ещё нет.
Нередко приходится доказывать ему правильность того или иного действия с нашей стороны, а порой построже и пожёстче говорить о том, что полную самостоятельность он получит только тогда, когда будет работать. А пока он на нашем иждивении и должен считаться с нами и, если он не научится считаться с нами, его родителями, он не сможет этого сделать и с другими, кто его будет окружать, а без этого хорошей жизни у него не получится.
- Володя, ну что бы было, если бы я совсем перестала обращать на тебя внимание, вон как те матери, которым бутылка заслонила даже собственных детей. Вот они не следят за ними, им на них наплевать. Детям у них всегда представлялась полная самостоятельность, а посмотри, что из этого получилось. Разве не могло бы и с тобой такое произойти, будь бы я такой же, как те матери?
Сын подумал и ответил:
-Могло бы, если бы раньше это произошло, а сейчас – нет.
Очень твёрдо прозвучало, к моему великому удовольствию, это «нет». И было оно тверже и значимее всяких заверений.
Да, действительно, повседневный контроль и за младшим сыном стал излишним.
- Ну, что же, посмотрим, как ты воспользуешься своей самостоятельностью, на что употребишь свою свободу. Она ведь не за горами уже.
- Посмотрим.
Вот и последний сын становиться гражданином своей страны. Получил новый паспорт и с порога, подняв его вверх, провозгласил:
- Я – гражданин Советского Союза!
- Да, ты уже гражданин Советского Союза, - очень серьёзно подтвердила я, вкладывая в свои слова всю значимость этого выражения. Сходила на кладбище, сообщила маме перед её могилой, что и последний её внук уходит из нашей семьи в большую самостоятельную жизнь.
Мама… Бабушка.… Как многим я обязана ей не только за себя, но и за то, что дети наши, её внуки, растут неплохими людьми. Ведь это же она выводилась со всеми ними, она заменяла меня, когда я была на работе, продолжая своё дело воспитания по тем же моральным устоям, по которым воспитывала нас, её детей. Никогда она не отмахивалась от внуков, никогда не проходила мимо их поведения, их поступков, строго спрашивая за них так же, как когда-то спрашивала с нас. Где не хватало своих сил, прибегала к нашей поддержке, и мы всегда поддерживали её в её требованиях по отношению к нашим детям, её внукам. Не послушаться бабушки, ответить ей грубо – было тяжким проступком и строго наказывалось, хотя тут, как нигде, приходилось соблюдать осторожность. Мама была доброй, чувствительной женщиной, к старости эти качества усилились, а требовательность уменьшилась. Она очень любила внучат, жалела их и порой проявляла к ним ненужную слабость. К нам, её  детям, она относилась куда строже.  Скоро я заметила, что она старается как можно реже говорить о провинности детей, чтобы не навлечь на них наказания, которое сама очень сильно переживала. Пришлось из всех видов наказания в этом случае оставить одно – словесное, в которое и вкладывалась вся строгость.
- Как тебе не стыдно было не послушать бабушку? Разве можно так делать? Посмотри насколько старше она тебя, а ты её не слушаешь. Она всё для вас, а ты, почему её так обидел, ну за что? – напираешь, бывало, на сына, и под конец категорически заявляешь:
 - Чтобы этого больше не было!
Этого хватало. Видя за тот или иной проступок  дружное осуждение, дети старались больше не повторять его. Ни разу жалоба мамы на детей не оставалась без внимания,  её требования к внукам, ни разу не оставались не поддержанными, тем более что были они почти всегда справедливыми.
Дети наши, поэтому уважали свою бабушку, слушались её и подчинялись ей.
Мы расходились с мамой во взглядах на религию. Она не была религиозной в полном смысле этого слова, не соблюдала ни постов, ни религиозных праздников и обрядов, но и совсем религию не отрицала, в отличие от нашего папы. Она называла себя толстовкой. Мы, её дети, выросли атеистами, по папе, не были религиозны и родители мужа. В таком же атеистическом духе воспитывались, поэтому, и наши дети. В вопросах религии у нас с мамой не было и не могло быть никакого согласия.
Как-то раз  услышала я, как мама рассказывает детям о каких-то религиозных мифах. Вижу, слушают дети и только подсмеиваются над её словами.
«Подсмеиваются. А вдруг да её слова в ком-то заронят искру сомнения в вопросе о существовании сверхъестественных сил?» – забеспокоилась я.
Этого допустить было нельзя. И,  улучив время, когда детей не было дома, сказала:
- Ты вот, что мама, с детьми на религиозные темы постарайся больше не говорить. Веришь ты, не веришь – это твоё дело, как хочешь, но детей не тронь. Ты жила при одних условиях, им жить при других. И религия им ни к чему. И о праздниках религиозных постарайся им не напоминать. Не для чего им знать и помнить о них. Больше разговоров мамы с детьми на темы религии я не слышала.
Была и ещё одна закавыка в этом вопросе.
В пасху мама всегда красила яйца. Дети очень любили эти яйца и потому ждали пасху.
Пробовала я было отговорить маму от крашения яиц, но тут запротестовали все дети, и яйца пришлось оставить до самой смерти мамы.
К старости религиозные настроения мамы усилились. Она начала даже  молиться, чего не было раньше, но молилась, как правило, рано утром, когда дети ещё спали. Встанет, бывало, лицом к окну и крестится. Дети не видели этих молений, и потому беспокойства у меня они не вызывали.
