Планета 6

Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и  все не похожи одна на другую, и  все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и  потом уже становятся страшными властелинами его.
                Н.В.Гоголь


Лагутин Борис Акимович сидел в кресле перед телевизором в квартире на Цветном Бульваре и, наслаждаясь тишиной, курил трубку. Хороший кубинский табак будоражил мозг — возвращая память в прошлое.  Дорога длиною в жизнь была неровной, с ухабами, поворотами и хитрыми развязками. Но он ни о чем не жалел, так как это была его дорога. Основную часть пути Лагутин прошел твердым шагом, другую — прополз на брюхе, а на некоторых отрезках продирался сквозь завалы, разгребая их своими руками. В шестьдесят два года Борис Акимович занимал должность  заместителя ректора МГУ и безумно любил свою профессию преподавателя. Хорошая зарплата, большая квартира, жена, дети, внуки — жизнь удалась.
Помимо работы Лагутин был страстным путешественником. Особенно притягательными для него были места с суровым арктическим климатом. Снежные исполины, упряжки с собаками – это была стихия доктора наук. Но всему приходит конец. Время активной жизненной деятельности прожито, и в настоящий момент только трубка с табаком да рюмка скотча помогают окунуться в приятные воспоминания.
Что есть жизненный путь: суета отношений, краткие моменты счастья, достижение поставленной цели? Скорее всего, всё, вместе взятое. Вопрос в другом: что там, за тем поворотом, где стоит знак «стоп»? Где дорога заканчивается и начинается… Что начинается? Забвение? Или всё же есть место, где душа находит своё объективное продолжение, реализуя   накопленный в мире страстей опыт?  Вопрос на миллион.
Лагутин удобнее разместился в кресле, сладко затянулся, выпустил круглое табачное облако и…

***
— Това`ищ,  очнитесь. Вы п`остудитесь. Земля ещё сы`ая.
Борис Акимович открыл глаза. Перед ним стоял «интеллигентного вида»   человек в кепке и протягивал руку. Рыжая бородка, как нельзя, кстати, гармонировала с его коричневой жилеткой. 
 — Вставайте же. Дождь недавно п`ошел.
Лагутин осмотрелся и обнаружил, что лежит на красивой лужайке, сотканной из цветущего клевера, посреди хвойных деревьев.  Метрах в десяти от него течет бурная река, а за спиной, выпуская из каменной трубы сизый дымок, стоит деревянная изба с резными ставнями.
«Прямо как в сказке», – пронеслось в голове. Избегая прикосновения к руке незнакомца, он встал.
— Зд`авствуйте, —  картаво продолжил человек в кепке. — Как вы себя чувствуете?
— Где я? — Борис Акимович с удивлением посмотрел на собеседника.
— А вам не сказали? Обычно сообщают с`азу. Хотя вы без сознания были. Что помните, това`ищ?
— Как что? — наморщил лоб Лагутин.
— Ну, последнее воспоминание? — большие пальцы рук собеседника зацепили  жилетку в районе подмышек, а остальные  барабанили по пуговицам на груди.
— Сидел дома, курил трубку и… всё.
— Понятно, — раздался тихий голос, и слух резанул кавказский  акцент. — Я тоже много курил, поэтому оказался здесь раньше врэмени. Зато встретил старого «боевого товарища», соратника по рэволюции, и вождя мирового пролетариата.  Друг мой, я всё правильно говорю?
— В самую точку, това`ищ. Общая идея `еволюции есть уже начало `еволюции, — ответил  обладателю акцента человек в кепке.
Борис Акимович повернулся.  По поляне размеренным шагом, прищурив глаза, шел «отец народов» и курил трубку. Форменный китель был идеально  выглажен и застегнут под самый подбородок. На погонах красовались золотые звезды генералиссимуса.
— Здравствуйтэ, — произнес высокопоставленный военный, поравнявшись с Борисом, и протянул руку.
— Здравствуйте, — Лагутин автоматически пожал крепкую ладонь.
— Ви меня знаете? — и указательный палец левой руки говорившего поскреб гладко выбритый подбородок.
— Вас весь мир знает, — пролепетал Борис Акимович, чувствуя, что потеет.
Улыбка пробежала по лицу  обладателя «золотых погон»:
— Это хо-ро-шо, — протяжно проговорил он. — Когда я умер, на могилу нанесли много мусора, но ветер времени смёл его. Увэрен, теперь все понимают, какую роль в истории  сыграл я! А теперь скажите,  кто ви? — и, подобрав под себя ноги, «отец народов» уселся на траву. — Садитесь, это нэ больно. 
