13. Великий переход

Маргарита сначала ворчала, а потом, скрепя сердце, после раздумий с закидыванием ног на стол, засела писать рапорт. Первые минут десять шло туговато. Потом она расшевелилась, осмелела и сосредоточилась. Марго решила нарушить стиль, сочтя, что главное – выдержать в духе военного канцелярита первый и последний абзацы, а там хоть трава не расти. В итоге она не превратила свой рапорт в откровенную беллетристику и пошлую экзотическую виньетку, но язык был жив и увлекателен. Пиночет читал рапорт с удовольствием. Знатоком литературы он не был, но красоту инстинктивно чувствовал, а тонкость в подаче, с намёком на личное, оценить тоже сумел. 

- Долго писала?

- Два часа на дикой скорости.

Они сидели в гостиной на бежевом диване с мягкими подушками. Повар Хуан Пачеко пришёл спросить, что приготовить на завтра, они с генералом обменялись парой дружеских фраз и шуток, и Пиночет попросил, чтоб Хуанито сам заварил ему чай – тот новый, что Марго привезла от мапуче, да так красиво, как только он умеет. Всё ещё улыбаясь, Хуан налил  кипяток в высокий стеклянный кубок. В сухой гербарий на дне ударила тонкая струя из чайника, поднялся пар, вода мгновенно становилась зеленоватой, а между прозрачными стенками расцветал миниатюрный сад. Все эти травы были самолично собраны мачи Долорес.

- Молодец. Быстро. Знаешь, вот как-то видно, что ты не правила. Ведь нет?

- Не-а!

- Ну и ну.

- А обычно я мучаюсь и вылизываю... – криво усмехнулась Маргарита.

- А как раз не стоит, - заметил генерал. – Первое слово дороже второго. А со словом ты хорошо обращаешься, ловко.

- О, это пустяки, - порозовела Марго. Помолчав пару секунд, она решилась: - Я должна рассказать тебе об одной идее. Уверена, тебе понравится. Ну, или... я очень надеюсь на твою поддержку!

Волнуясь, она встала и заходила взад-вперёд – так было сподручнее говорить. Шаги её съедал мягкий ворс ковра, зато шелестела просторная юбка, разлетаясь крыльями. Маргарите во время, свободное от строя, нравились наряды вроде амазонок, с длинным, величаво развевающимся подолом и строгим облегающим верхом: она со своим ростом могла себе это позволить.

Маргарита говорила торжественно и смущалась, что торжественность эта не подкреплена никакой жёсткой структурой и планом. Но дон Аугусто внимал тихо и серьёзно, и, хотя несмело, но Маргарита радовалась. А генерал сидел и тоже радовался, и одновременно грустил. Мало кто знал, каким он был романтиком в душе. Он сам бы посмеялся над теми порывами, в которых и себе-то не смел признаться, и вот опять, она, молодая, летает здесь перед глазами и бередит душу. Он мечтал о собственном «небесном воинстве». А вместо этого пришлось вымазывать руки в крови и дерьме. Он говорил высокие, светлые слова и сам в них верил – ведь нельзя жить без веры. А притом видел, что на деле часто – всё наперекосяк, и правы враги, и он сам себе противоречит. Мысли такие посещали его нечасто: ведь он был солдат, твёрдый, спокойный и уверенный – но всё-таки точили изредка. И рад бы иначе, но...

Наконец Марго остановилась, сцепив пальцы, и выжидающе посмотрела на генерала сверху вниз. Лицо её было неподвижно, но щёки пылали. А Пиночет смотрел сквозь неё – так долго, что она не выдержала:

- Ну?

