Крылья Ангела

***
- А интересная она, эта маленькая девчонка, - сказал Михаил, - надо бы ей выделить Хранителя повнимательнее, и понежнее  чтоб с ней обращался.
-  Кого пошлешь? – спросил его Саваоф, вглядываясь в будущие черты лица новорожденной девчушки.
- Славная кроха, - Михаил снова залюбовался девочкой, которая спокойно сосала материнское молоко, - пусть ею занимается Ханиэль, пусть бережет ее и подпитывает твоей благодатью.
- Да будет так! – утвердил Саваоф.
***
Длиннокрылый рыжеволосый ангел рассматривал свою подопечную со спокойной улыбкой на устах. Девочка ему понравилась сразу, и он поблагодарил Бога и Михаила за новое назначение. Откровенно говоря, Ханиэлю уже порядком надоело охранять мальчишек, вырастающих грубыми, распутными любителями спиртного – сказывалось родство ангела с Венерой и Луной, эти энергии больше соответствовали девчачьей натуре, а мальчиков они портили. Но распоряжения начальства не обсуждаются, и Ханиэль охранял того, кого ему назначали.
Он не был персональным ангелом-хранителем в полном смысле, в его ведении были дружеские отношения, красота и гармония, астрология и лекарства из кристаллов и трав. Он прекрасно умел собирать дружеские посиделки и организовывать спонтанные междусобойчики, такие милые экспромтики, которые с  теплотой и удовольствием вспоминаются потом очень долгое время, если не всю жизнь.
Вопреки ожиданиям Ханиэля, девочка, названная Василисой, росла нервной и болезненной, очень беспокойной и замкнутой. Она плохо сходилась с другими детьми, часто заражалась от них простудой и подолгу единственной ее компанией была старенькая бабушка. Дед покинул мир видимый через три года после рождения внучки, и девочка помнила его в основном по фотографиям и бабушкиным рассказам.
***
- Снова ты, шкода, стащила конфету! - негодовала мама, - вот покроешься снова своими болячками, будешь опять чесаться, увидишь, что мама-то права, что нельзя тебе шоколадки и конфеты!
А Василиса так хотела эту конфету, что у нее аж ручки тряслись, пока она разворачивала фантик. И совсем не правда, что она ее украла – она ее нашла! Конфетка закатилась под бабушкину кровать и была всеми забыта. А когда у Васьки  туда же закатился мячик, нашлась и конфета и пропавшая две недели назад кукла-пупсик, и бабушкин клубок синих ниток, потерянный еще раньше.
- Я не утащила, мам, я нашла конфету! – Василиса обиженно надула губки и широко открытые глаза девчушки начали наполнять слезы.
Ханиэль в который раз клял себя за недогляд – у ребенка действительно была сильнейшая аллергия на шоколад, на куриное мясо, на цитрусы и еще на многое другое, что делало ее жизнь скучной из-за однообразного питания.
Причиной этих бед были кармические узлы, которые Васька наметила себе развязать в этой жизни, но, конечно, при рождении очень качественно забыла все свои планы, и теперь совсем не радовалась перспективе аскетического существования.
Первый кармический узел реализовался сразу: в возрасте одного месяца девочка перенесла тяжелейшее воспаление легких. Ее лечили сильными антибиотиками и гамма-глобулином. Лекарства помогли сохранить жизнь, но не здоровье. В этом случае Ханиэль мог только поддерживать почти затухшую жизнь в маленьком тщедушном тельце крохи, пока эскулапы делали свое дело. 
В результате после выздоровления от пневмонии у ребенка была «посажена» печень и в качестве еще большей неприятности ее иммунитет стал реагировать на пищу столь извращенным образом, что кожа девочки покрывалась огромными зудящими и мокнущими после расчесывания болячками. Но Васька выжила и даже нормально развивалась, практически не отставая в развитии от своих сверстников.
Ханиэль любовался своей подопечной – душа ребенка была настолько чиста, что ее сияние освещало и согревало все пространство, где она жила. Радовал ангела и контакт девочки с родителями – дочка беззаветно любила маму и особенно обожала отца.
Отец много времени пропадал на работе или в компании друзей, но когда он бывал дома, маленькая Васька следовала за ним везде, даже пыталась сопровождать его в туалет, где он курил сигареты, распространяя дым на полквартиры.
- Все запахи, запахи и туман… - философски изрекла Василиса, стоя в очередной раз под туалетной дверью, когда отец там дымил. Мать ругала  отца, гоняла его курить на лестничную клетку в подъезд, но тот все равно упорно делал это, уединившись в клозете.
Тяга девочки к сладкому и запретному толкала ребенка к занятиям, которые не свойственны таким малышам. В четыре с половиной года Василиса знала в доме все закоулки и потаенные места, куда мать с бабушкой прятали конфеты. Фантазии взрослых в изобретении все новых мест для запретных сладостей и упорства девочки в отыскивании «клада» не было предела. И каждый раз после поедания вожделенных конфет зудящие болячки снова и снова покрывали тело ребенка.
Ханиэль проглядел тот момент, когда здоровье Василисы стало столь хрупким, что ее организм перестал  правильно воспринимать почти всю пищу, выдавая то тошноту и рвоту, то покрываясь болячками. В пищу ей теперь годились только макароны и гречка, да постная говядина. Можно было еще черную осетровую икру, да где ж ее купить простому инженеру из жилищной конторы.
Вот тут ангел-хранитель первый раз понял, почему именно ему Архангел и Сам Саваоф поручили охранять этого ребенка. Найти лекаря на эту болезную напасть, чтобы сохранить жизнь девочке, было полдела, а вот заставить родителей и этого лекаря встретиться на путях судьбы стало задачкой для неслабых небесных сил. Но Ханиэль справился.
- Я маленькая пятнистая саламандра! – бодро объяснила Васька сидевшей напротив  нее тетке, которая пялилась на ребенка с того самого момента, когда бабушка и мама усадили девочку на сидение в вагоне электрички.
На коже Василисы красовалось множество «нарисованных» зеленкой пятен. Васька на эту красоту внимания привычно не обращала, а для никогда не видевшей такой картины жительницы пригорода вид ребенка напоминал ветрянку, и тетка заметно беспокоилась.
- Простите, - обратилась она к матери девочки, - это не заразное у девочки вашей? – и пальцем указала на зеленые пятна.
- Это аллергия, не вирус, не ветрянка. Ветрянкой она уже переболела в три годика, - объяснила мать, и тетка успокоилась, потеряв интерес к ребенку.
Дом, где жил и принимал пациентов старый гомеопат, стоял глубоко внутри двора, окруженного забором из старого штакетнрика. От калитки в дом был проведен звонок, и бабушка долго нажимала на кнопку этого звонка, но никто не шел им открывать. Прошло минут десять, когда к калитке подошла пожилая женщина, а на крыльцо вышел дед-лекарь. Разглядывая новых посетителей, дед  хмурился.
- Уходите, уходите! Прием уже давно окончен! – сердито ворчала тетка.
- Открой им, Марь Иванна! Я приму эту девочку, - густым басом объявил дед.
Осмотрев ребенка и выспросив много разных сведений о жизни, о протекании беременности у матери, о перенесенных болезнях и характере девочки и привычках в семье, старый лекарь назначил сложную схему для лечения и велел явиться через полгода.
- Скажите, а почему вы все-таки нас приняли? – спросила бабушка.
- Без лечения вашему ребенку осталось жить не больше года. Я не могу отказывать в помощи в таком тяжелом случае, как у вас.
Ханиэль вздохнул с облегчением – все получилось, а уж за тем, чтобы дите в назначенное время съедало сладкие гомеопатические шарики, он сможет приглядеть легко.
Ха! Не тут-то было! Лекарства, замешанные на сахарной пудре, были для Васьки настолько же привлекательными, как и конфеты! Их тоже прятали, объясняли, что если их сразу все съесть, то хвост начнет расти или уши отвалятся, запугивали разными другими глупостями, но избежать массового поедания Василисой сладкого лекарства не смогли даже при помощи ангела=хранителя. Нет-нет, да Васька добиралась до вожделенных шариков, и тогда лекарство заканчивалось почти моментально. Ругать девчушку было бесполезно – страсть к сладостям затмевала тихий шепот разума.
Так и промучились Ханиэль с  Васькиной матерью и бабушкой целый год. Лекарь через полгода, как и обещал, осмотрел ребенка и заменил назначенные лекарства  другими – для закрепления эффекта, как он объяснил. А через год от тяжелейшей аллергии и непереносимости еды не осталось и следа.
***
Васька пошла в первый класс вместе со своими одногруппниками из детского сада. Страшно ей не было, но и интереса она к учебе особого не проявляла. Зато учительница ей попалась просто зверь! Орала Галина Павловна так, что у Васьки уши закладывало, а если кто-то из ребят выводил училку из терпения, то она со всего маху била по столу указкой или линейкой, особо неусидчивым доставалось линейкой по голове.
- Василиса! -  орала Галина, - прекрати играть ластиком! Если сейчас же не перестанешь, я тебе руки свяжу за спиной!
Но Васька не до конца контролировала свои эмоции, и перебирание пальчиками мягкого резинового ластика ее успокаивало. И она не прекращала игру…
Руки девчушки вывернули за спину и, действительно, связали бумажной бечевкой, и оставили девочку в таком виде на несколько часов до конца учебного дня.
Когда бабушка пришла забирать внучку из школы, та была еще связана, а на запястьях уже пролегли заметные борозды от туго затянутой веревки.
- Это что же делается, я вас спрашиваю? – причитала бабуля, - это кто же вам давал такое право, издеваться над  детями и мучить их? И, главное, за что? Ладно бы она другим мешала, то ведь нет! Сидел ребенок тихонько, перебирал ручками. Что ж они истуканами что ли должны быть, чтобы неподвижно-то сидеть по целому часу? Они ж дети еще малые, им играть и бегать хочется. Вот вы у меня получите, изверги несусветные!
Ханиэль не переживал из-за того случая – все шло по намеченному Васькиной душой плану. Этот опыт подготовил душу к возможности в дальнейшем пережить потрясения покрупнее и гораздо более драматичные, чем это происшествие. Но и он тоже не сидел, сложа руки: сходил куда положено,  доложил кому надо, и успокоился. 
Училку вскорости уволили из Васькиной школы, а через несколько лет судили по совокупности обвинений и лишили права работать с детьми. Ангел был доволен закономерным исходом событий. Все прошли свои испытания и получили должные уроки.
***
Первая любовь у Васьки была смешная. Она влюбилась в героя хоккейного матча, которого лупили противники почем зря, видимо, в девчушке проснулся инстинкт защитницы слабых. Наши тогда победили и стали героями всей страны, да и всего мира, одним словом – легенда. Ваське было тогда всего четыре годика, но чувство первой любви было, ох, какое настоящее, аж до щипания в носу от подступающих слез и замирания сердца. Он не был быстро забыт, но его судьба была трагической – погиб в автокатастрофе.
Василиса попечалилась немного, но уже следующим летом встретила свою вторую любовь – мальчишку из того же подъезда, куда приезжала на лето к бабушке и тетке.
***
Во дворе теткиного дома гуляли разные ребята, но Васька, соответствуя своему имени, дружила по-настоящему в основном с мальчишками, а те принимали ее как своего друга, рубаху-парня. Девчонка оказалась еще тем сорванцом – все подвалы и крыши, все окрестные стройки и свалки, все деревья и лужи – все было изучено и измерено Васькой лично в компании ватаги ребят. Она кидала ножички ничуть не хуже друзей, а часто даже выигрывала у них, бегала быстро и дралась отчаянно. Мальчишки ценили ее как надежного и верного друга, а девочки в платьицах дразнили ее «мальчишницей».
Однажды Василиса задала Ханиэлю сверхзадачку. Эта своевольная непоседа, влекомая сладким куском как заправская пчела, решила, что не будет плохо, если она получит от прохожего дядьки, предложенную им девочке конфету. Всего-то и требовалось, чтобы заслужить эту конфету, зайти с этим дядькой в подъезд соседнего дома. Дом знакомый, подъезд тоже известен, мальчишки согласились подождать Ваську несколько минуток – короче, все сложилось благоприятно для добывания сладкого лакомства, в котором Ваське так часто отказывали дома.
Невысокий, полноватый и явно не очень молодой дядька был одет в серый брючный костюм. Лето было в самом разгаре, и пиджак дядька расстегнул. Васька доверчиво дала дядьке свою ладошку, и они пошли в подъезд, держась за руки. Далеко не поднимаясь, а оставшись под лестницей на первом этаже, дядька взял в свои руки обе Васькины ладошки и, вдруг забеспокоился:
- Какие у тебя ручки холодные. Держи вот, деточка, погрейся, - и в руках Василисы оказалась толстая и горячая «рука» мужчины.
Хранитель как мог, растянул время. Несколько мгновений ничего не происходило, потом у Василисы в голове что-то перемкнуло: если руками дядька свободно двигает, поправляет пиджак, залез в карман, то, что же она держит в руках? Потом Ханиэль перекрыл непослушной девчонке почти весь поток  мыслей и заставил ее покрепче ухватиться за эту «руку», а затем и повиснуть на ней всем своим весом.
В доме было всего пять этажей… Крик дядьки было слышно уже где-то в районе чердака, когда Василиса вышла из подъезда, на ходу разворачивая конфету и запихивая ее в рот, пока никто из ожидающих ее пацанов не успел попросить поделиться с ними.
После этого происшествия Ханиэль приходил в себя несколько дней.
***
В то же лето Васька, упав с качелей и травмировав позвоночник, начала развязывать еще одну кармическую связку узлов. Собственно она не упала, она прыгнула с качелей, на которых раскачалась стоя до максимально возможной амплитуды, то есть почти до «солнышка», и только перекладина мешала сидению сделать полный круг. Васька оттолкнулась и даже пролетела приличное расстояние, а вот приземление получилось не удачным, не на ноги, а на попу. Она плюхнулась как кукла, в спине что-то больно хрустнуло, в глазах у девчонки потемнело, а дыхание на какое-то время остановилось из-за невозможности вдохнуть. Но Ханиэль поддерживал девочку при этом падении, и Василиса в скором времени пришла в себя, поднялась и под восторженные охи и ахи друзей побрела домой, потому что бабуля уже позвала ее обедать.
Ни про дядьку, ни про свой полет с приземлением Васька не проронила дома ни слова.
Ангел-хранитель в который раз уже за эти шесть коротких лет, тихо вздыхая с облегчением, вытирал несуществующий пот со своего высокого лба. Он еще не знал, что это начало, так сказать, цветочки, и что потом не будет ему покоя от Василисиных выходок и случайностей ее жизни еще долго.
***
Вторая Васькина любовь звалась Леонидом. Темно-русый Лёнька был на целых три года старше, а уж краше него во всей вселенной было не сыскать.  Одна проблема была – не замечал он малолетку, да и не малолеткой была тогда Васька, а крохой, всего-то шесть лет – для девятилетнего мальчугана это совсем ребенок. Но Васька решила испытать судьбу, и пошла признаваться Леньке в своей страстной и пламенной любви.
Ханиэль схватился за голову и быстренько переговорил с хранителем того паренька, чтоб, значит, прижал тот своему подопечному язык его острый на колкости. Лёнькин хранитель сдержал слово, и мальчишка почти без эмоций отшил Васькину любовь, прошипев что-то через губу и презрительно глянув в сторону девочки. Васька расстроилась, конечно, но надежды на взаимность не потеряла, решив, что вот когда она подрастет, тогда Лёнька, безусловно, и посмотрит на нее, и влюбится, и женится.
Вот про эту безответную любовь Васька и рассказала своей закадычной подруге Леночке, с которой дружили с детсадовского возраста, жили в одном дворе, и особенно сошлись, начав учиться в одном классе.  Леночка в ответ на Васькину откровенность тоже призналась в аналогичной любви к некоему Славке, который жил в деревне, на родине ее матери, куда Леночку отвозили каждое лето набираться здоровья на свежем воздухе и здоровой пище.
Девчонки хихикали между собой, что они, когда вырастут, непременно сыграют свадьбы со своими избранниками вместе, а когда все гости сядут за стол, то парочкам молодоженов будут кричать, как это принято: «Горько, горько! Лёнька, Лёнька!» и «Сладко, сладко! Славка, Славка!» Девчонок это очень смешило и радовало одновременно, и они дальше придавались своим нехитрым мечтам.
Васька никогда не делилась своими амурными переживаниями со своими родителями, тем более с бабушкой. Ленка была единственным на тот момент человеком, которому была открыта Васькина сердечная тайна. И как уж так получилось, что Ленка выболтала эту тайну не только друзьям-одноклассникам, но и бабушке Василисы, сама Леночка вспомнить не смогла, но и не отрицала факта предательства.
Васька впервые в жизни поняла, что в мире есть зло, что друг может ранить гораздо сильнее, чем враг, что от доверия другому человеку бывает больно, обидно и стыдно, потому что над девчонкой подсмеивались все, кому не лень, включая бабушку и тетку. Мать и отец почему-то хранили олимпийское спокойствие, как будто ничего вообще не произошло, и не пытались дочь ни утешить, ни просто поговорить с ней.
Васька впервые осталась одна в своем маленьком мирке и затаилась. Ханиэль снова тихонечко занавесил ей мир пеленой своих крыльев, притупил остроту чувств и залечивал сердечные Васькины раны довольно долгое время.
Но ничто не вечно, тем более детские обиды. Со временем Василиса простила Леночку, и они стали снова играть и гулять вместе. Но сердечными тайнами Васька больше ни с кем не делилась.
***
Летом после первого класса Василиса с бабушкой отправилась в родную бабушкину деревню в Моршанской области, где жила двоюродная тетка по материнской линии. Лето выдалось теплое,  дождики предпочитали поливать огороды и поля по ночам, не мешая крестьянскому труду.
С соседскими пацанами Васька подружилась очень быстро, сказывалась привычка к мальчишеской компании и умение хулиганить наравне с ними. Братья-погодки, старший Сашка и маленький Вовка, были доброжелательны и брали  озорную девчонку во все свои приключения, например, покачаться на ветках акации, которые росли как раз над крапивным бурьяном, куда и рухнул младший братец. Рев был страшный, но по возвращению в деревню мальчишка стиснул зубы и только почесывался, но родителям не жаловался, а лишь хмурил брови на вопрос о прогулке.
Главное событие того лета прошло в самом Моршанске – Василису крестили в православном храме. Сделали это практически втайне от отца девочки, потому что тот состоял в коммунистической партии и мог получить серьезное взыскание за такой идеологический «проступок».
