Обернись

Я не помню, когда это случилось. Кажется, все произошло буквально вчера. Но, когда я с трудом пытаюсь воскресить в памяти подробности тех событий, я понимаю: прошло гораздо больше времени. И только изредка меня посещают сомнения: а может, и не было ничего вовсе, и все случившееся – лишь плод моего замутненного болезнью сознания… Я не знаю ответа. Но, закрывая глаза, я отчетливо вижу, как густые снежные хлопья, кружась словно в вальсе, медленно опускаются на мокрый асфальт и тут же темнеют, растворяясь в густой осенней слякоти.
 
Я тогда долго не мог оторвать взгляд от этого причудливого снежного танца. В конце концов у меня зарябило в глазах, и закружилась голова. Закрыв лицо руками, я стал прислушиваться. Не знаю, что я хотел услышать. Быть может, я ждал, что где-то поблизости вдруг раздастся негромкая мелодичная музыка, под которую так усердно выплясывали озорные снежинки… Но, сколько бы я ни напрягал слух, мне так и не удалось уловить ни звука. Густая тишина накрыла меня словно пуховое одеяло, и на миг мне даже показалось, что я кожей ощущаю ее прикосновение.

Оторвав руки от лица, я огляделся по сторонам. Сумерки только начали сгущаться, поэтому, несмотря на отсутствие искусственного освещения, еще можно было довольно отчетливо различить очертания окружающих предметов. Широкая парковая аллея была абсолютно пустой. Компанию мне составляли лишь облупившаяся резная скамейка, должно быть, когда-то очень красивая, но теперь доживающая свои последние дни, да одинокий фонарь, уныло склонивший к ней свою темную голову. Деревья, почти полностью лишившиеся листвы, ритмично покачивали своими раскидистыми ветвями, отбрасывая на дорогу ажурные тени.

Опустив руку в карман пальто, я нащупал там пачку сигарет. В этот момент я понял, что испытываю непреодолимое желание закурить. Достав одну сигарету и зажав ее между зубов, я принялся обыскивать себя в поисках зажигалки, но ее у меня почему-то не оказалось. Лишь во внутреннем кармане пальто я смог отыскать коробок спичек. Однако здесь меня тоже ждало разочарование. Дрожащими руками я вынул последнюю спичку, и, отвернувшись от ветра, аккуратно чиркнул. Когда мне все-таки удалось прикурить, я жадно вдохнул в себя горячий воздух и сразу же зашелся в приступе удушливого кашля. Я согнулся почти пополам, дыхание мое перехватило, я не мог сделать ни вдоха, ни выдоха. Выронив сигарету, я обессилено рухнул на скамейку. Наконец кашель отступил, и я смог нормально дышать, хотя хрипы все равно то и дело вырывались у меня из груди.

Не помню, как долго я тогда просидел на скамейке, обхватив голову руками. Но мысли, которые в тот момент начали ко мне приходить, вызвали у меня какое-то странное чувство. Не могу сказать, что я испугался, но мне вдруг стало неуютно. Неожиданно для себя я понял, что не знаю, что здесь делаю, и не помню, как сюда попал. Может, мне уже нужно возвращаться домой? Но где мой дом, я тоже не мог сказать. Наконец ко мне пришло осознание того, что я не помню даже собственного имени. Сначала мне все это показалось забавным – никогда не предполагал, что со мной может случиться нечто подобное. Но чем больше я об этом думал, тем хуже мне становилось.

Из последних сил я пытался напрячь свой мозг в надежде, что мне удастся воскресить в памяти хоть какие-то картины из моего прошлого, но, сколько бы я ни старался, перед моим мысленным взором лишь клубилась густая чернота. В итоге, вероятно, от сильного напряжения у меня заболела голова, и я решил на некоторое время оставить эти бесплодные попытки оживить свою память. С каждой минутой вокруг становилось все темнее, а перспектива заночевать на обшарпанной скамейке в заброшенном парке меня совсем не прельщала, поэтому оставаться дальше на месте было бессмысленно.

Пройдя через красивую кованую арку с затейливым узором, я оказался на пустынной улице. Радовало только то, что вдоль дороги горели фонари. После мрачного парка такое обилие света вселяло надежду. Выбрав наугад направление, я побрел по тротуару мимо парковой ограды, сквозь прутья которой кое-где торчали колючие ветви шиповника. Удивительно, но я не встретил на своем пути ни одного живого существа. Автомобильная дорога тоже была совершенно пуста, и даже ни единого звука, за исключением шороха веток, не доносилось поблизости. Казалось, весь мир в одно мгновение испарился вместе с моими воспоминаниями. Осталась лишь только моя никчемная оболочка, по какой-то нелепой случайности забытая провидением на этой планете для того, чтобы влачить свое унылое существование в полном одиночестве, как жалкое напоминание о некогда процветающей и уверенной в бесконечности своего господства человеческой цивилизации.

Тем временем снег пошел сильнее. Крупные хлопья сменились мелкими снежинками, но их танец от этого не стал менее завораживающим. Наоборот, в лучах искусственного освещения он теперь был похож на фонтан из тысяч крохотных сверкающих кристаллов. Спустя несколько минут пути к своей великой радости вдалеке я увидел еще один источник света, который невозможно было спутать с холодным свечением уличных фонарей, стоящих у дороги. Небольшое двухэтажное здание вырисовывалось сквозь мерцающую стену сыплющихся с неба снежинок. Свет исходил как раз из окна второго этажа.  В глубине души у меня забрезжила надежда. Я уже начал было отчаиваться найти признаки жизни и приготовился замерзнуть. Стало заметно прохладнее, изо рта при дыхании шел пар, а на мне из верхней одежды было лишь легкое пальто, которое вовсе не предназначалось для долгих прогулок по морозу.

