8. Неожиданное предложение

Неожиданное предложение.

Прошло уже чуть больше года после приключений на хуторе. Родители только что уехали в очередной рейс. Теперь они работали проводниками на поезде Москва – Владивосток. Поездка занимала две недели. Зато столько же они были дома. Кроме того, сменщик подсказал им попутно заняться челночным бизнесом, которым он занимался с самой перестройки. Всё это у родителей и получалось и нравилось им. На таких поездах была хорошая зарплата, а они вдвоём обслуживали два вагона. Да ещё и ездили чаще, чем положено. К октябрьским праздникам они уже купили квартиру в старом центре. Квартира была довольно большой, но очень запущенной. Было такое впечатление, что со времени строительства ею вообще никто не занимался. Из-за работы, а потом продажи товаров на рынке и им заниматься ею было не очень удобно. С горем пополам они отделали спальню. А остальное оставили на отпуск.
Была поздняя осень или ранняя зима. Только что закончились осенние каникулы. Слякоть прошла, хотя настоящая зима ещё не началась. Выпал первый  снег. Его было совсем ещё мало, поэтому сугробы были лишь около остановок общественного транспорта. Да и то это были не настоящие сугробы, а кучи убранного с остановок снега и мусора.
Суббота. Я шёл через парк домой. В этом году грустным я был всегда. Хоть на уроках, хоть дома. Ничего не радовало. Наверно, я хуже учиться не мог, потому что была слишком хорошая память. Всё что рассказывали нам на уроках, я мог бы пересказать даже через неделю. В общем, был твёрдым троечником. Чтобы хоть с какой-то пользой убивать время, записался в секцию самбо в нашей школе. Из-за того, что был троечником, родители не хотели переводить в другую школу. Они думали, что я стал плохо учиться именно из-за частой смены школ. Теперь в маленькой квартирке я жил, можно сказать, один. Мама разрывалась между работой, рынком и мной и другой квартирой. Ей едва хватало времени приехать ко мне после рынка, приготовить что-то вкусное, сделать уборку и уже совсем поздно уехать обратно. Через три дня всё это она делала снова. А потом две недели переживать в дороге, как я тут.
А мне нравилось жить одному. Сколько мог, я сам готовил себе еду, сам делал уборку. Дело это мне не нравилось, наверно, потому и маме после меня дел хватало. Иногда приходил и отец, чтобы приколотить что-то или отремонтировать. Зато без них я был предоставлен сам себе. Я много читал, особенно нравилась научная фантастика. Потом занимался тренировкой изученных приёмов самбо, а остальное время занимали домашние дела. Первое время родители боялись по поводу моего поведения, однако скоро убедились, что их тревоги были напрасными.
Почти постоянно я вспоминал Тасю. Стоило только оказаться без дела, как передо мной появлялась она. Её бойкие пылающие глаза, маленькие ушки, локоны волос почти постоянно возникали перед глазами даже на уроках. Иногда я видел её обнажённой. Видел вздрагивающие груди, приоткрытый рот, жадно хватающий воздух, подвижные тонкие ноздри, всегда разные красивые губы. Иногда представлял и совершенно голой на покрывале у озера. Тогда, казалось, мог разглядеть даже каждый волосок не только на лобке, но и между ног. Но никогда не представлял её в постели. Даже во сне я не занимался с нею любовью. Мы только обнимались и целовались. Порой хотелось вспомнить те моменты, но они были будто заколдованы. Находили моменты, когда, придя из школы, я мог целый день бездельничать, вспоминая мою любимую.
Наш класс мне не нравился. В этой школе был такой порядок. Все давние ученики были в классах «А», а приезжие – в «Б». Я был в «Б» с теми, кто жил в коттеджном посёлке. К моему сожалению, из нашего микрорайона в нашем классе никто не учился. Поэтому ходил домой один. Дружить в классе было не с кем. Тут были одни крутые. А они к таким, как я, относились с презрением. Некоторые одноклассники уже гуляли с подружками и даже занимались любовью. Тут почти не срывали свои похождения, как пацаны, так и девчонки. У них считалось престижным соблазнить кого-то, отбить у кого-то парня или девушку.
И так, я шел через парк. Парк был пустынным. Меня догнала парочка девчонок из соседнего дома. Им было лет по 14 – 15. Они запомнились тем, что всегда здоровались со мной. Девчонки ничего, симпатичные, весёлые. Фигурки уже наливаются. Грудки уже приличные. Но как-то никакого интереса они не вызывали: соплячки ещё. Наверно, на лобке и волосок-то нет. Хотя, если есть груди, то должно что-то и там быть. Вообще-то в моём возрасте ко всем девчонкам, которые учатся в младших классах, отношение, как к малолеткам. Хотя и сами мы ещё не совсем совершеннолетние. Да и ростом они были мне всего лишь до плеча.