Ровно через неделю после своего крещения Васька с мальцами пошла на колхозное поле за деревню. Попасть туда было не так просто – вдоль дороги по краю всего поля шел овраг, заполненный водой даже в жаркое лето. Через этот овраг были переброшены мостки, даже не мостки, так, просто пара относительно широких досок. Сашка, старший парень уже перебежал через овраг и ждал всех на краю поля, младший его брат, Вовка, еще не ступил на доски, а Васька была ровненько посередине оврага, когда откуда-то будто дохнуло холодом.
Васька посмотрела на камыши, что росли вдоль всего оврага по берегам и в воде, и застыла как вкопанная – к ней вдоль оврага прямо по воде шел туманный морок в виде огромного старого деда-боярина. Морок был в тулупе до самой воды, в высокой шапке, отороченной пушистым мехом и с длинным посохом. «Вылитый Дед Мороз», - подумала Васька, когда смогла думать. А потом она дернула плечиком, сбрасывая морок, и побежала вперед, что есть сил, аж сбила с ног стоявшего на том берегу друга.
- Ты ЭТО видела? А? Нет, ты скажи! А? – накинулся на нее Сашка, схватив ее в охапку.
- Ага, видела! – прошептала Васька еще не оттаявшими от ужаса губами.
- А чего это вы тут обниматься решили? – спокойно спросил младший, как раз завершив свой переход через страшный овраг.
- А ты ничего не видел? Совсем-совсем? – никак не могли успокоиться Сашка с Васькой.
Но малец ничего ТАКОГО не видел и долго еще дулся на старших, решив, что они сговорились его разыграть, как малыша, испугать небылицей.
Ханиэль стоял в стороне и держал плотную завесу, которая защитила Ваську, да и обоих мальчишек от страшного гостя. Ангел-то знал, что господин Морс, Марс – это если по-латыни Mors, а по-русски Смерть, просто так не приходит к людям среди бела дня. А тут явился, вишь ты.
- Что ты хотел от моей подопечной? – строго спросил Ханиэль, уверенный, что это явление было именно для Василисы.
- Саваоф приказал мне показаться ей, чтобы у девочки сомнений больше не было про то, есть Бог или нету, а то, говорит, крестить-то крестили, а веры в сердце нету, только свет детского сердца. А так, говорит, теперь и вера и трепет перед сверхъестественной силой будет на всю жизнь. Так что зря ты закрыл ей зрение, Ханиэль.
Сказал и начал растворяться, таять.
- Больше ее не пугай никогда! – уже вдогонку истаявшему клочку тумана крикнул Васькин Хранитель, недовольно покачал головой и пошел вслед за девочкой, зная, что ее еще из одной канавы надо будет вытащить, где она завязнет по самые колени. Беспокойная и бойкая девчонка ему очень нравилась своей непосредственной чувственной реакцией на мир, на все происходящее. В ней не было тьмы. Почти не было. Тьма должна была быть познана позже, когда ребенок окрепнет и сможет пережить знакомство с тьмой этого мира, со злом. Пережить и не озлобится – вот такая задача была в будущем, а Ханиэлю было поручено помочь ей и в этом.
Дальше в течение всех Васькиных школьных лет были разные мелкие и не очень происшествия, требующие вмешательства Ангела-Хранителя, но все они были кармически обусловленные случайности, так что избежать их девочка не могла никак. Ханиэль предчувствовал их, готовился заранее, но как и у людей, Бог всегда поворачивал все по-своему – готовься или нет, все равно готовым к неприятностям не будешь, соломки не подстелешь, как говориться.
***

Василиса с раннего детства часто болела ангинами, а врачи решили, что раз так часто болит горло, то могло уже быть и осложнение на сердце, которое часто называют ревматизмом, тем более, что у Васьки из-за быстрого роста стали побаливать колени.
В пятом классе, в одиннадцать Васькиных лет, кардиологи из детской поликлиники настояли, чтобы мать отправила девочку в так называемую «лесную школу» - детский концлагерь медицинской направленности, место, где дети находятся без родителей долгое время, вырванные из своей привычной жизни и резко погруженные в стрессовые условия новой жизни. Пусть ненадолго, но зато кардинально меняется весь уклад жизни ребенка: соученики, педагоги, методики преподавания предметов. Отсутствие рядом родителей и друзей, необходимость немедленного привыкания к новому коллективу, собранному из таких же вырванных из привычной среды детей – все это только способствовало развитию хронического стресса, но никак не оздоровлению.
А для Василисы это было тем более ново, что она так длительно не отлучалась из родного дома ни разу в жизни. Конечно, ее однажды клали в больницу, когда она была совсем крохой, еще до школы, но это было всего на две недели, хотя и там она нашла себе приключение: поспорила со старшей девчонкой-забиякой, что поставит ей фингал. В результате, после драки обе девчонки ходили «красивыми» с односторонним сиреневым макияжем левого глаза. Победителей в споре не выявилось, от взрослых попало обеим.
Да еще потом после третьего класса ей пришлось пережить пионерский лагерь, после которого слово «концлагерь» Василиса воспринимала со «знанием» предмета обсуждения на личном опыте.
И вот так попасть в новую ссылку сразу на три зимних месяца – самую длинную учебную четверть, такое испытание было впервые. В довершение всего почти сразу был объявлен карантин, что означало запрет на свидания с остальным миром, включая родных, близких и друзей, которые, возможно, захотели бы посетить Ваську в «медицинских застенках».
Пришлось адаптироваться к обстановке, знакомиться, заводить в срочном порядке новых подружек, коими, как и полагается, стали соседки по комнате, ничего так девочки, не бандитки вроде бы, а все из себя культурные.
Мальчишки тоже были нормальными. Впрочем, Василиса сразу для себя выделила одного и начала его обожать по-детски, но от всего сердца, а соответственно, как и положено, в его присутствии у нее сразу пропадал дар речи, предательски заливались румянцем щеки и тупел ум, то есть она не могла сходу придумать ни одного вразумительного ответа на обращенные к ней реплики предмета ее обожания. По этой самой причине обожаемый мальчик посчитал Ваську тупой дурой, и, в общем, он был не далек от истины, если рассматривать частный случай общения именно с ним, потому что с остальными Василиса общалась абсолютно нормально до поры до времени.
Но любовь любовью, а происшествие, изменившее весь дальнейший ход событий, с этим чувством никак не было связано.
В выходные дни разрешались передачи вещей и гостинцев от родителей. И вот в субботу после обеда, когда Васька вошла в свою комнату, все девчонки набросились на нее с вопросами:
- Где моя кукла? Ты зачем взяла чужую куклу? Кто тебе позволил красть чужие вещи? Ты воровка! – на разные голоса кричали на нее бывшие подруги. Дети так часто и так скоропалительно меняют свое мнение о других детях…
Василиса стояла как громом пораженная, ломая голову, о чем вообще идет речь, потому что она не просто не брала чужой куклы, как и других чужих вещей, но и даже не представляла себе, как эта кукла выглядит – она ее не видела никогда. Вот это девочка и попыталась объяснить сначала соседкам по комнате, потом педагогам, до которых докатился этот скандал с воровством, а потом ей пришлось сквозь слезы доказывать свою непричастность к исчезновению чужой куклы у директора.
Сколько сил приложил тогда Ханиэль, чтобы успокоить Ваську, утешить ее, затушить скорбь, тоску по дому и боль от предательства подруг и позора, который накрыл ее с головой. Он пел ей нежные песни, которые она, конечно, не слышала, но воспринимала душой и потихоньку оттаивала. Он ласково кутал ее в свои крылья, которых она не чувствовала, но на душе у девочки становилось чуть-чуть светлее. Он вытирал ее слезы рукавом своей туники, гладил ее по голове, и девочка засыпала. Во сне он отводил ее в волшебные сады, где пели райские птицы и скакали красивые лошади, чудесные собаки смотрели на нее добрыми и любящими глазами, а пушистые кошки нежно мурлыкали свою целебную музыку.
Друзей у Василисы после этого практически не осталось. Одна девочка, все время болеющая простудой и из-за этого находящаяся в изоляторе, не поверила в ее виновность и продолжала дружить с Васькой. Но эти эпизоды общения, когда подруга была «на свободе», были редки и непродолжительны.
Через много-много лет, когда Васька уже окончательно забыла этот случай, когда он потерял яркость за другими более значимыми и колоритными переживаниями, пришло покаянное письмо с извинениями от той девочки, хозяйки украденной куклы. В ответ Васька написала, что не держит зла, но и общаться с обвинительницей не желает, и еще раз подтвердила, что была безвинно оклеветана и пострадала ни за что.
***
А после шестого класса летом на Ваську напала любовная горячка. Напала и вынесла ей весь мозг, оставив в голове только девические страдания по совершенно смешному предмету поклонения.
Дело было в дачном поселке. Дачи были не простые, а министерские, то есть их строили для того, чтобы семьи высокопоставленных  чиновников разных рангов могла вывезти свои семьи летом на природу без хлопот о постройке своих собственных дачных домиков. Очень удобная затея, когда взрослым не приходится тратить все свободное время на ремонт и отделку дачных помещений, прополку огромных огородов, и они могут просто отдохнуть и провести время с детьми в выходные.
В домике, мансарда которого досталась Васькиному отцу, на первом этаже жила девочка Наташа на два года моложе Василисы. Девчонки быстро нашли общий язык и подружились. Наташа оказалась «старожилом» в этом дачном поселке – уже третий год она с бабушкой и мамой проводила тут все лето. Зная все тропинки и проходы, Наташа привела Ваську к соседнему домику и познакомила с двумя пацанами, двоюродными братьями, Мишкой и Серегой, которые были еще младше – Наташу на один год, а Василису, соответственно, на три. Но разница в возрасте не помешала Ваське сойти с ума от любви к маленькому Сереге. Впрочем, все ее душевные метания вреда не принесли никому, но душа активно училась страдать.
В страдании Ваську, как всегда, сопровождал верный Ханиэль – утешал, успокаивал, уносил ее в  грёзы, баюкал и смягчал страдания. Серега девочке отвечал взаимной симпатией, но как может выразить свои чувства мальчонка, только повышенным вниманием к особе своего поклонения.
Хвала Ханиэлю, который внушил благоразумие Мишке и Наташе, которые прекрасно видели, что происходит между их друзьями, но никаким действием или словом не причиняли страдальцам дополнительную боль. Ребята научили Ваську играть в пинг-понг, и они посвящали этому занятию по нескольку часов в день, в остальное время дети гуляли, катались на велосипедах и купались в озере, если была солнечная погода. Вместе в послеобеденное время, когда строгие бабушки не разрешали играть в активные игры и бегать, ребята читали книги.
Книги и Ханиэль и спасли рассудок Василисы, когда на последний летний месяц мать Сереги увезла его на море в Сочи. Серегин велик, книги и слезы, длинные разговоры с Наташей «о нем», печаль и мечты о встрече – вот и все, что держало Ваську от шага в пропасть. Переживание разлуки с любимым оказалось для нее гораздо страшнее и нестерпимее любого позора, общественных порицаний, предательств и заточений в «лагерные казематы» больниц и санаториев.
***
- Я прошу тебя, позволь ей увидеться с ним еще хоть раз! Это так важно для того, чтобы научиться видеть людей без прикрас, которыми влюбленный взгляд всегда искажает истинное лицо, - умолял Ханиэль, на что Саваоф хмурился и молчал.
- Она верит, что это чувство дано ей навсегда, навеки вечные, и собирается хранить ему верность до скончания своих дней. Ты же понимаешь, что глупая девчонка упряма как осел и обязательно сделает, что обещала.
- Я подумаю, - мрачно пообещал Саваоф.
***
Через два года Васька жила уже на другой даче, у своего дядьки, приобретшего по случаю половину домика в том же районе, всего в часе велосипедной езды от заповедных дач на озере. Василиса не могла упустить такой шанс и не прокатиться до озера и, естественно, до дач, чтобы проверить свою удачу: а вдруг там все так же живут в свое удовольствие ее летние друзья-мальчишки? Про Наташу она знала, что ее на все лето увезли на море, так как они не прекращали общаться и в Москве, перезванивались, и даже однажды ходили вместе гулять и в кино. Но в том домике, где в памятное лето жили мальчишки, их не было, правда, нынешние отдыхающие подсказали Ваське, где стоит спросить про бывших съемщиков домика.
Своих друзей Василиса нашла спустя полчаса совсем по другому адресу. Видимо, Бог сжалился над страдалицей и внял мольбам ее Ангела-Хранителя, позволив произойти этой встрече, потому что нашла их Васька случайно – просто увидела одного из них, Мишку, через сетку забора.
Встреча была, конечно, радостной, но какой-то не такой, как представляла себе Василиса. Ни у нее, ни у Сереги не было уже того объединяющего их сумасшедшего чувства, которое они тогда давно приняли за любовь. Поговорили, повспоминали, поиграли в карты, и, выпив чаю, Васька уехала к себе.
Они встречались в то лето еще один только раз. Оба поняли, что прошлое ушло навсегда, что осталось только чувство неловкости и какого-то стыдливого неудобства, и договорились больше не встречаться. Уехала оттуда Васька в слезах, с пустой душой, но без чувства потери или горя, как было в прошлый раз.
Все было правильно. Она ясно поняла, что совершенно не хочет больше общаться с однозначно пославшими ее бывшими друзьями. Да и была ли это дружба настоящей? Нет, Василиса, как всегда, приняла желаемое за действительность и свято поверила, но ошиблась. А теперь все встало на свои места, и ей осталось только смириться с ушедшим безвозвратно прошлым, что и помог ей сделать неотступно сопровождавший ее верный Ханиэль.
***
В классе седьмом, то есть в пятнадцать лет (Васька родилась зимой и все второе полугодие была несколько старше многих своих одноклассников) выяснилось, что то самое падение с качелей вылилось в довольно сильное искривление позвоночника.  И девочку по следам ее одноклассницы и подруги положили на длительное лечение в еще одну «лесную школу», где ей пришлось провести полгода, а в следующем году при повтором курсе лечения еще восемь месяцев заточения.
Но жизнь есть жизнь, и Василиса уже была тренированной в расставаниях, научилась привыкать к новым коллективам, да и больницы для нее стали чем-то если не родным, то понятным и больше не пугали своей белизной и уколами.
Татьяна, как звали Васькину одноклассницу из родной школы, лежала в другом крыле их девчачьего ортопедического отделения. Это так печалило Василису, что она все свободное от процедур и физкультуры время проводила в палате у подруги. Они вместе учили уроки, вместе смеялись над книжками и мультиками, вместе играли в трех мушкетеров, где Атосом была непременно Васька, а Д`Артаньяном, конечно, Татьяна. У Васьки был длиннющий вязанный мамой модный шарф, который она завязывала через плечо, чтобы он служил ей перевязью для шпаги – малюсенькой шпажки для крошечных бутербродиков-канапе, которые ею скреплялись для красоты и удобства.
Арамисом в этой компании была девочка Юля. Стройная, даже скорее поджарая, с мальчишескими пропорциями и низким голосом с хрипотцой, необыкновенно ироничная и спокойная, уравновешенная, как говорится, девушка. Ее абсолютно черные волосы были подстрижены под карэ, а из-под длинной челки торчал внушительных размеров нос. «Шнобель», - шутила она про себя. Не красавица, но ведь вот именно в эту девушку приспичило влюбиться Ваське. Да-да, в девушку, и это при нормальной гетеросексуальной с рождения ориентации. И любовь эта была снова такой же сумасшедшей, как и любая другая любовь в Васькиной жизни.
Василиса старалась быть с Юлькой как можно ближе, в тесном телесном контакте, так сказать. А Юля была совсем не прочь запереться с подругой в палатном туалетике, чтобы вдоволь наласкаться и нацеловаться без любопытных и завистливых глаз. Обе тихонько сходили с ума, но как благоразумные девочки, сходили с него не до конца, а так, до серединки, то есть до талии, не ниже. Может быть в другом варианте событий они бы и позволили себе больше, но тут за ними во все глаза следил Ханиэль – урок уроком, а разврат он позволить никак не мог. Да девчонки просто не умели и не знали ничего про однополую любовь у женщин.
Вот такие развратно-невинные отношения у них продолжались в течение практически двух лет, потому что на следующий год девочки легли в эту больницу тоже все вместе, только Юля была выписана гораздо раньше, чем Васька и Татьяна, которых объединили в двухместной палате. Васька и Таня проплакали пару дней по так «безвременно» выписанной подруге и утешились –  девочки могли долго веселиться, а вот печалиться и скучать вдвоем они подолгу не могли категорически. Так они и провеселились все оставшееся время пребывания в «лесной школе».
А потом были учеба до конца школьного года в родной школе, экзамены и лето – то время, на которое детско-юношеская жизнь прерывается и начинается разная другая, отличная от обычной жизнь.
В самые последние дни августа, когда все школьники уже съезжаются домой и готовятся к первому сентября, предвкушая, что они расскажут о своих летних приключениях друзьям, к Василисе в гости заскочила Татьяна. Она была такая счастливая, так радовалась встрече с любимой подругой, бросилась к Ваське на шею, целоваться…
Василиса приняла подругину радость как обычное дело и не обратила внимания на охватившую подругу печаль по поводу отсутствия Васькиной бурной реакции. Таня знала, какие бури эмоций Васька испытывала по своей Юльке-Арамису, ей хотелось заменить собой, занять Юлькино место в сердце девушки. Но насильно мил не будешь, и Татьяна постаралась смириться с Васькиной дружеской теплотой без страстной любви, как к их общей подруге.
Печаль и ревность надолго свили гнездо из колючих веточек в сердце Татьяны. Однажды эти веточки прорастут и зацветут буйным цветом…
Васька чувствовала, что с подругой что-то не так, что ушла искренность из их отношений, но как все беспечные люди, не способные сами ни на предательство, ни на месть, она попросту со временем привыкла к новому ощущению и приняла его как норму, не опасаясь подвоха со стороны подруги. Тем более, что Таня ничем не напоминала, никогда не упрекала Ваську ни за страсть по Юльке-Арамису, ни за прохладность чувств к ней самой.
В середине учебного года девятого класса, будучи в гостях у Васьки, Юля разорвала их связь, обвинив подругу в сексуальном извращении, оставшись при этом в дружеских отношениях с Татьяной, о чем последняя непременно рассказывала Ваське, смакуя ее растрепанность чувств по этому поводу.
Василиса стойко перенесла удар, Ханиэлю даже не пришлось ее успокаивать как в детстве. То ли девочка выросла, то ли чувства все-таки поостыли за этот длительный срок.