В нашем доме никогда по отношению к бабушке не произносилось слово «старуха». В семье были мальчики, и особых ласкательных и нежных слов не вводилось, но неуважительным и грубым словом «старуха» ни за глаза, ни тем более в глаза мама не называлась. Я называла маму только мамой, муж – мамашей, а дети – бабушкой. Мы оба с мужем сами относились к ней с уважением, этого же требовали и от детей. Вечер ли, торжество ли какое, бабушка всегда занимала в них равное место с нами. Полученными сладостями и гостинцами дети учились делиться с бабушкой так же, как с нами.
Я никогда не потакала капризам детей, и потому они, в общем-то, росли относительно спокойными и зря не капризничали. Не потакала капризам и мама. Ну, а если кто из детей, бывало и закапризничает, мама сейчас со своим:
«Пойдём, я тебе сказочку расскажу», и внук забывал, обо всём и радостно бежал к бабушке. Мама знала немало сказок и охотно рассказывала их своим внукам. Со сказкой нередко дети и засыпали вместе с бабушкой.
Вредила воспитанию детей мамина жалостливость. Дашь, бывало, сыну какое либо наказание, а не в меру жалостливая мама в лучшем случае отделывалась молчанием, в худшем же становилась на защиту внучат. Я всегда терялась в таких случаях. Не будешь же при детях доказывать, что она неправа или, ещё хуже, обрывать словами вроде: «Не твоё дело! Не вмешивайся!» И тому подобными, как это делается в некоторых семьях и кроме вреда ничего не приносит. Приходилось отступать и ограничиваться словами: «Ну, мама!» когда уже очень станет досадно, а потом убеждать и убеждать её, что так нельзя делать. К счастью, такие случаи были не так уж часто.
И ещё в одном у нас были с мамой разногласия.
Мама получала небольшую пенсию, и мы всегда оставляли её ей в личное распоряжение. В общую казну она не вкладывалась. Всё необходимое же для мамы покупалось из нашей общей казны, образованной моей и мужа зарплатой.
На свои деньги мама покупала сладости детям, ходила иногда с ними в кино, остальные раздавала «взаймы» соседям. Она была полной хозяйкой своих денег. Никто никогда её не контролировал в расходовании их. Только когда за деньгами стали приходить пьяницы и алкоголики, а мама по своей доброте и жалости стала давать их им, я запротестовала.
-Ты же только потворствуешь им этим. Ведь они на водку денег просят, - убеждала я её.
- Раз просят, значит им надо. Ну, как не дашь?
- Мало ли что они просят. Выпросят – напьются, скандалят дома, жену, детей гоняют. Что это хорошо, по-твоему?
Мои убеждения не всегда достигали цели. Пришлось сказать потверже после очередного просителя:
- Ты как хочешь, но чтобы пьянчужек этих в нашем доме я не видела. Нечего им у нас делать. Ишь, какая сострадательная нашлась! И к кому? К пьяницам! После такого протеста мама всё же стала находить в себе силы
отказывать вымогателям, и они перестали бывать у нас.
Когда дети подросли, мама стала давать уже им не сладости, а деньги. И дети стали привыкать к таким подачкам, даже выпрашивать деньги у бабушки.  Получит, бывало, наша бабушка пенсию, а они уж тут как тут. Окружат её и начинают выпрашивать. Пришлось  серьёзно поговорить с мамой о недопустимости этого. Нельзя было допустить, чтобы дети привыкли к такому способу приобретения денег.
Мы никогда не давали детям денег «на карманные расходы». Считали излишними делать это. Надо  -  скажи, дадим. Но небольшое количество денег у детей было. Зарабатывали они их сами, обычно в летние каникулы. То лекарственные травы и ягоды соберут, высушат и сдадут, то в лесхозе поработают на прополке, сборе шишек и прочих подобных работах, то шкурки кроликов сдадут, выращенных ими же. Эти деньги детям разрешалось оставлять у себя. Я только следила, чтобы они не расходовались на вредные затеи. Так дети с раннего возраста привыкали к мысли, что деньги даются за труд. А тут мягкосердечная бабушка стала источником незаработанных средств! Разговор с мамой на эту тему происходит, конечно, в отсутствие детей примерно в таком плане:
-Мама, ну зачем, ты даёшь деньги? Подумай-ка, разве дело это? Смотри, они начинают их у тебя уже просто выпрашивать. К хорошему это не приведёт. Ты вспомни, разве вы давали нам деньги? Даже на кино, бывало, не выпросишь. Всё сами зарабатывали. И правильно. А зачем ты тут-то так делаешь? Пусть учатся тоже сами зарабатывать на свои расходы.
Мама, конечно, понимала справедливость моих слов, и всё же возражала:
- А если я их хочу порадовать? Если мне это удовольствие доставляет? Много ли у меня их, этих удовольствий-то, а ты и того лишаешь.
-Да радуй ты их, пожалуйста, если тебе нравиться, только не деньгами. Покупала раньше конфеты, да пряники, ну и сейчас покупай, а деньги давать не надо. Ни к чему это, только во вред, - доказывала я.
В конце концов, сошлись на том, что мама будет давать детям, когда получит пенсию только на кино и не более, ну и конфет купит или ещё что из сладостей, а остальные пусть расходует на себя.
Со своей стороны пристыдила детей за попрошайничанье.
- У кого просите? У бабушки! Вместо того чтобы ей что-нибудь купить на свои деньги, вы у неё выпрашиваете, как тунеядцы какие. И не стыдно?
Между прочим, слово «тунеядец» было самое ругательное слово в нашей семье. Тунеядцем не хотел быть ни один из наших детей.