Они поздоровались и стали расспрашивать, почему я один, почему грустный всегда. Я отвечал что-то неопределённое, но они не отставали. И вдруг девчонка, которая была более тоненькой, предложила сломать им целки. Я будто в стену ткнулся. Начал их ругать, но они стали уговаривать, умолять, встали передо мной на колени. Я оглянулся. Редкие в это время прохожие с удивлением оглядывались на нас.
-- Не кричите! Об этом так не говорят!
-- А как? Надо нам это!
-- Ну, что бы никто не слышал! Это же аморально и преступно!
-- А где об этом говорить? Ну, надо нам это! Очень надо! У тебя дома кто-нибудь есть?
-- Н-нет.
-- Пошли к тебе. Мы там всё расскажем. Ты нас поймёшь!
Я так смутился, что не помню, как дошёл до квартиры. Помню только, что стал присматриваться к ним. На первый взгляд обе одинаковы. Только у одной и лицо и конечности какие-то более тонкие, аристократичные. А другая помясистее, помассивнее. Тоненькая самая активная. Она всё время говорила. А вторая только поддерживала её и постоянно краснела. Получив одобрение на серьёзный разговор, они отдали мне пакет, который был у них, а сами какое-то время шли впереди, будто давая мне оценить себя. Потом начали толкаться, кидаться снежками, разыгрались. Скоро стали носиться около дорожки по снегу, хохоча во всё горло. Я не мог поверить, что они серьёзно настроены на столь серьёзное дело. Это немного успокоило меня. Шутка, наверно! Может, просто, хотят побывать в гостях.
Однако, девчонки не отставали до самой квартиры. В прихожую зашли скромно. Убедившись, что дома никого нет, сразу взяли власть в свои руки. Худенькая потребовала ведро и тряпки, а вторая прошла с пакетом на кухню. Я пытался помогать то одной, то другой, но худенькая усадила меня на диван и включила телевизор.
-- Когда потребуешься, мы сами спросим. Отдыхай пока.
Такое высказывание показалось многозначительным намёком. Через несколько минут она попыталась протереть гардину над окном, но дотянуться до неё не получалось.
-- Ты можешь меня поднять? А то не достать никак. Или стул на стол ставить надо.
Подхватил её подмышки. Девчонка оказалась очень лёгонькой. Но так у нас тоже не получалось.
-- Ты руки сзади сцепи.
Едва сцепил руки, как она оказалась на моей спине. Ей показалось так неловко. Совсем не комплексуя, взяла и села мне на плечи.
-- Замечательно! Подойди к окну, теперь к шифоньеру. …
Так мы передвигались по всей квартире, пока она не протёрла тряпкой всё, что было выше её роста. А у меня от волнения загривок вспотел. Там же у неё было то, что они хотели сломать. Периодически она просила поднять тазик с водой, чтобы промыть тряпку.
-- Мы же не познакомились. Меня зовут Аня, а её – Таня. Мы учимся в восьмом «Б». Дружим с детского сада, сидим за одной партой. Не знаю, что ещё добавить.
-- Аня! Вы в самом деле хотите сделать то, что сказали? Вы же ещё маленькие!
-- Ха! Маленькие! Это мы ростом маленькие. В нашем классе кроме нас целок никого нет. Пацаны хотят даже изнасиловать, чтобы мы стали, как остальные.
-- Восьмой класс. Это же вам всего по 14 лет!
-- Мне – 14, Таньке – 15. У нас год разница.
-- Вы, наверно, не понимаете, что можете забеременеть, жених потом не поймёт. А про родителей и говорить нечего.
-- Это ты не понимаешь. Сейчас целками быть не модно. Парни говорят, раз ты целка, значит ущербная, никому не нужна была. Или дура, или урод. А от беременности сейчас чего только нет. Хоть таблетки, хоть презервативы. А аборт в любой частной поликлинике сделают, не спросят ни имя, ни возраст. И стоит не так дорого.
-- Всё равно не понимаю зачем!
-- Нас всё время дразнят, издеваются, пристают. Пацаны грозят поймать в тёмном углу и изнасиловать групповухой. Даже списывать не дают!
-- Ну, за изнасилование и посадить могут. Это они пугают только. А по тёмным углам можно и не ходить.
-- Легко тебе говорить. Девчонки, кого изнасиловали, рассказывают, что это очень больно и обидно. А которые сами дали, да ещё парни умелые попались, говорят совсем противоположное. Им даже нравится этим заниматься. А ты можешь всю жизнь никуда не ходить? Вот и нам хочется и в кино побывать, и в цирк. Родители заняты работой. Кто с нами пойдёт? С другими девчонками парни ходят, потому что те им дают. Нам что, монашками всю жизнь прожить?
-- А без давания нельзя с парнями дружить?
-- Пробовали наши. Парням это не интересно. Ему как пообещает кто-то дать, он и бросает эту.