Подойдя ближе к зданию, я увидел, что немного ошибся в определении его размеров, оно оказалось несколько больше, чем я предполагал. Это был красивый особняк, довольно старый, или же спроектированный под архитектуру старины, окруженный высоким глухим забором с широкими воротами из массивных металлических прутьев, с обратной стороны которых начиналась длинная дорожка, вымощенная узорчатой плиткой, упирающаяся в парадное крыльцо.

Я еще раз окинул взглядом дом. Несмотря на то, что окон тут было достаточно много, свет горел лишь в одном из них, расположенном на втором этаже по левую сторону от центрального входа. Не знаю почему, но у меня вовсе не возникло желания оказаться внутри этого здания. При других обстоятельствах я бы предпочел наслаждаться его красотой со стороны, но тогда у меня не было другого выбора. Подавив в себе чувство тревоги и стыда от  того, что придется просить о помощи, я нажал на кнопку домофона, висевшего у ворот. Ответа не последовало. Не заметив в окнах никакого движения, через некоторое время я позвонил снова, стараясь не отпускать кнопку слишком быстро. На этот раз меня все-таки услышали. Свет в окне погас, однако, открывать мне дверь никто не торопился. Незваных гостей здесь, по-видимому, не жаловали. Не питая иллюзий, я развернулся и двинулся прочь, приготовившись к встрече со смертью, которая почему-то решила забирать меня частями, сначала отняв мою память, а теперь, похоже, собиралась вернуться и за телом. Но хотя я уже был почти готов к ее визиту, она вдруг неожиданно передумала, о чем мне сообщил треск в динамике домофона за спиной. Мужской голос спросил, кто здесь. Я вернулся назад и, извинившись, попросил о помощи, совершенно не надеясь получить ее в действительности. Но хозяин дома как ни странно без колебаний согласился меня приютить. Спустя пару минут он вышел на улицу в сопровождении крупной немецкой овчарки и, отперев ворота, впустил меня на территорию своего владения. Это оказался высокий худощавый мужчина с густой черной шевелюрой и такими же усами. На вид ему было около сорока пяти лет. Представившись как Виктор, он проводил меня до крыльца, а когда мы вошли в дом, забрал у меня пальто и пригласил на кухню. Собака в присутствии чужака вела себя поразительно спокойно, зарычав лишь однажды. Виктор тогда строго прикрикнул на нее: «На место, Рекс!», и когда животное, понурив голову, скрылось за порогом, обратился ко мне:

- Мой отец всегда говорил мне: кто бы ни пришел к тебе в дом, сперва накорми его, а все остальное потом. Хороший был человек и мужик крепкий, ветеран. Всю войну прошел, дошел до Берлина… А умер в мирное время в собственном доме от простого воспаления легких. Жалко старика, еще бы пожил… да время, видно, пришло. Я, знаете ли, верю, что у каждого из нас свой час, и, как ни старайся, а от того, что тебе свыше уготовано, не уйдешь.

Я не знал, что ответить, но Виктор, казалось, и не ждал от меня никакого ответа, а говорил все это, скорее, самому себе, как обычно делают люди, привыкшие проводить много времени в одиночестве. Он разогрел и поставил передо мной большую тарелку супа. Я сначала хотел отказаться, но подумал, что это будет невежливо. К тому же, уловив аромат мясного бульона, я понял, что сильно голоден. Ведь, когда я ел в последний раз, я тоже не помнил.

- Из напитков могу предложить только чай или кофе, - сказал Виктор, наливая воду в электрический чайник. – Вам бы, конечно, можно было бы и чего покрепче, чтобы согреться… но, к сожалению, алкоголь мы в доме не держим.

Я поблагодарил за теплый прием и сказал, что не отказался бы от чашки чая. Виктор забрал у меня опустевшую тарелку из-под супа, сразу же ее помыл, вытер и убрал в шкаф, затем заварил в двух чашках чай из пакетиков и сел за стол напротив меня.

- Так вы говорите, что потеряли память?

Я кивнул.

- И совсем ничего о себе не помните?

- Ничего.

- Даже собственного имени?

- Совершенно ничего. Все, что  помню: как я был в парке, а потом пришел сюда.

- А документов у вас при себе не было? Или, может, мобильный телефон… хоть какие-то вещи?

Я отрицательно покачал головой.

- Я проверил все карманы. Все, что у меня было – это коробок с одной единственной спичкой, да пачка сигарет.

- Что за сигареты, можно взглянуть? – оживился Виктор.

- Они остались в парке на скамейке, - я развел руками.

- Ну, да ладно. Не думаю, что они нам хоть как-нибудь помогли бы… Да, ситуация интересная. Но сейчас уже поздно, и мы все равно ничего не решим, а вам нужен отдых. Кто знает, может к утру у вас в голове что-то да прояснится. Утро вечера мудренее.