Сейчас дети выросли, и если ни один из них не выпрашивает у нас деньги, старается обходиться тем, что получает, даже тогда, когда есть в деньгах большая нужда, нашу помощь принимает не как должное, а с чувством благодарности за неё. Это потому, что, правильно был решён вопрос отношения к бабушкиным деньгам и к деньгам вообще.
Шли годы. Бабушка старела, внуки её росли. Сейчас она всё больше лежала и вставала всё реже, но до самого конца жизни поддерживалось в детях к ней уважительное отношение.
Не особенно нравилось повзрослевшим детям, как мама пачкала нередко пол, но и это неудовольствие я старалась пресекать.
- Она же не виновата, что состарилась. Что она рада, что ли этому? Подождите, может, вы ещё хуже будете под старость, - говорила я детям.
Сейчас мы уж и сами становимся стариками. Плохо слышим, плохо видим, плохо запоминаем. Дети наши тоже порой проявляют недовольство, что переспрашиваем несколько раз сказанное ими, что забываем, куда что положили, забываем, что попросили нас сделать.
Как далеко не всегда молодость понимает старость!
Но упрекнёшь их:
- Что я рада, что ли этому? Это же моё горе, а ты ещё недовольство своё высказываешь! -  и они понимают справедливость упрёка и стараются такого не делать, снисходительнее относиться к старости. Помогает этому тоже, наверное, наш пример отношения к моей маме, к отцу мужа, его жене и вообще к старым людям.
Ещё в детстве я стала свидетельницей плохого отношения соседки, дети которой играли вместе с нами, к своей родной матери, жившей в их семье. Бедную старушку обижали и оскорбляли на каждом шагу. Ей и названия другого не было, как «старуха», «развалина». Мне всегда до глубины души было жаль эту бедную женщину. Впрочем, её жалели все окружающие.
Помню, с каким осуждением соседки говорила наша мама:
- Погоди, её вот так же будут держать её дети. Как она к ней, так и они к ней.
Я вспомнила мамины слова, когда услышала, как безобразно относится к нашей соседке её дочь, с которой ей пришлось жить на старости лет.
Вот тогда, наверное, сложилось твёрдое убеждение в том, что, воспитывая в наших детях уважение к бабушкам, дедушкам и вообще к старым людям, мы воспитываем уважение к самим себе, обеспечиваем спокойную старость.
Это убеждение мы старались привить и детям не только на словах, но и на своём примере отношения к старости.
Как это удалось нам, покажет будущее.

Секреты воспитания.

- Нынче конкурс в сельхозинститут большой. 5 человек на место, - сообщает Толя, прибывший к нам помочь на сенокосе. Первый экзамен он сдал досрочно,  второй готовит здесь. Как и раньше, готовится утром рано и вечером поздно, а днём помогает нам убирать сено.
- И на ваше, агрономическое отделение тоже такой конкурс?
- Ну, да.
- Поняли, наконец, - удовлетворённо говорю я, -  где раки зимуют. Видишь, всё надо вперёд предвидеть.
Сын, конечно, понял, что последние слова я говорю в свой адрес, и потому спрашивает:
- Думаешь это твоя заслуга, что я пошёл в сельскохозяйственный?
-Ну, в первую очередь, конечно, твоя, но и моя есть.
- А в чём твоя заслуга?
Я многозначительно улыбнулась.
- Знаешь, Толик, вас уже теперь никого нет дома и можно сказать о некоторых моих секретах вашего воспитания. Ты и сам будешь отцом, тебе надо знать. Ты прочитал книгу «Преобразователь природы» о «Мичурине»? Прочитал. Знаю. А ведь это я тебе её подсунула. А книгу «Жизнь растения» Тимирязева? Тоже я  положила так, чтобы она попала тебе в руки. Книгу о жизни Тимирязева? Тоже мною положена на видное место.
Это были книги, которые я с удовольствием прочитала в юности, и которые сохранились в нашей скудной библиотеке. Эти книги были найдены и выложены на видное место, когда был замечен стойкий интерес Толи к жизни растений. Уже в 9-м классе с удовольствием увидела на полке Толи книгу «Чарльз Дарвин и его учение», которую он уже сам раздобыл.
       Толя удивлённо поднимает брови, а я продолжаю:
-Кстати, книжечка «Алкоголизм и дети» совсем не случайно лежала на комоде, и вы все её прочитали, хотя я и не говорила никому, чтобы вы обязательно её прочитали. Всегда помнила разговор с одним из моих учеников. Я как-то в разговоре с ним спросила, сколько он книг прочитал из рекомендованной им на лето литературы. «Мало»,- ответил он. «Почему так?- спрашиваю.- Это же очень хорошие произведения». «Да знаете, Анастасия Николаевна, никак не читается. Я, может быть, с большим интересом прочитал бы эти книги, если бы мне не говорили, что их обязательно надо прочитать, если бы я сам их взял, а так – не могу, не могу и всё». Вот потому я и не говорила вам, прочитайте эту книжку да эту, всегда помнила слова того ученика, а просто выкладывала её на видное место. Тебе вот такую литературу подсовывала, потому что видела, что ты интересуешься этим, и ты её читал. Вот так-то, сынок. Так что в том, что ты учишься в сельхозинституте, и моя заслуга есть.

Последние уроки в семье.

       После окончания 10-го класса Володя начал готовиться к экзаменам за среднюю школу, для поступления в Университет на биофак. Предстояла большая работа. Однако вижу, наш Володя стараний больших в учебе не проявляет. Поготовится час-два, что-то попишет, полистает – и всё. По-прежнему дружит с Зиной, и дружба их крепнет с каждым днём. Вижу, их отношения начинают выходить за рамки обыкновенной дружбы.
