Анатомия измены, Или Зори над заливом...

Анатомия измены, Или Зори над заливом...


...Уже догорели и потухли на западе облака, над заливом поднялся голубоватый туман, который клубился, вытягивался и цеплялся за поникшие ветки прибрежных ив.

  В белесовом небе, выплыв из-за тёмных куп деревьев, всё ярче сиял полумесяц. Соловей разливался в кустах, и его трели серебристыми отголостками неслись по сонной воде и замирали.

Спали люди, дома и деревья.......

..........................................

...Но не спал Генка, зять тётки Зинки Кунияровой. Когда он брёл по ночному селу, к дому тёщи, встретилась ему дворняжка, необыкновенно умная и понимающая.

Они остановились друг перед другом, посмотрели с удивлением в глаза, и дворняга взвизгнула.

Генка, подняв всклокоченную голову, произнёс заплетающимся языком:

- Здравствуй, друг! Что делать... Сам видишь – виноват!

Ему почудилось, что пёс говорит ему голосом Татьяны:
 
- Надрызгался, совести нет!

- Бутылочку выпил..., - и вдруг выкрикнул:

- Служил! За то и выпил, а нажрался из-за тебя, которую люблю и ненавижу, - вытянулся во фронт, а потом опустился на колени, обнял дворнягу и заговорил:

- Малыш, земляк ты мне, или нет? Ты скажи мне - из одного мы с тобой села? Я из Синявки. Нас «жабокряками» называют... Знаешь ты меня, кто я есть? Я первющий браконьер Генка Метелицын!

Он ударил себя в грудь кулаком.
 
- ...В голове у меня шумит, Малыш. 

Помолчал и продолжил непонятную для дворняги речь:

- Жаль мне тебя, ей-Богу! То-есть, жаль что выпить со мной не можешь... Слышь как соловей поёт - а мы выпить не можем. Обижаешь друга! – с упрёком, сквозь слёзы повторил Генка.

Шатаясь, он стоял перед дворнягой. Голова его была понурена, на носу запеклась кровь, которую пустил себе сам, когда пропахал носом обочину при спуске с горки от магазина.

- Малыш,  плачет-то, плачет птичка серенькая! - вздрогнув, сказал Генка и распустил нюни.
 
-Пропащий я человек. Я сети сегодня Ваньке продал. Чудесные сети были! А что я без сетей? Шантрапа - так я себя сам теперь понимаю.

Генка уселся поудобней, вытащил из-за пояса брюк початую бутылку водки, отхлебнул, и обратился к дворняге:

- Давай, Малыш, повоем на луну, за всю нашу несчастную судьбину. Я тебе, Малыш, откроюсь...

И как-то в миг обмяк, и заговорил трезво:
 
-...Служил я на тральщике. Четыре года пахал Балтику.
...Малыш, не знаешь ты что это такое - мины тралить! Да не об этом я... Дембель пришёл, а это - С-в-о-б-о-д-а! И я ждал этого с нетерпением... Но стоило мне перешагнуть порог дома и увидеть Татьяну, как радостное чувство свободы покинуло меня. Но я смолчал! Я не хотел верить тому, что писала мне мать и друзья. Я не мог поверить в то, что Татьяна, которую я безумно любил... - Генка отхлебнул ещё с бутылки, продолжил:

- Эх, Малыш, было то так...В Ростове сел я в электричку, а тут наш, с Синявки, Митяй, повстречался... Разговорились. Он и говорит:
- Генка, а твою бабу обрабатывает Витька Лютый из Чулека. Так что ты ей укорот сделай!.. Сказал, и вышел в Синявке...

Генка тяжело вздохнул и ещё отхлебнул горькой:

- С искажённым от злобы лицом, вышел я на следующей остановке в Морском Чулеке и побежал к дому тёщи, где жила моя жёнушка. Таньку я увидел во дворе. Я схватил её за руки и заорал:

- Убью! - И кулак мой влип в неё, ненавистную-любимую!.. Танька испуганно посмотрела на меня.!.. Глаза мои были налиты кровью...

Она хотела уклониться от второго удара и ударилась виском о косяк двери. Увидев её окровавленное лицо, я озверел и стал наносить ей удар за ударом. Она упала на пол, стукнулась головой об угол, зацепилась о гвоздь рукавом и разорвала халатик. При виде обнажённого плеча Таньки, я вцепился ногтями в её тело.