-- А сами себя дефлорировать не можете, раз вам это так нужно?
-- Это как?
-- Ну, огурцом, или бананом. На него презерватив натянуть, почти то же получится.
-- Ну, ты извращенец! Природой предусмотрено так. Все бы огурцами да бананами пользовались, да что-то не видно таких. Почему-то все к парням тянутся. Да и девчонки говорят, кто и это пробовал, что лучше натурального ничего нет. Вон, даже фолоиммитаторы пытаются делать такими, чтобы выброс спермы имитировался. Видно и это надо. Да и девчонки говорят, что живой и настоящий лучше. Не зря же имитацией называется, то есть изображением, подобием. А кроме того, ни огурец, ни банан, ни какой имитатор от хулиганов защищать не будет.
-- Не знаю, что ещё сказать. Всё равно, рано вам это! Могли бы к врачу сходить.
-- Ты боишься, что ли? Мы давно за тобой наблюдали. Думали, ты – настоящий парень. Всех защищаешь, всех уважаешь. Сколько ребятишек от хулиганов спас, бабушек через дорогу переводишь. А на деле – трус оказался. Надо нам! Не всё можно словами объяснить. Может, нам всем это так понравится, что на всю жизнь. Мы же не просим на нас жениться. Ты только целки сломай, чтобы, когда насиловать будут, не было больно. Кто в молодости изнасилованы были с мужем жить боятся.
-- Откуда вы всё это знаете?
-- Мы же в этом мире живём. По телевизору каждый день показывают, через раз в криминальных и детективных фильмах, газет и журналов в каждом киоске море. А в интернете даже рассмотреть можно что, куда и как. А Танька в дырочку за родителями подглядывает. Они думают, она спит, вот и трахаются.
-- Как это?
-- Когда как, в разных позах. А! Ты про то, как удаётся? У них квартира однокомнатная. Как только они ни пытались её разгородить. В конце концов принесли старую медицинскую ширму, ею Таньку отгораживают. А в ней дыр и щелей полно.
-- Это же ночью делается, в темноте. И под одеялом.
-- Ты где в городе темноту видел? Не успеет солнышко закатиться, как фонари включают. А можешь себя представить под одеялом в июльскую жару? То-то и оно!
Чем дольше мы разговаривали, тем глупее себя чувствовал. Мне чуть не силком навязываются две девчонки, а я упираюсь, как невинный. Даже в голове шум какой-то начался. Так забылся, что переходя в спальню едва вспомнил, что надо присесть. Иначе приложил бы девчонку к перегородке над дверью.
Когда всё, что было высоким, было протёрто, Аня слезла с моих плеч и стала протирать доступное. Хорошо, что Таня нас обедать позвала. Анька, вытирая пыль в серванте, нашла коньячные рюмки, которые прихватила с собой. Я не сразу понял, зачем. Только когда увидел на столе бутылку коньяка, дошло, что они хотят расслабиться.
-- Это чтобы не стесняться, чтобы не волноваться.
Обед был почти как в ресторане. То ли от волнения, то ли так вкусно приготовлено было, то ли от коньяка, который вызвал аппетит. Мы выпили по три рюмки. У меня в голове только шуметь больше стало. А девчонки, похоже, опьянели. В кухне стало жарко, поэтому они сняли с себя блузки и сидели в одних юбочках. Увидев, что я вспотел от их вида, сняли с меня рубашку.
Чувствовал себя неловко, а им, особенно Аньке, было хоть бы что. Я исподтишка разглядывал их обнажившиеся части тела. От смущения и опьянения плохо соображал. Однако отметил, что титечки Ани только начали появляться. Они были с кофейную чашку и располагались на краях грудной клетки. Зато у Тани они были с хорошую пиалу и жались друг к другу. Похоже, они ещё не пользовались бюстгальтерами. Ни следов, ни намёков. От их полуобнажённого вида начал возбуждаться. Доселе удавалось сдерживаться, а теперь ничего не получалось. Пока выпили кофе, брюки были готовы лопнуть. К тому же Анька без умолку рассказывала смачные анекдоты. Некоторые были детские, а некоторые более, чем взрослые
Видимо, они уже считали, что я согласен, поэтому попросили показать, где я буду их дефлорировать.
Пытаясь напугать их, я не стал прятать выросший в брюках бугор. Таня смутилась, а Анька погладила его, улыбаясь. Провёл их в спальню. Однако, увидев, что Анька двумя движениями тут же сняла с себя юбочку, выскочил в кухню и выпил ещё почти полную чашку коньяка. В кухню зашла совершенно голая Анька
-- Мы готовы. Пошли.
Глаза девчонки пьяно поблескивали. Ухватив меня за пальцы, потянула обратно в спальню. Но я потребовал им подмыться – мало ли что. Что делать, не знал. Девчонки, наверно, только плеснули водичкой, сразу же вышли. В глаза бросилась красота Таниной фигурки.