       - Володя, чем тебе нравится Зина?
       - Она не такая, как все.
       - А может это тебе только так кажется?
       - Ничего не кажется. Посмотрела бы ты на наших девок! Это не девчата, а бабки какие-то. Совсем не такие, какие у тебя были. Таких-то почти нет.
       Это он о девушках бывших моих классов.
       - А чем они отличаются от тех?
       - Матерятся как, ой! Вот бы ты «обрадовалась», если бы ты послушала, да посмотрела на них.
      - Курят? Выпивают?
      - И курят, и выпивают – всё есть. А Зина ничего этого не делает. Ей мать так и сказала: «Убью тебя, если хоть раз напьёшься».
       По-прежнему сын допоздна бывает с Зиной. До страсти боюсь, чтобы не случилось осложнений и стараюсь как могу удерживать сына от слишком долгого пребывания с девушкой.
       - Володя, ты опять начинаешь приходить слишком поздно.
       - Да что я, маленький что ли? – вскипает сын.- Что ты всё мне: «Поздно да поздно». Сам не знаю что ли, когда мне приходить?
       Ну, как ещё говорить, как предотвратить нежелательные последствия их дружбы? Слишком рано допустить их до брака. А сам на днях заявил: «Кончил десятилетку, теперь и жениться можно».
       - Ну, нет, рановато,- решительно возражаю я.
       - Сначала материальную базу создать надо, как вон в «Комсомольской правде» пишут,- вполне серьёзно опровергает сын своё же решение жениться.
       - Ну, да,- быстро подхватываю его слова.- Вот тогда и женись, пожалуйста.
       В душе поблагодарила «Комсомолку» за развязанную дискуссию на эту тему.
       Однако молодость и ранняя физическая зрелость действуют против меня. Продолжительные свидания продолжаются каждый вечер. Решаю пойти на самый откровенный разговор, хоть и сомневаюсь в правильности и необходимости этого шага.
       Ты понимаешь, что нельзя быть долго с девушкой…
       - Что ты мне всё об этом говоришь? Сам не маленький, понимаю,- обрывает меня сын.
       - Вот поэтому и говорю, с тобой так, что ты уже взрослый,- отбросив всякие сомнения, решительно и твёрдо продолжаю своё.
       - Скажу тебе уж всё. Знаю, что больше тебе никто об этом не скажет. Видишь ли, при долгом пребывании вместе с девушкой возникают силы, с которыми вы можете не справиться. А произойдёт это, вы можете оба испортить себе жизнь и свои планы на будущее. А потом… ты знаешь, надо беречь девушку, с которой дружишь. Других девчат матери научат, как беречь свою честь, эту никто не научит. Тебе надо её поберечь. И ещё скажу тебе, будете вы потом с ней вместе или нет, девушка всегда вспоминает добрым словом того, кто хранил её честь.
       Вот теперь, кажется, я до конца исчерпала весь арсенал своих убеждений. Зато и Володя последние мои слова слушал особенно внимательно, верно почувствовал свою ответственность за девушку и то, что говорю с ним, действительно, как со взрослым. А он и есть взрослый. Вижу это по тому, что не задал ни одного вопроса по поводу сказанного, не сказал ни одного слова. Значит, понял, о чём я веду речь.
       Не надеясь на силу своих слов и убеждений и желая предоставить сыну больше возможности подготовиться к экзаменам в Университет, после окончания 10-го класса, устроила его на месячные подготовительные курсы. Не окончив их, Володя вернулся домой, чтобы помочь нам на сенокосе.
       С нетерпением ждала результатов приёмных экзаменов. Сдаст или не сдаст?
       Не сдал. Сверх всякого  ожидания, получил два по математике, хотя за все четверти и годы учёбы в школе у него никогда не было оценки по этому предмету ниже четырёх.
       Но не сдал не только Володя. Провалились все юноши, пытавшиеся поступить после 10-го класса в ВУЗы. Даже те, что учились лучше Володи. И знания девушек на приёмных экзаменах были оценены только тройкой, хотя в школе числились они лучшими ученицами. Вот тебе и качество знаний! Кто виноват в этом?
       Решаем поставленный вопрос вместе с сыном.
       - И мы, и школа,- говорит Володя.- Требовали бы с нас больше, да оценку справедливо ставили, было бы совсем по-другому. Поставили бы мне раз двойку, другой, если бы не выучил, отругала бы ты за них, как следует, да в школе бы ещё, я бы и начал заниматься побольше. А так что, ставят тройки да четвёрки, ну и ладно, можно не учить, и так поставят. Да из нашей школы, вообще, кто поступает – то? Плохо учат в нашей школе,- заключает сын.
        Я отчасти согласна с ним: ученики из нашей школы на приёмных экзаменах обнаруживают действительно низкие знания и поступают в ВУЗы единицы, гораздо меньше чем из других школ, но согласна только отчасти и потому протестую:
       - Володя, не тебе бы говорить об этом. Братья – то твои в этой же школе учились и те же учителя их учили, а ведь поступили как-то.
      - Те же, да не те…
        Понимаю, что он имеет в виду классного руководителя и учительницу математики. Так и не смогла она привить любви и уважения ни к себе, ни к своему предмету. Понимаю это, но протестую и тут.
       - Ну, как же не те? Новый-то вас никто не учил? Сами вы виноваты, а не учителя.