Генерал и то ответил не сразу. Начал медленно:

- Вижу, милая, что я в тебе не ошибся. Ты прямо по лозунгу – «быстрее, выше, сильнее». Так и нужно. Я уже говорил, что здесь духовная сила важна. Знаешь, мы все, кажется, хотим одного и того же: сытости, спокойствия, достоинства – и правые, и левые, разницы никакой. И за это мы в физическом мире боремся. Другое дело, каковы средства и что на деле выходит, но я о другом, о сути духовной. Вот посмотри на неприятеля, что мы видим? С одной стороны, высокие идеалы, красивые слова, а по сути, бездарность и подленькое двуличие, вот вам господа демократы да либералы. С другой стороны, осатанелая злобность, грязь, воля инстинктов, да самых низменных – это коммунисты и социалисты. Всё равно, что большевики в России. Это они сейчас ещё тихо сидели, страшно подумать, что во время войны начнётся. А у нас? – горько усмехнулся дон Аугусто. – Тоже высокие слова да романтика, а трясутся-то, как осинка на ветру, мигом всё воодушевление слетает, только тронь! Никто своими деньгами и своей репутацией жертвовать не хочет. Потому наша армия так малочисленна. Но не количество главное, а качество. Вот если б были у нас бойцы идейные и аскетичные, «не от мира сего», чтоб знали, что делают, да за шкуру свою не боялись... Если б были у нас настоящие воины Христовы!.. – воскликнул Пиночет.

- Так за чем дело стало? – подхватила Марго.

А генерал нахмурился:

- Очень много сил на это положить надо. И времени. У нас сейчас ни того, ни другого нет. Ты знаешь план кампании, знаешь, когда наступает время «Ч». Осталось всего ничего. А такую организацию взрастить нужно, а не сляпать за недельку.

Марго молча стояла, тупо уставившись на диванный подлокотник. А она не знала, что сказать, как переступить и куда деть руки. Вся её великая идея на глазах рушилась – ещё даже не успев окрепнуть. Хорошо, что она не рассказала о своей встрече с епископами. Тогда вышло бы и вовсе глупо. Марго всё так же стояла, понимая, что сейчас даже не ощущает потрясения, она будет переживать ещё неделю, две, три, накатывающими волнами, припадками, будет медленно пережёвывать свою неудачу, как корова жвачку. Так с ней всегда бывало.

Генерал понял, что она расстроена, и пояснил:

- Беда в том, что приходится выбирать: или создавать Орден, или открывать фронт на Юге. Переброска войск будет осуществляться особым образом. Так, как я тебе говорил: путём создания пространственных коридоров и новых участков материи.

От такого дух захватывало. Марго сообразила, что именно это – задача для Великого Географа, то, на что способен только могучий дух. Но сейчас она не так восхитилась этим, как могла бы. Дон Аугусто продолжал:

- К сожалению, у меня тоже есть свой запас прочности. Я не такой уж всемогущий. У каждого своя сила и свои слабости. Приходится рассчитывать.

- Ясно, - смиренно кивнула Марго.

- Может быть, когда-нибудь... – пожал плечами генерал.

Маргарита проскользнула к журнальному столику, взяла блюдечки из-под кекса и понесла на кухню.

У генерала тоже испортилось настроение. С самого начала он ощущал тревогу: идея была слишком хороша. Профанация равнозначна провалу. А начало крупномасштабных боевых действий - самый неудачный момент для воспитания крестоносцев из чилийских вояк. И, наконец, он действительно не Господь Бог. Он копил Силу долгое время, по капле собирал её в священную чашу и теперь боялся расплескать.

Дел хватало всем. Атмосфера в лагере пиночетистов была полна ожиданием: волнительное нетерпение сочеталось с беспокойством – а всё ли хорошо, всё ли готово? Маргарита приводила в порядок свою роту, во время инспекций чуть ли не лично проверяя оружие. Она пыталась загладить разочарование бурной деятельностью и измучила майора Краснова со своими «уточнениями». Лейтенанты шутили, что скоро он будет прятаться от капитана Контрерас по кустам. Остальные офицеры тоже ходили напряжённые и озабоченные. Всю неделю продолжались военные игры и тренировки по отработке тех или иных действий, например, захвата оружейного склада противника. Некоторые вообще ворчали, зачем Пиночету взбрело в голову проводить учения, ведь в семьдесят третьем году всё можно было чудесно замаскировать под подготовку к параду на День независимости, а сейчас легитимисты не спускают с них глаз. Активность во вражеском лагере не укрылась ни от командиров вооружённых формирований, ни от генерала Пратса. Левые начали собственную подготовку, надеясь «сбить неприятеля в прыжке», как выразился главнокомандующий Объединёнными силами.