***
Мальчики в жизни Василисы играли, безусловно, важную роль. Она ими восхищалась, она выбирала себе «жертву» и «сохла» по ней молча и тихо, даже не пытаясь обозначить свою привязанность. Наверное, сказывался печальный ранний опыт, а быть отвергнутой Ваське точно не хотелось. «Жертв» было много, они менялись местами в зависимости от Василисиного настроения и времени года, суток, гаданий и просто капризов, то есть независимо ни от чего, просто менялись.
Ее Ангел наслаждался эмоциями, которые плескались в ее сердце – такие светлые и одновременно страстные чувства, что Ангелу их можно было даже видеть, а не только чувствовать. Васька вся сверкала желтым и зеленым с фиолетовыми и голубыми сполохами, кое-где виднелись розово-оранжевые пятнышки агрессии, но их было мало, а преобладал именно цвет молодой весенней листвы и солнца. Такая была ее любовь, этой девушки.
По одному мальчику она могла «сохнуть» день, по другому две недели, про третьего она фантазировала целый месяц, не сбиваясь на следующего. Но вот по этому парню, знакомому с детского сада, она не сохла никогда.
***
Колян был груб. Груб и волосат. В смысле, что он был обросшим как бобик, но в хвост черные кудри еще не собирались. Не блистал он ни умом, ни особой красотой, но был силен, спортивен и статен – высокий рост и прекрасная фигура мальчика не были оценены Василисой должным образом. Ну, так, друг детства и друг детства, на горшках рядом сидели, с мамами-бабушками знакомы, в гостях периодически всей компанией друг у друга бывали, но так ведь это же раньше было. А за время своих отсутствий в школе Василиса успела от Кольки отвыкнуть, а тот успел возмужать и одичать, как дичают в этом возрасте все мальчишки, еще стесняясь своих переживаний по поводу понравившихся им девочкам. Вот и Колян по кличке Гут («хороший» по-немецки) тоже стеснялся себя и совершенно не умел выразить свои чувства, кроме грубости и дурацких шалостей.
Перед очередным уроком Василиса не обнаружила свою сумку с учебниками, брошенную в углу коридора вместе со всеми остальными сумками своих одноклассников. Удивившись и расстроившись, она пошла ее искать, благо было время – шла большая перемена, и девочка собиралась в столовую, но вот была вынуждена тратить время по-другому.
Ханиэль и сам не знал, чего ждать от своей подопечной, такие эмоции у нее бушевали, и он не отставал от нее, но не вмешивался, с интересом наблюдая, чем же закончится эта история. Его предчувствия говорили, что девочка справится сама.
Она методично обошла всю свою школу со всеми поворотами и закоулками старинного здания дореволюционной гимназии, а когда нашла пропажу, то не смогла ее достать – сумка лежала на неприступной высоте, на ложном подоконнике в коридоре флигеля, то есть в нише под потолком. Но Васька была уже на взводе, поэтому швабра, при помощи которой она таки достала сумку, отыскалась быстро. А тут, как на зло, под эту «горячую» швабру Ваське попался и сам Колян.
Переход из школьного флигеля заканчивался выходом в большой проходной зал. Вот там они и встретились – разъяренная Василиса и притихший, чувствующий надвигающуюся бурю, Колян. Впрочем, парень был на голову выше Василисы, и швабра была успешно обезврежена, но он не рассчитал силу накала Васькиных чувств и поплатился за это красивым фингалом под глазом и позором на всю мальчишескую компанию.
Но обида Васьки еще не была компенсирована –  коварная мстительница пошла к Кольке домой и нажаловалась его матери, которую хорошо знала.
Больше Колян Ваську не любил. После позора в школе он думал, что хуже не бывает, но он снова ошибался, потому что дома его ждал отец с ремнем и рычащая мать, защищающая пострадавшую Ваську. Позор и порку он, конечно, пережил, но вот от Василисы старался с тех пор держаться как можно дальше.
Впрочем, не только Колян стал обходить девочку стороной – все мальчишки из ее и из параллельного класса старались больше не задевать Василису. Она этому сначала радовалась, а потом печалилась – свои к ней симпатии, если таковые и возникали, мальчишки умело прятали. Могли в куче других ребят постоять рядом с Васькой и как бы случайно прижаться к ней всем телом при наличии свободного пространства у себя за спиной, могли задеть ее рукой и задержаться в этом «задевании» чуть-чуть дольше «естественного» времени, могли перекинуться с ней парой-тройкой скабрезных фраз, на которые у девочки всегда имелось, чем ответить, но ничего сверх того себе не позволяли.
Так и осталась Васька не целованной и целомудренной еще долгое время. Только Ханиэль не переживал по этому поводу, потому что точно знал: все еще впереди, все еще будет, и нежно улыбался, глядя на свою девочку, свою драгоценную подопечную.
***
Летом между восьмым и девятым классами Васька со школой съездила в ГДР, где самыми памятными воспоминаниями оказались «русские» горки в Трептов-парке, скупость принимающей немецкой стороны и привычка немцев пукать в любое время, в том числе за обеденным столом.
Вернулась она домой с таким удовольствием, как будто из ссылки или с каторги, уставшая, похудевшая и офигевшая от калейдоскопа картин, сменявших одна другую в поездке с такой скоростью, что, если бы не фотоснимки, которых Васька наделала, наверное, миллион, она бы так и не смогла бы рассказать о поездке ни слова.
***
Так тихо и мимо прошел девятый класс и половина десятого класса, когда никаких особенных событий почти не было.
Но вот в Питере Хранителю пришлось позаботиться, чтобы девочка не попала очень уж крепко в беду, но маленькая беда, даже не беда, а так, неприятное происшествие, была кармически запланирована, как и многое в Васькиной судьбе,  и произошла строго по плану и расписанию, оставив ей яркое воспоминание.
В зимние каникулы в последнем десятом классе, а тогда все заканчивали десятилетку, Василиса с классом поехали в Ленинград, он тогда еще был Ленинградом в честь своей Ленинградской области, наверное. Ребят таскали на экскурсии, не давая времени даже переварить увиденное и составить хоть какое-то представление о прекрасном городе, кроме беготни и жуткого ледяного зимнего пронизывающего ветра. Ветер и свой поход в питерский бар – все, что Васька запомнила из той поездки. А еще свой стыд за содеянное. Это потом, через несколько лет, подруга, принимавшая участие в той поездке, призналась, как она и другие девчонки по-белому завидовали ей и остальным провинившимся, что им-то хоть есть, что вспомнить.
А дело было так. После беготни очередного дня ближе к вечеру, внезапно, образовался огромный промежуток времени, не занятый ни под какие экскурсии. Детей отпустили гулять по городу совершенно самостоятельно и бесконтрольно. Васька со своей подругой Юлькой и двумя пацанами из их класса, Димоном и Серегой, и знакомым из школы, в которой поселили всех ребят, со странным именем Гела, двинули гулять по Невскому проспекту. Просто так гулять подросткам быстро надоело, да и замерзли они на знаменитом ветру, пробирающим даже через толстую шубу из искусственного чебурашки. Гела предложил и все поддержали идею зайти погреться и перекусить в каком-нибудь баре, благо этих заведений на Невском было уже тогда довольно много.
Гела рассказывал о том, что в этих барах можно случайно столкнуться с самим Боярским – во как! И девчонки быстро-быстро согласились, надеясь на встречу со своим кумиром. И все впятером они зашли в неприметный бар, располагавшийся в полуподвальном помещении, спустились совсем в подвал, где был танц-пол и собственно барная стойка, оставив выше этаж с ресторанными столиками.
Играла негромкая музыка, но замерзшие и голодные подростки решили перед танцами поесть и согреться при помощи спиртного. Васька к тому моменту только пробовала чуть-чуть красного сухого вина и оно ей не понравилось, но здесь Серега принес девушкам по изящной рюмочке чего-то изумрудно-зеленого сладкого и тягучего с названием «Шартрэз»… Прямо как у Боярского в «Трех мушкетерах» французский ликер… Потом кроме очень быстро закончившейся бутербродной закуски появлялись на столе и исчезали в организмах ребят еще множество разнообразных напитков. Васька поставила себе целью попробовать все, что было в баре, и что Серега с Димоном употребляли сами и могли угостить девушек. О деньгах она по своей наивности даже как-то и не задумывалась, просто наслаждалась вкусом и запахом качественных напитков. Она пила наравне с мальчишками и очень сильно удивилась, когда сначала куда-то исчез Гела, а Димон, раскрасневшись во все щеки, начал лобызать Юльку. Перекинувшись парой фраз с Серегой и подругой, Васька решила, что пора уходить.
Ханиэль смотрел на это действо, про себя усмехаясь пьяной решительности своей Васьки, но она и его удивила, не потеряв после такого количества выпитого спиртного в абсолютно безбожном сочетании способности здраво рассуждать и прямо ходить, не шатаясь. Удивленно вскинув брови, Ангел смотрел, как развивались события дальше, с удовлетворением понимая, что пока его непосредственное вмешательство не требовалось.
На выходе из бара, будучи уже в шубах и пальто, ученики, о, ужас, нос к носу столкнулись с компанией своих учителей.
- Дима, ребята, как вы могли так поступить? Я тебя спрашиваю! – кричала срывающимся голосом их любимая классная руководительница, - всё, вы меня довели! Ваших родителей я вызову к директору, а тебя Дима, я отправлю завтра же прямо бандеролью в Питер!
- А мы, п-вашму, щщщас хде? – с наглой рожей спросил раскрасневшийся во все щеки Димон заплетающимся языком.
- Тьфу! В Москву отправлю! Еще подерзи мне, нахал! – остервенело орала училка, - быстро двигайте в школу и по своим комнатам – вещи паковать! – докрикивала она уже из зала с ресторанными столиками, когда навстречу ей попалась еще одна выходящая из зала теплая компания наших одноклассников. Надо отдать им должное - они были гораздо трезвее Васькиных спутников, но и им тоже досталось положенное количество справедливого учительского гнева.
Помощь Ханиэля понадобилась Василисе чуть позже, когда выяснилось, что Димон не может передвигаться стоя на ногах, идти он мог только лежа или сидя, то есть не мог вообще. Но приказа идти к месту обитания никто не отменял, да и самой Ваське уже очень хотелось домой. Но тут выяснилось, что она совсем не ориентируется, в какую сторону идти. Ханиэль подставил свое плечо вместе с Васькиным, организовал с другой стороны не так сильно пьяного Сергея, а Юльку сориентировал в пространстве, чтобы она указывала ребятам путь. Так и довел их до школы, где их поселили питерцы, медленно, но без дополнительных приключений в виде милиционеров, вовремя отворачивающихся от движущейся неровным шагом молодежи, и разных других лихих людей, что не прочь поживиться за счет слабых и пьяных в любое время.
На следующий день учителя на общем собрании вынесли всем ученикам, замеченным в том баре, строгое общественное порицание с обещанием разборок с участием родителей у директора по возвращении в Москву. Димке был куплен билет, и подростка, действительно, в нарушение всех правил и законов отправили домой на поезде без присмотра, надеясь, что промывки мозгов и давления на его совесть до дома как раз хватит и с ним ничего нового не случится. Вообще, да, доехал он без приключений. А оставшиеся одноклассники продолжили свой нелегкий путь по выставкам и музеям Питера, подгоняемые ветром и стужей хмурой питерской зимы.
***
Еще до сдачи выпускных экзаменов в школе Василиса уже успешно прошла вступительные экзамены в медицинское училище при ЦКБ, Кремлевской больнице, что в Кунцево, где всех шишек лечат, и была зачислена в обычную группу на факультете медицинских сестер. Видимо, детство, проведенное в больницах и поликлиниках, определило будущую Васькину профессию. А может быть, ей действительно больше всего в жизни хотелось помогать людям, лечить их и делать счастливыми. Но этого не знал даже ее Ангел.
Взаимоотношения со школьными предметами у Васьки складывались очень не однозначные, и в аттестате  предполагались тройки вперемешку с несколькими четверками и парочкой пятерок, что в сумме явно не давало поступить в медицинский институт, куда так стремилась девушка, даже при сданных на пятерки вступительных экзаменах – средний балл аттестата портил всю арифметику. Поэтому Васька с матерью придумали такой длинный обходной маневр – пойти в медучилище и закончить его с красным дипломом, чтобы потом на вступительных экзаменах сдавать только один профильный предмет, например, биологию. В то время практиковалась такая система – «по эксперименту» - если краснодипломники со средним специальным образованием сдавали профильный  экзамен на отлично, то от сдачи остальных они освобождались, автоматически зачисляясь на первый курс.
Уже после выпускного вечера Татьяна объявила Ваське, что будет учиться с ней в одном училище и с той же целью – получить красный диплом, чтобы потом учиться дальше в вузе. Узнав это, Василиса попросила  комиссию, принимающую документы, которые она донесла после окончания школы, чтобы их с Татьяной записали в одну группу, подписав себе приговор.
А дело было так… Обе подруги учились «на перегонки» - соревновались во всем, включая физкультуру. Василиса пошла заниматься в секцию настольного тенниса, который полюбила с детства, а Татьяна физкультуру не любила, но не могла отстать от подруги и стала участвовать в лыжных кроссах.
И обе были отличницами, и обе были душой компании, точнее всей группы, потому что у них всегда можно было списать письменные задания, да и подсказывали подруги своим соученицам по просьбам и без оных, а скорее от того, что выученные сведения просто вырывались на свободу в поисках благодарных ушей.
И обе они дружили с еще одной Татьяной, взрослой двадцатипятилетней мадам, имевшей в Питере, где жила ее мама, малолетнего сынишку, рожденного вне брака неизвестно от кого… В Москве эта мадам жила на съемной квартире с еще одной дамочкой, хотя училище предоставляло общежитие своим учащимся. Чем эта взрослая Таня оплачивала съемное жилье, подруги даже не задумывались.
Все было бы нормально, если бы… В конце первого полугодия выяснилось, что девочка, назначенная старостой, слишком много болеет и пропускает занятия, да и просто не хочет больше быть старостой группы. А в соревновании групп первого курса училища Васькина группа заняла предпоследнее место. Педагоги поспрашивали девочек и подкатили к Ваське с предложением, от которого не принято отказываться, раз «родина просит». Так Ваську назначили старостой.
Василиса стеснялась говорить на публике, ей было крайне сложно себя заставить требовать с девочек выполнения общепринятых правил, так как она сама была всю свою жизнь смутьянкой и хулиганкой. Но она справилась со своими проблемами и вывела группу на второе место буквально через месяца три-четыре, то есть в аккурат к летним каникулам.
В следующем семестре учеба стала более насыщенной, начались предметы, вынесенные на государственные экзамены, да и преподаватели стали драть с девочек по три шкуры, ну, у кого было, что драть, конечно.
Далеко не все ученицы справлялись с усвоением программных знаний. Подсказки пятерых отличниц уже не спасали хронических троечниц, и произошло расслоение на увлеченных зубрежкой успевающих и на плетущихся следом бездельниц, довольствующихся «госоценкой» - троечкой. Поэтому, когда началось преподавание предмета «Реаниматология и анестезиология», которую вел очень симпатичный молодой врач, Василиса была озадачена вопросом, как сдавать этот предмет на госах, если препод  дает только задания по мытью отделения и приведению в порядок металлических поверхностей коек отделения.
Впрочем, большинство девочек такое положение дел более, чем устраивало. И Васька перестала задавать вопросы своим соученицам и успокоилась – всегда есть литература, которую можно перед экзаменом почитать.
И снова все было бы тихо, если бы… Завуч выловила Василису буквально перед уходом после занятий с вопросами про новый предмет, нового педагога и вообще обстановки в группе.
- Ты же староста, ты обязана мне сказать правду! Я все равно проверю и разберусь, если ты мне соврешь. Но твоя ложь обязательно испортит твою будущую карьеру. Ты ведь хочешь получить красный диплом? Я правильно понимаю? – завуч была тертый калач, наивная Васька смотрела на нее как кролик на удава.
- Да, там все нормально, - мямлила девушка, - занимаемся… Нууу, убираем отделение, помогаем медсестрам в вопросах гигиены в отделении – это же так важно в таком тяжелом месте – отделении реанимации. А к больным он нас не водит, объясняя тем, что там только «шишки» лежат, а у него врачебная тайна.
И не соврала, и не скрыла. Постаралась смягчить, но не смогла, потому что правда есть правда, а врать Васька умела очень плохо, ее ложь всегда было легко распознать.
Разъяренная таким методом преподавания,  завуч обещала во всем разобраться и наказать кого положено, заставить реаниматолога читать лекции и тренировать учениц на муляжах, куклах, которые изображали разные скоропомощные ситуации – утопленника, покойника с остановившимся сердцем, подавившегося человека и разные другие случаи.
Никаких других разговоров у Васьки с завучем не было.
На следующем занятии она предупредила девочек, что грядут разборки с их любимым реаниматологом, и пересказала вкратце их с завучем беседу. Девицы схватились за голову, а одна из них хитренько прищурилась и опустила глазки в пол, чтобы не выдать подруге своих планов.
Через короткое время пришел педагог и очень недовольно поинтересовался, кто же его так подло «заложил» начальству. Васька встала и честно призналась, что не могла отвертеться от задаваемых завучем вопросов. Так через месяц от начала предмета началась их первая в цикле лекция по реаниматологии. Со временем программу по предмету нагнали, и на экзамен девочкам уже было, что отвечать.
Прошло недели две-три после окончания этого злополучного цикла, когда к Василисе подошла старшая Татьяна и спросила:
- Вась, а ты не собираешься ничего делать? – и так многозначительно посмотрела на подругу, что Ваське стало как-то неуютно, - ты, что ничего не замечаешь вокруг? Разве ты не видишь, что все девочки стали тебя избегать, даже мы с Таней?
Действительно, в последнее время девушке казалось, что и ее любимая Танька, и все остальные как-то отдалились от нее, но неприкрытой враждебности, которая так и сквозила в словах старшей Тани, от других она не чувствовала.
- А что такое случилось, я что должна что-то чувствовать? – поинтересовалась Василиса, отрываясь от учебника по этике и деонтологии.
- Ты предала всю группу, - ухмыльнулась Татьяна старшая, - ты подставила ни в чем неповинного педагога под строгий выговор, ты заставила его читать лекции, а нас всех заниматься зубрежкой, без которой можно было вполне обойтись, - перечислила она страшные Васькины преступления, за которые ей полагалось сгореть от стыда на месте или самоубиться об пыльный веник.