        - Как-то из других школ поступают же? Ученики-то везде одинаковы, а почему из нашей школы не поступают? Значит, так учат наши учителя.
       - Я согласна с тобой. Может, и учат недостаточно, но сами-то вы как к учёбе относитесь? Не про вас ли говорили, что все уроки превращаете в беседы друг с другом.
        - Значит, так учат, что неинтересно слушать.
       - Что вам сказки что ли рассказывать? Учёба – это труд, а всякий труд требует напряжения, вы же совсем не хотите тратить никаких усилий. Вам вот легко беседовать между собой, вы и беседуете, а поразмышлять над чем-нибудь посерьёзнее вы не хотите, вам кажется уже трудно. Слишком привыкли, что вам всё легко достается, вот и получается так.
        Говорю это уже не только для того, чтобы объяснить причину провала на экзаменах, но и для будущего. Хочу, чтобы понял, что во всяком труде хороший результат не даётся без усилий и без вдумчивого, серьёзного отношения к делу. Знаю, что поймёт он это, хотя сейчас и возражает мне и настаивает на своём мнении.
        - Мы привыкли, а в других школах, выходит, не привыкли? Ученики – то везде одинаковы, учителя разные. Идут в пединститут просто так, лишь бы поступить. Не поступили в мед, идут в пед. Вот и приходят в школу такие учителя.
       Совсем по-взрослому рассуждает наш сын. Видимо, и он немало передумал о причине своего провала.
       - И это есть,- соглашаюсь я,- но вы виноваты всё-таки больше. Тебе вот ещё дружба твоя с Зиной помешала. Надо было готовиться побольше, а ты на свидание бежишь.
       - А Таньке Праздниковой, Таньке Посаженниковой тоже она помешала?- взрывается сын.- Почему они не поступили? Они и учились-то лучше, чем я. На одни пятерки да четверки, а у меня тройки бывали. Они-то, почему не поступили, а?
       Вполне понимаю справедливость его вопроса. Не сразу нахожусь, что сказать.
       - Я не знаю, почему они не поступили, но в школе действительно стало тяжело работать. Про меня вот никто не скажет, что была плохой учительницей, но и мне стало очень трудно работать в последнее время. Не хотят наши ученики ни о чём серьезном думать и всё, так бы вот, где полегче было.
       Разговаривали уже с сыном, как взрослые. Мои слова переключают его мысли уже на другое. И он говорит:
       - У тебя-то вот многие ученики химиками стали, а вот у Эльвиры Петровны едва ли ученики кто-нибудь математику изучать будут. Сомневаюсь что-то.
       Как много в работе учителя значат чувство его гражданского долга, ответственность за результаты своего труда! Есть это – есть и умение увлечь учеников своим предметом, убедить их в полезности, необходимости в жизни знаний по нему. Нет этого – нет и успеха в труде.
       Известную отрицательную роль играет и необоснованное выставление оценок по предметам. Незаслуженно выставленные, они вводят в заблуждение и родителей, и учеников.
      Вспоминается разговор с одной из учительниц нашей школы. Она пожаловалась как-то, что Володя плохо подготовился к уроку.
       - Хотела даже двойку ему поставить,- жаловалась она.
       - Ну и ставили бы, почему не поставили? Я бы знала, что он не приготовил урока, и приняла бы какие-то меры, чтобы впредь этого не было,- упрекнула я учительницу.
       А она переглянулась с коллегами и говорит:
       - Если я Володе двойку поставлю, так остальным-то что буду ставить? Тем, кто совсем не готовится к урокам.
       Вот так и получается: тройка вместо двойки, четвёрка вместо тройки. А результат? Двойка за знания, которые в школе оценивались на четыре. Несправедливо оценивались. Только сейчас, на экзаменах в ВУЗ, понял это наш сын.
       Ну что же, наука не пойдёт ему без пользы. Впредь будет знать, что надо много и добросовестно заниматься, чтобы иметь возможность учиться дальше, надо много трудиться, чтобы иметь успех.
       После неудавшейся попытки поступить в ВУЗ Володя засобирался на работу в Окский заповедник. И по-прежнему не разлучался с Зиной.
       «Ну, как ещё надумают ехать вместе»,- беспокоилась я.- Ни работы пока определённой нет, ни места. Рано ещё им жениться».
       И я старалась предупредить начало их совместной жизни.
        - И чего ты всё время проводишь с Зиной? Разве обязательно быть на глазах у того, кто тебе нравится?
       - Мы любим друг друга,- заявлял Володя.- Всё - равно мы будем с ней вместе.
       - Ох, насмотрелась я на вашу любовь. Серёжа тоже говорил: «Любим», а что получилось? Коля вон тоже расходиться собирается. Нет, надо ещё проверить, настоящая ли это любовь. Не надо торопиться с этим.
     Люди могут годами жить отдельно друг от друга, даже не видеться, а всё – равно любить, любить только одного, всю жизнь,- убеждала я сына.
       - Ты про какую-то книжную любовь говоришь, такой в жизни не бывает,- возразил Володя.
       - Не бывает? Да что ты знаешь о настоящей любви?- окончательно вскипела я.- Она ведь в глаза не бросается. Ты думаешь повторять друг другу «люблю», так это и есть любовь? Да знаешь ли ты, что можно ни разу не сказать «люблю» и всё-таки любить, любить всю жизнь, даже после смерти любимого оставаться верной ему. Знаешь ли ты, например, что Тамару Андрияновну уже многие сватали, а она не идёт, остаётся верной своему Иосифу Егоровичу. Такая любовь приходит не сразу, с годами. А мать твоя? Ты ни разу не задавал себе вопроса, почему я плачу, когда вижу по телевизору большое чувство? Вот подумай-ка об этом всём, а потом уж и решай, быть вам вместе или нет, чтобы потом не каяться и не расходиться. И ещё  раз говорю: не торопись.