Ослеплённый их голым видом, зашёл в ванную после них. Трясущимися руками снял брюки, трусы. Кажется, только поплескал на имущество водой. Когда папа просил потереть ему спину в ванне, я иногда видел у него эту штуку. Меня обижало, что моё имущество было много меньше. Зато здесь, в этой квартире, мне показалось, что у меня стал такой же. Это расслабленный. А кто напряжённым показывать будет? Наверно это после хутора он так вырос. С последней надеждой напугать их размерами зашёл в спальню. Обе девчонки тут же подскочили ко мне. А у меня от волнения подкашивались ноги, поэтому присел на краешек кровати.
-- Ой, какой большой!
-- Думаешь, войдёт?
-- У папы такой же. Мама очень даже довольна.
-- Откуда ты знаешь, что такой. Вблизи-то ведь не видела.
-- Ну, похоже очень.
-- У меня живот-то только на чуть шире. Это тебе можно ещё добавить.
-- Сама же в интернете показывала. Там совсем большой был. Смотри, кожа-то как двигается! Думала, в кино прикрашивают.
-- Дай и мне потрогать.
Таня присела почти напротив меня и, обхватив моё добро обеими ручками, задвигала кожу вверх-вниз, попробовала крутить вокруг. Ане места не было, поэтому она опёрлась одной ножкой на край кровати и протянула ручку сверху. Ей досталась только головка.
-- Ой! Губки-то как у младенца! Интересно как! Смотри, и скулы, как на голове! Только рот на затылке!
Кажется, я совсем перестал соображать. Попробовал протянуть руку в промежности Ани. Но стал мешать ей. Она откинула мою руку, как что-то чуждое, мешающее. В глаза бросился большой, как пипирка трёхлетнего малыша, клитор. Зато другой рукой дотянулся до титечки Тани. Однако, только попытался помять, как почувствовал начало оргазма. Довели-таки девки ручками!
Оттолкнув обеих в стороны, почти перешагнул через Таню, рухнул на колени и, отжав от себя конечность, со стоном пустил сперму вдоль стены. Струйка вылетала почти на метр. Над обоими плечами почувствовал лица девчонок.
-- Уй! Как много-то!
-- Это в нас должно вливаться?
-- Обалдеть! А потом куда?
-- Видно будет. В кино после этого они встают и ходят. Наверно, там остаётся.
-- Ну да! У них в презервативе остаётся.
-- А это не вредно?
-- Вредно, конечно! Ты что, маленькая? От этого беременность бывает.
-- Ну, мама-то не беременеет. И твоя тоже. Да и остальные женщины.
-- Предохраняются, видимо.
Сладкий спазм отпустил меня.
-- Доигрались?
-- А ты теперь сможешь?
-- Не передумали ещё?
-- Ну, нет же! Танька, пошли.
Когда я поднялся, обе уже лежали на постели лицом вверх. Под ягодицами было что-то подложено, похоже, сложенная в несколько раз простыня.
-- Видели, что бывает? Если у меня такого не будет, мне будет очень плохо. Так что мало целку сломать, мне ещё подвигаться надо, чтобы такое же получилось.
Я всё ещё пытался напугать их.
-- Надо так надо! Обеим или можно одной?
-- Ты же мне доказывала, что всё надо узнать.
-- Ну, не тяни, мы же готовы!
-- Я обеим сразу не умею.
-- А я посмотрю, как это будет.
-- Не умею я под надзором. Может, когда привыкну.
-- Тань! Уйди. Моя же очередь первая. Только поскорее давай!
Таня, будто обидевшись, прошла прямо по постели и вышла из комнаты. Хоть ещё не присмотрелся к ним, но её фигурка мне показалась просто умопомрачительной. Но личико было слишком простеньким. Зато Анька на лицо была самим очарованием.
Сквозь шум в голове вспоминал наставления тёти Таси. Она же очень старательно рассказывала, как надо поступать дальше. Зря я тогда отказывался слушать её. Вон, как пригодилось!
Залепив губы Ани поцелуем, проверил её готовность, но, не смотря на нестерпимое желание войти поскорее, торопиться не стал.
-- Ну! Что тянешь? Скорее уже!
-- Расслабься. Ты напряжена очень. В напряжении больнее будет.
-- Господи! Так что ли?
-- Ещё больше расслабься.
Момент получился почти идеальным. Анька на секунду расслабилась. Но я сплоховал тем, что оказался слишком смещён к ногам. Показалось, что сумел войти не больше, чем на треть. Анька вскрикнула и опять напряглась, зажала меня, как в кулаке. Показалось, что девственная плева девчонки была довольно крепкой.
-- Ой! Больно как!
-- И сейчас больно?
-- Сейчас нет. А сразу очень!
-- Что мне теперь делать? Вытерпишь?
-- Не знаю. Попробуй. Теперь не больно. Щекотно только чуть-чуть.