- Я ни кого не предавала, любая из вас на моем месте сделала то же самое: меня спросили – я ответила. Я что на прямые вопросы завуча должна была молчать или врать? Или что, лекции по экзаменационному предмету никому не были нужны кроме меня? Вы все такие умные, что могли сходе отвечать по предмету?
- Могла бы и соврать, между прочим, - откровенно издевалась над бывшей теперь уже подругой старшая Татьяна, а младшая Таня медленно передвигалась по аудитории от девочки к девочке, что-то с ними обсуждая.
Через некоторое время подошла и она.
- Вась, вся группа требует, чтобы ты отказалась от старостата, - резюмировала свои переговоры Таня младшая.
- Да не вопрос, откажусь! – обижено рявкнула Васька, - я, что хотела быть старостой, что ли? Меня назначили, меня заставили под страхом, что выгонят из училища!
Если бы ситуация на этом закончилась, Ханиэль бы просто развел руками в стороны и спокойно полетел отдыхать, но все только начиналось.
Обвинения множились и разрастались как снежный ком. Кроме предательства Василисе вменялось высокомерие и гордыня, снисходительное отношение к соученицам, как к низшей касте дураков, и даже к педагогам, а также проституция! Кто-то когда-то якобы видел Ваську в обнимку с негром!
***
Вот так рвался тот кармический узел, завязавшийся при падении Васьки с качелей… Ханиэль тяжко вздыхал, сочувствуя девушке, но не в его власти было изменить ход событий.
- Михаил, помоги ей, прошу тебя, умоляю! – настойчиво заклинал Архистратига Ханиэль, - она же не выдержит, если вылетит из училища.
- Ладно, я посмотрю, что можно сделать, чтобы сохранить ее судьбу и при этом не утяжелить карму. Учитывая то печальное обстоятельство, что родители девочки в отъезде и не могут поддержать ее сами, займись ею ты. А я подключу подругу ее матери, пусть потрудится сейчас, чтобы Василиса стала ей обязанной. Так даже будет лучше, их судьбы свяжутся в один узел, и это поможет потом выжить обеим в трудное время.
- А что у Васьки будет время хуже, чем сейчас? – удивился Хранитель, - что ж за судьбу-то вы ей определили, изверги?
- Не богохульствуй, ты ж ангел, - улыбнулся Михаил, - мы ничего не выдумывали, это она сама насоставляла себе уроков и долгов. Говорила перед воплощением, что так ей надоело в который раз все рождаться и рождаться, пусть уж разом максимально оттерпеть, зато потом, может быть, и без следующего воплощения обойдется.
- Сама… - повторил почти шепотом Ханиэль, - тогда я понимаю, почему к ней не рядового хранителя приставили, а меня – полномочия у меня все-таки архангельские, значительно шире, чем у простых хранителей…
- Да-да, именно так, - улыбался Архистратиг, - ну, ты не переживай, уж ты-то справишься со всеми ее заморочками!
***
На классном часе руководитель этой несчастной группы, преподаватель философии, поставил Василису у доски и стал отчитывать за неподобающее поведение, впрочем, стыдливо не вдаваясь в подробности, а так как-то без конкретики, обобщая, чтобы получилось, что она замарала свою честь, а совести не имела совсем, поэтому ну никак больше не может оставаться старостой группы.
Васька и не упрямилась, а сразу объявила, что видала она этот их старостат-статосрат далеко, куда он и ушел уже надолго… То есть, это она так хотела сказать, а на самом деле проблеяла тихонечко свое отречение в пользу следующих жертв общественной нагрузки. Но и на этом дело общественного порицания не было закончено.
Философ поднимал по очереди каждую ученицу и заставлял их говорить гадости в лицо Василисе, которая, наверное, грохнулась бы в обморок, если бы умела это делать. Ей казалось, что времени уже совсем нет или оно остановилось, что ее жизнь прошла зря, что ей уже пришла пора умереть во цвете лет. Щеки ее, бывшие сначала пурпурно-розовыми, стали бледно-серыми, глаза ввалились, и все в ней выражало полное отсутствие самой Васьки в этом мире.
Васькина оболочка равнодушно дослушала выступления всех своих бывших подруг. Татьяны по очереди тоже повторили те гадости, которые говорили все, что не было удивительно, а глаза обеих светились торжеством – еще бы, враг повержен, лежит и не сопротивляется творящемуся насилию, сволочь!
Все это время Ханиэль закрывал свою девочку крыльями, сделав их прозрачными и невесомыми, отводя ими те стрелы ненависти, которые летели в нее со всех сторон, чтобы сердце его подопечной не разорвалось от страдания.
Дети, а восемнадцатилетние подростки – по сути своей еще дети, не умеют анализировать сложные многоходовые взрослые комбинации, зато они прекрасно перенимают негативные эмоции в коллективе или толпе. Разгадать многоходовку Татьяны старшей, которую спровоцировала на это младшая Таня, девочки не могли, но зато ненависть выливали на бедную бывшую старосту щедрым потоком.
После этой выволочки Василису отвели в кабинет директора. Надо сказать пару слов про этого мужика. Он был высокого роста, гораздо выше среднего, но девчонкам казался просто огромным, с огромными лапищами, которыми он собственноручно умывал девиц, если те щеголяли по училищу в косметике. Боялись директора все, включая преподавательский состав и техничек.
Директор тоже поставил Ваську перед собой, то есть перед своим столом, за которым он восседал в почти царском кожаном кресле. А на соседнем с директорским столом стуле сидела та самая завуч.
- Ну, Василиса, расскажи мне честно, что ты там вытворила, - пробасил грозный начальник.
В который раз Васька рассказывала о происшествии свою точку зрения, она даже не вспомнит, потому что не считала, сбившись после третьего пересказа. Завуч, надо отдать ей должное, подтвердила перед директором слова девушки про их разговор, и про выволочку преподавателю реаниматологии.
- А расскажи-ка мне теперь про историю с изменой родине, - продолжил допрос директор, заинтересованно глядя на девушку, которая неожиданно получила такую весомую поддержку от завуча.
- Не гуляла я ни с какими неграми, у меня нет, и никогда не было контактов с иностранцами! – громко и четко выговорила Васька, - и проверьте меня у гинеколога – я еще девственница, у меня никогда не было мужчин! – сказала и залилась краской, опустив взгляд в пол.
- Ладно, ладно… - произнес оторопевший от такого заявления девушки, а главное от предложения провести обследование, на которое добровольно ни одна женская особь ходить не любит, - разберемся. Иди в класс и учись пока.
Ханиэль позже присутствовал при разговоре директора с подругой Васькиной матери, которая клялась и божилась, что девочка из такой порядочной семьи, что об измене родине не то, что речи быть не может, но даже мыслей таких допустить нет причин. Что девочка уважает взрослых, послушная и вообще умница. Старалась эта тетка, как могла, и в результате дело про походы с неграми, да и про реаниматологию замяли, и разбирательство затухло настолько, что даже в личное дело Василисы не было записано никаких выговоров или других пометок.
Тут Ханиэль решил справедливости ради все-таки выдать старшей Татьяне по заслугам и способствовал, чтобы именно ее нравственный облик был проверен и уточнен источник ее доходов, что не способствовало спокойствию в стане Васькиных врагов.
В результате заткнулись все: Василиса, потому что с ней просто никто из группы не разговаривал, девушки, потому что Васька с ними тоже не говорила, а преподаватели, потому что Василиса говорила им только то, что они у нее спрашивали, но в полном объеме и без запинки, потому что дел у девушки кроме учебы никаких не осталось.
Если раньше ей хотелось поболтать с Танями про разные интересные штучки, то теперь не с кем было болтать. Даже в домашней жизни особо общаться стало не с кем – ее вторая любимая школьная подруга Юлька, которая поступила в математический институт, название которого Васька запомнить не смогла, вела сложные переговоры со своей матерью, не желавшей отдавать дочь замуж за их же одноклассника Димку, того самого Димона, который ездил бандеролью в поезде Ленинград – Москва.
У Юльки и Димона к тому времени уже любовь цвела бурным цветом и имела даже продолжение в виде ожидания Юлькой их первенца, родить которого она хотела в браке. В этом нелегком деле Васька помогала влюбленным как могла, служа им «испорченным телефоном», то есть, передавая туда-сюда то, что один хотел сказать другому, но Юлькина мать не разрешала.
Но переговоры друзей не сильно отвлекали Василису, хотя и добавляли жизни в ее угрюмое существование, и она все свое время тратила на учебу, с остервенением вгрызаясь в гранит науки и получая за это одни пятерки.
Сначала изоляция Василисы была строгой – только одна девушка разговаривала с ней, та, которая и во время коллективной порки не стала говорить гадости, сославшись на свои частые пропуски занятий по болезни. Вот именно из за ее частых пропусков Василисино общение с ней сводилось, все равно, к минимуму. Так часто бывает с кармическими узлами – ситуации повторяются как под копирку с небольшими вариациями до тех пор, пока весь долг не будет отработан полностью.
Но надо знать Ваську. Когда она знает предмет, то тихо сидеть и помалкивать в тряпочку она просто не в состоянии, она подсказывала то одной, то другой соученице, то третьей. Не без разбора, конечно. Девчонки, составившие костяк ее гонителей, ни разу не получили от нее подсказки или помощи. «Пусть платят за свои деяния», - думала Васька, ухмыляясь про себя.
На любимом Васькином предмете, на функциональной диагностике, то есть на разборах ЭКГ (электрокардиограммы) и вовсе случилось чудо. Большую группу тогда разбили на маленькие подгруппы для более глубокого изучения сложных предметов, а этот предмет был одним из самых сложных во всем курсе, сложнее была разве что фармакология. В группу к Василисе Хранитель сам отбирал девочек, чтобы хотя бы не сильно ее обижали, а относились к ней нейтрально.
Разобрались в чтении ЭКГ всего четверо из тридцати девушек: Василиса, Татьяна младшая (старшую перевели в другую группу от греха подальше) и еще двое. Эти четверо, а чаще трое, потому что одна все время пропускала занятия, старались изо всех сил, подсказывая своим соученицам решения задачек по расшифровке этих загадочных кривулек, которые и есть записи кардиограмм.
И вот на практических занятиях в подгруппе Васька решала эти задачки для всех девочек без исключения, но свой авторитет она вернула даже не этим. Преподаватель этого предмета работал там же в ЦКБ и занятия проводил там же, не отходя от своего рабочего места, там же сидели и его ученицы – Васькина подгруппа.
Получив очередную порцию задачек и быстренько их прорешав, сверившись со своими записями в лекции, Василиса вынесла свой вердикт – острый инфаркт миокарда такой-то локализации и такой-то давности. Преподаватель скривил гримасу, хмыкнул и объявил ей, что она ошиблась. Возмущенная девушка стала спорить с педагогом, ссылаясь на записи его же лекции:
- Вы же нам сами так диктовали! Значит, я права, и тут есть инфаркт, и именно такой, как я определила, - возмущалась активная ученица звонким от волнения голосом.
Перепроверив спорную ЭКГ-шку еще раз, заглянув в лекционную тетрадь девушки, и спросив мнения своего коллеги, учитель признал свою неправоту и даже извинился перед Василисой, чем вызвал всеобщий восторг и лично Васькино обожание.
На практику перед госами Василиса одна попала в отделение функциональной диагностики и радовалась своему везению безмерно. А успешно ее закончив, и сдав экзамены на пятерки и одну четверку (фармакология трудно ей давалась всегда), взяла направление для распределения на работу именно в это, ставшее уже родным, отделение.
Но не тут-то было… Снова у нее вышла неувязка, но тут Ангелу даже не пришлось вмешиваться – все сделали сами люди. Девушки из Василисиной подгруппы были так возмущены тем фактом, что знающая предмет и работу Васька получила распределение в совершенно другое отделение, а туда, в функциональную диагностику собирались послать одну из самых тупых девиц, которая даже тройкам всегда радовалась.
- Ха, ну, не знаю я ЭКГ, и что? Даже обезьяну можно научить на кнопки нажимать, так что ж я не выучу, куда пальцем тыкать, что ли? – убеждала окружающих эта троечница.
Почти вся группа и сам преподаватель предмета пошли к директору и вместе выбили для Василисы желанное место будущей работы. Вот так и закончилась ее кармическая эпопея. Перенеся с честью всю эту историю, пережив ее и переосмыслив всю свою жизнь, Василиса пришла к выводу, что она очень благодарна своей бывшей подруге за ее предательство, ведь такой жизненный урок получить дорогого стоит.
А Ханиэль ласково и с гордостью взирал на свою взрослеющую подопечную и радовался, что этот урок девушка прошла правильно и сделала нужные выводы.
***
Получив диплом и поступив на работу в любимое отделение, только не в главном здании больницы, а в новом терапевтическом корпусе, Василиса с матерью затеялись со второй операцией на глазах.
Первую, останавливающую катастрофическое падение зрения, сделали, пока девушка училась еще на первом курсе училища, она прошла успешно. А по-другому и быть не могло – во-первых, Васька шла на эти операции как на самый лучший праздник в ее жизни, во-вторых, ее же сопровождал и каждый миг направлял верный Ангел-Хранитель.
Поставив в известность о своей нетрудоспособности заведующую кабинетом функциональной диагностики корпуса, Василиса отправилась на восстановительный период на дачу – читать и писать, смотреть телевизор все равно было нельзя, как и вкалывать на грядках, но гулять по округе и просто радоваться солнцу и полученному острому зрению никто не запрещал. Время отпуска прошло быстро и незаметно.
Легко войдя в жизнь своего отделения, девушка заняла там определенную нишу и работала с удовольствием и усердием. На ее рабочем столе стояли целых три телефонных аппарата – это был персональный Васькин ужас: общаться по телефону с незнакомыми людьми.
Связь была с городом, второй аппарат делал звонки внутри корпуса, а третий был «прямой» от главного врача корпуса. Наверное, никому из медсестер эта миссия телефонного общения не нравилась, поэтому она и досталась новенькой, которая не смогла отказаться из скромности и вежливости. Зато Ваське, с трудом умеющей устно формулировать свои мысли и запоминать сказанное другими, если ей лично не была интересна тема разговора,  пришлось научиться делать и это.
Как говорится, в один прекрасный осенний день Василиса снимала ЭКГ молодому симпатичному парню.  Они разговорились, и Андрей, так звали юношу, пригласил Василису погулять после работы по огромному больничному парку, показать ей местное озеро «с лебедями». Васька согласилась и убежала доделывать свою работу.
- А ты учишься где-нибудь? - спросила Василиса, - я вот сейчас занимаюсь с репетиторами, готовлюсь поступать в медицинский на лечфак.
- Я учусь в Первом Меде на санитарной гигиене, буду работать в сан-эпид-станции инспектором, как и мои родители, - ответил Андрей гордо.
- А у меня папа инженер, а мама программист… - скромно потупила глазки девушка, не вдаваясь в подробности, какие должности в действительности занимали ее родители.
- А живешь ты где?
- Я родилась и выросла на Арбате. А ты?
- А мы живем в Выхино… - менее уверенно ответил Андрей, - а у вас есть машина?
- Нет, папа не хочет покупать, потому что у него что-то не сложилось с вождением авто. Права водительские есть, а вот за руль садиться он почему-то зарекся. Я не знаю причины, а он толком не объясняет. Зато у нас есть дача, точнее почти голый участок и сложенный там на просушку сруб будущего домика, - разулыбалась Васька.
- У нас тоже есть дача, только я ее терпеть не могу – вечно там что-то надо делать, мать заставляет, и не отвертишься, пока не сделаешь. А после я такой усталый, что только книжку почитать и хочется.
- А я с удовольствием и овощи насажала, и кусты мы с папой посадили, и цветы у меня уже растут, и даже цветут! Вот! – с гордостью хвасталась девушка своими достижениями, - а этим летом мы начнем делать фундамент – папа уже спроектировал наш будущий дом – он же у меня инженер-строитель, сам все может!
- Я не помню, как и когда мама строила дом, тем более там еще дед с бабушкой участвовали, - пожал худенькими плечами Андрей.
Так они гуляли и болтали ни о чем и обо всем сразу еще не один раз, а потом перед самой выпиской он ее поцеловал в губы. Это был самый первый Васькин Настоящий Поцелуй, и она чуть не потеряла дар речи от захватившего ее чувства. Короче, она снова влюбилась, но уже не в придуманный ею образ идеального мальчика, как те, что она рисовала себе в школе, а в реального, такого уютного и теплого, такого душевного и милого, такого уже до боли родного Андрея.
После выписки влюбленные встречались еще много раз, но всегда дома у Василисы, к себе Андрей ее ни разу не пригласил, мотивируя тем, что там маме надо отдыхать, и вообще он еще не готов познакомить свою девушку с мамой.
Он ласкал Ваську, целовал, и целовал, и целовал бесконечно. Она отдавалась ему в руки самозабвенно, но не пускала эти руки в самое святое и целомудренное свое местечко. Даже сгорая от страсти, она контролировала ситуацию. Васька еще не знала, что чтобы расслабиться, ей надо перестать вести это шпионское наблюдение за собой, что этот бич, это наказание – самоконтроль, будет раз за разом лишать ее радости сексуальной жизни.
В очередной раз Василиса как на крыльях неслась на свидание к своему Андрею, радостно что-то фантазируя себе нежное и приятное. Встретившись и получив в подарок целую одну розу, Василиса решила, что вот теперь он отведет ее к своей маме и назовет невестой, так торжественно вел себя ее любимый.
- Мы не должны больше встречаться.
- Не поняла…
- Мама не хочет, чтобы я встречался с русской девушкой без высшего образования, - угрюмо объяснил парень.
У Васьки внутри все оборвалось, и она задохнулась словами, которые хотела прокричать ему в лицо. Сердце в Васькиной груди колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет и поскачет по платформе станции метро «Выхино», где они так и стояли с момента встречи.
Похватав ртом воздух, она все-таки произнесла, но уже довольно спокойным голосом:
- Так это мама… А ты-то сам что думаешь? Ты вообще меня любишь? – она смотрела в его глаза и не видела того Андрея, ее Андрея, которого она полюбила…
- Я тебя не люблю, - промямлил юноша, - а мама считает, что мне больше подойдет дочь ее подруги, тоже еврейка, как и я. Ты прости меня, если можешь. Я пойду, ладно?
- Проваливай из моей жизни! – в сердцах кричала Васька на всю открытую платформу, - забудь мой телефон и никогда, слышишь, никогда не вспоминай мое имя! - и девушка, захлебываясь слезами, бросилась в открытые двери подъехавшего вагона.
Всю дорогу Ваську душили слезы, но она не хотела больше привлекать внимания к себе, а, наоборот, старалась сжаться, стать как можно меньше и незаметнее, чтобы ее никто не трогал.
