2011-й. Где летают валькирии

Гога вернулся с гулянок: Мать, когда уже ты сменишь сигареты? Эти отвратительно воняют.

Смешной. Когда накурено – накурено, и это отвратительно, независимо от марки сигарет.

Не отвечаю – что отвечать? Нечего! Мысленно обещаю ему бросить курить. По крайней мере дома. По крайней мере в его присутствии или в преддверии его присутствия. Можно было бы проветривать, но холодно на улице, а отопление отключено, если окна пооткрывать – замёрзнешь.

Он к своему компьютеру, я к своему. Смотрю кино. Была у Пети с Леночкой, снабдили целой коробкой экранизаций английской классики. Там «Сага о Форсайтах» и много еще чего. Особенно «Сагу» рекомендовали. А после нее «Ребекку». Про последнюю сказали, что начинается, как банальный любовный роман – таких полно в газетных киосках на пригородных ж/д платформах. Книжицы за 30–40 р. – «для тех, кто не привык скучать в дороге». А потом неожиданно перерастает в детектив. Для «Саги» нужен какой-то внутренний замах. И время – четыре серии умножаем примерно на полтора часа, получается четверть суток. А «Ребекка» односерийная. Остановилась на ней. Автора романа, по которому снят фильм, не запомнила, режиссёра тоже.

Типичный английский джентльмен благородных кровей (рыжий, весь в веснушках, с умным взглядом) приезжает в Монте-Карло поскучать среди людей. Год назад у него утонула красавица жена (Ребекка), и он никак не может справиться со своим горем. В Монте-Карло знакомится с юной прелестной барышней – сиротой, компаньонкой стареющей взбалмошной бездельницы. Возит барышню по окрестностям на роскошном авто (в первой поездке едва её не убил и сам не убился – увлёкся разглагольствованиями, не заметил крутого поворота, автомобиль чудом не сорвался с обрыва) и в конце концов делает предложение. После медового месяца в Венеции на том же авто доставляет в родовое поместье на берегу моря. Замок серого камня с башенками, идеально стриженные газоны, цветущие олеандры (или другие кусты, похожие на них) и прочие атрибуты классического английского поместья. Полк слуг во главе с домоправительницей, которая продолжает пылко любить прежнюю хозяйку и не хочет её забывать. Пожилая дама зловещей наружности ежеминутно следит за свежеиспечённой миссис, и та чувствует себя в роскошных апартаментах всё хуже и хуже.
«Что за Ребекка такая, – мучится барышня, – если вспоминая её, окружающие используют исключительно превосходные степени прилагательных? Вот и управляющий поместьем назвал покойницу самым красивым существом на земле, которое он когда-либо видел». Время от времени, чтобы понять, в чём она уступает предшественнице и и чего не хватает любимому для счастья, она наведывается в западное крыло замка, где до трагедии обитала высокородная чета и куда ей рекомендовали не соваться. Теперь оно закрыто-зашторено, нежилое. Каждый раз её там настигает демоническая экономка, пугая девушку до полусмерти. Все заканчивается тем, что в очередную их встречу на табуированной территории злобная тётка, проведя экскурсию по старой спальне («самая красивая комната в замке»), где доминирует багровый бархат, и продемонстрировав содержимое дубового шкафа («моей хозяйке к лицу был любой стиль»), гневно вопрошает: думала ли ты, что чувствует Ребекка, глядя – оттуда – на то, как вы с Максимом в постели...?! И юная миссис в ужасе сбегает, запирается в их с мужем новой, ситцевой, спальне, сворачивается клубком на светлом покрывале и плачет, плачет... Назвав окончание детективом, Петя сильно преувеличил. Может быть, лёгкий триллер.

Пребывая в недоумении от финала и сочувствуя безрадостной судьбе юной леди,я взяла две сигареты и вышла во двор. Примостилась на невысокой газонной оградке, закурила – на этот раз удачно, то есть зажгла сигарету не со стороны фильтра. Безлюдно, тихо – и кошки не скребутся в мусорных контейнерах, и полуночники не хлопают дверцами такси. В такие моменты я часто задираю голову к небу и – «Господи, помилуй, Господи, помилуй...». Может быть, ради такой возможности и не бросаю курить. Хотя молиться куря – оксиморон.