Виктор проводил меня в свободную спальню, к которой примыкали отдельная ванная комната и туалет. По пути я успел заметить, что, несмотря на внешнюю величественность и большую площадь дома, его внутреннее убранство вовсе не было столь роскошным, как можно было бы предположить, а скорее наоборот, на контрасте с первоначальными ожиданиями, казалось скромным и аскетичным. Даже не раздеваясь, я рухнул на кровать поверх одеяла и очень быстро заснул, свято надеясь, что проснусь следующим утром от кошмарного сна в своем собственном доме, где бы он ни находился.

***

Чуда не произошло.  Открыв на следующее утро глаза, первое, что я увидел, был почти выцветший цветочный узор на обоях, которыми были обклеены стены в спальне, предоставленной мне для ночлега Виктором. Желтизна, проступившая на некогда белоснежном потолке, подтверждала мои догадки о том, что помещение не знало ремонта еще с начала прошлого десятилетия. Я прошел в ванную и впервые со вчерашнего вечера как следует рассмотрел свое отражение в большом зеркале, висевшем над умывальником. В целом я остался доволен увиденным, вот только выглядел несколько  старше, чем ощущал себя физически. Скорее всего, по возрасту я был близок к хозяину дома, разве только немного моложе.

Я умылся, привел себя в порядок и спустился вниз, столкнувшись у лестницы с Рексом, но тот не проявил никакого интереса к моему появлению, лишь слегка приподняв голову, когда я проходил мимо. Спустившись вниз, я обратил внимание на отрывной календарь, висевший на стене в коридоре, согласно которому сегодня было двадцать четвертое октября две тысячи второго года. Теперь я хотя бы мог ориентироваться во времени. Виктора я застал  на кухне за чашкой кофе. Он поприветствовал меня и спросил, не удалось ли мне хоть что-нибудь вспомнить. Я только развел руками. За всю ночь я не увидел ни одного сна, и впоследствии утром в моем сознании не всплыло ни единого воспоминания. Я спросил Виктора, как мне добраться до отделения милиции – вдруг меня уже кто-нибудь ищет. Виктор ответил, что скоро поедет в город и сможет меня туда отвезти, а пока предложил мне позавтракать. От еды на этот раз я отказался и попросил лишь чашку черного кофе. Заварив для меня ароматный утренний напиток, Виктор извинился и, сказав, что ему необходимо сделать несколько звонков, оставил меня в одиночестве. Но едва я притронулся к кофе, как за спиной у меня раздался приятный женский голос:

- А папа мне не говорил, что у нас будут гости.

Я обернулся. На пороге стояла молодая девушка лет двадцати с небольшим в скромном домашнем платье бледно-оливкового цвета. Вся ее фигура была очень хрупкой и изящной. Коротко стриженные темно-русые волосы, открывающие острые плечи и тонкую шею, подчеркивали общую миниатюрность. Но сильнее всего в ее облике поражали глаза: большие, черные, наполненные влажным блеском, будто из них вот-вот готовы были пролиться горячие слезы. Но это была всего лишь иллюзия, потому что на губах девушки играла широкая приветливая улыбка.

- Он и сам не знал. Я незваный гость, - ответил я.

Девушка понимающе кивнула, а затем, пройдя мимо меня, насыпала в миску хлопьев, залила их молоком и, сев напротив, принялась завтракать. Я украдкой наблюдал за ней. Казалось, ее совершенно не смущает присутствие постороннего человека.

- Меня зовут Кристина. Я дочь Виктора, - снова заговорила она.

- Очень рад нашему знакомству, - искренне сказал я.

Она вопросительно посмотрела на меня.

- А вы не представитесь?

- Я был бы рад это сделать, но, к сожалению, не могу.

Мне пришлось еще раз пересказать свою историю, какую накануне вечером я уже поведал Виктору. Благо, рассказывать было недолго. Кристину очень поразило то, что со мной произошло.

- Как это ужасно… Не могу себе даже представить, что бы я чувствовала, окажись на вашем месте. Должно быть, вам сейчас очень страшно.

Она попала в точку. Липкий страх, поднимающийся из глубин моего подсознания – вот, что я непрерывно ощущал с  того самого момента, как очнулся в парке. Я старался его отогнать, убеждал себя, что происходящее со мной – просто недоразумение, и скоро все встанет на свои места. Но страх не уходил, и я вынужден был мириться с ним, приняв как неизбежного попутчика в нелегком путешествии, в котором меня оставила моя память.

Кристина снова надолго замолчала, а потом так же неожиданно заговорила вновь:

- Как же сегодня на улице красиво! Еще вчера под ногами была только грязь, а сейчас уже все покрыто снегом.

Я посмотрел в окно. Видимо, снегопад продолжался всю ночь. На сколько хватало глаз, все было ослепительно белым, а голые ветки деревьев клонились к земле под тяжестью покрывших их снежных шапок.

- Я люблю первый снег, - сказала Кристина. – Для меня это – некий символ перехода в новую жизнь. Он как будто стирает все, что было прежде, и дает возможность начать все с чистого листа. Надеюсь, он не растает…

- Растает, - почему-то сказал я. – Первый снег всегда быстро тает.

 - Откуда вы знаете? – удивилась Кристина. – Вы же ничего не помните.

Я пожал плечами.

- Просто пришло в голову.