Ханиэль снова, как всегда, укрыл ее своей невесомой завесой, своими крыльями… Крыльями Ангела…
Подъезжая к своей станции, Василиса уже была спокойна, собрана и бесстрастна. Она теперь даже злилась на себя за такую бурю эмоций из-за столь ничтожной персоны, коей теперь в ее глазах выглядел ее бывший возлюбленный.
***
Время шло, и образ Андрея постепенно истаивал из памяти Василисы. Зато на занятиях у репетиторши по биологии Ваське приглянулся другой мальчик. Звали его Димочка. Не Дима, не Дмитрий, а именно Димочка. Высокий русоволосый красавец, продолжатель врачебной династии, он вгрызался в гранит биологической науки с некоторым остервенением, но ответить лучше, чем отвечала Васька, все равно никак не мог. Этим-то она его и сначала заинтересовала, а потом понеслось-поехало снова любовь-морковь, обнимашки-целовашки до полной одури под луной и на фоне яблоневого цвета.
Васька снова сгорала от своего трепещущего чувства и обжигающих ласк нового парня. Ее мучала совесть, что она мешает им обоим полноценно заниматься и выучивать сухой и скучный предмет, а биология стояла в этом году именно профильным предметом в Третьем меде, куда они оба и собирались поступать, только Васька на вечерний лечебный факультет, а Димочка на дневное отделение, чтобы откосить таким образом от службы в армии.
Ее Ангел взирал на новые метания души своей подопечной с нежной улыбкой и тенью иронии, притаившейся в глазах – он-то знал, что мирное расставание с этим умненьким, но не решительным рохлей будет для Василисы как вырваться на свободу после длительного заключения под стражей. Да так оно все и произошло: после поступления в разные группы на разных факультетах влюбленность остыла, и эти двое виделись только мельком, чтобы поздороваться, пробегая каждый своей дорогой.
***
А учеба в институте для Василисы началась с ненавистной ей физики и высшей математики – как раз с того, от чего она так усердно старалась спрятаться в гуманитарном вузе. Но не это главное, главное то, что в группе, где она собиралась по подсказкам матери искать себе мужа, было всего четыре существа мужескага полу. Но Васька не отчаялась, а решила тихо и спокойно проанализировать ситуацию.
Один, самый симпатичный, чернявый и носастенький, отпадал сразу по причине глубокой женатости и даже наличия у него маленького ребенка, а чужого Васька никогда не брала и даже не желала. Второй ей не понравился внешне, да и был на десять или даже больше лет старше, что почти не предполагало общих тем для разговоров и сильно затрудняло общение.
А вот третий и четвертый пацаны Ваське понравились сразу оба. Как в анекдоте про ворону…
- Ворона, ворона, а сколько у тебя ножек?
- Две, особенно правая…
Вот и Ваське один нравился чуть-чуть больше другого. Саша был красивее лицом и выше ростом, но был, мягко говоря, толстоват и не спортивен на вид, а Юра имел умопомрачительную фигуру, красивые выразительные карие глаза и дивный, чарующий голос, но ростом он был всего на два сантиметра выше Васьки. «Вот бы их сложить вместе, а потом поделить поровну…» - мечтательно размышляла Василиса.
Растерявшаяся сначала девушка, выбрала Юрку. Ханиэль кивнул головой и начал устраивать условия для свиданий и томных разговоров. Разговоры у этой парочки быстро перешли в горизонтальную плоскость, и Васька свой первый опыт получила с уже страстно любимым мужчиной.
- Юр, а ты теперь на мне женишься? – наивно и невинно глядя в глаза своему первому мужчине, спросила Василиса.
- Конечно, женюсь, котенок! – подтвердил припертый к стенке парень.
Мать ей говорила, что эта любовь пройдет, что их счастье не вечно, что надо быть терпеливее, что сам по себе штамп в паспорте еще не гарантия долгой и счастливой жизни… Но все предупреждения были напрасны, после свадьбы Ваську как будто бы подменили. Из нежной и ласковой девушки она превратилась в страстную, ревнивую фурию, терзавшую своего любимого мужа на все лады и пока они жили с его матерью, достаточно тепло относившуюся к своей невестке, и когда они уже переехали в дом Васькиных родителей.
Васька растолстела и стала сварливой. Все думали, что она, наконец, забеременела, но не тут-то было – детей этой паре так и не дали. Обследования показал, что у молодой женщины какой-то гормональный сбой, а муж на обследования не пошел, свято уверенный в своем прекрасном здоровье.
На третьем году совместной жизни, а у этой парочки стаж совместного безразлучного пребывания можно было, как минимум, утраивать, потому что они не только жили под одной крышей, они еще и учились вместе, и работали в одном отделении больницы в одну и ту же смену, произошел, как говорится, сбой программы, они просто «обожрались» друг другом, устали. Васька потеряла контроль, и ее муж стал брать на работе не ее смены и, соответственно, приходить домой, когда вздумается.
Она переживала, ждала, просила его так не делать, а вернуть все, как было, но Юра упрямо делал все по-своему. Он стал отчаянно холоден с ней в обращении, а про супружеские обязанности даже не желал слышать. Васька была уверена, что у ее мужа появилась любовница. Слезы никак не помогали в выяснении супружеских отношений, а только отдаляли их друг от друга.
Но надо знать Ваську! Это в мирной жизни она может себе позволить расслабляться, «клоками повиснуть на суках дубов», как говорил классик, а в состоянии пропущенного по морде хука слева Василиса сама собиралась в кулак и действовала чрезвычайно эффективно. Вот и теперь, получив, фигурально выражаясь и грубо говоря, по морде, она собралась и стала приводить себя в порядок.
Перво-наперво она села на какую-то заморскую диеты и стала худеть, сбрасывая килограмм за килограммом. Затем, заметив, что фигура становится меньше, но стройности это не прибавляет, она стала, закрывшись в своей комнате, танцевать разные гимнастические телодвижения, что-то типа капоэйры, но в то время про нынешнее модное веяние никто еще не слышал, так что Васька изобретала на ходу нечто свое собственное, но не менее эффективное, потому что уже через пару месяцев ее фигурка снова стала почти по-девически стройной и приятной для глаз.
***
Брак разваливался на глазах, но особых переживаний у Василисы при этом практически не было – она нашла утешение в случайных объятиях любящего ласкать симпатичных дамочек ювелира, у которого чинила свои золотые серьги, и которому так приглянулась, что денег он с нее так и не взял.
А потом и еще раз не взял денег, и еще, и еще… Васька уже перечинила все свои сломанные вещицы, а он все предлагал ей хоть что-нибудь еще починить, и тогда она стала таскать ему сломанные украшения своих родных и подруг.
- Только ты не тешь себя иллюзиями, хорошо? – наставлял ее ювелир, - секс – это одно, это, пожалуйста, а вот любовь я тебе не обещаю. Я женат, но от жены гуляю давно и всерьез, поэтому вас, мои хорошие, много, а разводиться из-за чудесных сисек я не намерен. У нас клановое жизнеустройство, разрушать я его не имею права, потому что становиться изгоем в моей ситуации совсем не входит в мои планы.
Ваську такой прагматичный подход только радовал – она совсем не была готова вновь «упасть в любовь», а качественный секс был полезен для ее физического и психического здоровья.
***
- Слушай, ты в курсе, что твоя Василиса творит? – возмущался Архистратиг, грозно глядя на Ханиэля.
- Успокойся, Михаил, конечно, я все знаю – я же с ней всегда рядом, даже сейчас, это тебе тоже известно, - почти флегматично отвечал ему Васькин Хранитель, - все под контролем, все так и задумано. А что ты хотел? Их брак с Юрием церковью не освящен? Нет! Значит, и нет никакого брака. А так она может хоть с пятью мужиками встречаться – разврат, как ни глянь, что с одним Юркой, что с этим ювелиром, что потом будут еще парочка, о которых она еще ничего не знает.
- И ты так просто это говоришь?
- А что мне-то, если сам Саваоф так распорядился, - пожал плечами Ханиэль, - значит, ее судьба вот так и идет, значит, они перед воплощением так уговорились. А я что? Моя задача ее жизнь сохранять и рассудок уберегать, следить, чтобы лишний раз не покалечилась, да потихоньку карму свою отрабатывала. Так с этим у меня все в порядке, хоть проверяй, хоть доверяй.
***
Своего ювелира Василиса вспоминала еще долго и всегда с теплотой, нежностью и благодарностью – именно он, сам над тем не задумываясь, вернул ей веру в себя как в женщину, именно он убедил ее в своей привлекательности, именно он вселил в ее сердце спокойную уверенность, что все будет хорошо, все пойдет, как надо.
- Ну? И где ты был? – спросила Василиса своего блудного мужа, выдавливая его из двери на лестничную площадку, когда вместо возвращения утром после ночной смены тот заявился домой под вечер. Ее поза – руки в боки – не предвещала ничего хорошего.
- Я был в кино, - спокойным бархатным голосом ответил Юра, - да, я был там не один, а с медсестричкой из моей смены, - и с вызовом посмотрел на Ваську снизу вверх – он стоял на лестнице ступенькой ниже жены.
- Мне уже без разницы, с кем ты ходишь и с кем ты мне изменяешь. Мне давно не нужно твое общество, чтобы чувствовать себя любимой женщиной! – деланно спокойным тоном процедила та, - забирай свои шмотки и вали к своей мамочке, пусть она порадуется, что добилась своего – таки рассорила нас. Она же так долго пела тебе гадости про меня!
- Что ты там несешь про любимую женщину, чувырла? – переспросил Юрик, - кому ты нужна, корова? Кто на тебя вообще посмотреть может?
- А ты, дорогой, и не заметил, что у меня есть любовник? Ну, конечно, ты же только свой собственный пупок можешь видеть – центр Вселенной! – ёрничала обиженная женщина, - ты даже не заметил, что я все свои ювелирные украшения починила, что я хожу спокойная и не лью слез по безвременно разрушившемуся нашему браку. Ну, тогда знай: я уже несколько месяцев встречаюсь с другим мужчиной. Он ювелир и очень приличный человек. А главное, он великолепен в постели в отличии от тебя, полуимпотента-полулентяя.
Юрик хотел что-нибудь ответить, но только похватал ртом воздух.
- Я тебе не верю! Ты все придумала, дура! – выпалил он ей в лицо, придя в себя.
- Смотри сюда внимательно, - сказала Василиса, отодвигая волосы от своих маленьких, аккуратненьких ушек. Там  красовались восстановленные серьги с хризолитами, которым было больше сотни лет, и которые давным-давно лежали у Васькиной матери сломанные с рассыпавшимся крепежом одной из серег.
Юрик знал, что серьги были сломаны, а тут он увидел их совершенно без единого изъяна, целенькими и красивенькими, вдетыми в ушки своей пока еще жены. Парень помотал головой, как бы прогоняя видение, все равно не веря в очевидное. Но потом Васька показала ему еще другие вещи: бабушкино кольцо, свою цепочку, старинный крестик с восстановленным ушком… Юрик поник совсем.
- Так вот, - с угрозой в голосе проговорила Василиса, - иди туда, к той, с кем ты по «кинам» шляешься, - и толкнула его руками в грудь, - а за вещами ты придешь завтра или вообще потом, когда я скажу!
И она толкнула его еще раз со всей силы. Получилось, что она, как и положено по законам жанра, спустила его  с лестницы, потому что Юрик, не ожидая повторного толчка, потерял равновесие и сверзился вниз. Хорошо, что он не расшибся серьезно, но синяков на память ему досталось много.
Выпроводив своего почти бывшего мужа, свое солнышко, своего когда-то безумно любимого мужчину, своего первого мужчину, Василиса закрыла входную дверь и пошла собирать его вещи.
Слез не было, сожалений тоже, зато на нее спустилось спокойствие, и даже некоторое удовлетворение случившимся.
Ханиэль снова закрыл ее сердце от переживания, догадываясь, что без его вмешательства буйный нрав чувствительной Васьки может снова плескануться так, что чертям в аду станет тошно. А вечером перед сном он привел ее в комнату к родителям и заставил увидеть и заинтересоваться молитвословом, которым пользовалась мать. И этого вечера в течение года Василиса по своему почину и с великим удовлетворением читала каждый день вечерние молитвы, а часто удавалось успевать и утренние.
***
Василиса могла и раньше ляпнуть что-нибудь, не подумав, а потом с удивлением убеждаться, что сказанное почему-то воплощается в жизнь. И вот теперь она со своими согруппницами ехали в тряском автобусе стоя на задней площадке, когда Рита, одна из них, спросила с подковыркой:
- Вась, ну, вот вы с Юриком расстались, а что дальше?
- Дальше развод, мы уже идем подавать заявление в следующую пятницу – мы договорились.
Василиса пребывала в задумчивости и на тон обращения внимания не обратила, а продолжила витать где-то далеко от автобуса, сама не зная где.
- Это-то понятно,  - не отставала от нее Рита, - а дальше-то что? Ну, когда у тебя будет следующий мужчина?
- Через год, - бездумно ответила Василиса и снова замолчала.
- Через гоооод… - протянула подруга, - а чего так долго ждать-то будешь?
- Да, ты не поняла, Рит. Через год я снова замуж выйду, а встречу своего мужчину через несколько месяцев, через полгода или меньше, - сказав это, Василиса сама обалдела от своей глупости, поразившись тому, с чего она вообще такое могла сказать, откуда взялась эта уверенность, что так и будет?
Зато это прекрасно знал Ханиэль. Это он нашептал ей ответ, а через полгода привел туда, где Ваську, действительно, ждала судьба.
Но про этот разговор Василиса совершенно забыла, потому что никакого значения своим словам тогда не придала, а вспомнилось все это только тогда, когда ее невольное пророчество сбылось.
***
Исцеляла себя Василиса не только покаянными молитвами, которые просила ее душа, она буквально восстанавливала «убитые файлы» - встречалась со всеми своими старыми друзьями, заводила новые знакомства, вспоминала и вспоминала, какой она была раньше, до замужества, которое так печально завершилось.
Встретилась она и с Димочкой, точнее Димочка сам ее позвал на свидание, вызнав в институте, что Васька теперь свободная женщина. Цветы, шоколад и порнушка – вот, что ждало Ваську в гостях у мальчика. Да-да, мальчика! Потому что Димочка, оказывается, пригласил ее только за тем, чтобы заняться сексом.
- Ну, ты же опытная женщина, а у меня никого не было. Я тебя прошу, очень прошу лишить меня невинности, - скромно потупив в пол глазки шлепал губешками Димочка.
- Ла-а-а-дно… - ответила ошарашенная Васька, - я постараюсь, конечно. Но ты мне скажи, ты меня хоть хочешь как женщину?
- Я не знаю, Вась, - все так же скромничая, ответил мальчик, я поставлю в родительской спальне фильм, который меня заводит. Посмотрим его вместе, хорошо?
- Ну, посмотрим твой фильм, ладно, ставь кассету, - согласилась Василиса, сомневаясь и в своих силах, и в желании Димочки расстаться со своей невинностью.
В фильме показывали, как женщина на огромной постели занимается самоудовлетворением с помощью очень смешного вибратора. Тот гудел и вихлялся во все стороны, а был он далеко не маленький, темно коричневого с фиолетовым оттенком цвета и к нему прилагалась огромная коробка с пультом управления. Ваську эта картина не просто не «завела», ее дико рассмешила эта сценка, так, что женщина засмеялась в голос, не в силах уже скрыть распирающее ее веселье.
Димочка весь как-то скукожился, из высокого и статного парня вдруг превратился в какого-то щуплого сутулого плюгавика.
- Почему тебе смешно? Разве тебя не возбуждает это зрелише? – странным голосом спросил Димочка.
- Ох, уф… - отсмеявшись, произнесла, наконец, женщина, - а меня это должно было возбудить? Извини, я не хотела тебя сбивать с мыслей, но ЭТО зрелище ничего общего с сексом не имеет, это чистое издевательство, а не порнушка. А у тебя есть еще что-нибудь, кроме этой кассеты?
- Все остальное заперто в отцовском шкафу, а эту кассету мне удалось незаметно стащить. Вообще-то, если меня застукают в родительской спальне, да еще за просмотром такого кино, мне очень сильно влетит, родители будут ругаться и меня, наверное, накажут. Так что давай мы перенесем это м… мероприятие на другой день. Ладно?
- ОК! Без проблем! – все еще улыбалась Васька, - тогда собирайся – ты же проводишь меня до метро? У меня географический кретинизм, и я одна дорогу не найду.
- Не, Вась, можно я не пойду, а?  - канючил расстроенный мальчик, - я тебе подробно сейчас нарисую, как идти или на чем доехать.
Он был разочарован, раздосадован и оскорблен, можно сказать, в лучших своих чувствах. От старой сумасшедшей любви не осталось совсем ничего – своим смехом Васька доломала то, что еще теплилось, возможно, в его сердце. А может быть, Васька просто хотела так думать, что Димочка все еще что-то чувствовал к ней, а не использовал ее как бесплатную проститутку. Сие осталось для нее тайной, потому что тема секса больше никогда не возникала между ними в редких разговорах при случайных встречах в коридорах вуза.
Димочка, в конце концов, окончил институт и стал заниматься научной работой. А вот какие у него сложились отношения со слабым полом, Васька так и не узнала – разошлись их пути-дорожки навсегда.
***
Потом Василиса позвонила своему старому, еще детсадовскому и школьному другу, с которым она не виделась с восьмого класса, но они переписывались, пока он служил в армии, и перезванивались, когда он уже вернулся.
Михаил, увы, был отчаянно некрасив, до того, что Василиса не представляла себе с ним даже возможность интимной близости. Но что касалось его человеческих качеств, тут все было на высоте: прекрасное образование, умение зарабатывать, умение красиво ухаживать, заботиться о подруге, умение разговаривать на абсолютно любые темы… Все это как бриллиантом украшено было умением принимать решения и доводить дела до завершения. Короче, как человек он Ваське очень нравился, а как мужчина практически не воспринимался.
Они посидели в кафе, выпили чудесный кофе с пирожными. Он не жалел денег, он вообще не был жадным, а Ваську он нежно любил еще со школы, поэтому побаловать ее для Михаила было приятным занятием.
Домой из кафе они поехали на такси. Сидя на заднем диване, Василиса хотела было поцеловать своего спутника в знак благодарности и расположения, но, посмотрев на его лицо, не смогла этого сделать. Михаил почувствовал, что его мечтам не суждено сбыться, но виду не показал, а Васька расстроилась из-за своего нелепого поведения, своего отторжения. И всю дорогу они ехали молча, просто держась за руки.