Вдруг громкие и, в этом нет сомнения, пьяные мужские голоса. Готова была сорваться с насеста, но подумала: подъезд рядом, если что, успею убежать. Из темноты в пятно света под фонарем вплывают две фигуры. Отвернулась – увидят, что мне до них дела нет, пройдут мимо. И уже было прошли. Но – разворот на 90 градусов:
– Оппа! Что это ты тут делаешь?
– Курю.
– Как звать?
– Сашей.
– Александрой, значит, мне так сподручнее к тебе обращаться. А я Николай, – худой, совершенно седой и изморщиненный, но – удивительное дело – не слишком старый мужчина усаживается рядом. – А это, – кивает на напарника, – Андрюха.
Андрюха существенно моложе и крепок телом. Продолжает стоять – прямо напротив меня. В одной руке у него двухлитровый жбан с пивом, в другой – пачка чипсов. Вносит свою лепту в практическую ономатику:
– А мне больше всего нравится Шура.

В дальнейшем нашем разговоре Николай перебрал все возможные варианты моего имени: Саня, Санёк, Санечка и т.д. Андрюха твёрдо стоял на своём.

– Чё ты тут сидишь? Тебя из дома выгнали? Муж?
– Да нет, – и объясняю про сына, которому не нравятся мои сигареты, как-то даже предложил перейти на самокрутки, мол, круто и запах приятный.
– А я вот развожусь, – это Николай. – Представляешь, написал завещание, квартиру определил дочери, а жена скандал учинила, требует, чтобы ей. Занавески пообрывала.
– Да ладно, Коля, что тебе занавески?
– Не скажи, Андрюха, пять тысяч стоили. И вообще, я к ним привык. Открывай пиво. Сашунь, пиво будешь?
– Не, не люблю.
– А водку?
– Тоже не люблю.
– Коньяк? – Андрюха заинтересовался моими алкогольными пристрастиями.
– Коньяк люблю.
– Фу, он же клопами пахнет.
– Это заблуждение.
– Я вот пил-пил коньяк, а потом понял: пахнет клопами. И больше не могу.
– Андрюха, открой чипсы. Будешь чипсы?
– Не буду. После шести...
– Андрюха, дай ребёнку чипсов.
– Ты чё, Коля, – Андрюха наклоняется ко мне и несколько секунд пристально рассматривает моё лицо. Фонарь во дворе горит ярко, но меня от него загораживает большое дерево. – Ты чё, Коля, какой это тебе ребёнок. Это... бабушка!
– Спасибо, вам, добрый человек.
– Не, ну ты, Андрюха, даёшь! Думай, что говоришь женщине.
– А что такого? Шура, сколько тебе лет? Сорок восемь?
– Э-э-э...
– Сорок четыре? Не меньше сорока двух, это точно. Вполне уже можешь быть бабушкой. Ещё нет? Я вот скоро стану дедом, моей дочери тринадцать, – Андрюха галантно сглаживает неловкость.
– Не, ну ты представляешь, я с женой прожил восемь лет, всё нормально было. А тут написал завещание – и всё, развожусь. Зачем ей моя квартира? У неё у самой две в Москве, одна на Цветном бульваре. Пусть продаёт и покупает здесь, если так хочется. Вот скажи, Сашенция, зачем вам, бабам, квартиры?
– Надо же где-то жить.
– Но если уже есть, зачем ещё?! Мы с Андрюхой и пьём из-за этого. Сегодня вот только по-познакомились. Ха, Андрюха, я, как ты, начал заикаться.
– Да-да со мной это ча-часто бы-бывает. Общаюсь с лю-людьми, и они на-начинают за-заикаться.

Странно, до этого момента он говорил совершенно свободно.

– Андрюха, дай пивка глотнуть. Сашк, пиво будешь? А чипсы? Андрюха, дай ребёнку чипсов. Бери, не выбрасывать же.

Подставляю ладонь, Андрюха насыпает из пакета.

– Ой, Андрюха, смотри, она похожа на воробышка. Сидит на жёрдочке нахохлившись, чипсы поклёвывает. Ну надо же, как это мы тебя среди ночи встретили?! Тебя что, из дома выгнали? Слушай, а ты, наверное, и Булгакова читала?
– Чего я только не читала...
– И импрессионистов любишь?
– В юности любила...
– Кого больше?
– Ренуара...
– А Гогена, Ван Гога? А я – знаешь что? – Вагнера не выношу! Только его «Полёт валькирий» люблю. В американском фильме про войну во Вьетнаме... как его... а, вот, «Апокалипсис»... они летят на вертолёте и этим... как его... короче, напалмом – выжигают деревни. И тут «Полет валькирий» звучит. У-у-у, мощь!

26 июня 2011

__________________________________________________

ЮБИЛЕЙНОЕ

Примеряя к себе – в связи с датами и ощущением себя в них – формулу «Маленькая собака до старости щенок», сбилась на «Маленькая женщина до старости собака».

25 июля 2011