- А мне все-таки кажется, что этот снег не растает…

Я не стал спорить. Кристина погрузилась в свои мысли и на несколько минут словно забыла о моем существовании. Я к тому времени уже допил свой кофе и просто смотрел в окно, периодически бросая осторожные взгляды на свою новую знакомую. Вдруг она встрепенулась и, пристально посмотрев на меня, твердо произнесла:

- Вы не можете жить без имени. Даже если вы не помните свое настоящее имя, вы должны выбрать себе любое другое, на время.

- Я об это еще даже не думал, - честно признался я.

- Если не возражаете, я могу вам помочь, - предложила Кристина. – Пусть вас будут звать, например… Лео.

- Мне кажется, это имя не слишком мне подходит, да и звучит не по-русски, - возразил я.

- Вовсе нет. Для всех остальных вы можете представляться, как Леонид, если вас смущает моя версия.

С этим вариантом я согласился, но Кристина сказала, что все равно будет меня называть так, как нравится ей. Я не стал возражать, тем более что не предполагал увидеться с ней вновь. Однако тогда я ошибся, и потом спустя некоторое время, когда я спросил у нее, почему она выбрала для меня такое странное имя, она ответила, что так звали ее любимого в детстве кота. Тем временем в дверях кухни появился Виктор.

- Вижу, вы уже познакомились, - сказал он. – Я все уладил и готов ехать в город.

Мы вышли на улицу и прошли к гаражу, который находился на заднем дворе. Внутри него стояли две машины: форд и фольксваген.

- А вы умеете водить? – спросил у меня Виктор.

- Думаю, да.

В том, что я уже не раз сидел за рулем, я почему-то был уверен. По крайней мере, я хорошо себе представлял, как устроен автомобиль, и каким образом он передвигается.

- Хотите попробовать? – предложил Виктор.

Я кивнул. Виктор кинул мне ключи и указал на фольксваген. Я сел на место водителя, выжал сцепление и повернул ключ зажигания. Как только машина завелась и завибрировала, дальше я, действуя уже автоматически, выехал из гаража и проехал по подъездной дорожке. Притормозив у ворот, я поставил машину на ручник и вышел на улицу.

- Ну, теперь мы хотя бы знаем, что вы умеете водить, - сказал Виктор. – В вашем случае любая информация может оказаться полезной.

Он закрыл гараж, мы сели в машину и выехали на трассу.

- Хорошо, что я на днях переобулся. В этом году зима наступила очень резко, - говорил Виктор за рулем.

Я же все больше молчал. Мне было неловко, и одновременно с тем я чувствовал благодарность к этому человеку за то, что он без малейших колебаний протянул мне руку помощи в такой неоднозначной ситуации, в которой я оказался. Я сказал об этом Виктору.

- Мой отец меня научил никогда никому не отказывать в помощи, - ответил он.
– Он всегда говорил: если ты можешь кому-то помочь, то помоги; а если ты не можешь помочь, то пройди мимо, а потом вернись и все равно помоги.

Дорога до города заняла совсем немного времени, минут тридцать, не больше. Сначала мы заехали в местное издательство, в котором, как оказалось, работал Виктор.

- Вы журналист? – спросил я.

- Я редактор. Правда, сейчас больше работаю удаленно, но, тем не менее, на рабочем месте все равно необходимо иногда появляться, - засмеялся Виктор. – Хотя раньше было время, когда я работал на телевидении… Вот когда я, можно сказать, жил на работе. Это был смысл всего моего существования. Но потом, сами понимаете, семья, ребенок… Я больше не мог позволить себе жить в таком ритме. А теперь и вовсе утихомирился. Переехал за город, устроился на работу со свободным графиком… В общем, распоясался. Хотя от прежнего образа жизни у меня осталась бессонница. Не могу много спать, работать тянет. Вот теперь решил на литературном поприще себя попробовать – пишу всеми ночами.

В издательстве Виктор пробыл недолго. В это время я ждал его в машине, наблюдая за прохожими, безуспешно пытаясь уловить знакомые черты. Быть может, вон та женщина в белом пуховике когда-то работала вместе со мной, а мужчина в коричневой кепке жил по соседству… На мгновение во мне возникло дикое желание выйти из машины и начать спрашивать у каждого встречного, не узнает ли он меня. К счастью, Виктор быстро вернулся, чем спас меня от приступа безумия.

Мы поехали в отделение милиции. Но этот визит не принес ничего, кроме крушения моих последних надежд. Оказалось, что об исчезновении взрослого мужчины в местном регионе никто не заявлял. Меня сфотографировали, записали приметы, и теперь мне оставалось только надеяться, что кто-нибудь меня узнает, увидев в объявлении в газете или по телевизору. О том, чтобы СМИ подключились как можно скорее, пообещал позаботиться Виктор.

- Еще вам нужно бы обследоваться, - сказал сотрудник милиции. – У нас в городе хороший центр психиатрии, там работают отличные специалисты. Кто знает, может, они сумеют вам помочь. К тому же, вам нужно ведь где-то жить, а при медицинском центре есть стационар, где вы сможете находиться, пока не найдутся ваши близкие.