Позже они еще несколько раз перезванивались по Васькиной инициативе, а потом совсем перестали общаться, и только добавляли друг друга в социальных сетях интернета, боясь, по-видимому, совсем потерять друг друга.
***
Следующим в ее жизнь снова ворвался Андрей. Васька и ему сама позвонила.
- Привет! Ты не занят? Не помешала?
- Ой, прив-е-е-е-т!!! Как я тебе рад! – голос на том конце провода звучал искренне радостно, - не, ты мне не помешала. Как у тебя дела? Что слышно нового?
- Я развелась с мужем, продолжаю учиться в институте, работаю в больнице и наслаждаюсь жизнью, - отрапортовала Василиса, - могу пригласить и тебя наслаждаться жизнью вместе со мной.
- Ты меня простила? Я был таким козлом… - виновато спросил Андрей.
- Я уже давно все забыла, - уклонилась от прямого ответа Васька, - давай куда-нибудь сходим, что ли?
- О, точно! У меня как раз завтра намечен поход в Московский дворец молодежи на Фрунзенской, там будет крутая дискотека, а я там что-то вроде дежурного в зале. Ты пойдешь?
Васька не любила ни общественных сборищ, ни танцевать в толпе, ни громкую музыку. Но пойти за компанию она согласилась, чтобы просто развлечься и не сидеть дома в одиночестве.
На следующий вечер вдвоем с Андреем Васька прибыла во Дворец. Ну, да, во Дворец молодежи на танцы. Но в зал, где проводилась сама дискотека, Андрей ее не повел, а оставил ждать в просторном, занимающем весь этаж, зале дворцового ресторана. И Василиса ждала. Сидела и молча ждала. Потом ждала еще, потом еще немножко, а потом и еще чуть-чуть. Потом снова ждала и ждала. Часа два она просто сидела и ждала своего «кавалера».
Когда в очередной раз женщина обводила взглядом зал, она увидела, как со стороны кухни к ней присматриваются двое молодых мужчин в ресторанной униформе.
- Здравствуйте, девушка! – учтиво заговорил один из них, когда оба официанта подошли к ее диванчику, - мы давно за вами наблюдаем, а вы все одна и одна… Где же ваш спутник? Мы видели, что вас сюда привел мужчина.
- Он дежурит в зале, где танцы, а я не люблю танцевать, вот и не пошла туда с ним.
- Как неосмотрительно с его стороны было вас сюда приглашать, ведь здесь как раз запланированы были именно танцы, ладно бы киносеанс.
- Да, я уже поняла все, но мне теперь просто нужно его дождаться – у него жетончик на мою куртку, - печально согласилась Васька.
- А могу ли я и мой друг составить вам компанию, чтобы вы не печалились в одиночестве до конца вечеринки? – спросил другой официант.
- Конечно, особенно если у вас есть стакан воды – очень пить хочется, - обрадовалась женщина.
- У нас есть и вода, и шампанское, и пирожные, и бутерброды, - разведя руки в жесте щедрости, заявил первый, - как говорится, фирма угощает! Митрошкин, тащи все на стол!
Второй, Митрошкин, ушел и тут же вернулся с подносом со всякой вкусной снедью.
- А как вас зовут, прекрасная незнакомка? – спросил Митрошкин, когда молодежь уселась за ресторанным столиком, - меня вот так и зовут Митрошкин, а мой друг Добряшкин, как бы это смешно ни звучало, закончил он с непроницаемо серьезным лицом.
- Меня зовут Василиса, можно просто Вася, Васька, как вам будет удобно, - улыбалась женщина.
Пир покатился своим чередом, плескалось шампанское, исчезали бутерброды и пирожные, появлялись сигаретные окурки в пепельнице. Они уже давно перешли на «ты», а Добряшкин уже делал Ваське однозначные намеки на желание продолжить этот вечер у кого-нибудь из мужчин на хате, чтобы заняться целованием «всех твоих чудесных родинок на милой шее». Но Василиса знала свой маленький секрет, а пацаны были не в курсе, что Васька не пьянела и никогда в жизни не теряла голову.
Еще при встречах со своим ювелиром она поняла, что выпитая «в одно лицо» целая бутылка шампанского, не может заставить Ваську шататься и заплетать язык, равно как и забыть хоть малюсенький кусок из происходящего. Шла после этой «нагрузки» женщина по почти идеально прямой линии, а разговор вела, как и обычно, без излишнего заплетания языка.
Прошло еще часа полтора, была отставлена опустевшая очередная бутылка, оба официанта были уже готовы заняться сексом чуть ли не на столе, когда в зал явился Андрей, про которого все уже почти совсем забыли, и принес Василисину куртку.
- Вась, мне так неловко перед тобой… - мямлил он, - я не смогу тебя проводить домой, ты на меня не обидишься?
- Нет, что ты, какие обиды, я же прекрасно тебя знаю – ты, как был козлом, так им и остался, - мило улыбаясь, выдала Васька, - тем более, что меня есть кому провожать и без тебя. А ты только помешал бы мне – это точно. Так что проваливай, милый друг! Созвонимся как-нибудь.
Митрошкин и Добряшкин собирались еще минут двадцать, чтобы проводить Василису к кому-нибудь из них домой, как они думали, но в результате они все-таки проводили Василису до ее собственного дома, точнее, до станции метро, где она жила, а сами потом растворились в неизвестности. Васька еще пару раз разговаривала с ними по телефону, но встреч больше не было – опечаленные своим обломом, официанты на повторный эксперимент не решились: и вправду, что можно ждать от женщины, которая не пьянеет? Странное и ужасное она существо, не правда ли?!
***
Следующим номером Васькиной программы был Вадим. Он был ей давно знаком и не очень-то и нравился, но Василиса, как всегда, смогла себя убедить, что если к ней проявляют интерес, то и она должна вести себя, по крайней мере, культурно. Вот и с Вадиком она согласилась встречаться, чтобы не нарушать, так сказать, политес – Вадик был сыном подруги Васькиной матери.
Он прекрасно закончил институт и уже некоторое время работал программистом, попутно занимаясь немножечко своим собственным бизнесом – перезаписью пиратских видеокассет, по через что всегда имел свободные деньги. И Васька это знала. Как в старом анекдоте про еврея, которому предложили быть царем, а тот спросил: «Хорошо, я буду царем, а можно я буду еще немножечко шить?» Вадик был патологически скуп, но Василиса про эту его черту еще не знала, когда соглашалась с ним пообщаться.
Вадик сводил свою новую подругу в театр, потому что билеты ему достала его мать, потом они пару раз просто гуляли по городу, но недолго, чтобы не заходить в кафе, а, значит, заблаговременно до наступления голода он провожал Ваську домой. А потом он пригласил ее к себе в гости, чтобы показать свой любимый фильм «Однажды в Америке», про который за время прогулок прожужжал Василисе все уши.
Он встретил ее у метро и по пути они заскочили на местный рыночек, где Вадик расщедрился на кулек черешни где-то на полкило. Приведя Ваську домой, он в течение часа скормил ей всю черешню, сам тоже активно участвуя в уничтожении спелых ягод. А фильм этот, как известно, длительностью не в один час… Короче, через три часа Василиса уже ощутимо проголодалось и у нее бурчало в животе, а настроение, улучшению которого фильм не способствовал, постепенно спускалось к плинтусу, но еще не рухнуло окончательно.
И тут на какое-то время Вадик испарился из комнаты, где он демонстрировал ей свое любимое кино, а появившись снова, сообщил невзначай и без какой-либо задней мысли, просто от перехлестывающего через край удовольствия:
- А я курочки на кухне поел. Там как раз на одного человека было… - с нереально довольной рожей сказал мужчина и встретился глазами с Васькой. Выражение во взгляде и в словах той сошлись воедино, что не способствовало продолжению «романтического» вечера – она высказала ему весь свой голод, все свое презрение к его жадности и велела немедленно доставить ее крайне взбешенную персону в родной дом, после чего забыть туда дорогу на всю оставшуюся его, Вадика, жизнь.
- Не повезу я тебя на такси, - ворчал Вадик, - еще чего? Я ж тебя черешней кормил! С чего ты проголодалась-то?
- Ты ж со мной пополам эту черешню жрал! Но своему аппетиту ты почему-то не удивился, а пошел и заточил курицу в одно рыло! – кричала на него Васька, - вот теперь и провожай меня, как хочешь, потому что я дорогу не помню совсем, а метро далеко. Ты же не хочешь отвечать перед моими родителями, если со мной что-нибудь случится в вашем диком захолустье? – удар ниже пояса пришелся, как нельзя, кстати, и Вадику пришлось проводить ее домой.
Дома Васька рассказала всю историю матери, они вместе посмеялись, повздыхали и повозмущались такой неслыханной глупостью и жадностью. Больше Василиса с Вадиком на свидания не ходила никогда. Они еще несколько раз виделись потом, но никогда, кроме как поздороваться, не разговаривали друг с другом. И Васька радовалась, что Бог ее уберег от такого партнера по жизни.
***
Будучи рядом с молодой женщиной, за всеми этими приключениями наблюдал и тихонько посмеивался ее верный Ангел-Хранитель, ее Ханиэль. Бед и несчастий Ваське не грозило, но опыт она приобретала бесценный. Да и развязывались застарелые кармические узелки, ибо в жизни людей ничего случайного не бывает, а все является следствием каких-либо поступков в этой жизни или в предыдущих воплощениях.
В нынешнем мире большинство людей перестали верить в реинкарнацию души, в череду воплощений, но оставили себе странную в таком случае веру в бессмертие души, а свою жизнь стали считать единственной и неповторимой. Но так стало совсем недавно, а точнее в 553 году после рождества Христова, когда на Втором Вселенском соборе в Константинополе в результате подлых политических интриг христианам запретили верить в переселение душ, о котором, кстати, написано в Библии, и в которое верил сам Иисус.*)
Но Ханиэль знал, что Василиса всегда интересовалась вопросами о жизни и смерти, и до учения о реинкарнации дошла сама, знала она и о карме, и о кармических узлах, поэтому она никогда не сопротивлялась течению своей собственной жизни, событиям, происходившим с ней. А Хранитель радовался, что в результате ее непротивления свет в душе его подопечной с каждым испытанием продолжает расти, а значит, все идет правильно, все так и должно было происходить.
***
*) Об этом историческом факте можно прочитать во многих источниках, например, здесь.
***
Жизнь продолжалась, продолжалась и Васькина учеба. Самым трудным предметом во всей программе мединститута для Васьки стал патфиз – патологическая физиология, наука о процессах поломки протекающих в организме человека процессов и реакций. И причем не потому, что Васька вдруг резко отупела и перестала понимать логические построения, а предмет этот был исключительно логичным, а потому, что преподаватель ее как-то по-особенному выделял среди других студентов.
Любое занятие по патфизу начиналось стандартно для этой группы:
- Василиса, расскажите нам, что это за процесс, в чем его особенности, где происходят нарушения и как это выражается симптоматически.
- Простите, но это тема СЕГОДНЯШНЕГО занятия, это вы нам еще не объясняли.
- Да, это так. Но ты не готовилась к этой теме, поэтому ты не можешь ничего сказать, и я тебе ставлю неуд – придешь на отработку после занятий в четверг.
- Но вы же нам ЭТОГО не задавали!
- Не волнует. Придешь на пересдачу, - и препод переключался на объяснение только что озвученной темы, за незнание которой Ваське уже была выставлена двойка.
Василиса читала все учебники, все записи редких лекций, на которые могла попасть эта группа. А надо сказать, что в тот семестр лекции на кафедре патфиза читались урывками, не по всем темам и не всегда на территории самой кафедры так, что не все студенты вообще были в курсе, где и какая лекция будет читаться. План этих лекций был составлен так, что они могли накладываться на другие обязательные занятия, которые пропускать было категорически нельзя в отличии от лекций.
И вот, сдав с превеликими мучениями в конце зимней сессии зачет по этому предмету, Васька практически без каникул, то есть без отдыха, начала занятия во втором семестре. Ничего не изменилось, кроме отношений в группе между студентами и персонально к ней.
Василиса начала замечать, впрочем, она замечала и это раньше, но не придавала значения. А тут она уже стала видеть воочию, что девочки шушукаются у нее за спиной, обсуждают прошлое из ее личной жизни с Юриком, который стал жить с другой студенткой из их же группы, Викой, наверняка разболтав ей эти подробности.
Шушукание и переглядывание не добавляли Ваське настроения, усугубляя хронический стресс из-за патфиза. И вот в последнюю субботу февраля, когда она только-только вернулась уставшая после занятий, ей позвонила ее школьная подруга Юля, которая к тому времени была уже давно счастлива в браке с Димоном, и растила маленького сынишку.
- Вась, привет! Слушай, приезжай к нам с Димой! Мы сегодня делаем плов в честь праздника Советской Армии, и естественно, будут Димкины институтские друзья. Приезжай, а?
- Юууууль… Я так устала, только что приперлась домой, почти бездыханная, а вы так далеко теперь живете, на другом конце города, - устало канючила Васька, - на занятиях мне мозг выносили-выносили, родители смотрят хмуро, тоже не довольные все из себя, что неудами меня снова этот козёл по патфизу награждает каждое занятие. Я ваще не знаю, что мне делать с этим – завалю я патфиз, ей Богу, завалю, - жаловалась она подруге.
Но приехать в гости решилась, согласившись, в конце концов, что она ничего не теряет, если приедет и проведет этот вечер в гостях у школьных друзей.
Еще бы она не согласилась, когда Ханиэль так долго готовил именно эту встречу, когда там ее ждала сама судьба, когда именно в этой точке пространства-времени вся жизнь Василисы должна была повернуть в нужное русло. Хранитель прикрыл Васькины мысли и как бы невзначай повел ее собираться и прихорашиваться. Василиса так и не поняла, как она согласилась, почему вместо отдыха на диване ее понесло на самую окраину Москвы, зачем ей это было надо… Зато это хорошо знал Ангел и контролировал ситуацию именно он.
Принарядившись во все черное, но привлекательное, как она любила, надушившись по случаю добытыми французскими духами «Крейшен», которые ей самой очень нравились, Васька прибыла в пункт назначения, то есть вышла из станции метро, и была подхвачена под руку Димоном, который ее уже там заждался. До дома он ее довез на своей машине практически мгновенно, по крайней мере, Ваське так показалось.
Войдя в дом и поздоровавшись с Юлькой, Василиса привела себя в порядок и вышла на свет в гостиную, она же спальня и кабинет с библиотекой – единственную комнату квартиры друзей. Первый взгляд упал на высокого блондина с героической внешностью. Если бы он был актером, а это очень ему бы пошло, он мог бы играть вместо Шварцнеггера или Ван Дамма в таких же шумных боевиках. Короче, Серега показался ей чуть ли не сказочным красавцем.
- Вась, - шепотом проговорила Юлька, увидев, куда обращены восторженные глаза подруги, - Серега женат и у него маленький сын только что родился.
- Предупреждать же надо, - прошипела в ответ Васька, но взгляд на второго парня, пусть и нехотя, все же перевела.
Противоположность почти во всем: черноволосый со светло-карими глазами, усатый тип Василисе тоже в целом понравился. Он был тоже высоким и статным, только фигура не была такой атлетичной, как у Сереги. Но взглянув в глаза Михаила, а именно так звали второго мужчину, утонула в них, как оказалось, на всю оставшуюся жизнь. И стало безразлично, какая у него фигура, чем он по жизни занят и какие у него планы. Васька пропала, снова влюбившись практически с первого, ну, со второго взгляда.
Когда он провожал ее домой, сидя на лавке в метро, Васька положила голову на Мишино плечо, и все получилось так уютно, что она почти задремала, и уснула бы совсем, если бы ключица парня не выступала бы, образуя очень острый угол с плечом и неудобно упираясь в Васькину щеку. Проводив до двери, Миша попросил у Васьки номер телефона и скромно чмокнул ее в губы. Простое касание, без страстных изысков, но оба запомнили это событие навсегда.
Потом они встречались, общались по телефону, вися на проводе часами и разговаривая про всякую ерунду только для того, чтобы слышать голос друг друга. При встречах они позволяли себе не только простые ласки, но и более близкие отношения – разведенная, почти разведенная, женщина и вполне взрослый мужчина, они не страдали излишней скромностью или жеманством, чтобы лишать себя радости физической близости.
Голова Васькина потерялась где-то по дороге к этой влюбленности и поэтому ею уже не использовалась. Василиса снова «упала в любовь» - это для нее совершенно буквальное выражение описывало нынешнее сумасшествие как нельзя более точно.
***
Ханиэль потирал руки.
- Ну, вот, - улыбался он, - практически и всё, остались так мелочи. Так ведь, Михаил?
- Не скажи, не мелочи, - ответил Архистратиг, - ежесекундно, конечно, как раньше ты ей не будешь нужен, но в некоторых моментах без тебя она не выживет и теперь.
- Что же за судьбу вы ей напридумывали все вместе? – ужаснулся в который раз Хранитель, - она что, будет жертвой теракта, что ли?
- Нет, не должна. Именно, что не должна. Но все вероятности таковы, что сможет. И погибнет там, если ты не убережешь.
- Понял, - опустил крылья Ханиэль и пошел дальше беречь свою Василису, свою девочку.
***
Дальше и вправду все было скучно, как у всех нормальных счастливых пар, у Василисы и Михаила все было банально: любовь, свадьба, рождение дочки, выращивание младенца, помощь бабушки, окончание института – все как у людей, ничего нового или выдающегося. Нормальная счастливая семья.
***
Времена только вот достались Мише и Ваське совсем не подходящие для построения новой ячейки общества – продукты по карточкам, пустые полки магазинов и вечная «охота» за едой: где и что «выбросят» на прилавок. Мише пришлось оставить работу в крупном престижном конструкторском бюро и податься в охранную деятельность, где можно было хоть как-то заработать средства на жизнь. А Василиса еще продолжала учебу.
Васька была не гордой и не требовательной по части бытовых условий, и когда молодежь перебралась из родительской квартиры в соседнюю, освободившуюся от переселившихся в новый дом жильцов, ей пришлось буквально пройтись по местным помойкам и чердакам. Впрочем, Ваське чердаки всегда нравились, она там находила много нужных ей вещей – стулья, не доломанные судьбой, столы, даже полочки для книг. У запасливой хозяйки еще во времена всеобщего дефицита по случаю были закуплены два немецких сервиза – обеденный и чайный, и набор тарелок разных размеров, а еще она запаслась набором кастрюлек, чему теперь была несказанно счастлива. А вот столовых приборов у нее не было и пришлось обежать почти все хозяйственные магазины, чтобы в малюсенькой «комиссионке» встретить набор самых простых вилок и ложек из нержавейки.