-- Будет больно, скажи. Ладно?
-- Ага!
Мне казалось, что дальше погружаться нельзя. Вроде бы уже достиг дна. Однако, с каждым движением дно отдвигалось. Скоро заглубился на всю длину. Едва мы стукнулись лобками, как понял, что у меня начался оргазм. Если бы они не довели меня руками, то это случилось бы значительно раньше. Во время спазмов пытался посмотреть на личико Ани, но оно было слишком далеко под моей грудью.
-- Всё, Ань! Не очень больно было?
-- Только в начале. А потом… так интересно! Такие ощущения…!
-- Пошли, а то кровь идёт.
-- Долго идти будет?
-- Сейчас остановится. У всех так бывает.
Нижняя часть животов и верхняя часть ног у нас была в крови. Мы забрались в ванну. Пока я настраивал воду, Анька принялась играть с моим инструментом. Теперь её удивляло, что он стал совсем мягким, хоть и не очень уменьшился. Она настолько увлеклась, что обмывать и себя, и её пришлось мне. Для подстраховки проспринцевал её чуть розовым раствором марганцовки. Она даже не реагировала на мои манипуляции. Зато я среагировал. Моё хозяйство снова стало напрягаться.
Играть Анька, похоже, любила. Мы и в комнату к Тане пришли, будто она тащила меня за ручку.
-- Как интересно! Чуть бы потоньше, так за эту ручку было бы очень удобно водить. Мальчишки машинки свои так таскают. Танька! Очень легко! Не бойся! Охнуть не успеешь! Зато потом такие ощущения…!
Анька отпустила меня и села рядом с Таней, стала ей нашёптывать что-то. Таня отклонялась от её напора до тех пор, пока не упала вдоль дивана. Я же, понимая, что от волнения не могу стоять, сел на диван около их ног. Анька же совсем повалила Таню на диван и, лежа сверху, что-то горячо нашёптывала ей на ушко. Таня только восклицала: «Да ну! … Ну, да!... Правда?... Обалдеть!»
Не знаю, на сколько будет правильно описать то видение, которое было передо мной. Две девичьи прелести одна над другой шевелились, будто пытались мигнуть или что-то прошептать. Это будоражило тело и затмевало сознание.
-- Ну, всё! Пошли, Коля!
Таня столкнула с себя подругу и поднялась. Анька съехала на пол. Таня просто перешагнула через неё. Я растерялся.
-- Ну, что сидишь? Она же ждёт!
Плева Тани оказалась тоньше, да и размеры пошире. Учтя ошибку с Аней, я сразу расположился правильно, чтобы не останавливаться на полпути. Как и у Ани, недалеко от входа толкнулся в дно, но, так как не жалел эту девчонку, протолкнул его на всю глубину. Задвигался, совсем не беспокоясь, больно ей или нет. В подсознании хотел, чтобы я не понравился. Однако, Таня оказалась слаще. Не знаю чем. Наверно тем, что не защемляла, как Анька. Кроме того, Таня почти сразу же стала помогать мне. (У родителей насмотрелась, что ли?) В самом начале оргазма понял, что и у неё тоже. Это было так здорово, что на какое-то время отключился.
Когда пришёл в себя, сначала услышал ворчание Ани и сдавленные стоны Тани.
-- Что? Что случилось?
Анька держала свою руку под моей грудью.
-- Изверг! Ей же больно, наверно! Вон как кричала!
-- Не больно…! Хорошо… очень! Не кричала я! Да убери же… руку!
Я приподнялся над девчонкой. На её глазах были слёзы, но лицо восхищённое.
-- Правда, не больно?
-- Ну, правда, же! Так здорово! Думала, взорвусь от наслаждения! Кажется, у мамы такого не бывало!
-- А почему у меня не так было?
-- Не знаю. Может, боялась больше. Может, организм другой.
-- Я думала…! А ты…!
Анька вскочила на ноги и нервно выскочила из комнаты.
-- Обиделась?
-- Наверно. У неё обида скоро проходит.
-- Пойдём мыться.
У Тани крови было значительно меньше. И в ванне она вела себя совсем иначе. Если бы я не воспротивился, то она не только сама вымылась бы, но вымыла бы и меня.
Анька сидела на диване, капризно надув губки.
-- Ань! Пошли, обмоем событие. Такое же раз в жизни бывает.
Таня подхватила Аню и потащила в кухню. Аня шла, деланно показывая свою обиду. Мы выпили по рюмке коньяка и закусили. Пока закусывали, Таня убедила, что я отдохну и сделаю Аньке так же. Отошедшая от обиды Анька потащила нас в зал. Она откуда-то взяла диски с музыкой и загрузила в мой компьютер. Я им ещё не научился пользоваться, а она уже знала, что и как надо делать.