Выбора у меня не было, поэтому я попросил Виктора сразу же меня туда отвезти. Стационар оказался действительно хорошим, равно как и специалисты, но мое пребывание там было бесполезным и совершенно недолгим. Никаких патологий, которые бы могли привести к амнезии, у меня так и не выявили. Физическое состояние мое было превосходное, уровень интеллектуального развития – выше среднего. Я помнил многие научные и исторические факты, к тому же, выяснилось, что я отлично разбираюсь в автомобилях. Однажды я посоветовал своему лечащему врачу, как устранить неисправность в двигателе его любимой десятки. Казалось, я помнил все, кроме событий, участником которых непосредственно являлся, кроме собственной жизни.

Как-то спустя пару недель моего пребывания в стационаре, когда я прошел все основные обследования, меня навестили Виктор и Кристина. Я был очень рад и в то же время удивлен их визиту. Если Виктор несколько раз заезжал ко мне узнать, как идут дела, то Кристину я видел впервые после того короткого разговора на кухне их дома. Ее образ уже начал тускнеть в моем сознании, принимая все более расплывчатые очертания, утрачивая свою реальность вместе со всеми присущими обычному человеку изъянами, одновременно трансформируясь в нечто божественно-мифическое, принадлежащее совершенно другому миру, нежели все окружающее. Сейчас же, когда я увидел ее вновь, живую, из плоти и крови, всего в нескольких шагах от меня, этот фантастический совершенный образ в моем сознании рассыпался в прах, потому что ни одна идеальная картинка не смогла бы сравниться с тем впечатлением, которое производила Кристина в жизни, несмотря на все свои внешние несовершенства, лишь усиливавшие общий притягательный эффект. Слегка асимметричное лицо, взъерошенные волосы, слишком тонкая шея и острые немного сутулые плечи – все это придавало ей еще большее очарование.

- Здравствуй, Лео! Рада снова вас видеть! - с порога заявила она.

- Лео?! Что за фамильярности, Кристина? – удивился Виктор.

- Все в порядке, я не возражаю, - засмеялся я.

- А мы приехали, чтобы забрать вас отсюда, - объявила Кристина.

- Забрать? Неужели нашлись мои близкие?

Отблеск надежды промелькнул в моем сердце, но в то же мгновение снова померк. Виктор отрицательно покачал головой, а Кристина объяснила:

- Мы заберем вас к себе домой. Вы будете жить с нами. На какое-то время мы станем вашими близкими…

Я был тронут, но принять такое предложение просто не имел права, о чем сразу же и сказал, попытавшись разумно аргументировать свою позицию, чтобы никого не обидеть.

- Это невозможно. Не потому, что я бы этого не хотел, а просто потому, что я не могу себе позволить пользоваться вашим гостеприимством и добротой, ничем не отплатив взамен. У меня нет ни копейки денег, я еще не вернулся к нормальной жизни, не начал работать. Я сейчас даже не способен оплатить собственное питание и проживание.

- Именно поэтому мы и делаем вам такое предложение, - сказал Виктор. – Здесь вам будет сложнее вернуться к нормальной жизни, нежели, если вы поселитесь у нас. К тому же, я не сказал, что вы будете жить в нашем доме бесплатно. Вы будете работать, а я буду платить вам жалованье.

- Но кем же я буду работать?

- Моим водителем, - ответила Кристина.

***

- Насчет документов можете не волноваться, - успокоил меня Виктор, когда мы втроем сели в его машину. – У меня очень хорошие связи в органах. Я уже поговорил с кем нужно. Вы сможете получить и паспорт, и водительское удостоверение. Только сдать экзамен в ГИБДД вам все-таки придется. Я должен удостовериться в вашей профессиональной пригодности, прежде чем доверить вам свою дочь.

Я не знал, как благодарить Виктора. В тот момент мне казалось, что высшие силы меня не оставили. Не знаю, исповедовал ли я какую-либо религию в прежней жизни, но тогда я твердо уверился в том, что встретил этих людей неслучайно – они были посланы мне свыше. Я же со своей стороны мог сделать для них только одно – как можно лучше выполнять свою работу. И я старался изо всех сил. Экзамен в ГИБДД я сдал превосходно с первой попытки, а на следующий день, уладив все бюрократические вопросы, Виктор вручил мне мой новый паспорт, водительское удостоверение и ключи от форда, на котором я должен был возить Кристину в город, в университет и по личным делам. Хотя работы у меня оказалось не так много, как мне бы того хотелось. Кристина много времени проводила дома, а иногда, когда ей все-таки необходимо было выехать из поселка, уезжала вместе с отцом. Поэтому, чтобы хоть как-то оправдать зарплату, которую мне платили, я взял на себя функции автомеханика, почти все свободное время проводя в гараже, а также часто возил домработницу Виктора, Алевтину Степановну, в супермаркет за продуктами и хозяйственными товарами.

Так незаметно пролетел почти весь декабрь. Память ко мне не вернулась, и мои близкие так и не нашлись. Встречать новый год я собирался вместе с Виктором и Кристиной. Гостей они не приглашали, а Алевтина Степановна взяла себе новогодний отпуск, поэтому праздничный стол нам пришлось собирать самостоятельно. От меня помощи на кухне было мало, а вот Виктор, как оказалось, прекрасно готовит. Наблюдая его предпраздничным утром в фартуке у плиты, я тогда впервые задался вопросом, почему за все время моего пребывания в этом доме, я ни слова не слышал о матери Кристины. Не в силах справиться с любопытством, я высказал свои мысли вслух и лишь потом понял, как бестактно это прозвучало.

- Мы развелись с матерью Кристины десять лет назад и больше не общаемся, - ответил Виктор.