Генерал Карлос Пратс собрал в штабе своих офицеров и объявил им, что наконец-то противник перестанет таиться по закоулкам параллельных пространств, ведь это означало сидение в глухой обороне, а нынче пиночетисты выносили агрессивную затею по отвоеванию своей «политической вотчины» и намерены свести планы существования и правых, и левых воедино. Они выйдут из тени и попытаются взорвать столицу изнутри, залив её улицы кровью – но этого им не позволят. Более того, их надежды на молниеносную атаку напрасны: солдаты Объединённых сил прошли великолепную школу городских боёв и герильи. Они лучше подготовлены и окажутся в состоянии переломить ход атаки и подавить сопротивление в нескольких местах города сразу. Сантьяго – неприступная твердыня свободы, человеческого достоинства и демократии, и хищники-агрессоры получат хороший урок при попытке высунуться из своих нор. Речь генерала была встречена овациями.

Разведка донесла, что неприятель собирался начать наступление с севера и запада. Штаб и основные силы пиночетистов размещены в районе Витакуры и Лас-Кондес. Всё это казалось логичным и ожидаемым, ведь именно там расположены и военные школы, и богатые районы. Закрадывалась мысль о подвохе, наверняка «фашисты» поднапрягли фантазию, выдумывая какой-либо сюрприз. Но генерал Пратс решил действовать по обстановке, а к тому же, он не слишком высоко ставил полководческие дарования своего бывшего сослуживца. Переворот и военная кампания – вещи, согласитесь, разные.

Среди общей деловитой угрюмости, беготни и бесконечной самопроверки Маргарита с друзьями общалась мало. К падре Саэнсу не заглядывала. Её воодушевление погасло, а ещё, казалось, после рассказа о шаманах и нгиллатуне капеллан как-то бессознательно охладел к ней. Словно скользнула между ними тень, и что-то новое, неуловимо-неприятное, отчуждённое появилось в манере капеллана, даже на встрече с епископами, и то... Она убеждала себя, что это всё мнительность, но странное чувство не уходило, и Марго избегала молодого священника.

А с Бланко и Пилар она столкнулась случайно у кофейного автомата в фойе «Диего Порталеса». Впрочем, сержант Астуриас теперь много времени проводила с майором. Она перевелась к нему из Маргаритиного взвода и теперь тоже занималась обучением и подготовкой новобранцев и бойцов. Трое товарищей отошли за колонну и болтали, прихлёбывая приторную горячую бурду из картонных стаканчиков. Маргарите из этой гадости больше всего нравился «белый шоколад».

- Ну что, Бланко, занимаетесь политпросветом? – пошутила она.

- Просто «просветом». Делаю из солдат просветлённых! - с комичной серьёзностью заявил майор. – Хотя вот без дураков, надо же людей подготавливать. Вы со своими бойцами медитацией и концентрацией занимались? – строго спросил он.

- Да не особо, - пробормотала Марго.

- Очень зря. Здесь без грамотности в делах метафизических ничего толком не добьёшься.

Марго хмыкнула. А Пилар вдруг тихо произнесла:

- Шутки шутками, но мне кажется, есть у нас один грамотный противник. Который в этих делах соображает. Человек со способностями, понимаете? И зуб он имеет на тебя, Марго. На генерала-то ясно, но в первую очередь на тебя.

Майор и капитан переглянулись.

- Думаешь? – переспросила Марго.