Меня морил сон. Наверно, сказалось нервное напряжение. Девчонки начали танцевать голышом. Вытащили на средину комнаты и меня. Кроме того, что я не умел, и у меня закрывались от дрёмы глаза, ещё стеснялся ослабшего и мотающегося, как у слона хобот, достоинства. При первой же возможности вырвался и сел на диван, откинулся, глядя на своих нимфеток через опускающиеся веки. Хотел чуть побольше развалиться на спинке, чтобы голова не закидывалась назад. Опираясь головой на спинку, подвинул зад ко краю.
Наш диван мог раскладываться, если его неправильно сложить, от сдвига сиденья. Папа складывал его, как положено, а мама никак не могла научиться. Она просто поднимала спинку, поэтому она не фиксировалась относительно сиденья. Последний раз, видимо, диван сложила мама. Спинка вдруг провалилась под моим затылком и грохнулась на раму. А я повалился спиной назад. Отдохнувшее от трудов хозяйство тяжело перевалилось через вертикальное положение и со шлепком упало на живот. Анька прыснула в ладони, а Таня выбежала из комнаты. Анька, давясь от смеха, подошла ко мне и погладила моё хозяйство.
-- Ушибся, наверно? Совсем тебя хозяин не жалеет!
Таня положила подушку к подлокотнику.
-- Коля! Ляг сюда, а то у тебя глаза прямо-таки закрываются.
Я послушно повернулся, вытянулся на диване. Моё хозяйство медленно напрягалось. Заиграла «Ламбада». Анька выскочила на средину комнаты и стала танцевать. Дернула за руку Таню. Они начали «выделывать кренделя». Не зря этот танец называется эротическим. От созерцания голых танцующих нимфеток началось неудержимое возбуждение.
Я мог теперь нагло рассматривать девчонок. Анька была точно такого же роста, как Таня. Но всё её тело было каким-то утончённым, аристократическим. Тело от плеч ровно сужалось к талии, и так же ровно расширялось к тазу. Широкие подмышки под одеждой показывали широкие плечи, хотя грудная клетка была довольно узкой. Ножки и ручки девчонки тоже были тонкими. Из-за этого промежуток между ляжками, если так можно назвать худенькие бёдра, был таким широким, что её прелести я мог бы накрыть ладонью, не касаясь бёдер. На груди почти у самого края располагались два колпачка титечек. Их даже назвать так было сложно. Это были два бугорка с бледно-розовыми ягодками на верху. Если они разрастутся, то окажутся по половину под подмышками. От широкого и не высокого лба лицо сходилось к узкому подбородку. Яркие глазки казались большими. Узкий носик чуть горбился срединой.
Таня была совершенно другой. Её грудная клетка была прямой. Сразу под рёбрами тело круто переходило в тонкую удлинённую талию, которая так же резко переходила в относительно широкий зад. А ведь сначала они показались почти одинаковыми. У Тани были настоящие тити. И располагались они рядышком у средины грудной клетки. Их размер, пожалуй, больше соответствовал половинкам резиновых детских мячиков. Крупнее были у неё и соски. От узкого, но высокого лба лицо чуть расширялось книзу. Может, это казалось, но щёки были шире лба, я скула – шире щёк. Если про Анькину голову по старинке можно сказать редькой вверх, то про Танину – редькой вниз.
Очень различались девчонки кожей. Анькина кожа была гладкой, казалось, истончённой, даже чуть блестела. А у Тани она была бархатной, грубой, матовой. Тело Ани хоть и было тонким, но не худым. Она была очень мышцастой. Под кожей хорошо выделялись почти все поверхностные мышцы. Так и хочется сказать: скелет, покрытый мышцами и накрытый тонкой кожей. Не смотря на это, хоть форма тела и близка к мальчишеской из-за широких подмышек, женский подкожный жир (у Ани очень тонкий) скрадывал резкие углы и выступы.
Зато Таня была женщиной-бабой в миниатюре. В будущем она станет просто бабой, возможно, толстой. Все её черты были мясистыми. У неё не прорисовывались, как у Ани, рёбра, ни одного бугорка или провала. Даже животик очень походил на Тасин. Только не болтался, как у той, а жёстко был сцеплен с телом. По телу Тани невозможно изучать ни скелет, ни мышцы. И в то же время она не была ни толстой, ни жирной. Такой склад тела. У неё даже между ляжками больше двух пальцев не просунешь, хотя зад по виду казался шире Аниного. Даже половые губы обеих казались разными. У Аньки они были плоскими и широкими, у Тани – мясистыми и припухлыми. Разного цвета у них были и волосы на лобках. У Тани их цвет был значительно темнее Аниных. Зато волосы на головах ничем не отличались.
Слегка ошарашил клитор Ани. Он высовывался между половых губ и больше походил на писюлю мальчишки лет трёх-четырёх. Однако, девчонка этого совсем не смущалась. Зато у Тани он прятался между губ, скромно выставив лишь самый кончик.