- Извините, я не должен был спрашивать, это не мое дело.

- Не могу даже представить, насколько тяжело дочка восприняла наше расставание, - пропустив мимо ушей мои извинения, продолжил Виктор. – Поэтому мне всегда кажется, что ей чего-то не хватает. Я чувствую, как виноват перед ней, и при любом удобном случае стараюсь всеми способами загладить свою вину…  Удивительно, ведь вы тоже оказались здесь благодаря Кристине.

- Что вы имеете в виду? – не понял я.

- Это дочь попросила меня, чтобы я пригласил вас жить у нас дома. Вы ей очень понравились, а я не смог отказать… По поводу работы водителем, это кстати тоже была ее идея.

Признаюсь, слова Виктора меня задели. Было неприятно осознавать себя в роли игрушки для капризной девчонки, привыкшей к тому, что папа со связями готов купить ей все, чего она ни пожелает. Нет ничего удивительного, что она дала мне имя своего кота. Конечно, я прекрасно видел симпатию Кристины ко мне. Нельзя было не заметить ни этих робких взглядов украдкой, ни якобы случайных прикосновений. А главное, мне все это было приятно, потому что Кристина мне тоже была симпатична. Она понравилась мне сразу же, как только я ее увидел, и с каждым днем мои чувства становились все крепче, по мере того, как я больше узнавал ее. Но все это время я старательно подавлял внутри себя свои эмоции, не давая им вырваться наружу, отчего мое поведение было, возможно, излишне сдержанным.

Новогодняя ночь прошла для нас не очень весело. За праздничным столом чувствовалось напряжение. И так не слишком разговорчивый, я смог выдавить из себя всего несколько фраз. Виктор тоже явно испытывал неловкость. И только Кристина была в растерянности, не понимая, что происходит. Попытавшись несколько раз безрезультатно разрядить обстановку, она вскоре тоже приуныла. После боя курантов я посидел еще какое-то время за столом, а потом, извинившись, отправился к себе в комнату. В конце концов, как ни крути, а я в этом доме чужой. Я обречен быть чужим везде до тех пор, пока не верну свою прежнюю жизнь, либо не выстрою новую.

Спать я не хотел, поэтому просто сидел в темноте, уставившись в окно, выходившее в сад, наблюдая за тем, как с небес бесшумно, словно по невидимым канатам, спускается целая армия пушистых мерцающих снежинок. Ночь была поистине сказочная, какой и положено быть в новый год. Поддавшись влиянию царящей за окном волшебной атмосферы, я решил загадать желание. Но вместе с этим решением ко мне пришло осознание, что желаний у меня нет. Первой мыслью было попросить, чтобы ко мне вернулась память. Но тут же пришел страх: понравится ли мне то, что я вспомню? А вдруг я все забыл неслучайно? Что если судьба дала мне еще один шанс родиться вновь и начать жизнь с чистой страницы? Но если я лишился прошлого не без причины, то как мне теперь не ошибиться, выбирая свое будущее? Возможно ли вообще обрести будущее, не имея прошлого, и какова их связь с настоящим? Уходит ли прошлое в никуда, и возникает ли будущее из ниоткуда, и существуют ли они на самом деле, или же в действительности реально только настоящее, а прошлое и будущее – лишь расплывчатые образы нашего подсознания? Ото всех этих мыслей у меня разболелась голова. Я лег спать, так и не сумев четко сформулировать ни одного желания, исполнение которого подарило бы мне душевный покой.

***

На следующее утро я проснулся очень рано, поэтому был сильно удивлен, когда, спустившись  на кухню, чтобы выпить кофе, застал там Виктора. Привычка вести себя с ним, как и подобает подчиненному, укоренилась во мне уже достаточно прочно. Поэтому, извинившись, я хотел было уйти, дабы не нарушать личное пространство своего шефа и дать ему возможность спокойно позавтракать у себя дома, но Виктор сам меня остановил.

- Постойте, Леонид, составьте мне компанию, если вас не затруднит, - дружелюбно попросил он. – Я привык завтракать в одиночестве, но все же иногда от него устаешь. К тому же, мне нужно с вами поговорить.

Я, молча, сел за стол и стал ждать, когда снова заговорит Виктор.

- Мне немного неудобно за вчерашний разговор, - начал он. – Я хотел бы принести вам свои извинения. Мне показалось, что вы меня неправильно поняли.

- Все в порядке, - ответил я. – Вам не за что передо мной извиняться.

В тот момент я нисколько не лукавил. Это была чистая правда. Но Виктор меня будто не слышал.

- Мы действительно хотели вам помочь, - говорил он, - и я, и Кристина. У вас могло сложиться впечатление, что вас используют, но это не так. Не знаю, есть ли у вас дети, но я хочу, чтобы вы поняли меня, как отца. Я очень виноват перед Кристиной. В детстве она меня практически не видела, мне все время было не до нее. Я был либо на работе, либо на очередной пьянке. Кристина при живом отце росла без отца, а потом в один момент лишилась и матери, когда та просто собрала свои вещи и ушла… С тех пор мы ее больше не видели. Сначала я был уверен, что она вернется. У меня просто не укладывалось в голове, как мать может бросить собственного ребенка. Но потом я понял, что она ушла навсегда… В тот момент моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Я перестал жить для себя и начал жить для Кристины; отчасти, чтобы потеря матери прошла для нее как можно незаметнее; отчасти, чтобы искупить собственную вину, ведь в прошлом я был ужасным отцом… Но самое страшное, я не знал, сколько у меня еще осталось времени, чтобы исправиться. С тех пор прошло уже десять лет, но будущее для нас так и осталось нереальным. Мы живем, не заглядывая далеко вперед, а каждый новый день для нас словно подарок небес.