Она лихо запустила пустым стаканчиком в мусорку и промахнулась. Чертыхаясь, потащилась поднимать. Пилар невозмутимо дождалась её и продолжила:

- А разве самой тебе в голову не приходило, что многовато тут совпадений? Приступы у генерала, покушение на Альбу, покушение на тебя саму, потом эти мерзкие твари во время ритуала? Последнее вообще похоже на подставу. Нам явно хотят испортить жизнь.

Капитан Контрерас неопределённо пожала плечами. Она лишь надеялась, что деланное равнодушие на её лице смотрится достаточно естественно. Ведь ей и самой против воли закрадывались в голову такие мысли. Уж по части подозрений и «выстраивания схем» ей не было равных... Пилар наступила на больную мозоль.

- Твоя правда. Знаешь ли, я и сама об этом думала. Хотя и... думать-то особо не хотела, - неохотно призналась Марго.

- А я вижу, что враг такой есть, - заметил Бланко. – Это, скорее, женщина, чем мужчина... Да. С сильной энергетикой и уж точно по ту сторону баррикад. Почему-то видится, что она вообще не в Чили. Но она тоже обладает даром создателя, она может создавать участки реальности, вот в чём соль.

Девчонки отреагировали спокойно, им были знакомы «шаманские» ухватки майора. Маргарита снисходительно вздохнула и произнесла:

- Спасибо, Бланко, очень информативно. Хуже всего то, что этот враг неуловим, безличен, непонятно, кто это вообще. И что нам остаётся? Видимо, ждать, пока он в другой раз себя не обнаружит. Тогда можно попытаться «снять почерк»... Ведь можно обратиться с этим к мачи Долорес?

Они разбежались, и остаток дня Марго провела с неожиданно тяжёлым сердцем, даже разозлилась на себя за это. В этот день она ночевала у дона Аугусто. Вечером она не сразу пришла к генералу, сначала отправилась бродить по его библиотеке: общение с книгами привносило возвышенность и спокойствие в мысли, а уединение освежало, питало новыми соками.

Библиотека напоминала лабиринт, хотя представляла собой всего лишь просто, открыто устроенные стеллажи до потолка вдоль каждой стены – но, наверное, пестрота корешков создавала такое впечатление. Из-за этой многочисленности, многоцветья Маргарите казалось, что она блуждает по Амазонской сельве. Но здесь можно было найти абсолютно всё – в самом буквальном смысле. Необычным свойством генеральской библиотеки было умение отзываться на мысли. Стоило человеку подумать о книге, которую он хотел сейчас получить, как она появлялась прямо под рукой. Разумеется, нужно было прислушаться к интуиции – и тогда рука ноги сами несли к нужному стеллажу, а рука сама тянулась к нужной полке.

Библиотека плавно вторгалась в кабинет, лизала океанским прибоем стены, захватывала пространство, так что непонятно было, кто здесь живёт в первую очередь, человек или книги. От кабинета она не была отделена практически никак: стены широкой арки тоже были заняты строгими полками тёмного дерева, где статуэтки из бронзы соседствовали с тонкими изящными томами. Вот здесь дон Аугусто точно проявил позёрство: он никогда не был любителем поэзии.

Но и та напраслина, что возводили либеральные историки, тоже была неправдой: они утверждали, будто он даже не читал тех книг, что скупал по-сорочьи жадно, без разбору, кубометрами, лишь бы избавиться от комплексов тупой военщины и всем пустить пыль в глаза своей «интеллигентностью». Раньше Марго на это злилась. Теперь она не удостаивала эти тезисы даже фырканья походя. Ей было достаточно того, что она видела и слышала: она замечала, что генерал очень часто погружён в чтение, а беседы с ним становились настоящей отдушиной, наслаждением, которое порой влекло её больше «телячьих нежностей» и, уж тем более, плотских утех.

