Василиса и чудище лесное

Спрашиваешь, каки-таки чудеса в нашей стороне приключались в давние поры? Ты думаешь, если я усом сед, то ток свое голопузое детство и помню? А коли я про нонешнее чудо скажу? Тока чур! –  сам-то после языком не трепись, знаю я вас, молодых, начнете в своем тырнете укладывать, понаедут сюды эти, как их, папы с рацами, начнут своими фотопратами щелкать. Им-то что – лишь бы шум поднять, а нам кабы хуже не стало. Так что уговор – ни гу-гу. Ну, слухай.

Недалеко от деревни нашей с незапамятных пор лесочек растет. Простенький березнячок с осинкою вперемешку, светлый да веселый. Конечно, дичи в нем не особо много бывало, ну, там, куропатки, зайцы, лисы всякие, а чтоб сурьезный зверь, то уж в диковинку. Оно и понятно – не тайга, небось, степь ровная, крупной дичине спрятаться надо, а тут где? Хотя старики сказывали, забредали раньше и лоси, и косули, даже, веришь-нет, медведи. Может, и было такое, только уж верно, давнехонько.

На моей памяти в лесок бабы деревенские без опаски ходили по грибы-ягоды. И не то, чтоб хороводом целым, а и в одиночку даже. С утречка спровадит бабенка скотину в табун, ведра с коромыслом на плечо, узелок с краюхой за пазуху, да и пошла. К обеду, глядишь, и обернулась, а к вечеру уж и пирогов напекла, да на чердаке остатки рассыпала – на просушку, про запас. Зимой оно, брат ты мой, за милую душу шло – хоть вишня, хоть земляника-полевница, хоть смородина с черемухой. Какие наши бабы с них пирожки-ватрушки стряпали – во всей округе таких не сыщешь! А про грибы сушеные да в бочонках соленые и вовсе промолчу, потому как про них особый сказ нужен, а нынче речь про другое пойдет.

Потом, как народ в деревне богатеть начал, машинами-мотоциклами обзаводиться, редко стали в лесок пЕшки ходить, все больше на колесах. И не ток свои, деревенские, горожане тоже наведывались. Под выходной в лесу гомон, музыки всякие поют, костры горят, смех кругом, песни. Вроде бы и весело, только в скором времени в лесочке из зверья только грачи остались да мыши.

Грибов тоже поубавилось. Да и то сказать, если их граблями садовыми гребли, какие корни выдержат! А по старинке, чтоб каждому грибочку поклониться, знать, лениво было. С ягодой тоже неладно вышло. По первости-то  еще сторожились, технику на опушке оставляли, а потом дороги накатали, порезали ими лесок на куски, все ягодники истоптали, изломали.
 
 А еще, как на грех, случилось подряд несколько пожаров, один за одним. То туристы костерок за собой не погасят, то на соседнем поле солому лишнюю жечь станут, то тракторист, проезжая мимо, лихачить начнет, газку поддаст, так что из трубы искры салютуют. А ветра в наших степях, сам знашь, не шутейные. Им из малой искорки полымя раздуть – как делать нечего. Вот и полыхал лесок через год, а то кажен год. Попервой землица-то еще в силе была, на пожарище хотя бы трава подымалась да поросль молодая. Да и у нее, у земли-матушки, видать, запасы сил ли, терпенья ли истаяли, а не то осерчала она на племя людское – завелась в леску монстра жуткая, чудище лесное.

Первыми на него парни молодые нарвались. Они веселой компанией в лесок заявились, пить-гулять стали, музыку в машине включили. Долго веселились. Потом один отошел он в кусты, да вскоре как ошпаренный оттуда выскочил.
- Я, - говорит, - монстру видел! Здоровенная, в коре, борода моховая, лапы когтистые, глаза светятся.

Дружки посмеялись над ним, а тут из кустов то ли вой, то ли рев, сучья затрещали. Двое было сунулись туда, один с ключом, другой с монтировкой, вдруг глядят, прямо на них старая обгорелая осина падает. Они в разные стороны сиганули, а там гущина – осинник молодой да шиповник. Бегут герои, а их, ровно за плечи да за ноги кто хватает и дышит за спиной, вот-вот настигнет.

