Гл. 16. Встреча

    В первые минуты ребята не могли найти слов от радости. Они просто поталкивали, похлопывали друг друга и повторяли одно и то же: «Ну, молодец!», «И ты молодчина!» В общем, не разговор, а испорченная пластинка.   

    Первым с заезженной бороздки сошел Ник.

    - Ох и видок у тебя, - сказал он, отступив на шаг. И правда, «видок» у Тиля был что надо!: облезлые шорты из шкур все тех же камышовых котов, выцветшие, жесткие, как солома волосы, а вдобавок загар – такой черноты, что светлая кожа между пальцами казалось чужой.

    - А это где взял? – дотронулся до топорика Ник.

    Тиль махнул рукой в сторону лагуны и ответил не очень понятно:
- Черепахи притащили, у них там чего только нет. На, держи – подал он Нику топорик, - это тебе подарок от нас с Биллом и конечно, от черепах тоже. Вручая топорик, Тиль как-то по-особому присвистнул. Из воды тут же показалась яйцевидная черепашья голова и несколько раз моргнула то одним, то другим круглым птичьим глазом. По-видимому, черепаха подтверждала, что подарок и от неё. Тиль посвистал на другой манер и мигающая голова скрылась в набежавшей волне.

    - Вот это дрессировочка! – восхитился Ник.

    - Да что ты, - Тиль мотнул головой в сторону черепахи,  Алиса немного тугодумка, как все луты, зато самая сильная – настоящий морской буксир. А вообще-то, черепахи оказались куда понятливей, чем я думал.  Ведь приплыла же Анни с твоей ниткой, а могла бы и не сообразить что к чему. Ну да ладно. Как там отец? Наверное, давно уже простился со мной?


 Лута - морская кожистая черепаха (Dermochelys coriacea) является самой крупной из всех современных черепах: длина тела до 2 м, весит до 600 кг. Численность кожистой черепахи быстро уменьшается, хотя в море у нее не очень много врагов. Взрослая черепаха может справиться даже с акулой. Кожистая черепаха является самой быстрой по сравнению с другими видами, она достигает скорости передвижения в воде 35 км/ч. Недавние электрофизиологические исследования слуха черепах показали, что они отлично слышат, особенно низкие звуки. Черепахи хорошо реагируют на интонацию голоса: если с черепахой ласково разговаривать, она будет вытягивать шею и слушать, и наоборот, если ругать, то спрячется в панцирь.


    - Что ты, что ты, - запротестовал Ник, дядюшка Гердт, конечно, переживает, даже немного постарел, но не отчаялся и ждёт тебя. Да тут ещё появилась эта, как ты её назвал, - Анни? - с двойным узлом на лапе… Так что теперь, я думаю, дядюшка Гердт совсем приободрился. А сам-то ты как тут? Что за такой Билл у тебя здесь завелся – говорящий попугай или дельфин?

    - Скажешь тоже – попугай, - засмеялся Тиль, - скорей уж Робинзон Крузо. Его давным-давно затащило в бухту штормом.  Сюда затащило, а вот назад никак не выбраться. Уже тридцать пять лет здесь торчит. Возиться с черепахами, воюет с котами. А вот и один из его клиентов!

    Ник обернулся: к горячим камням очага подбирался здоровенный котище. Не медля ни секунды, зверюга вцепился в обрубок хвоста корифены. Дёрг! – лакомый кусок содран с бечевки, и вот уже кот задом отползает к болоту, не сводя с мальчиков узких, как лезвия бритвы, зрачков, при этом  торчащий из пасти рыбий хвост волочится по песку. Прощай, золотая макрель! Хорошо, хоть бечевку оставил: мог бы, ворюга, и её прихватить.

    Как это часто бывает в преступном мире, отпраздновать победу кот не успел. Наперерез ему ринулась целая шайка сообщников. Перехватили, сцепились, и огромный меховой ком дерущихся конкурентов запрыгал по песку, скатываясь в болото.

    - У вас тут не соскучишься, - захохотал Ник. В ответ на это вежливый Тиль только вздохнул и покачал головой.

    - Послушай, - продолжал Ник, - а что ты здесь застрял? Воздух в баллонах кончился? Ну и что. Попробовал бы морем – хоть на плоту.

    - Пустой номер: слышишь, вон он – водопад. И так всё время. В прилив – сюда, в отлив – обратно. 

    - Тогда через горы! Неужели не единой щелки? Никогда не поверю!

    - Да все уж облазил тут. Нету. Конечно, если повозиться годик-другой, я  думаю, выбраться на верхнее плато можно: где ступеньки вырубить, где клинья загнать, где лестницы из лиан повесить. По крайней мере, попытка не пытка. Сперва мы с Биллом лихо взялись за это дело, только он как-то сразу остыл, дескать, стар. И тяжеловат для цирковых трюков на висячих лестницах. Я-то думаю, просто, боится перемен, отвык от людей и всё такое.

    - А через болото? Сплел тростниковые циновка и чапай по ним, как по мосту. Уж за болотом-то точно знаю, есть перевал.

    - Насчет циновок ты прав, если бы не зыбун. И всего-то небольшие, шириной ярдов тридцать-сорок разводья, но в них все кипит, пузырится -  жуть! Кинешь циновку, а её тут же сворачивает в трубку и … хап – проглотило. Чего же я ждал весь год, спрашиваешь? Честно говоря, вертолёта. Пару раз над морем совсем близко проходила эта тарахтелка. Ну, думаю, и сюда залетит, а уж я буду махать во всю мочь, чтобы заметили.

    Слушая Тиля, нетерпеливый Ник едва сдерживался, чтобы не фыркнуть от досады. Подумать только, на что это похоже: просидеть весь год и не изобрести ничего лучше, чем ждать вертолет! Видишь ты, Билл сомневается: идти или не идти к людям. Да кто он такой – Билл? А отец как же? А друзья? Да надо было по скалам лезть и лезть, до крови из-под ногтей. Ну, трудно, ну, опасно.  А как же иначе? Ах, Тиль, Тиль. Вот уж кому нужна хорошая погонялка! Только не ко времени говорить про это.

    - Ладно, ладно, не оправдывайся, - примирительно заключил Ник, - не смог, так не смог, лучше посмотри, что я тебе приволок.

    Изящные, величиной с апельсин и того же цвета аквалангистские баллончики гирляндой легли на песок к ногам Тиля.  А ещё маска с небьющимся стеклом, глубиномер и хронометр. Разве можно было сравнивать это чудесное снаряжение и старый армейский акваланг, с которым год назад Тиль едва дотащился до лагуны на последних глотках воздуха в баллонах. Мальчик щупал, гладил эту маску, эту гибкую трубку из плотно зеленой резины, словно ещё и ещё раз хотел убедиться, что все это правда:  и японский акваланг и, как всегда, нетерпеливый, деятельный Ник, и манометр со стрелкой, отклонившейся до предела вправо. Тиль провел ногтем по резине загубника, но упругая поверхность тут же разгладилась, и след ногтя исчез. Все это заставило Тиля поверить в реальность происходящего с ним. Он опять взглянул на манометр, то же предельное давление – значит, баллоны полные, хоть сейчас приступай к погружению и плыви, плыви. Вот и светлый каньон, словно неоновая трубка в непроглядном мраке подземного лабиринта, вот и пещерный сталактитовый лес, вот и поворачивающаяся плита на дне бассейна, и, сразу же – свет и отцовский сад с пальмами и агавами в кадках,  а вот и сам отец: «Здравствуй, папа, я вернулся»...