       В конце августа Володя уехал на место работы. Не сразу приняли его с распростёртыми объятиями.
       «В общем, вышла неразбериха,- писал он в первом своём письме.- Всё встало на свои места, когда я сходил к Поляковой. Она очень обрадовалась мне, и мы долго с ней разговаривали».
       Полякова. Совершенно чужая женщина. Чем понравился ей наш сын и сможет ли он сохранить её уважение тогда, когда она ближе узнает его?
       Очень захотелось узнать поподробнее об этой женщине. Пошла к Зайцевой Н.А.
       - Простая, обаятельная женщина, увлечённая своей работой,- сказала о ней Нина Александровна. - Муж у неё тоже научный сотрудник. Живут вдвоём.
       Ну что же, это совсем неплохо, если рядом с Володей будет работать такой увлечённый человек, да ещё и принимать в судьбе сына какое-то участие.
      Итак, последний сын вылетел из родного гнезда. Как-то сложится его жизнь?
       Написала ему: « Ну что же, плыви, сынок, по жизни, достойно плыви». И добавила себе: « Я сделала всё, что могла, чтобы так оно и было».

На страже закона.

       Одна из очень важных сторон воспитания – научить детей уважать правила социалистического общежития, уважать законы нашей страны и подчиняться им.
       Я не рылась и не вытаскивала соответствующую статью в нашем законодательстве применительно к тому или иному поступку детей. Критерием правомерности их действий был постоянно задаваемый детям вопрос: «А если все так будут делать, что получится? Хорошо это для всех будет или плохо?»
       Постепенно дети подводились к убеждению, что они не имеют права не только требовать, но даже и искать для себя каких-то преимуществ перед другими.
       В старшем возрасте приходилось ссылаться и непосредственно на наше законодательство, одновременно доказывая его справедливость, постоянно внушая детям, что закон – это воля всего народа и воле этой должен и обязан подчиняться каждый.
       Сентябрь месяц. Толя уже студент 3-го курса ИжСХИ, приехал на каникулы. Помогает отцу по хозяйству, ездит и ходит за грибами и ягодами. Очень любит рыбалку и охоту. Занятие ими считает лучшим отдыхом от учёбы. Что же, это совсем неплохо, благо для такого отдыха есть возможность: Живём недалеко от леса. Выправили ему билет, помогли купить ружьё.
       Охота разрешена в пятницу, субботу, воскресенье и понедельник.
       Сегодня четверг. Толя собирает рюкзак.
       - Ты что, не на охоту ли собираешься?- спрашиваю его.
       - На охоту.
       - Но ведь сегодня только ещё четверг, а охота разрешена с пятницы,- осторожно замечаю я.
       Знаю, как резко отрицательно молодежь реагирует на всякий запрет, как сильно развито в ней стремление поступать по-своему. Не раз обожглась на этом, потому и осторожничаю.
       - Ну и что. В субботу и воскресенье я же не смогу идти. Ты же сама говорила, что будем копать картошку.
       - Ну и что же. Это совсем не значит, что нужно самовольно заменять эти дни охоты какими-то другими днями. Это же браконьерством считается – охотиться в неположенное время.
       - Ну - у, какое это браконьерство? Я же, зато, в субботу и воскресенье не пойду.
      - Но порядок охоты устанавливается для всех. Он не может учитывать интересы каждого в отдельности. Если  так рассуждать, как ты рассуждаешь, каждый человек найдёт себе оправдание охоты в неположенное время. Зачем тогда и определённые дни охоты устанавливать, если охотиться во все дни недели?
       - А думаешь, не охотятся?
       - Охотятся. Только у тебя-то сознание должно быть повыше, чем у других.
       - Почему это у меня?
       - А у кого же ещё? Впрочем, смотри сам. Ты уже взрослый. Только не очень хорошо будет, если ты свою жизнь будешь начинать с нарушения законов.
       На охоту Толя так и не пошёл, хотя разговор вёлся на очень мирных нотах без всякого нажима и тем более, насильственного принуждения. Подулся сын немного оттого, что не пришлось сходить поохотиться, посидел за книгой, но не в характере Толи не помочь, если видит, что кто-то работает рядом и его помощь будет не лишней. Отец готовился ставить под угол дома стойку, и сын ушёл помогать ему.
       - Ну, вот видишь, день не прошёл у тебя даром: отцу помог,- одобрила я сына, когда работа была закончена.
       Толя и сам доволен, что помог.

Жизнь продолжается.

       От Володи получили письмо.
Сообщает:
       « Можете поздравить. Мне благодарность за ведение полевых работ».
       Нам, конечно, радость. Будто не ему, а нам объявлена благодарность.
       А в конце декабря на Новый год приехали и Володя, и Толя. У Толи кончились занятия, сданы зачёты, началась подготовка к экзаменам.
       - Первый экзамен буду готовить дома,- решил Толя.
       Володе дали 2-х недельный отпуск за счёт отработанных выходных дней плюс пять дней административного отпуска.
       - Хочу дома встретить Новый год,- объяснил он цель своего приезда.
       Но я-то знала, что не только это было целью поездки домой. Здесь, в посёлке, ждала его подруга, тоже приехавшая на Новый год.