- Убью, убью!...

Хрипел я, не помня себя. Таньке удалось увернуться от меня. Вся в крови, в разорванном халатике, она выбежала на улицу.

...Я лежал на земле и дышал с трудом. Подошёл сосед, дед Пахом, и увидев моё позеленевшее лицо с трясущейся нижней челюстью и безумными глазами, спросил:

- Генка, что тут у вас происходит?..

...Я поднял на него глаза и ответил:
 
- Жену учил, дядя Пахом.

- Да..., баба твоя зажирела... Ну, ничего, перемелится - мука будет.
Сказал, и перекрестившись, ушёл к себе...

...Так я лежал, пока не пришла тёща, а вслед за ней и Танька...

- Ну, Танька, муж возвернулся со службы, слава Богу. А тебе, зятёчек, вот что я скажу - нельзя молодую жену без ласки оставлять надолго. Прости ты её за грехи невольные, да живите в мире и согласии, - говорила она и собирала на стол.
 
...Сидели мы с Танькой напротив друг друга молча...

...Наступили сумерки. Легли мы с ней. Я тронул её за плечо. Она отвела мою руку и обернулась ко мне спиной.

- Танюша, скучала без меня? – спрашиваю я.

- Чего скучать? Я баба молодая, нерожалая, - ответила враждебно она.

- Неужели не люб стал?
 
- За что любить-то? За четыре года ни разу к себе не прижал, не приголубил, гостинца ни разу не сделал. Вот Гришка своей Варьке аж с Тихого океана какие сапожки да бельишко прислал. А ты что?

- ...Так служил же я, Татьяна!
- Так и он служил...
- Без гостнцев знать не любишь?..

...Она промолчала. Я перелез через Татьяну, ступил босыми ногами на пол и вышел на двор. Капал, как слёзы, с неба дождичек. Я стоял у двери и прислонил голову к косяку. Вдалеке прокричал петух. Когда вернулся в комнату, Татьяна, раскрыв рот, крепко спала... Я лёг рядом и старался заснуть.  Вспоминал ставший мне родным тральщик, и так потянуло меня на Балтику, что в груди защемило...

... Кое-как примирились мы с Татьяной. Так, всё как-то без любви сердечной, будто бабка какая пошептала поганым шёпотом. Вернулся я в рыболовецкую бригаду.

Мужики там травить меня стали:

- Чего хорошего, Генка, с моря привёз? - спрашивает меня как-то дядька Егор.

- Да ничего не привёз.

- На службе был, да чтобы ничего хорошего? Ни в жисть не поверю. Одних баб там сколько поджидают моряков на берегу!

- Своя есть.
- Своя-то своя, а всё один хлеб есть надоедает!..

И мужики смеются!..

-...Когда я в Иваново служил, - продолжал дядька Егор, закуривая «Памир», - так там целый невод связать можно из девок. На всякий вкус их там. Неужели милашек себе не завёл?..

- Дядька Егор, отвяжись!
- Ну, и плох же ты, коли ни одна баба тебе почёта не сделала. А твоя-то не терялась! Пока ты матросил, ватажилась с кем хотела, только ленивый её не имел!..
- А ты видел?..
- Слышал!..
-...А твоей Танюхе никакой веры нет!...

...Я ничего не ответил и стал смотреть на свои заскорузлые руки...

Дядька Егор не переставал говорить.

- На днях, Иван Прохоров свою благоверную во как отмутузил славно! Баба захотела с девками в Синявку в церковь идти, а он все бока ей избил, а ей хоть бы что: «бей, говорит, не бей, а я всё же уйду! Дело у меня там есть!»

- Если каждый день бока ломать, да фонари под глазом засвечивать, живо оборкается. Если бабу не учить, она из рук отобьётся, - сказал «Ласкирь»...

(...Малыш, а ты знаешь Ласкиря? Это же сволочь бригадняя, которого жена, тётка Бронька, держит в ежовых рукавицах, а в бригаде, вдали от неё он выпендривается прям-таки Иваном Грозным...)

- А если бы вас таким манером ? – говорю я.

- Закону такого нет, чтобы баба мужика учила, - вступил в разговор дед Ефим.