- Все так живут, - справедливо заметил я, справившись с чувством растерянности, которое у меня вызвал внезапный приступ откровенности у Виктора. – Человеку не дано знать свое будущее, поэтому и загадывать наперед не имеет смысла.

Он покачал головой.

- Нет. Не имеет смысла загадывать, если тебе уже известно, что тебя ждет…

Я никак не мог понять, что хочет сказать мне Виктор, тогда он произнес:

- Кристина больна, у нее врожденный порок сердца. Врачи не дают никаких прогнозов. Она может прожить еще пять лет, может год, а может и меньше. Никто не знает…

Голос Виктора резко оборвался, как  будто у него перехватило дыхание. Я посмотрел на него. Внешне он выглядел спокойным, и лишь слегка подрагивающие пальцы рук говорили о страшной тревоге, переполняющей его душу.

- Неужели нельзя что-нибудь сделать? – спросил я.

- Кристина перенесла уже одну операцию. Но она не дала ожидаемых результатов, а еще одну она может просто не пережить.

Мы оба замолчали. Виктор, видимо, уже был не в силах говорить дальше. А я не знал, что ему сказать. Ободряющие или же наоборот сочувственные слова прозвучали бы одинаково глупо. Переводить разговор на другую тему было бы еще более неуместно. Просто повернуться и уйти я тоже не мог. Не знаю, сколько бы мы еще так просидели в полном безмолвии, если бы нас не спасло внезапное появление Кристины, которое как ни странно сразу разрядило обстановку. Легкой походкой она впорхнула на кухню и, пожелав нам доброго утра, достала из холодильника молоко и принялась готовить себе мюсли.

- Что-то вы какие-то странные, я еще вчера заметила, - сказала она, переводя внимательный взгляд с отца на меня и обратно. – У вас все в порядке? Ничего не случилось?

- Ну, что у нас может случиться, дочка? – ответил Виктор.

Кристина лишь пожала плечами, не став больше задавать вопросов. Я же решил, что лучше оставить отца с дочерью наедине и, сославшись на незавершенные дела, отправился в гараж.

***

С того момента, как я узнал о болезни Кристины, я начал смотреть на нее другими глазами. Теперь каждый ее жест, каждое слово, каждый взгляд приобрели для меня новый смысл, неуловимый прежде оттенок обреченности с примесью огромного мужества и внутренней стойкости. И то, как она радовалась морозным узорам на стекле, и то, как грустила по тающему в наступивших буднях волшебству новогодних праздников, все теперь выглядело для меня как попытка максимально осмысленно прожить самые обычные моменты жизни, прочувствовать их максимально ярко.

Зима подходила к концу. За два первых месяца наступившего года мы сильно сблизились, и наше общение перетекло в новое романтическое русло, все же сохраняя при этом исключительно целомудренный характер. Нам было хорошо вместе. Мы много времени проводили вдвоем. Нас сблизило то, что мы оба столкнулись с непреодолимыми трудностями. Люди, поглощенные проблемами повседневности, не смогли бы в полной мере понять глубины наших душевных терзаний, а мы друг друга понимали, как никто другой, даже несмотря на всю непохожесть условий, в которые нас поставила судьба. Я не знал о себе ничего, Кристина же напротив знала о себе слишком много, но жить так, как живут обычные люди, мы оба не могли. Однако Кристина не опускала руки. В отличие от своего отца, она строила планы на будущее и никогда не упоминала о своей болезни. Я же делал вид, что ничего не знаю, но в то же время, не раз замечал, как иногда она смотрит из окна машины на пустынные природные пейзажи или на шумные городские улицы, заполненные людьми, и взгляд ее при этом наполняется тяжелой тоской и молчаливой болью. В такие моменты я ощущал, что в моем сердце зарождается не только сострадание, но и какое-то особое чувство тепла и нежности, готовое вот-вот переродиться в нечто большее. Кристина же с каждым день влюблялась в меня все сильнее. Мне по-прежнему казалось это неправильным, но я ничего не мог с этим сделать, а, может быть, просто не хотел. Виктор, скорее всего, догадывался, что между нами что-то происходит, но делал вид, что ничего не замечает. На эту тему мы с ним больше не разговаривали. Однако повода для серьезного беспокойства у него все равно не было – как я уже упоминал, наши отношения с Кристиной были чисто платоническими. И лишь однажды мы поцеловались.

Как-то раз мы вместе вечером выгуливали собаку в том самом парке, где началась моя новая жизнь без прошлого. Вокруг было очень тихо и безветренно, деревья застыли в унылом безмолвии. Несмотря на то, что после недавней оттепели, вновь ударил мороз, в воздухе уже витал запах весны, который с наступлением вечера только усилился. Рекс убежал далеко вперед, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Мы медленно шагали по безлюдной аллее и о чем-то беседовали. Тему разговора я не помню, да это и не столь важно. Внезапно мы оба замолчали, не найдя подходящих слов, и поцелуй стал логичным завершением затянувшейся паузы. Неловкость от случившегося возникла всего на несколько мгновений, а потом Кристина как ни в чем не бывало подозвала Рекса, пристегнула поводок к ошейнику, и мы вернулись домой, словно ничего и не произошло.