       Ну, а нам радость поговорить со своими сыновьями, просто побыть с ними рядом. Особенно, конечно, мне, их матери. Хотелось узнать первые впечатления вступившего на самостоятельный трудовой путь в таком необычном месте, как заповедник, нашего младшего сына, подробнее узнать об окружающих его людях, об условиях его быта и работы.
       В первый же день Володя ответил на все интересующие меня вопросы, поделился своими наблюдениями, выводами и заботами.
       - Купил пальто вот, ну и задолжал 50 руб. товарищу. Мама, ты мне дашь денег расплатиться с долгом?
       Не особенно устраивал такой оборот дела. Но знала, что сын работает препаратором и получает всего 65 руб. И приработать где-то в заповеднике не приработаешь.
      - Может тебе сменить твою работу, пойти куда-нибудь на завод? Там платят всё-таки побольше,- осторожно спрашиваю сына.
       - Да ты что?! Смеешься что ли? – бурно  протестует он.
       Сын увлечён своей работой, не представляет для себя никакого другого вида труда, убеждён, что выполняет очень нужную и ценную для науки работу. Попробуй, оторви такого от дела! Сама же способствовала развитию увлечения. Но маленькая зарплата огорчает и его. Не только огорчает, но и возмущает в то же время.
       - Я вот прочитал в одном объявлении, что требуются уборщицы с окладом 90 руб. Ты подумай только: 90 руб.! А мы живём в грязи, без телевизора, без холодильника, волочимся по кордонам, по неделям не ходим в баню и получаем всего каких - то 65 руб. Нас и за людей – то не считают. Выходит, не ценится наш труд. А он нужен, очень нужен,- убеждённо говорил сын.
       - Значит, не так нужен, как труд уборщицы,- замечаю я.- Не нравятся условия, переходи на другую работу, с лучшими условиями.
       - Ну, я перейду, но ведь кто-то всё равно тут будет работать. Им же тоже надо по-человечески жить,- резонно возражает сын.
       - Тогда добивайтесь лучших условий для своей нормальной жизни и работы.
       - А что я могу сделать? Может зарплату себе прибавить? Или телевизор купить?
       Я не сразу нахожусь, что ответить, как успокоить сына.
       - А что, ты думаешь, у всех всё сразу хорошо бывает? Поработай сначала так, потом и лучше будет.
       - Да откуда лучше – то?
       Действительно, откуда? Фонда материального поощрения у них нет.
       - Учиться тебе дальше надо, Володя.
       - Я и сам знаю, что надо. Но ведь если я даже Университет кончу, много здесь не заработаю. Старшие научные сотрудники получают 140 руб., не больше.
       - Но ведь как-то живут же там люди. Впрочем, смотри и решай сам, как тебе поступить. Ты уже немаленький.
       - До весны поживу, а там видно будет. Чего вперёд загадывать,- раздумывает сын.
       Весной ему исполняется 18 лет, и подходит срок призыва в армию.
       Вот и столкнулись увлечённость, материальная обеспеченность и общественная потребность. На разные дорожки может толкнуть решение этих проблем. Какую из них выберет Володя,- неизвестно. Снова беспокойства и тревоги. И снова надежда на прочность того, что было заложено воспитанием в семье. А может, появится какой-то более сильный воспитатель? Что и кто победит?
       У Толи свои заботы.
       Учится на 3-м курсе, а всё ещё не уверен, правильно ли выбрал себе профессию. Толя – способный и старательный паренёк. И, наверное, многое бы мог сделать, если бы в полную силу использовать эти его качества, если бы его занятия требовали приложения всех его сил. Но они не требуют. Учёба ему даётся легко. А то, над чем бы он мог самостоятельно поработать в меру своих сил, ему не даётся. И плохо, что не даётся. Ко всему, слишком прозаической кажется всем, тем более его товарищам – молодым людям не села, а рабочего посёлка, профессия агронома, и не поддерживается в сыне стремление овладеть этой «непривлекательной» профессией.
       Я, как могу, стараюсь укрепить в сыне веру в необходимость и ценность труда хлебороба.
       - Толя, ты не читал новое постановление о школе? Посмотри, как много пишется о подготовке молодёжи к труду в сфере, прежде всего, материального производства. Всё-таки, как ни говори, а главное – это варить сталь, строить машины, выращивать хлеб. А только потом уж – духовное,- делюсь с сыном своими соображениями. – И цениться будут всё больше и больше люди, производящие, прежде всего, материальные блага.
       - А памятники-то всё-таки ставят не трудяге какому-нибудь, а людям, как раз не производящим материальных благ,- с присущей ему иронией ввёртывает сын.
       Что верно, то верно. Не сразу ведь найдёшь, что и ответить.
       - Ну – у, это ещё от старого сохранилось. Сейчас уже и трудягам памятники ставят.
       Да, в сложное и противоречивое время живут наши дети. Всё ждёт и требует перемен. И в мире социализма, и в мире капитализма. Поражает острота идеологических схваток между этими двумя мирами, которая, конечно же, не может не отразиться на судьбах наших сыновей, на окончательном определении их жизненного пути. И всё-таки, как солнце сквозь тучи, в мире пробивается наша, социалистическая идеология, овладевая всё большим и большим количеством умов, а в нашу действительность всё больше входит наш, советский образ жизни.
       Торжественно, на весь мир мы отпраздновали 60-летие Октября. Впервые это событие получило такое широкое интернациональное звучание.