Диван и свой письменный стол Василиса забрала у родителей, забрала еще и старые драные-предраные кресла, а с дачи привезли малюсенький бесшумный древний холодильник «Север». Так странно было смотреть, как в тишине, без треска мотора, в морозилке накапливается мороз, стенки покрываются инеем и накрепко замерзают купленные пельмени и «ножки буша».
Занавесочки Васька «сотворила  из того, что было» в буквальном понимании – из разных лоскутов от старой одежды, бабушкиных платьев, обрезков от сшитого когда-то постельного белья, каких-то салфеточек, связанных ею самой в юности. Швейная машинка досталась Василисе в наследство от прабабушки по материнской линии Татьяны, это был Подольский «Зингер», но уже без громкого названия, что не мешало этой машинке прошивать такие вещи, которые современный немецкие и японские агрегаты даже видеть не могут – сразу ломаются от одного только предчувствия грубых швейных работ.
Приходилось Василисе шить и вязать одежду для семьи, и для людей за деньги. Она сама удивлялась, как сил хватает, как хватает средств?
А вот Михаил мечтал о том, как он сможет содержать семью, если найдет возможность «делать деньги» - в те времена любой и каждый мечтали быстро раскрутиться и стать богачами, всеми владела «американская мечта» по-русски: не честно заработать свой капиталл, а «срубить бабла побольше» и открыть на эти средства вполне легальный бизнес.
Миша сначала работал в охране частного лица, занимавшегося вполне понятными делами, о которых лучше ничего не вспоминать, тем более, что сама Васька, да и Миша были не в курсе этих дел, но как думающие люди они понимали, что сумки с нерусскими деньгами просто из воздуха не образуются. Обитал этот тип в тогда еще живой гостинице «Интурист». Но этот период жизни был у парочки вполне спокойным, если не сказать счастливым – денег в обрез, но хватало, учеба двигалась к завершению, дочка росла здоровенькой и милой.
Из «Интуриста» Миша перешел работать в охрану «Черри-казино «Метелица», когда оно только открывалось после капремонта, и в скором времени стал там начальником смены охраны. И тоже все было тихо и спокойно до поры до времени.
Дело в том, что такая работа, когда человек должен быть жестким на работе, непременно изменяет и поведение этого человека по жизни в целом. Михаил стал перерождаться в другого человека, которого Васька не знала и тем более не любила, а даже иногда побаивалась. Собственно, в этой жизни Васька, как будто чувствуя заступничество своего Ангела-Хранителя, не боялась почти ничего.
Но и личностные изменения были бы не страшны, если бы не ГКЧП и не революция 1991 года, когда Васькиной дочке как раз исполнилось ровно месяц от роду. Нет, Михаил не попал под танк, не вышел на площадной митинг с лозунгами и не был расстрелян снайпером. Правда, Миша с Васькиным отцом все-таки побывали у Белого дома, но только чтобы посмотреть, почувствовать исторический момент.
А реально страшно Василисе стало много позже, когда она увидела на окнах второго этажа тогдашнего магазина «Подарки» на Новом Арбате, тогда еще Калининском проспекте, длинный росчерк автоматной очередью до самого угла здания. А там за углом начинается «Метелица», там в день самого интенсивного противостояния стоял ее муж, старший смены охраны казино… Как лихие люди не дошли туда всего несколько метров, Васька удивлялась еще долго, и благодарила Бога, что не дошли.
Но вскоре все успокоилось, жизнь снова вошла в привычное русло, Миша продолжил благополучно работать. Так повелось, что кто-нибудь из клиентов казино частенько просил охранников разменять их валюту на рубли, чтобы самому не отвлекаться от игры и не выходить в обменный пункт казино. От этих операций оставались сдача и чаевые, и еще чаевые оставляли щедрые счастливчики, выигравшие крупную сумму у казино. Так копился «общак», держателем которого, как и положено, был вожак стаи – начальник смены охраны.
Ханиэль смотрел на происходящее и морщился, как от горького лекарства, но ничего не предпринимал – всяк проходит свои уроки сам, в том и смысл этих уроков.
В тот день сумма «общака» была не маленькой, но и не очень значимой, если делить на всех, смена продолжалась, но Мише потребовалось отлучиться из помещения казино. Чтобы не таскать с собой общественное достояние он передоверил деньги своему подчиненному, и спокойно пошел по каким-то своим делам. Осознал он свою трагическую ошибку только при возвращении, когда не застал на месте не только деньги, но и самого этого человека, которого больше никогда и никто из сотрудников охраны не видел.
Второй ошибкой молодого самостоятельного мужчины было стремление уладить всю проблему, не ставя в известность жену. Он перезанял деньги у друга, самого лучшего друга, самого близкого тогда друга – у Димона. Две тысячи баксов…
А дома продолжал изображать из себя благополучного главу семьи, обеспечивающего безбедное существование в достатке и даже излишествах. Ничего не подозревающая Васька получила в подарок от мужа свою первую шубу из китайского рыжего волка, а в дом был куплен шикарный японский телевизор одной з последних моделей. Что-что, а жадным Миша не был никогда, но любил он в те времена пустить пыль в глаза, чтобы окружающие думали о нем как можно лучше, чтобы увеличить в их глазах свою значимость.
- Вась, у меня неприятности, - угрюмо сообщил муж через какое-то время после покупок, - я должен Димке очень много денег.
- Интересно, на фига ты их у него брал? У тебя же свои есть.
И тут Миша выложил ей все про кражу «общака», про заём у друга под сорок процентов двух тысяч зеленых американских «рублей», про требование их вернуть, и про то, что Димон грозился в случае невозврата его кровных средств рассказать все самой Ваське. Последнее женщину не просто удивило, но рассмешило почти до слез. Оказывается, Димон, ее старый друг, муж ее любимой подруги, ее одноклассник, до сих пор боится ее гнева!!! Он, Димон, сам мог бы кого угодно напугать своим удостоверением, такую должность он в то время занимал, и он боялся ее, Ваську, и пугал ею же своего должника – ее мужа. Кроме как глупостью обоих Васька никак не могла все это объяснить.
Потом в гости к ним приехала Юлька.
- Меня послал мой муж, - начала разговор подруга, - ты знаешь, что твой муж должен моему много денег?
- Знаю-знаю, он сам мне все рассказал, - покивала головой Василиса, - но ты знаешь, что это были чужие деньги, и мы их отдали все до копейки.
- Я все понимаю, но Димка не хочет вникать во все ваши сложности, а хочет получить назад все деньги, что вы ему должны, с процентами.
- Так, подруга. Мне нужно время – это раз, недели две, не больше. И я верну вам ровно две тысячи баксов, которые Мишка взял в долг – это два. И никаких процентов – это три. Если Димона что-то не устраивает, пусть звонит лично мне и попытается объяснить свою позицию по процентам, а лучше пусть не парламентера присылает, а приезжает сам мне в глаза посмотреть, если не боится, конечно. И еще давай так: их дела - это их дела, а нам с тобой делить нечего, мы как были подругами, так и останемся.
На этом разговор подруг и завершился. Димон не приехал, но позвонил, чтобы услышать, что он наглый вымогатель последних средств, которых еще вообще нет, что друзья так не поступают, что проценты он не увидит никогда, что Васька ему лично зенки выцарапает и никаких его званий не хватит, чтобы ее остановить, если уж она, Васька, свое гнездо защищает. Вот. Так его! По шее! Мокрой тряпкой и по ушам, по ушам!!! Чтоб знал, зараза! Вот. Уф!
Они перезаняли деньги у тех же охранников, которые работали в Мишиной смене, но вернули «друзьям» долг, и перестали с ними общаться, как думалось тогда, на веки вечные.
***
Видимо, провидению было мало просто наказать деньгами эту парочку, что так удачно подобрались со своими кармическими отработками гордыни и жадности, и оно сделало следующий ход, чтобы уж наверняка стало понятно, что «халява» им в этой жизни не светит. Верный Васькин Хранитель переживал, но помочь ничем не мог – карма есть карма, то есть долги есть долги – их надо платить.
***
Звонок в дверь. Шесть утра. Темно. Зима. Холодно. Василиса спросонья идет открыть дверь, не понимая, кого это могло в такую рань принести, ведь у Миши есть ключ и, вернувшись с молочной кухни, куда он ушел, он бы открыл своим ключом.
- Кто там? – спросила Васька.
- С вашим мужем случилась неприятность. Он внизу у подъезда в нашей машине, А я вам сумку с детским питанием принес, - ответил мужской голос из-за двери.
- А как это произошло? – спросила Васька, резко проснувшись, и открывая входную дверь.
- Он не удачно упал, поскользнувшись на замерзшей лужице рядом с детской поликлиникой. Хорошо, что мой друг тоже туда приезжал за питанием, мы с другом его подняли и в машину ко мне посадили, иначе он ни за что не дошел бы сюда. Но мне, да и другу моему надо спешить по делам – работа не ждет. Так что вы уж придумайте, как ему домой сюда попасть.
Васька в экстренных ситуациях соображала настолько быстро, что у нее сразу же возник план действий. Сосед снизу, с которым они были в хороших отношениях, водил «Волгу», и она сразу же позвонила ему с просьбой отвести мужа в «Склиф». Мужики на машине, где так и сидел ее муж, согласились минут десять-пятнадцать подождать, но не больше.
Дочку Васька срочно подкинула матери, благо бежать никуда не надо было, только спуститься на два этажа, сама собралась и побежала к уже готовому выехать соседу. Перегрузили Михаила из одной машины в другую и доставили в больницу очень быстро, но тут, пока они ждали рентгена и заключения врача, в приемном покое началась пересменка. Одни врачи уходили, другие заступали на смену, ждали долго, пришлось отпустить соседа домой досыпать.
На рентгене четко обозначился двойной перелом большеберцовой кости со смещением и еще отрывом осколка в пяточной части. Первый врач сказал, что нужна операция, но пришел другой, заступивший на смену, посмотрел и решился сопоставить все руками. Гений! Как он все сделал! Да нога отекла, но прошло время и все срасталось правильно! Васька была счастлива.
- Ты почему так часто носишься в больницу к мужу? – ворчала Васькина мать, - Прилипла к его брюкам, а со своей дочерью даже посидеть не хочешь?
Васька проглатывала обиду за обидой, начиная от давних слов матери про чудом наступившую беременность: «Все-то ты делаешь не вовремя!», до «Никчемные мужики тебе попадаются!» теперь, но носилась к нему почти каждый день. Нужнее, чем сейчас, Васька ему никогда еще не была, и она это чувствовала всей своей душой, а с матерью она разберется потом, куда им друг от дружки деваться, родные же все-таки.
***
В результате этого несчастного случая и длительной болезни Васькина семейка осталась совсем без денег – больничные листы в казино не оплачивались, а из-за такого длительного пропуска Мише пришлось и вовсе уволится с той должности. В сухом остатке остался долг две тысячи долларов, учеба в институте, которая не давала денег – на вечернем отделении стипендию не выплачивали, и безработный муж с ногой, ноющей на изменение погоды.
Пришлось искать опять работу, но тут, как это ни странно, снова выручил Димон – дал Мише рекомендации и того взяли в охрану другого казино в гостинице «Москва». Некоторое время все было тихо, и супруги начали понемногу возвращать свои долги.
Васька выучила дорогу в местный арбатский ломбард и ходила туда, как на работу то сдавать свои украшения, то выкупать. Только так им удавалось выживать и не умирать с голоду. Но пришло время, когда за своими деньгами пришли бывшие Мишины сослуживцы из «Метелицы», те, кто больше не хотели ждать.
Человек восемь рослых, широкоплечих, раскачанных, мускулистых мужиков все в черных костюмах и белых рубашках с галстуками и с чрезвычайно суровыми лицами ввалились в квартиру к Васькиным родителям в тот момент, слава Богу, когда и молодые были там, а не у себя наверху, где осталась одна кроха-дочка.
Один из этих громил, по виду главный, стал требовать вернуть долг или выдать ему под залог всю дорогостоящую технику – компьютеры, импортные телефоны, магнитофоны и все, что они сочтут нужным забрать. Остальные при этом тщательно обследовали обе комнаты и кухню маленькой родительской двушки.
- Да тут и брать совсем нечего, - разочаровано пробасил один из бугаев, - мафон древний, еще «Электроника», телек вообще допотопный, если только телефон вот взять, - и протянул телефонный аппарат своему главарю на оценку.
- Это мой телефон! – возмущенно воскликнула вдруг Васькина мать, подкравшись незаметно к громилам, и снизу выдернув у них из рук аппарат, который только внешне был похож на японский, а на самом деле это была корейская подделка под «фирму».
Мужики опешили, а потом один из тех, кто остался охранять тылы, то есть в прихожей, вдруг посмотрел вверх и заметил висящий над входной дверью агрегат. Большой черный ящик с цилиндрическим набалдашником на одной из сторон, он которого отходили в разные стороны провода, часть из которых вела за пределы квартиры, на самом деле был всего лишь усилителем сигнала «правительственной» вертушки – телефона без цифр, которым обзавелись родители, чтобы общаться с детьми напрямую. Второй аппарат из пары стоял через этаж, дома у Васьки.
Этот страж тыла привлек внимание главаря к обнаруженному вражескому объекту неизвестного назначения, а главарь, расценив сооружение, по-видимому, как неизвестный ему вид квартирной сигнализации, принял решение ретироваться, поставив новые сроки возврата денег.
***
И снова Миша пошел по родным и друзьям занимать деньги, правда сумма уже была чуть-чуть меньше – часть удалось уже вернуть. А через некоторое время уже и этим людям понадобились их деньги.
Первыми свои деньги стребовали Мишины родственники: его двоюродная сестра Мария и его отец. Причем разговор у них был настолько неприятный, как будто Миша эти деньги не одолжил, а украл, и теперь вот был пойман с поличным. Васька с Мишаней напряглись  изо всех сил и вернули им всё, но сами снова провалились в глубокую дыру под названием ж…па.
Последними остались Васькины родители. Отец Василисы всегда старался принести в дом все, что только он мог заработать, поэтому деньги у него были. Да и ее мать тоже без дела не пребывала – и на работе трудилась, и рукоделием занималась, вязаные ее руками вещи носила вся семья и многие знакомые и подруги, которые получали свои красивые обновки уже не задаром. Но отец строил дачу, а туда, как известно, требуется огромное количество всего, что можно приобрести только за деньги.
***
Бог смилостивился над Васькой и Мишей, видя, что их стремление «на халяву срубить бабла» испарилось из мыслей, стирая, таким образом, их общий кармический долг, и позволил Ханиэлю привести помощника, точнее помощницу.
Часть долга родители простили, а оставшуюся часть неожиданно помогла отдать их же общая соседка Анна Игоревна. Маленькая стройная, но не хрупкая, а крепенькая такая симпатичная дамочка лет около пятидесяти, но прекрасно выглядевшая, жила в аккурат над квартирой Васькиных родителей и на один пролет в сторону ниже самой Василисы.
Она была уже на пенсии, потому что танцоры рано перестают работать, а она танцевала в ансамбле народного танца. Аня очень любила покричать, отматерить кого-нибудь или что-нибудь, выпить и поговорить по душам, причем все это она делала с таким залихватским изяществом, что можно было только удивленно цокать языком в ответ на ее забористую речь. А еще главной страстью ее жизни были кошки. Васька познакомилась с ней не в подъезде, как можно было бы предположить, следуя логике, а на прогулке во дворе, где Василиса выгуливала своего спаниеля – Аня там кормила дворовых кошек.
И сошлись они именно на этом занятии – Васька помогала Анюте кормить зверей, а иногда и готовить им корм. Потом Аня, узнав о плачевном положении новых знакомых, стала давать то Ваське, то Мише разные поручения, за выполнение которых выдавала им несоразмерно крупные деньги. Например, пришить одну пуговицу к ее кожаному пальто у Ани стоило десять баксов, а вымыть ее красивейшую хрустальную люстру – все пятьдесят, убрать за ее собственными кошками – двадцать, а погладить рубашки ее мужу тоже стоило не мало.
Но Анюта деньгами не ограничивалась. Например, мотивируя тем, что ее муж человек очень привередливый и котлеты из вчерашнего фарша есть не станет, она отдавала ребятам по целой огромной миске свежего мясного фарша «для вашей собачки и котика», прекрасно понимая, кто там является «котиками» и «собачками».  Так она подкармливала их и всегда подбадривала:
- Ребята, вы обязательно поднимитесь, верьте мне, я знаю! – говорила она, и почему-то Васька ей верила, хотя оснований для такого оптимизма у нее в то время совсем не было. Может быть, ее устами говорил Васькин Ангел?
А еще их в то время иногда подкармливал тот самый друг Серега, последний  из троицы институтских друзей, который из-за сложностей своей жизни остался в институте еще на год и несколько отдалился, но регулярно бывал в гостях у Миши и Васьки.
Пришло время, и долг был возвращен почти полностью – последние сто пятьдесят долларов Мише просто простил при попытке вернуть деньги его же бывший сослуживец по «Метелице».
Вот так лечили эту пару от получения «халявных безумных бабок», на которые так рассчитывал в начале своей казиношной карьеры Миша.
***
Василиса окончила институт и поступила, как и положено, в интернатуру на целый год. Это в то время было обязательным условием для последипломной стажировки молодого врача. Попала она в отделение интенсивной кардиологии, где лежали больные, перенесшие острый инфаркт миокарда и другие не хилые болячки сердца. Дали ей палату с пятью кроватями в мужской половине отделения, то есть в ее ведении было пять, а иногда шесть, взрослых «просевших на мотор» мужиков.
Кроме этого Васька, стремясь заработать денег для семьи, брала все возможные, то есть которые ей давали, дежурства: ночи, сутки, в праздники, в выходные – делала все, чтобы обеспечить их жизнь. Муж ее тоже работал, но это были самые голодные постперестроечные времена, и Мишина зарплата уже не могла обеспечить молодой семье с маленьким ребенком все потребности.
В отделении к молодому доктору относились вполне дружелюбно, хотя заведующий сразу сказал, что больница не то место, где Василисе будет нравиться работать. Она возмутилась, удивилась, но потом смирилась, согласившись, что отсутствовать ночами дома ей не нравится, да и тяжеловато – стало подниматься давление, донимать головные боли.
Вообще-то, медицинские случаи Ханиэля не касались – у всех больных имелись собственные ангелы-хранители, конфликтовать с которыми ему было не с руки, но здесь он просто не мог не вмешаться.