Кажется, я стал засыпать. Почувствовав поцелуй и щекотание предплечья, попытался открыть глаза. Это Таня решила поцеловать, а сосок щекотнул руку. Похоже, Анька приподняла напрягшееся добро.
-- Коля! А мне…, как Тане? Можно, я сама? А то уснёшь сейчас.
Зачем спрашивала? Я не успел даже среагировать, как она оседлала меня, приподняла моё добро и села на него. Тут же вспомнил Динку. Если бы она тогда не порвала уздечку, то это случилось бы сейчас. Сначала Анька оседала довольно просто, но из-за тесных размеров вся смазка снялась и согналась в глубину. Дальше средины нас стало уже клинить. Даже половые губки завернулись волосками внутрь. Показалось, что ещё немного и девчонка сдерёт с моего добра кожу.
-- Ой! Что это? Почему так?
-- Не торопись. Смазка выделяться не успевает.
-- Ну, её же было очень много. Я даже боялась, что закапает.
-- Не спеши!
Анька чуть привстала, пальчиками вывернула губки и, чуть насилуя себя, стала медленно наползать. Только оперевшись ягодицами на мои бёдра удовлетворённо хмыкнули, поёрзала, пристраиваясь поудобнее, и задвигалась. Она неторопливо привставала на колени и так же неторопливо опускалась. Первое время осушенными стенками она двигала кожу, но постепенно появилась смазки, и она задвигалась пошире. Кисти рук метались над моим животом. Мне стало как-то жалко девчонку, я подставил чуть сжатые кулаки. Анька тут же поймалась за них. На мгновение её глазки приоткрылись и благодарно сверкнули. Пришлось локти опереть на сиденье рядом с собой. Похоже, Ане процесс очень понравился. Стал чуть-чуть помогать ей.
Отпустил взгляд вниз и тут же испуганно перевёл его на живот. Не смотря на широченное расстояние между её бёдрами, моё хозяйство показалось слишком громадным для её тельца.
-- Думала, видно будет по животу, как там это двигается. Не видно.
Я задрал голову. Таня присела за диваном и, опираясь подбородком на подушку, смотрела на Аньку. Я тоже попытался заметить это. Нет! Ничего не заметно. А ведь должно было!
Скоро внутренности тела Ани стали сжиматься. Там и без того было очень тесно, а теперь сжимало, как в кулаке. Пальцы Аньки тоже стали сжимать мои кулаки. По её телу было видно, как напрягаются её мышцы. Чувствовалось, что она хочет двигаться по-прежнему широко, но судорога не позволяет. Чем меньше двигалась Анька, тем больше приходится двигаться мне.
-- Ой! Ай!! Айииии!!! Танька!!!
Пальцы девчонки впились в кулаки так, что хрустнули чьи-то суставы. Анька замерла в полуприседе, всю работу пришлось взять на себя. Я уже не опасался причинить ей боль, зная, что это маловероятно.
-- Ойииии! Айииии…
Писк её стал непрерывным. Анька наклонилась грудью на мои кулаки. Не смотря на мощное сжатие, я двигался и двигался. То ли от утомления, то ли из-за закончившегося оргазма она совсем упала мне на грудь. Анька вся расслабилась, расплылась, если можно так сказать про её тоненькое тельце.
-- Ой! Здорово как…! Ещё хочу…! После отдыха…. Ты не кончил?
-- Нет. У меня так не получится.
-- А как надо?
-- Наоборот.
-- Тогда что лежишь? Давай наоборот.
Анька качнула меня в сторону. Мы перекатились. Анька сразу же стала яростно помогать. Задвигался и я. Похоже, оргазм у Аньки прошёл не совсем. Она сразу же напряглась, шумно задышала. Однако упорно стала ждать моего оргазма, заметно помогая снизу. Я что-то вспомнил про Таню. Она должна была быть перед глазами, а её тут нет. Посмотрел в сторону ног. Присев рядом с диваном, Таня разглядывала место нашего соединения. Она смотрела так усердно, что не замечала моего взгляда.
Анька не смогла выдержать и снова впала в оргазм. Однако я, почувствовав приближение своего, усиленно задвигался. Чем сильнее парализовывало Аньку, тем выше поднимался её таз. Казалось, что стенки у неё каменели, сила их сжатия увеличивалась. Она уже почти непрерывно пищала. Пошёл выброс. Но Анька так сжалась, что я с трудом продвигался в ней. Выход сперме был пережат. Мне уже стало казаться, что она сейчас прорвётся через уши. Вдруг девчонка мгновенно расслабилась, струя семени ударила, казалось, как пуля. Анька крякнула и, кажется, отключилась. Однако через пару секунд пришла в себя и крепко прижала мою грудь к себе.
-- Не больно было?
-- Чуть-чуть только. Зато…, зато… бесподобно! Можно, когда отдохнёшь, ещё повторим?