       И, конечно же, самым выдающимся событием уходящего года явилось принятие новой Конституции, по которой отныне предстоит жить и работать нашим детям. Впервые новая Конституция являлась творением всего народа. Такого пробуждения активности народа, как в дни обсуждения проекта Конституции, в мирное время ещё не знала страна. Подумать только: 4/5 взрослого населения приняло участие в обсуждении проекта Конституции. А сколько принято поправок!
       Не осталась в стороне от обсуждения проекта Конституции и я. Не столько ради себя, сколько ради детей своих приняла участие в этом наиважнейшем деле. И рада, бесконечно рада, что все мои предложения или приняты полностью, или учтены при внесении поправок.
       По моему предложению в ст. 94-ю внесено добавление: « Советы народных депутатов…систематически информируют население о своей работе и о принятых решениях».
       Мои соображения учли, добавив в ст. 107-ю проекта Конституции положение о том, что депутат обязан отчитываться о своей работе и о работе Совета не только перед избирателями, «а также перед коллективами и общественными организациями, выдвинувшими его кандидатом в депутаты».
       Отныне дети наши будут всегда знать, какие вопросы решают те, кого они сами выбирают в Советы. Сейчас появилась возможность не только дать наказ тем, кого они вместе со своим трудовым коллективом выдвигают кандидатом в депутаты, но и потребовать от своего выдвиженца выполнение данного наказа.
       По моему предложению, в ст. 43-ей перед словами: «о престарелых гражданах», убрано слово «одиноких», стоящее в проекте Конституции. Тут я и о себе, побеспокоилась, а вместе с собой обо всех престарелых, воспитавших детей. Отныне государство будет заботиться не только об одиноких престарелых гражданах, но и обо всех престарелых гражданах, в том числе, следовательно, и обо мне. Не дети, а, прежде всего, государство, для которого мы растили и воспитывали наших детей и которому отдали их, понесёт заботу о нас, когда мы станем слабыми и немощными. Думаю, что и дети не забудут нас и согреют своей заботой на склоне наших дней.
       Как хотела бы я, чтобы из моих детей, пусть не из всех даже, выросли люди с активной жизненной позицией, способные участвовать в решении государственных дел. Тогда я со спокойной душой ушла бы из жизни. Знаю, что такая позиция вырабатывается не сразу, при глубоком, вдумчивом изучении трудов Герцена, Чернышевского, великого Ленина и других.  Я делала всё, чтобы подготовить сознание своих детей к восприятию идей передовых мыслителей, как оно было подготовлено у меня моим отцом.
       С каждым годом будет улучшаться жизнь наших детей, как она улучшается у нас, их родителей. Сколько удобств только за один прошедший год получили мы: провели водопровод, за счёт государства получили и установили газ, стал впервые в летнее время летать самолёт рейсом Ижевск – посёлок и обратно на радость всем жителям.
       В этом же году старший сын Коля получил благоустроенную квартиру, правда, пока однокомнатную. И платит он за неё всего 11 руб. в месяц.
       Устроился с жильём и Серёжа. Правда, квартира у них с Таней неказистая, в старом доме без водопровода и центрального отопления, но это тоже только пока.
       У наших детей есть будущее, где бы они ни работали.
      Новая Конституция, провозглашая впервые право на жилище, вместе с провозглашением других прав, открывает ещё больше возможности для создания условий, способствующих активному участию наших детей в делах общества.
      Не всё идёт гладко в личной жизни детей, нелегко складывается она, но мы от души радуемся, что дети наши стоят на правильном жизненном пути, идут по нему, не сворачивая на кривую дорожку.
      Радует меня также, что страшная алкогольная эпидемия, это чудовищное зло, пока не коснулось наших детей. Радуюсь, а боязнь за них всё не проходит. Уж слишком широко свирепствует эта зараза и пока не ослабевает. Сумеют ли выстоять наши дети?
       Получили письмо от Клавы, жены моего брата Сергея. Сообщает о своём  горе: начал пить и последний их сын Юра – их гордость и надежда. И снова тревога охватила душу, и снова родилось страстное желание сделать ещё что-то, чтобы не допустить гибели своих и чужих детей.
       В «Правду» отправилось моё новое письмо.
       Нет, не погибнут наши дети. С принятием новой Конституции начнутся великие перемены в общественной жизни страны, и они уже при жизни наших детей преградят дорогу распространению общественного зла, в том числе и такого страшного, как пьянство.
       Уходит старый 1977-ой год, и на пороге маячит новый 1978-ой год – год новых надежд и новых свершений.
       И уже все наши дети, покинувшие родное гнездо, будут равноправными участниками этих свершений.
       Доброго вам пути, дорогие наши сыны!

Оглавление.

Стр. 1.                Уважай других!
Стр. 1-2.                Я живу!
Стр. 2-5.                Какими-то они будут?
Стр. 5-7.                Увлечение.
Стр. 8-12.                Доверие.
Стр. 12-14.                Видеть будущее.
Стр. 14-17.                Вместе со школой.
Стр. 17-19.                Всё та же, неродная.
Стр. 19-20.                Свои и чужие.
Стр. 20-22.                На сенокосе.
Стр. 22-31.                Серёжа.
Стр. 31-33.                Первая семья.
Стр. 33-35.                Компромисса не будет!
Стр. 35-40.                На пороге появилась девочка…
Стр. 40-45.                Семья
Стр. 48-48.                И снова Серёжа
Стр. 48-53.                Выбор профессии
Стр. 53-58.                Бабушка
Стр. 58-59.                Секреты воспитания
Стр. 59-63.                Последние уроки в семье
Стр. 63-65.                На страже закона
Стр. 65-69 .               Жизнь продолжается