...Я слушал мужиков и тяжело дышал!
Никак не мог втянуться в работу... Вечером, возвращаясь обратно, чувствовал себя разбитым...

...Наступил Троицын день.... Как разговелись, вскоре Танька с дому улетучилась...

...Проснулось во мне ревнивое. Я тут же отправился в рощу, где чулекцы устраивали гулянье по случаю праздников...

...Иду по роще. Девки венки плетут, песни поют...

Мужики в карты режутся, да винцо попивают, народ веселится!..

Повсюду песни, смех, звуки гармони - сливались в общий гул...
 
...А я всё Татьяну ищу...

...День клонился к вечеру. Солнце пекло всё сильнее. Становилось душно, в  роще всё чаще и чаще стали попадаться пьяные.

Мужики ходили, обнявшись, и кричали во всё горло, изливая друг другу свои чувства и расположение...

...И вот я вижу в кустах раскидистого орешника сцепились две бабы.

- К правленским, сучка, бегаешь!  От того у тебя серьги и колечки золотые! Ишь вырядилась, курва! – орёт одна.

- А ты селёдка! Костянка никому не нужная! – орёт другая.

- Я совесть завсегда имела... А ты её с детства потеряла! ****ище!

И летели клочья женских волос, цепляясь на орешнике!..

...Кое-где бабы подымали мужей, старались поставить их на ноги, но пьяные слабо отбивались и снова падали на траву...

...Наступил уже вечер... Тополя окрасились в ярко-багровый цвет...
У одного дубняка я увидел, наконец, свою жену, и с нею трёх парней...

Один обнял её!.. Парни хохотали!..

..У меня вся кровь прилила к голове!..

...Как зверь, бросился я, и ударил парня кулаком в висок!..

Завязалась драка!..

Я уже с мокрыми губами, из которых струилась кровь, закричал Таньке:
 
- Ступай домой, шалава!..

...Витька Лютый, с которым мы дрались, примирительно сказал:
 
- Генка, серьёзный ты какой, с бабой и поиграть нельзя! Я-то что, ты вон за дядькой Петькой Чикамазом присмотри. Он твою Таньку знаешь как обрабатывает!

...Не хотелось мне верить в измену Таньки...

...Я же ведь не на службе, и каждую ночь с нею. Как то может быть? – думал я.

Но всё же стал её я выслеживать.
 
.........И вот однажды пришёл я на ток, где работала Татьяна.
 
Вижу – её нет, и их бригадира нет.

Спрашиваю:
 
- Варюха, а где дядька Петя?
 
- А он в мякинный сарай ушёл...


.........Я, утопая в соломе, направился в конец тока.

В полураскрытых воротах сарая виднелся красный в белый горошек сарафан.
Я замедлил шаг...
Голоса показались мне знакомыми...
Я навострил уши.......

- Ну что, Танюша, - говорит мужской голос, - придёшь вечерком?
- Сегодня нет, он дома. Генка догадается.
- Ну догадается, у вас, у баб! Вы, бабы, семьдесят семь увёртков знаете!
- Вам хорошо, дядя Петя, а про меня по всей округе Бог знает, что болтают. Если бы я одна была, как когда-то, а то - муж дома.


- Муж!.. Он у тебя сопляй!..

- А как он опять меня бить зачнёт.?!..
Знаете какой он, когда злющий!..

- ... Злющий! – ...я его быстро от злобности отучу....

Притаив дыхание, я стоял, как вкопанный, боясь двинуться с места...

- Ну, так как-же? – раздался опять голос дядьки Пети.

- Дядя Петя, голубчик, уйдите отсюда, а то не ровен час, как бы нас не застал здесь кто.

- Нет, ты скажи, - придёшь сегодня? Зуб у меня на тебя горит!.. А хочешь, я с Николаем приду!..

- Семь бед - один ответ.  Ты, Петенька, с Коленькой приходи. Он такой же сладкий, как и ты. Грешить так грешить!..

...Я едва стоял; ноги подкашивались, сердце сильно стучало. Ещё так недавно Татьяна клялась, что теперь никогда не изменит мне! Я так хотел верить...

 Сносил насмешки, обиды, втайне надеясь, что Татьяна - хорошая баба!..

...Я и бил её тогда с пьяна, а потом сам жалел!..