— Спасибо. Я постою, — проговорил Лагутин, нервно дергая ногой от непонимания происходящего.
— П`авильно. Гово`ить нужно стоя, чтобы `абочие массы видели ваш целеуст`емленный взгляд и слушали, затаив  дыхание...
— Да помолчите, товарищ. Успеете пропагандой заняться. Дайте чэловеку слово сказать. Говори, батоно, ты какой страной управлял? — и генералиссимус вопросительно посмотрел на новенького, трубкой, как пистолетом, целясь ему в лоб.
— Страной? Никакой. Я простой ученый, преподаватель, — выдавливая из себя слова и смотря на именитого собеседника, как кролик на удава, проговорил Лагутин.
— Па`тийный? – вставил реплику человек в кепке.
— Нет. В партиях не состою, но являюсь доктором наук. Люблю путешествовать.
— Странно. Что-то нэ сходится, — проговорил курильщик и выпустил в воздух кольцо табачного дыма. — Здэсь, на этой территории,  обитают только диктаторы.  Ви, судя по всему, нэ из них.
Доктор наук округлил от удивления глаза:
— Да какой я диктатор?
— Вижу, что никакой, — с явным неудовольствием произнес генералиссимус. — Тогда вопрос: что ви тут делаете?
Ученый  посмотрел по сторонам:
— Не знаю. Может, вы  скажете.
— А что тут сказать? — послышался за спиной голос, принадлежащий кому-то третьему. — Вы, месье, умерли, pardоn. И попали на планету номер шесть.
Борис Акимович обернулся и увидел… Наполеона!
Бонапарт стоял в дверном проеме и с улыбкой  смотрел на новенького. Военное галифе, белая рубаха и до блеска начищенные ботфорты — прямо с картины в Третьяковке. 
— Между собой мы называем её «Диктатурия». Сюда после смерти попадают души тех, кто учинял террор и обильно орошал кровью мир человеческий. Здесь собрана «элита» людей, кому и целого мира мало. Теперь пожинаем плоды кипучей деятельности: обуздывая свою страсть к власти в бескрайних просторах Вселенной.   
— Господи, а я тут причем? — Борис Акимович слушал и озирался по     сторонам, всё ещё не веря в происходящее. — Какая страсть? Какая Вселенная?
— Не гово`ите о Боге. Вы что, ве`ующий? Бога нет! — человек в кепке, как ужаленный, подскочил к ученому. — `елигия — это опиум для на`ода.
— Мon cher, отойдите от ученого, — мягко сказал  Бонапарт. — Не слушайте вы его, — обратился он уже к Лагутину. — Вождь  считает, что не умер, а спит и, проснувшись, опять пойдет делать революцию.
— И пойду. Меня това`ищи ждут. Без моего п`исутствия ми`овой п`оетаиат не победит загнивающий капитализм. 
— Да полноте, — Наполеон усмехнулся и двинулся к компании. — Вы сто лет тут обитаете. Какой к чертям сон. А пролетариат и без вашего участия найдет дорогу к светлому завтра. Истинный героизм как раз и  состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни — это я сказал!
Борис Акимович, скрестив руки на груди, слушал диалог и задавал себе вопрос: «Что я тут делаю?»
Его мысленный посыл прервал громкий крик, а также хохот, раздавшийся за рекой.  Ученый посмотрел на диктаторов: те в один голос рассмеялись.
Ой, не могу, — прослезился человек в кепке, — опять Гитле` това`ищам Калигуле и Тутанхамону в ка`ты фофан п`оигал.
— Да, у товарища Калигулы фофан знатный, — проговорил «отец народов» и непроизвольно потер лоб рукой.
— Какой Гитлер? — обернулся  в сторону генералиссимуса Борис.
— Обыкновенный. Ефрейтор Шикльгрубэр. Отирался тут поначалу. Скулил, как пёс, что все ми из Европы, примите к себе, я исправился. Но ми, в чудеса нэ верим и его нэ приняли, он к язычникам ушел. Туда ему и дорога.
— Ясно… Скажите, а вы тут втроем живете? — ученый окинул поляну взглядом.
— Вчетве`ом. Това`ищ Пиночет тоже `ешил в па`тию вступить. Сейчас на охоте. А вы будете вступать? — человек в кепке исподлобья посмотрел на доктора наук.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — А это обязательно?
— Да оставьте его в покое, — отстранил вождя мирового пролетариата Бонапарт. — Пусть сначала оглядится.  Потом сам решит.
— Сам? Не надо, — вскипел отстраненный. — Македонский тоже сам `ешал. Огляделся и  соблазнил последнюю свободную женщину, как её там, Фике, Катеньку. И увел, между п`очим, в лес, на постоянное место жительства. 