Маргарита не заметила, как прошло более трёх месяцев жизни с доном Аугусто. Им часто было мало друг друга, но это ничем не напоминало щенячьих восторгов не отлипающей друг от друга парочки. Глупо было бы ждать такого поведения от генерала, да и сама Марго была сдержанной. Они редко виделись из-за службы. Поэтому они жили, как монаршая чета, для которой кроме личного счастьица существует ещё и долг. Из-за этого Маргарите то казалось, что их общие мгновения малочисленны, «чистого» времени не так и много, а то казалось, что они уже вместе сто лет.

Они всё больше привыкали друг к другу, но без стылой рутины, просто становились ближе.

Марго сгорела б со стыда, узнай она несколько лет назад, что будет называть генерала, грозного старого генерала, сентиментальными прозвищами. Причём не «нарочно», а в радостном порыве или даже по привычке. Сначала дон Аугусто слегка ворчал, но больше «для порядку», на самом деле он скоро привык к тому, что он и «кисик», и «лапуся», и «дедуся»... К последнему он относился вполне нормально, ведь называли же его и сторонники, и противники – tata (1).  От этих словечек генерал мог даже растрогаться. Наверное, он навёрстывал недостаток тепла за все годы у власти, или залечивал душевные раны, нанесённые после...

Марго нравилось заботиться о генерале. Он казался ей не просто привлекательным, а трогательным.

Ей нравилось гладить ему рубашки, баловать чем-то вкусненьким, стелить ему постель и целовать перед сном. Она обожала тереть ему спинку в душе, гладить мягкой ладошкой его плечи, одновременно поливая тёплыми струями, видеть, как он чуть ли не жмурится от удовольствия. Когда-то Маргарита читала, что тигры – одни из немногих кошачьих, что любят купаться. И она решила, что он похож именно на этого зверя. Ну, или на ягуара. Ещё она, смеясь, заявила, что у него руки как тигриные лапы – генерал был прост, и руки у него были совсем не аристократические, тоже простые, с короткой крепкой ладонью и толстыми пальцами. «Зато мягкие», - про себя радовалась Маргарита.

Она почему-то вспоминала, как прочла о нём в книжке журналистки Марии Ойарсун: та как-то спросила у дона Аугусто в одном из интервью, как с ним ведёт себя жена, и генерал, смешавшись, отвечал: «Она со мной очень мягкая, ласковая, нежная...». Неугомонная сеньора Ойарсун переспросила у него, и он опять повторил в отношении доньи Люсии всё те же эпитеты. Затем последовал вопрос: «А вы тоже проявляете к ней нежность?» - «Ну, стараюсь быть нежным...» - ответил старый генерал, окончательно смущённый. Маргариту умилял этот эпизод. И сейчас, когда он ласкался к ней, было видно, что он именно старается – чтобы прикосновения получались бережными, деликатными, даже если сам он в тот момент ощущал, что осязаемость почти утрачена.

Но он был почтительным и медленным: в чём они действительно сошлись, так это в мысли, что ласки созданы для ухода от суеты, а не для её приумножения. Генералу казалось, что здесь существуют негласные правила, сообщающие самому процессу иное качество, причём и форма действий настраивает на определённый душевный лад. В их ласках бывало немало и баловства, но чаще – всепобеждающей радостной серьёзности; только они понимали, как такое возможно: человек испытывает столь большое удовольствие, что не улыбается. Особенно верно это было для дона Аугусто, который иногда в состоянии блаженства замирал неподвижно, с закрытыми глазами и, казалось, не дышал. Маргарите нравилось изучающе и осторожно кончиками пальцев трогать его обмякшее лицо, проводить по пушистым бровям, очерчивать контуры рта и все его морщинки, вглядываясь в них, словно в карту или, скорее, в письмена летописи. Иногда его застылость производила на Марго впечатление благоговейное и немного пугающее: ей казалось, что это сказка о спящей красавице наоборот – это ей, принцессе, предстояло разбудить короля.

