А если это любовь? Сентяй, октяй да май

               
                - Митяй! Тебе не зябко? Глянь, ноги посинели! Я же тебе вчера ботинки дала!
                - Не-е-е, - как бы раздумывая, ответил он и добавил: -  Митяй не зябко.   Митяй что? Сентяй, октяй да май!

                Митяй – мужик лет тридцати пяти - сорока, невысокого роста с всклоченными давно не мытыми волосами и блуждающим взглядом человека «не в себе», молча стоял босой на снегу возле конторы мебельной фабрики.  Он прижился там вроде бродячей дворняжки. Без шапки, в ватных штанах и синей рабочей телогрейке Митяй словно не замечал холодного февральского ветра, крутившего во дворе снежные завитки позёмки.

                Почему его не задержали на проходной, когда он в мае впервые появился на фабрике, осталось загадкой. Его даже Жучок не облаял – небольшой чёрный пёс с крепким туловищем и коротенькими, как у таксы, лапами.  Жучок всех знал на фабрике и дружелюбно махал хвостом, встречая трудовой люд. Но стоило ему увидеть чужака, яростно лаял и норовил укусить за ногу.

                Митяй, одетый кое-как, внезапно объявился на верхнем дворе у склада и молча кинулся разгружать тракторную тележку с деталями. Работа спорилась. Митяй работал профессионально  и красиво – видимо, этим занимался не впервые и штатные грузчики с одобрением приняли бесплатную помощь. Кто же будет возражать?

                Завскладом Зина – одинокая полная вдова лет пятидесяти, раскрашенная, как индеец в боевом походе, с удовольствием наблюдала за его работой. По окончании разгрузки она повела Митю в столовую и накормила. С этого дня он прижился на складе. Никто не возражал.

                Позже Зина заставила его пойти в душ, одела Митю в новую рабочую одежду, и он приобрел вполне приличный  вид. Не удавалось только заставить  напялить ботинки: он упорно ходил босиком.

                Откуда он пришёл, где жил, никто не знал. Говорить Митя не любил. Отвечал односложно: «Да, нет». О себе - только в третьем лице:  «Митя  есть хочет» или «Мите грузить надо». Когда не работал, он находился при Зине. Она  делила с ним завтрак, поила чаем. Он постоянно вертелся вокруг неё. Жаловался на жизнь. У них образовалось какое-то странное душевное единство.
                Одинокая, грубоватая женщина вдруг расцвела. Забота о Мите преобразила её. Глаза Зины сияли, излучали нежность. Она даже матюкаться перестала.

                Они старались быть рядом, тяготели друг к другу. Митя тоже изменился. Молчаливый со всеми, он подолгу что-то ворковал возле Зины.

                Их отношения вызывали насмешки рабочих. В перекурах они сплетничали и похабничали. Насмешек  Зина наслушалась – уши опухнут! Но, как говорят, свечку никто не держал! Она   смотрела на сборщиков с сожалением, но когда они уж сильно её доставали, могла так отбрить, что мало не покажется!

                Зина рассказала ребятам, что раньше Митя обитал на центральном рынке, но там его обижали и однажды сильно избили - вот он и пришёл сюда:
                - Беззащитный, жалко его, мужики, а душа у Мити нежная, светлая. Он никому зла не делает… И работящий! Так, что хватит зубы скалить!


                Директор фабрики тоже жалел Митю и не прогонял, тем более, что  тот оказался совершенно безотказным грузчиком. На работу по понятным причинам его оформить не могли. Из документов у Митяя оказались одни грязные пятки, и директор приплачивал заведующей фабричной столовой  на кормёжку Мити. Иногда выписывал Зине материальную помощь. В деньгах Митя не нуждался.  Он изредка уходил с территории фабрики на набережную Дона, находящуюся через дорогу. За ним весело бежал Жучок, который полюбил Митяя не меньше Зинки, и не отходил далеко. Митя садился на лавку, гладил и почёсывал собаку за ухом, и они вдвоём подолгу с интересом наблюдали за пассажирскими теплоходами у пристани.