— Cherchez la femme: ищите женщину. Александр молод и красив. Государыня Катрин тоже ничего.  А вы что, ревнуете? — с упреком посмотрел на обозленного собеседника Наполеон.
— Нет. Но Катя была членом па`тии, — с обидой проговорил тот и отошел в сторону.
Бонапарт улыбнулся,  подошёл к ученому и внимательно посмотрел на него:
— Ума не приложу, что вы тут делаете, месье? — цепкий  взгляд корсиканца оценивающе прошелся по лицу Лагутина. — Вам на другую планету нужно.
— Это как? — не понял Борис Акимович. — На какую другую?
— Я слабо разбираюсь в этом, мon cher. Но те лекции, которые читают мистические сущности,  посещая нас, гласят о душе, которая сама определяет дальнейший путь. Вы спросите, что такое душа?  Я не уверен, что отвечу правильно, но всё же попробую. Приготовьтесь. Сказать намного проще, чем понять. Наличие души нужно осознать и принять, никакие знания тут не помогут.  Душа нематериальна.  В неё просто нужно верить. А вера, к сожалению, ассоциируется со слабоумием. Вера, мon cher, не в почёте.  То, о чём  мы с вами говорим, это неощутимая реальность, и с этим нужно считаться.  И не нужно бояться смерти, это всего лишь переход из одного состояния в другое.
      Наполеон прикрыл глаза и, сглотнув набежавшую слюну, продолжил:
 — В нашем случае всё сложнее. Подобное тянется к подобному. Вся  жизнь присутствующих тут — это террор, кровь и слезы. Здесь нас собрали, чтобы исправить, а потом  решить, где расселить для грядущей жизни. Но вы?  У вас, как это правильнее сказать, душа другая, вы не подвержены нашим страстям: чисты перед Вселенским Разумом. По глазам вижу: вы добрый человек.
— Неужели такое возможно? — проговорил  Лагутин и дал возможность Бонапарту похлопать его по плечу.
— Конечно, месье, тут и не такое происходит…
Закончить Наполеон не успел. Рядом с ним материализовался человек в белом костюме. Его голубые глаза, бегло осмотрев присутствующих, остановили свой взгляд на докторе наук.
— Слава Создателю! Нашел! — человек в пиджаке направился к ученому и учтиво взял его за локоть. — Простите, Борис Акимович, произошла серьезная ошибка. Дежурный смотритель по недосмотру распределил вас на планету номер шесть. Причина в том, что у вас на жизненном пути ментально прорисовывается  слово «Террор». Но смотритель не разобрался, что применительно к вам «Террор» — это вулкан в Антарктиде, который вы в одиночку покорили в две тысячи шестнадцатом  году, и все ваши мысли в последнее десятилетие были только об этом. Извините ещё раз. Вам на  планету номер три. К ученым. 
Лагутин обернулся и посмотрел на новых знакомых. 
— Прощайте, — с поклоном сказал Наполеон. — Завидую вам, ученым, как вы, должно быть, счастливы, что прославились, не запятнав кровью своего бессмертия. Идите, месье. Бог вам в помощь. Я уверен: худшее место, чем это, ещё поискать нужно. Аdieu!
— Подождите, — человек в кепке подскочил к доктору наук и сунул ему в карман  маленькую книжечку. — Это па`тийный билет. Запомните: с этого момента вы член па`тии и п`едставляете наши инте`есы на д`угих планетах.
— Да-да, попробуйте донести это до сознания масс. Попытка — это не пытка, — пыхтя трубкой, безучастно отозвался «отец народов».
Последнее, что услышал Борис Акимович, был громкий крик: «О, майн Гот!» — и мужской смех.
Ученый улыбнулся: « Кажется, Адольф опять проиграл фофан».

***
Сидя на земле и смотря на небо, человек в кепке мечтательно произнес:
— Това`ищ Наполеон, скажите, а действительно есть такой вулкан — Те``о`?
— Террор? Не знаю. Может, и есть. Нужно было в Антарктиду проситься, когда  ссылку присудили. Там бы меня точно не отравили. Но — ; la guerre comme ; la guerre. На войне, как на войне…
— Хо`ошее название, — не слушая императора, бубнил себе под нос вождь мирового пролетариата. — Как п`оснусь, с`азу скажу на`кому внут`енних дел, пусть вышлет экспедицию и вод`узит там наш флаг. Това`ищ Наполеон, а укусите-ка  меня за ухо. Может, очнусь быст`ее.
— Не очнетесь, месье. Мы своё уже откусали…