Перецарапались бедолаги, орудья свои потеряли, рубашки порвали, зато протрезвели. Выбрались к своим, а те уж мотор заводят. Дверцами хлопнули и по газам! Только с поляны выехали, на то место, где машина стояла, тоже дерево рухнуло.

Примчались парни в деревню, трясутся, рассказывают, какого страху натерпелись, а над ними смеются – дескать, пить меньше надо. Не поверил никто.

Прошло сколько-то времени, один ушлый мужичок спроворился те попадавшие деревья подобрать себе на баню. Взял у соседа трактор с телегой, бензопилу, веревку крепкую  да и поехал. Сам, без помощников. Он, не к ночи будь помянут, прижимист был. Видно, рассудил, что, мало того, за транспорт платить надо, так еще и с грузчиком делиться придется. А на работу тоже жадный был, да и собой могучий, подумал, небось, что и сам управится. Это уж потом так мужики  догадывались, когда его нашли через день.

На телеге лежали бревна свежие – такие на баню хорошо пойдут, только не на  топку, а на стены. Сам мужик в стороне от трактора лежал с бензопилой в руках. Деревьев поблизости нет, а щепы вокруг него, коры, веток мелких – как патронов возле солдата, что отстреливался до последнего. Доктора заключение сделали – от сердца умер, от этого самого, от микарда. Может, оно и так, только от какого микарда полотно на бензопиле узлом завязалось? Пытались его ровнять после, да толку не было. И никто не мог придумать, как такая оказия приключиться могла.

А вскорости мужики, что сено поблизости косили, другое чудо увидели. Подъехала к леску машина чужая, дорогая. Сдала задом, мужик да баба вышли, багажник открыли. Нашим-то не особо хорошо видать, что они там поделывают – и расстояние все ж, да и своя работа внимания требует. Глянули мельком, да и косят себе дальше. А через время глядят – эти двое в мешках бегут, ну, как на аттракционах спортивных, кто первей. Добегли до наших-то, те вблизи и рассмотрели, что у этих чудиков на головах да на плечах всякого мусора нахлобучено. Трясутся чудики, лопочут, что хотели мешки с мусором под кустик положить, на время, чтоб на обратном пути на свалку завезти. А тут, веришь-нет, выскочило из кустов дерево с глазами, бородой и лапами когтистыми, зарычало, ухватило их и самих в мешки засунуло, а на головы пакеты помельче натянуло.

Пока они эту тарабарщину несли, сзади как грохнет что-то. Оглянулись все – а это у машины багажник захлопнулся, и сама она с места рванула, как игрушка детская с моторчиком. Не сильно много проехала – полпути между лесом и косарями. Хозяин затрясся: и машину жалко, и забрать ее страшно. Ладно, наш парнишка, недавно с армии вернулся, вызвался технику подогнать ближе.
 
Тут уж все поверили, что чудище завелось в лесу, стали его десятой дорогой обходить. Год-другой тихо было, а потом у соседки моей дочка пропала. Как оно получилось-то?

Девочка, Василиска, года два как в школу пошла. Она с мальства мамке по хозяйству помогала, а тут и вовсе самостоятельная стала. Да и то сказать, на кого ж матери надеяться, коли она весь день на работе, только к вечеру является. В доме ли, в огороде ли можно и дотемна порядок наводить, а скотинке-то среди дня еды-воды дать нужно. Вот Василиска сперва только кур-утей кормила, потом стала и телят поить. Мать с утра пойло приготовит, она в бадейку ведро просунет, сенца клок в яселки кинет, так и перебедуют до вечера. 

А в тот год народилась у них телочка, Василиска в ней души не чаяла. Ну и разбаловала. Как-то стала ее поить да захотела погладить. Телочка дурачится, не дается, девчонка и отопри калиточку-то. Не успела войти в карду, та ее с ног сшибла, выскочила и давай по двору носиться, задравши хвост. А забор, что на зады выходил, у них худой был, вот телочка в дыру и выскочила. Василиска за ней:
- Манечка, - кричит, - Манечка, поди сюда.