                Однажды утром после планёрки на фабрику приехал сам генеральный директор фирмы. Всегда хмурый, недовольный, с желтоватым лицом аскета, огромными торчащими бровями  «а ля Брежнев», он стремительно выскочил из машины и направился к проходной. Я с директором и старшим мастером  встречали  важную персону. Как только он вышел из проходной, на него с громким лаем кинулся Жучок и цапнул за ногу! Собственно, до генеральской ноги он не добрался, а только слегка подпортил штанину, но этого вполне хватило, чтобы привести генерального в ярость. Жучка отогнали, А наш директор долго извинялся. Старший мастер, Решат Абдулович – коротышка-татарин с жёсткими торчащими волосами - застыл в ужасе, и только я незаметно слегка хихикнул в халат.  Директор фабрики пригласил Генерального на территорию, но тот плюнул и произнёс  со злостью:

                - Какого чёрта у вас делать? Каков кобель, такова и фабрика! Махнул рукой и так же стремительно выскочил к машине. Хлопнув дверью, генеральская «Волга» рванула от фабрики, оставив нас в позе немой сцены из Гоголевского «Ревизора».

                Конфуз с генеральным по фабрике, разлетелся вмиг!  Жучок стал именинником. Все его гладили и несли угощение. И не то чтобы генерального директора не любили – большинство его вообще не знало – слишком стоял высоко по положению,  но наш народ всегда с подозрением относится к начальству. И потом: раз уж Жучок бросился в бой, значит, человек - не очень… Не наш! На кого ни попадя, Жучок не бросится.

                Вот тут промашка и вышла. Слесарь из мехцеха, Михалыч, угостил Жучка колбасой, а Митяя «отбитой» шеллачной политурой. Политуру на фабрике давно не использовали – перешли на нитроцеллюлёзные лаки, но заначки шеллака оставались.

                Для непосвящённых объясню: это такой лак, который использовали в производстве мебели приблизительно до1966 - 1967 годов.  Он представляет собой раствор  шеллачных смол на этиловом спирте. Содержит и небольшое количество воска. Для того, чтобы употребить его  внутрь на производстве, а это делалось повсеместно, надо было бросить в него соли и «отболтать, или как говорили, отбить» смолу дрелью или на сверлильном станке, чем и занимался Михалыч – большой любитель напитка. Желтоватого цвета он выглядел не очень презентабельно, зато крепость его вполне удовлетворяла потребителей!

                Митяю это дело понравилось, и его частенько стали замечать в слесарке вместе с Жучком. Нет, вы не подумайте плохого, Жучок политуру даже и не нюхал, но компанию поддерживал! Зина бранилась, а слесарю-химику сказала, что если он не перестанет спаивать Митяя, ноги переломает!

                Однажды запасы Михалыча опустели, и он пошёл скрести по сусекам.
                То, что он  отыскал, имело скорее коричневый цвет, чем привычный жёлтый, но запах обмануть Михалыча не мог. Они с Митяем налили по «чуть-чуть» для пробы и выпили. Михалычу не понравилось, а Митяй хватанул ещё и пошёл грузить детали на склад. К вечеру он ослеп...

                Мите вымыли ноги и отправили в больницу. Зина его сопровождала и заботливо ухаживала. Даже отпуск за свой счёт выпросила. К всеобщему удовлетворению, Митя оклемался и через две недели появился на фабрике.

                Вечером, когда Зина ушла домой, Митяй помчался в слесарку. Михалыч  уже ушёл, и Митяй вытащил банку с лаком и включил сверлильный станок.

               
                Утром Митяя нашли в слесарке мёртвым. Над ним, опустив морду к босым ногам Мити, захлёбываясь жутко выл Жучок…