-- Ты хоть в этот раз успокойся, отдохни.
Я медленно стал подниматься. Что-то сразу же обхватило моё имущество. Глянул вниз – белая тряпочка. Видимо, Таня старается. Кажется, устал. Веки сами закрываются.
-- Коля! Анька уже два раза кончила, а я только один! Можно мне ещё?
Кажется, я не пошевелился, но почувствовал, что опять на меня кто-то опускается. Конечно, это была Таня. Прежде всего, она стянула всю кожу на головку и только после этого направила в нужное место. Мы соединились без сучка и задоринки. В отличие от Ани, Таня пристроилась надо мной на четвереньки, подвигалась, как в своё время Аня, устроилась и задвигалась. Она, то опускала зад, то вставала надо мной на четвереньки. Ей я помогать уже не мог. Кажется, даже уснул не на много. Двигалась она довольно долго. Во сне я чувствовал, как двигались её мышцы, как они, то сжимались, то расслаблялись. Кажется, у неё начался оргазм. Размеры у неё были пошире, поэтому сжимала не так сильно, как Анька. Но в тот момент, когда стала издавать стоны, что-то обхватило головку. Тут уже я не смог оставаться равнодушным. Сон слегка отпустил. Я задвигался, компенсируя девчонке потерю подвижности. Как-то автоматически посмотрел в сторону ног. Там Анька пытливо вглядывалась Тане под зад. Из неё сначала медленно, а потом разом вывалилась вся сперма, что была в ней. Анька отвлеклась, чтобы убрать оплошность. Таня, между тем, всё сильнее впадала в оргазм, всё громче выражала своё состояние. Меня вдруг затуманило. Я перестал чувствовать всё, кроме стремительного истечения спермы. Приходя в себя, всё ещё чувствовал спазмы, с которыми не мог справиться.
-- Ну, что ты орёшь-то так? Сейчас все соседи сюда сбегутся!
-- Я…, я…, нечаянно…, не нарочно…!
Анька убирала руку, видимо зажимавшую Тане рот. Моё состояние было таким, что я тут же впал в сон. Когда Таня слезла с меня, когда Аня легла рядом, не почувствовал.
Мне показалось, что спал я довольно долго. Проснулся от того, что чья-то рука ласково гладила моё достоинство. Оно было напряжено и готово к очередным приключениям.
-- Проснулся? Я ещё хочу. Можно? Только тихо – Танька спит.
Я не успел ничего сказать, как девчонка осторожно поползла на меня. Она уже пристраивалась соединиться, как проснулась Таня. Анька замерла. Таня сонными глазами посмотрела на нас, потом на часы, висевшие над трюмо.
-- Анька! Опоздали! Ой, попадёт же нам!!!
Аня глянула на часы и побежала следом за Таней. Я тоже встал. Анька тут же вернулась.
-- Тесно у вас, повернуться негде. Давай на прощание, пока Таня одевается.
Анька наклонилась к столу, опёрлась на него руками.
-- Ну, что ты? У нас девчонки так пацанам в туалете дают. Давай скорее!
Копируя приём Тани, я стянул всю кожу на головку, подошёл к Аньке и соединился.
-- Как ты здорово! И сразу, как надо! Давай, поехали!
Я задвигался. С удивлением заметил, что размах движений стал намного шире, чем раньше. Анька кончила, как и прежде, когда у меня даже не маячило. Едва перестала пищать, позвала Таню. Та оказалась где-то рядом (опять подглядывала?).
-- Танька! Я кончила, он – нет. Дашь ему, пока я одеваюсь?
Таня молча встала рядом, сдвинула с ягодиц колготы и трусики. Я, не раздумывая, переключился на Таню. Потом только сообразил, что надо было хотя бы вытереть Анькину смазку. С Таней опять получилось одновременно. Правда, она сама зажимала себе рот, чтобы не кричать.
Мы ещё не успели разъединиться, а Анька подавала Тане курточку.
-- Одевайся скорее! В курточке в туалет сходишь.
-- Зачем?
-- Не потеряешь?
-- Не должна.
Девчонки совсем не обращали на меня внимание, будто меня тут не было, или я был какой то мебелью. А я стоял в растерянности с пушкой в горизонтальном положении, не зная, куда мне деваться. Вдруг ко мне подбежала Таня с тряпкой в руках. Тряпка на мою пушку, а сама мне на шею и поцелуем в губы.
-- Коля! Спасибо! Ты превзошёл все наши ожидания!
-- Коля, мне очень понравилось! Можно, я завтра приду?
Это меня целовала Анька.
-- А мне можно? Мне тоже понравилось!
Я только рот открыл, а они уже хлопнули дверью.
Истомлённый непредвиденным приключением, зашёл на кухню, налил себе ещё коньяку и, зайдя в спальню, рухнул на койку, мгновенно отключившись.