А та первый раз на простор выскочила, не бежит – летит сломя голову. Когда я их увидел, они уж на полдороге к леску были. Забеспокоился я, на улицу вышел, словил огольца на ласипеде, да наладил его сгонять за Настасьей, Василискиной мамкой. То ли посыльный мой шустро ездил, то ли Настя сама беду почуяла, только примчалась она, я и мигнуть не успел:
- Что, дедушка, стряслось у тебя? – спрашивает.
- Да не у меня, - говорю, - у тебя телушка с карды выскочила, Василиска твоя за ней пустилась, а сейчас они, уж верно, до леска добрались.
Настя лицом посерела и прямо через мой двор на зады и побегла. Знамо дело, мать!

А я думаю, надо народ скликать, пропадут ведь безвинные души. Доковылял до одних соседей, до других – никто не насмеливается в лесок идти. Уж я и просил, и ругал, и стыдил – все без толку. Воротился на свой двор, дай, думаю, сам хоть пойду. Соседки меня, бобыля, никогда не забывали, наведывались, помогали, что ж я их покинуть должен, раз такое лихо вышло? Достал ружьишко свое старое, патронов, правда, два штуки всего, ну да хоть пугну при случае. Хотя, если рассудить, что монстра лесная из дерева сделана, ей мои патроны не повредят.
 
Ну, как бы там ни было, собрался. За околицу вышел, гляжу – а они уж обратно идут, все трое, живые-целехонькие. Настя с дочкой спереди в обнимочку, а Манечка следом бежит, как собачонка и то к одной, то к другой ластится. Я, конечно, срадел, но и сдивовался тоже. Дождался их и спрашиваю у Настасьи:
- Где ж ты своих беглянок переняла?
- Да не успела я перенять. Пока добежала, они уж из леска выходили.
- Как «из леска»? Васенька, дочка, как же ты монстру не побоялась? Какая тебе нужда была в это гиблое место лезть?
- Боялась, дедушка, ой, как боялась. А Манечка прямо туда и шмыгнула. Разве ж можно мне было ее бросить? Я молитву прочитала, что ты меня выучил, перекрестилась да и пошла.
- И не тронуло тебя чудище?
- Да не было там никакого чудища. Только дедушка совсем старенький на пенечке сидел, Манечку гладил, что-то ей на ушко шептал.
- Какой дедушка?
- Постарше тебя будет, а ростом чуть повыше меня. Борода у него длинная, навроде седая, но будто с прозеленью, а на голове шляпа. Только она не соломенная, а из тонких веточек сплетенная. И одет как бы по-старинному: рубаха длинная сероватая, веревочкой подпоясанная, штаны широкие и лапти на ногах.
- Что ж тебе этот древний дедушка сказал?
- «Проходи, - говорит, - Василисушка, не бойся. Я твою Манечку немного пожурил, наказал ей, чтоб она хозяйку слушалась!»
- Ты разве не знаешь, что с чужими людьми нельзя разговаривать?
- Знаю, только я подумала, раз его Манечка не боится, то и мне он плохого не сделает.
- Ну, а дальше-то что было?
- Сказала я спасибо, стала к ним ближе подходить, гляжу, в сторонке березка молодая словно плачет: там старая осина упала, ствол у нее переломился, а крона сухая как раз на березку попала. Вот она своими мертвыми ветвями ее к земле и пригибает. Стала я бедняжку вызволять, дедушка мне помогать начал. Освободили мы березку, а осину на опушку оттащили. Смотрим – мама бежит. Дедушка сказал, чтоб мы ей навстречу шли, а то она переволновалась. Мы и пошли. Только я думаю, надо будет туда вернуться.
- Зачем?!
- Там еще много валежника осталось, который молодым деревцам расти не дает, и старые пакеты с мусором.  Если это все убрать, такой лесок замечательный будет! Я уже с мамой договорилась, мы в выходной пойдем, хоть немного да приберемся. Еще ребят из школы позову, может, кто согласится.

И, веришь-нет, ведь они уже два раза ходили. По поллдня робили, и никакая монстра их не трогала. А почему, понял-нет?