Она успела передумать всё это, растянувшись на просторной кровати в спальне и дожидаясь дона Аугусто, чтобы выключить мягко мерцающий ночник. «Может, последняя твоя ночь на чистых простынях», - подумала она. Но мысль эта почему-то не особо расстраивала – может, она просто слишком хотела спать? Марго умостила голову на упругой подушке и лениво скользила взглядом из-под опущенных век по стене: вот простое тёмное распятие, вот прозрачная акварель в тонкой рамке, вот ниже на комоде фикус, который она постоянно забывает поливать.

Генерал укладывался в постель по-разному, иногда аккуратно, иногда с разгону, как сегодня, так, что Марго всем телом чуть-чуть подпрыгнула на матрасе. Он, было, притянул её к себе, но Маргарита с дурашливым урчанием начала отбиваться и уползать. Но в конце концов покорилась: сегодня было прохладнее и работал кондиционер, так что можно было улечься как обычно. В какой-то книге Марго вычитала, что в близости главное – не насколько тебе нравится заниматься с этим человеком любовью, а насколько тебе нравится засыпать и просыпаться с ним в одной постели. Они спали на боку, Маргарита впереди, а генерал сзади, прижимая её к себе. Марго однажды утром выдала очередную милую нелепость:

- Мне так нравится, когда мы спим кошачьим бутербродом...

- Каким-каким, что? – спросонья пробормотал дон Аугусто и даже открыл глаза от удивления.

- Ну-у, - протянула Маргарита, - в бутерброде же так лежит всё вместе, сыр там, всё остальное... а ещё кошки так постоянно спят... Ай! – Генерал сгрёб её в охапку вместе с одеялом, фыркая от смеха.

Дон Аугусто и правда был большой, тяжёлый и жаркий, как тигр. Поэтому она иногда освобождалась из его объятий и дальше спала, высунув ногу из-под одеяла, чтобы было прохладней.

Она уже не представляла себе жизни без генерала и, несмотря на все разочарования, теперешние и будущие, думала, что всё с лихвой окупается такой вот жизнью в принципе, героической романтикой в пьянящей смеси с ласками. Она не жалела о том, что оставила в физическом мире – великий переход свершился. А о том переходе, что должен был состояться завтра утром, она думала, как о празднике. И радовалась, что генерал согласился провести с ней ночь накануне операции.

Проснулась она от звонка будильника и краем глаза засекла, что на часах шесть ноль одна. Над головой раздался резкий голос:

- Капитан Контрерас, вы готовы для великих дел? Тогда выметайтесь из кровати, чёрт возьми!

Она полетела в ванную пулей, ещё с тёмными разводами перед глазами. Всё утро между ними стояла отчуждённость. Разговаривали мало, смотрели друг на друга нехотя. Ели молча и торопливо. Пиночет звонил нескольким офицерам, каждому раздавал указания, приглушённым, но настойчивым голосом призывал помолиться. Он не посмотрел на Маргариту, когда выходил из столовой, когда шёл к машине. Она села сзади и нервным жестом машинально расщёлкнула зеркальце, стала придирчиво оглядывать извечную тёмную помаду на фигурных губах. Точно так же невидяще замкнула, спрятала в кармашек кителя.

К зданию Диего Порталеса вели все дороги, как к Риму. У холодной серебристой высотки были низкие пристройки, сзади распластывался просторный двор размером с небольшую площадь. Там выстроились в каре глухие серые шеренги. Перед ними стоял генерал Пиночет и бледная Маргарита Контрерас.

- Прочтите «Отче наш» ещё раз. Прочтите его в третий раз. Сосредоточьтесь на словах. Освободитесь от образов.

Генеральские слова падали на припыленную плитку, как обкатанные голыши.

- На колени!