На следующий день она уехала рано утром в город вместе с отцом. Я испытал легкую досаду, что она не поехала со мной. Вернулись Виктор с Кристиной уже во второй половине дня. Я был в гараже, когда услышал шум подъехавшего к дому автомобиля. Виктор высадил дочь у ворот, а сам поехал в мою сторону. Я вышел на улицу. Увидев меня, Кристина помахала мне рукой и направилась к дому. Я помахал в ответ, но она уже отвернулась. Несколько мгновений я неотрывно следил за ней, надеясь, что она посмотрит на меня вновь, но вместо этого Кристина вдруг резко остановилась и внезапно рухнула на землю. Я тут же кинулся к ней. Виктор, уже поворачивающий к гаражу, выскочил из машины и побежал следом. Я опередил его всего на мгновение, но все же успел нащупать пульс. «Значит все хорошо, все обойдется!» - пронеслось у меня в голове.

Мы вызвали скорую и осторожно перенесли Кристину в дом. Скорая приехала быстро и сразу же увезла Кристину в реанимацию. Виктор поехал с ней. А я остался в доме, молясь о том, чтобы Кристина выжила. Я готов был отдать ради нее свою собственную жизнь, которая утратила для меня всякую ценность, когда я начал осознавать, что мое прошлое утеряно безвозвратно, а будущее еще не приобрело того значения, которое оно имело для этой молодой девушки. Всю ночь я не сомкнул глаз, ожидая известий от Виктора, но он приехал лишь утром. Как только он появился на пороге, я сразу все понял, еще до того, как он выдавил из себя слова. Кристина умерла, так и не придя в сознание. Алевтина Степановна, услышав о смерти молодой хозяйки, громко зарыдала, а Виктор, не проронив больше ни слова, прошел мимо нас к лестнице и поднялся наверх. Я ощутил внутри себя пустоту. Ко мне вновь вернулась прежняя растерянность, которую я испытал, очнувшись в парке, и которая за время, проведенное с Кристиной, начала понемногу отступать. Теперь же я снова потерялся.

Дальше все происходило словно во сне. Виктор стал немногословен, замкнулся в себе. Несколько дней он почти не спал, занимаясь организацией похорон. Вероятно, активная деятельность помогала ему справляться со своим горем. Впервые плачущим я увидел его уже на кладбище. Когда все закончилось, и мы вернулись домой, он закрылся у себя в кабинете и не выходил оттуда несколько часов. А потом, находясь в своей комнате, я услышал хлопок. Когда я со всех ног бежал к кабинету Виктора, я уже знал, что там увижу. Виктор застрелился. Он не смог смириться с потерей любимой дочери, ради которой жил последние десять лет. Рыдания Алевтины Степановны, прибежавшей на звук выстрела, вывели меня из оцепенения. Я попытался успокоить домработницу и отвел ее вниз, подальше от неприятного зрелища, а затем вызвал милицию.

Больше в этом доме я находиться не мог, мне просто не хватало воздуха. Я вышел на улицу и решил дожидаться приезда милиции на крыльце. Но свежий воздух произвел на меня эффект обратный тому, которого я ожидал. У меня еще сильнее закружилась голова, перед глазами замелькали черные пятна, а к горлу подступила тошнота. За всем, что происходило дальше, я будто бы наблюдал со стороны. Мне сказали, что необходимо проехать в отделение, и я послушно сел в патрульную машину. Когда с дачей показаний было покончено, и меня наконец отпустили, мне показалось что прошла вечность.

Возвращаться в дом Виктора я не хотел, да это и не имело никакого смысла – в милиции мне сказали, что его опечатали. Поэтому мне срочно нужно было найти себе место для ночлега. Наличных у меня оставалось мало, но при себе были документы, поэтому я отправился в банк, чтобы снять необходимую сумму со счета, где хранил деньги, которые платил мне Виктор. Но не успел я войти в помещение банка, как все вокруг внезапно померкло.

Пришел в себя я уже в больничной палате. Я не сразу понял, где нахожусь. Перед глазами все расплывалось, откуда-то издалека доносились голоса. До меня долетали лишь какие-то бессвязные обрывки фраз, которые я никак не мог собрать воедино. Но потом мне все-таки удалось различить несколько слов, из которых сильнее других в моем сознании прогремели «опухоль» и «головной мозг».

***

Новость о болезни не повергла меня в шок, ведь мне не за что цепляться в этом мире. Сколько мне еще осталось жить, я не знаю. Каждый новый день может стать для меня последним. И хотя в этом я мало чем отличаюсь от других людей, все же нас разделяет огромная пропасть. Никому не дано знать, сколько мгновений ему отведено, будущее скрыто от нас под покровом тайны. И в этом заключается самое великое благословение. Самым страшным наказанием для человека может быть только утрата собственного будущего. И лишь черпая силы в своем прошлом, можно облегчить эту потерю. Если же и прошлое становится недоступным, то теряет всякое значение и настоящее, а вместе с ним и сама жизнь, которая есть не что иное, как дитя прошедшего опыта и будущих устремлений.

Конец