...«Эх, бабы, бабы!» - полосонула меня боль.

Всего меня вдруг затрясло от злобы. Захрипел, зарычал, как зверь, и руки мои разорвали рубаху!..

- Ну, сучара, - поймаю я тебя с кобелями – убью!..

...Из сарая слышались мне звуки поцелуев, и подозрительная возня, а потом голос Татьяны:
 
- Ой, Петенька, разжёг ты меня! Приду, приду, миленький!..

...Решив покончить с Татьяной, я незамеченным ушёл от сарая...

...Слежу за током...

...Вскоре пришла Таня...Весело смеялась с другими девками, а потом, слышу, стала напевать в-полголоса:

«Ничего мне на свете не надо –
Только видеть тебя, милый мой.
Только видеть тебя, бесконечно,
Любоваться твоей красотой!»

-...Попою я тебе сегодня, сука блудливая, - подумал я...

...После ужина я заявил, что иду на рыбстан на дежурство... Сделал кругаля и остановился у балки в ожидании...

...Было темно... При малейшем шорохе, я вздрагивал и озирался по сторонам.

«Не пропустить бы»!..

Сердце моё учащённо билось.

«Один конец будет ей с ними. Довольно меня мучать» - билась в голове мысль.

На селе потухали огоньки... Накрапывал дождь...

...Я сел на пень старой ветлы, и схватился руками за голову.

...В траве что-то зашуршало и опять стихло...

...Мне всё казалось, что кто-то пробирается...

...«Дожна пройти, кроме этого места, нигде другого ходу нет к тому месту, что они назначили»!

...Вдруг – топ, топ, топ, услышал я, и сухой лист зашуршал под подошвами идущих...

...У балочки обозначились две тени...

...«Они»! – промелькнуло в голове, и я притаил дыхание...

...Перед мною прошла Татьяна, и рослый дядька Петро...

...«Стой»! - закричал я и схватил Татьяну за руку, и тут же почувствовал страшный удар в голову и упал на землю.

...Удары посыпались; кто-то схватил меня за ногу и потащил в балку и там продолжал наносить удары. Я не мог пошевельнуться... Я задыхался, но не в состоянии был даже крикнуть! Ещё сильный удар чем-то тупым в грудь – и я потерял сознание...

-...Так вот, Малыш, как я оказался дома – не помню... А когда очнулся и поднял голову, схватился обеими руками за грудь и закатился страшным кашлем и выплюнул на на пол кровь...


...Встал я, Малыш, с трудом с постели и, плеснув на лицо колодезной воды, поплёлся на ток к Татьяне...

...Меня не оставляла мысль убить её...

...Но случилось совсем по-другому!..

...На току, на виду у всех работающих, я упал ничком на землю. Кровь хлынула из горла...

- Кто тебя так испортил, Гена? – спросил дед Федот, сторож.

- Меня давно испортила жёнушка моя, - продолжительно закашлявшись, ответил я...
 
Когда приступ кашля утих, я плюнул опять кровью. Спросил, где Татьяна.

- Так она с Петром Алексеевичем в Таганрог по делам поехала, - сказали девки...

Я, как пьяный, шатаясь из стороны в сторону, побрёл к дому тёщи...

...Наступила ночь. Был слышен звон сторожевого колокола на церковной колокольне в Синявке, лай и завывание собак – всё заставляло страдать...

Я мучительно метался в ожидании Татьяны, а её всё не было!..

-...Татьяна где? – спросил я у тёщи.

- Так как позавчера с вечеру ушла и по сей час не возвратилась!..

Я помолчал. И было странно мне, что мысль о жене меня нисколько теперь не волновала.

«Господи! А как же я её любил!» - было моей последней мыслью. И я, словно в пропасть провалился, в сон...

-...Очухался я, Малыш. С работы ушёл. Домой в Синявку от Таньки перебрался. Зачал я браконьерничать. Рыбу за бутылку барыгам отдаю. Пропащий я человек, Малыш. А самое страшное, друг мой, прошла у меня злоба,... и Таньку люблю...Вот видишь - брожу по Чулеку, по всем стёжкам-дорожкам, где мы когда-то с нею обнявшись ходили, где целовались в кустах сирени, да вокруг её дома. Малыш, милый Малыш, ну что мне делать? Люблю её окаянную...