До странного тихо бойцы, как один, опустились на колени и склонили головы долу. По окончании молитвы они встали, уже более шумно, и сомкнули строй в ожидании. А дон Аугусто продолжал:

- Вы и ваши товарищи из других подразделений отправитесь на фронт не так, как привыкли. Не так, как люди – скорее, как полубоги. Но вы знали, на что шли, когда вступали в ряды Ночной армии. Ваши пути несравнимы с обыкновенными. И я скажу вам ту же фразу, что Папа Иоанн Павел в своей первой речи – «Не бойтесь». Глубоко вдохните. Сожмите автоматы в руках. Приготовьтесь сразу вступить в бой. Отстранитесь от своих тел. Каждый из вас – не единственный. Просто покоритесь... Силе.

Речь Пиночета могла бы показаться рваной и бездарной, если бы не зловещая, наэлектризованная атмосфера. Замерли солдаты во дворе административного здания, точно так же застыли их товарищи в секретных частях, разбросанных вокруг столицы – и все они были спаяны невидимой нитью.

Маргарита выступила вперёд и, крутанувшись на носках, встала лицом к генералу. Он неслышно пробормотал ей:

- Ты только не пугайся, когда я ударю тебе в грудь саблей.

- А чего пугаться?

Ведь именно на генерала ложилась вся ответственность ритуала. Он был просто на взводе. Усилием воли и мысли ему предстояло отправить несколько тысяч солдат на Юг. Она должна была подойти с поклоном и вручить ему ритуальную саблю, а генерал должен был ударить Маргариту клинком в грудь, разумеется, символически, изображая самую безрассудную жертву, которую только можно принести ради победы. Перед тем она щёлкала зажигалкой и поджигала себя для перемещения – от неё пламя должно было перекинуться на всех. Всех, в смысле, несколько тысяч... вот от этого Марго становилось страшновато.

Она ощутила знакомую покалывающую теплоту от бегущих по ладони язычков, они отразились в клинке, подаваемом главнокомандующем, тело сладко заныло перед дезинтеграцией. Но следующий миг был шоком.

Пиночет резко взмахнул саблей и всадил ей между рёбер. Во взгляде его вспыхнуло что-то хищное, а Марго даже не успела испугаться.

В следующее мгновение она запылала и рассыпалась. И только тогда, как пламя, охватил ужас, и она завопила.

Раной, смертью жёг огонь, и атомы кружились в смертельном танце, готовые разлететься и никогда больше не собраться.

Свистел в ушах потусторонний ветер, мелькали повороты странного коридора, но никакой гарантии не ощущалось... Одновременно с головокружительной стремительностью ощущалась невероятная, многотонная, титаническая тяжесть... И от этого – тоже было страшно.

Уплотнение отозвалось тошнотворной липкостью и отвратительной ломкой.

Маргарита выпала на траву возле Темуко среди ошалелых бойцов. Пиночет толкнул их – а она потянула. Нелегко было чувствовать на себе груз нескольких тысяч тел и душ. Им, кажется, было легче, чем ей, потому что капитан Контрерас первым делом скорчилась и блеванула.

Её оттащили и уложили, подоткнув под голову свёрнутую шинель. Лежала она так не более пяти минут, и прямо над нею раздался подозрительно знакомый голос. Марго разлепила веки и увидела, что это на самом деле майор Бланко:

- Капитан? Как вы? Глотните соку. Гранатовый, вкусный! Я вас уверяю, полегчает! Надо ведь начинать операцию, а вы тут разлеглись!

Где-то она это уже слышала.

В себя приходила на самом деле неестественно быстро. Сок не вызывал приступа рвоты и хлынул в пустой желудок струёй нектара. Резким, но точным движением отирая рот, Маргарита поднялась, пошатываясь, и зашагала по траве. Перед глазами всплыли лица сержанта Васкеса и лейтенанта Альварадо. Она переместилась вместе со своей ротой. Ну что же... Можно было начинать операцию.

Да будет война.
___________________________________________
1. Дедушка, дедуля (исп.) – в этом значении слово употребляется именно в Латинской Америке, в данном случае, в Чили.