Однажды в палату к Василисе положили пожилого мужчину, перенесшего, понятное дело, инфаркт миокарда в задней стенке сердца. В этом месте омертвение мышцы сердца считается самым коварным, потому что сначала человек как бы быстро восстанавливается и набирает силу, и если все идет гладко, то и быстро выздоравливает. Но бывают случаи, когда после быстрого восстановления, когда уже кажется, что все, что вот-вот и наступит выздоровление, развивается повторный инфаркт, после которого выживают уже не многие.
Василиса знала эту особенность течения болезни, она предупредила дяденьку соблюдать постельный режим и не бегать по коридору отделения, она отругала его за самодеятельности и разъяснила про опасности такого поведения. Она сделала все, что могла…
Прямо во время ее обхода палаты уже после того, как она осмотрела в очередной раз этого непослушного дядьку и отвернулась к следующему пациенту, все еще стоя у его кровати, прямо в этот момент он стал задыхаться и синеть у нее на глазах.
Васька послушала сердце – бьется! Сразу же метнулась в коридор, а эта палата была напротив двери старшей медсестры отделения, и вот везение – в дверях у старшей сестры стоит дежурный реаниматолог!
- Быстрее! Умирает пациент! – успела крикнуть Василиса, когда видящие ее круглые глаза реаниматолог и старшая влетели в палату.
Кровать сняли с тормозов, и в течение меньше, чем минуты пациент был уже в реанимации, сняли ЭКГ – все признаки тромбоэмболии легочной артерии. Он жил еще пять минут… Никто не мог изменить его судьбу. Никто. Как ни старался Ханиэль оградить от очередного свидания со смертью свою подопечную, но и он не был властен над Судьбой.
Племянница этого дяденьки за неимением других родственников забрала тело без вскрытия и похоронила подобающим образом – в этом сомнений не было. Но, примерно, дней через десять, когда воспоминания стали блекнуть под наплывом новых больных и тяжелых случаев, в отделение к Василисе она неожиданно пришла снова, только теперь ее сопровождал высоченный и огроменный молодой мужик с бритым затылком, толстой цепью желтого металла на шее и прилично оттопыренным задним карманом джинсов.
- Это ты, дрянь, убила моего деда? – громогласно спросил мужик, тыкая Ваське пальцем в грудь, - ты уговорила мою тетку забрать труп без вскрытия? Ты, сука? Я тебя спрашиваю, ****ь?
Василиса никогда в жизни не имела такого опыта общения, но она умела быстро собираться в самых стрессовых условиях:
- Я лечила его –  это раз! Тело ваша тетя забирала самостоятельно – это два. Я обязана была ее предупредить о ее праве отказаться от вскрытия – я и предупредила, но решение принимали вы сами, - обратилась Васька к этой женщине. Но та, поджав губы, отвернулась и предоставила всю инициативу своему бешеному племяннику.
- Ты учти, сволочь, у меня вот тут, - и он многозначительно постучал себя по карману с разбухшим от денег лопатником, - хватит средств, чтобы купить твою сучью жизнь, чтобы ты уже никогда и никого убить не смогла! Я работаю на телевидении и устрою вам тут такой ад, что сами убьетесь или будете умолять о смерти!
И теперь, как он делал это всегда, Ханиэль закрыл ее своими крыльями, чтобы стрелы ненависти пролетели мимо и без того впечатлительной Васьки. Та сразу как будто затормозилась, реальность потеряла четкость и отдалилась  от нее на терпимое расстояние.
На шум в коридоре примчался и заведующий отделением, и остальные врачи, даже медсестры и санитарки пришли поглазеть на кошмар, творящийся в отделении и в Васькиной жизни.
- А ты заведующий этой богодельни? – разошелся «телевизионщик», тыкая пальцами уже в Николая Петровича, - так ты тоже, ****ь, ответишь мне за все, что эта сучара натворила! Развел тут бордель со смазливыми дурами с голубиными мозгами! Врачи тут должны работать, а не эти проститутки! Я с вами со всеми разберусь!
Заведующий был мужик спокойный и рассудительный, паниковать и истерить не стал, а взял молодого человека под локоток и так аккуратненько увел в ординаторскую, и, обернувшись к Ваське, шепнул, чтобы она оставалась тут или лучше ушла куда-нибудь на кафедру, чтобы не отсвечивать. Вернулся он измотанный, но спокойный и не только внешне, когда проводил эту парочку до самой машины и убедился, что гроза окончательно миновала – машина уехала.
- Николай Петрович! – тихонько позвала Василиса, - что же мне теперь делать-то? Он же угрожал меня «заказать» браткам. Меня убьют?
- Нет, конечно, дурочка, - сказал шеф и приобнял  Ваську за плечо, чтобы та успокоилась, - надо идти в милицию и писать заявление об угрозе личной безопасности, угрозе лишить жизни, оскорблениях и так далее. Свидетелей у нас полное отделение, так что напишем, а дальше пусть этим хамом занимаются органы внутренних дел.
- А вы со мной пойдете? – и Васька так умоляюще посмотрела на заведующего, что тот чуть не поперхнулся чаем, который отпивал из кружки, - я ведь никогда еще не была в милиции, чтобы заявление писать… - затихающим голосом сказала она и опустила голову.
- Конечно, я пойду с тобой. Мы напишем заявления вместе – мне же этот тип тоже угрожал, - заверил Василису шеф.
А после милиции он проводил Ваську почти до дома, по крайней мере, до безопасного места, где они расстались, чтобы встретиться завтра на работе.
Не подумайте ничего плохого, никакого романа у испуганной Васьки и заведующего отделением не получилось! У шефа была любимая жена и дети, а Васька была шефу только благодарна, но никогда не тянулась к нему, как к мужчине. Тем более, что дома Василису вполне заботливо успокаивал любимый муж.
Закончилась эта история благополучно публичными извинениями теле-громилы перед всеми сотрудниками отделения интенсивной кардиологии. После нескольких нелицеприятных бесед со следователями этот мерзавец приходил умолять забрать из милиции заявления об угрозе расправы, чтобы заведенное на него дело закрыли. Тянулось это все несколько месяцев, так что все участники событий успели остыть, и Василиса, посовещавшись с шефом, забрала свое заявление, облегчив жизнь всем, включая ментов.
Больше она его никогда не видела. Только сидя у телевизора, глядя на больших и высоких мужчин, ведущих разные интересные передачи, она гадала: он – не он, потому что не запомнила лицо своего обидчика, наверное, из-за завесы из крыльев своего Хранителя. Но это и к лучшему, нет нужды шарахаться от телеэкрана.
***
После окончания интернатуры Василису занесло работать в женскую консультацию при роддоме терапевтом, проверяющим будущих мамочек на предмет больных внутренних органов. Занятие это было для Васьки новое и очень интересное – в беременных теток она просто влюбилась. Причем, когда она сама была в ожидании дочки, свое состояние она воспринимала как абсолютно нормальное и ничуть не изменившееся в сравнении с предыдущим, «небеременным» состоянием. А вот понаблюдав за другими, она поняла то, что у акушеров-гинекологов называется научным термином «доминанта беременности», а попросту «беременная на всю голову».
Дамочки с округлыми формами словно излучали удивительный внутренний свет, они были неотразимы своим каким-то непередаваемо отстраненным взглядом, направленным куда-то вглубь себя, внутрь своего тела, своей личности, к будущему новому существу, которое уже заявляло свои права на внимание, толкаясь и стукая свою мать под ребра. И будущая мамочка замирала, внимательно отведя глаза куда-то в никуда, прислушиваясь к этим порывам общения со своим малышом.
Василиса не могла не умиляться, глядя на этих замечательных в своей неуклюжести, светящихся радостью и ожиданием, почти святых матрон, не могла повысить на них голос, даже если те в пятый раз вынуждали ее повторять рекомендации по лечению какой-нибудь своей хвори.
Короче, Василиса собралась обосноваться на этой работе до скончания своих дней, а потому с удовольствием приняла путевку на курсы повышения квалификации по нефрологии у беременных в НИИ профпатологии при Первом Меде. Эту специальность в институте именно «проходили», в смысле «проходили мимо», еще и поэтому Васька с таким удовольствием слушала лекции по интереснейшему предмету.
Ханиэль никак не мог предположить, что именно теперь ему и придется настолько плотно контактировать со своей подопечной, что она физически почувствует на себе его крылья…
А дело было так. Здание больницы, где находилась тогда кафедра нефрологии и проводились занятия, было старинной постройки с высоченными лестницами, по которым трудно было и подниматься, и спускаться. Лекционная комната была на третьем этаже, а столовая-буфет, куда курсанты ходили «заморить червячка» в обеденный перерыв, была в подвале, куда можно было попасть, только спустившись по лестнице.
Василиса успела спуститься на один пролет и была на второй сверху ступеньке следующего, когда зацепилась каблуком за ее неровный край, потеряла равновесие и стала падать лицом вниз, так сказать «рыбкой». При таких падениях люди, как правило, разбиваются в кровь, ломают себе руки-ноги и частенько остаются калеками. Сокурсницы, к которым так спешила Василиса, стояли внизу и смотрели на этот полет с открытыми от ужаса ртами – все доктора, все понимали, какой сейчас будет результат, и судорожно думали, где искать травматологов, чтобы те оказали нужную помощь этой горе-летчице.
Но не тут-то было! Василиса летела медленно, плавно и с чувством нереально растянувшегося времени. Приземлившись на ступеньки, как и положено, лицом вниз, она так и начала скользить по инерции головой вперед, то есть вниз по лестнице. Едет она, едет и думает: «Вообще-то пора зацепиться за балясины этой лестницы, а то уже половину проехала». Медленно, словно во сне, она вытягивает руку вперед и, ухватившись за металлическую опору лестницы, начинает все так же медленно разворачиваться в горизонтальной плоскости уже теперь ногами вниз. А доехав до самого конца этой подлой лестницы, туда, где стоят онемевшие коллеги, Василиса, как ни в чем не бывало, встает, отряхивается, поправляет одежду, и совершенно спокойным голосом говорит:
- Ну, вот и я. Пошли дальше вниз, а то очень кушать хочется!
- Ты цела? Ты не разбилась? Ничего не поломала? – наперебой затараторили подруги.
- Да, нормально все. Кости целы, голова на месте, синяки будут – это наверняка, да и фиг с ними, - успокаивала их Василиса, а Ханиэль только вздыхал, стоя рядом, и тоже приходя в себя после пережитого. Он в самом начале Васькиного полета завернул ее в свои крылья и медленно и очень аккуратно положил на ступени, замедлил ее время и заставил ухватиться за балясину, что привело к дальнейшему торможению полета и позволило совершить разворот.
В начале, сразу после происшествия, Васька не придала странности своего падения никакого значения, и только анализируя свои ощущения и логику происходящего, по которой выходило, что произошло нечто невероятное, и она осталась цела и почти невредима, вспомнила то чувство, как ей уютно было падать, как плотно ее что-то обволокло и нежно сохраняло. Но и тут она не поняла, что это было.
Ханиэль вздохнул с облегчением – не догадалась, может быть и поймет, но это будет позже, гораздо позже. А пока можно выполнять свою миссию, как и раньше, не особо напрягаясь и «шифруясь» от своей подопечной.
Следующий раз он ее ловил в падении с лестницы в ее собственном подъезде. К двери квартиры, где Васька жила с семьей, в которую кроме дочки входил еще и наглый спаниель с серым котом в придачу, подбросили малюсенькую пеструю кошечку. Не забрать себе это создание Васька просто не могла – она была черепахового окраса, есть такая масть у кошек, когда по тельцу равномерно перемешиваются разного размера черные, рыжие, персиковые, коричневые и белые пятна, а мордочка из-за этой пестроты имеет вид как у обиженного ребенка.
Вот эту кроху Васька в сопровождении своего мужа и несла в руках, идя вниз, чтобы показать ее своей матери, которая жила полутора этажами ниже, и которой было очень интересно посмотреть на новенькую и на реакцию своей любимой кошки. У Васькиной матери была своя черепаховая кошка, своенравная и свирепая Кассандра, полностью оправдывавшая свое пророческое имя – она приходила во сне перед каждой семейной трагедией, перед смертями членов семьи,  а в других случаях она в сон не вторгалась.
Этажи в том старом арбатском доме были с чудинкой – квартиры были на каждой площадке, и получалось, что они шли через половину, а не следом: первый, первый с половиной, второй, второй с половиной, и так далее. Просто этот подъезд объединял два корпуса – в одном, старом, было всего четыре этажа, а в другом, более новом, целых пять, но вместо первого этажа была арка, вот и получалось, что второй этаж новой части дома был только на половину этажа выше первого в старой части. Старые арбатские дома – это такие странные строения…
Васька держала котенка обеими руками, поэтому, когда она снова зацепилась ногой за верхнюю ступеньку короткого пролета очень крутой лестницы, единственной мыслью женщины было сохранить в целости это маленькое живое существо. И вот тут-то она абсолютно отчетливо прочувствовала, как Ханиэль обнял ее своими крыльями, развернул ее тело в воздухе и аккуратно положил спиной на площадку, руки Василисы оказались наверху, и кошечка даже не успела испугаться. А Васька потом еще долго вспоминала это неземное наслаждение – крылья Ангела, закутывающие со всех сторон, это чувство абсолютной защищенности и полный восторг души. Испугаться ей не удалось ни в том падении, ни в этом.
И еще раз он вылавливал свою девочку в падении, чтобы она не поломала себе кости. В этот раз она запнулась, перелезая через провисающую цепь ограждения. Есть такие ограды, когда на столбиках размером чуть выше середины бедра невысокого человека натянуты провисающие толстые цепи. Зачем Василисе понадобилось через нее перелезать, она и сама толком не поняла, а вот полезла и снова упала в объятия Ангела-Хранителя. И снова вспоминала свои ощущения и наслаждалась ими.
***
В женской консультации Василисе работать нравилось, но наслаждаться общением с милыми дамочками ей пришлось совсем недолго – ее переманили на производство цеховым терапевтом. Цеховой терапевт – это такой человек, от которого зависит в конечном итоге, выполнит план фабрика или нет. Если врач всех страждущих усадит на больничные листки и будет лечить дома, то фабрика встанет. А если врач постарается помогать людям справляться с хворями, не отходя от рабочего места дальше фабричного здравпункта, то эти работяги выполнят план и перевыполнят его. Рабочий люд Васька уважала, но до конца не понимала всего масштаба работы, что она сама на себя нагрузила, приняв такое заманчивое предложение – работать на кондитерской фабрике.
Теперь-то и выяснилось окончательно, что непереносимость шоколада покинула Василису окончательно, и она могла съедать по целой плитке любимого лакомства в день и даже денег за это не платить!
- Что, любишь шоколад? – спрашивали коллеги и хихикали.
- Люблю! Очень люблю! Всегда хотела его иметь в неограниченных количествах! – отвечала докторица, не понимая причины улыбок окружающих.
- Ну, максимум через год ты на него, на шоколад, уже смотреть не сможешь! – кивали головами сотрудницы фабрики и коллеги медики.
- Не может такого быть! Никогда я не разлюблю шоколад! – отвечала Васька, абсолютно уверенная в своих словах.
Но Василиса ошибалась. Не прошло и года, как она стала предпочитать ириски и карамель, а суфле типа «Птичье молоко» зауважала только без глазури. Такое лакомство получалось из бракованных нарезок этого суфле – оно все равно подлежало переработке, а потому его можно было украдкой унести из цеха, что и делали работницы, чтобы угостить медиков.
Пришло время, и в этой маленькой поликлинике сменился врач кардиолог, потому что старая доктор ушла на пенсию, но вместо той пришла другая, умная и молодая дамочка, еще не знакомая с местными обычаями и привычками фабричных обитателей. С ней в пару поставили работать медсестру, с которой долго работала и  подружилась Василиса, чтобы ввести врача в курс дела.
И вот Ваське в очередной раз принесли кулек с этим голым суфле «Птичье молоко», а она решила, поставив чайник, пригласить свою подругу, а за одно и нового доктора, попить чаю с нежным и свежайшим деликатесом.
- Народ! – радостно завопила Васька, врываясь в кабинет кардиолога, - вы чай с голой птичкой будете?
Повисла некоторая пауза, в течение которой у нового члена коллектива глаза все увеличивались в размере и грозили выскочить из орбит от удивления, а медсестра тихо сползала от беззвучного хохота под рабочий стол.
- Эээ… Голая птичка – это суфле без шоколада, - смущаясь, объяснила Василиса все еще не пришедшей в себя коллеге, после чего громкий хохот уже было не остановить.
Вот такие маленькие радости бывали у Васьки на этой работе, но чаще всего перед кабинетом Василисы сидела очередь из больных и здоровых людей, пришедших по своим делам, кто за справкой, кто за выпиской, а кто и на профилактический осмотр, который обязан был пройти хотя бы один раз в течение года. Нагрузки на врача терапевта было более, чем достаточно, сил едва хватало.
«Сладкая» жизнь очень скоро стала переделывать вежливую и уважительную женщину в подобие домашнего монстра. На работе у Василисы еще хватало сил вести себя по-человечески, а, придя домой и, расслабившись в кругу родных и самых близких ей людей, которые ей все всегда прощали, она начинала на них срываться по любому малейшему поводу. То ей не нравилось, как дочка ведет себя в детском садике, то, что муж сидит дома и не ищет подработку, а то и просто, что не убрана постель – поводы находились в зависимости от надобности Васьки поорать и побуянить.
Долго терпел Ханиэль, не вмешивался – все-таки сама должна была осознать его девочка, что такие демарши рано или поздно плохо могут закончиться. Потом он надоумил Мишу заняться частным извозом в свободное время, благо машину они уже поменяли со старенького «Запорожца» на «Жигули» шестерку немного поновее, на которой можно было ездить без опаски, а Миша приобрел должную уверенность в управлении машиной.
Свою первую машину они запланировали купить в тот же год, когда Василиса перешла работать на кондитерскую фабрику, где зарплату выплачивали вовремя, без задержек и в полном объеме, и даже давали премии. Не удивительно, шоколадные конфеты этой фабрики продавались по всей стране и экспортировались за рубеж очень активно, прибыли производства позволяли хозяину фабрики не только выплачивать вознаграждения за перевыполнение плана, но и организовать внутри фабрики своеобразный клуб распродаж.  Для этого выделили зал, где в определенные дни недели выставлялись на лотках на продажу одежда, обувь, постельное и нижнее белье, украшения и много разных интересных мелочей, которые всегда привлекают хищный женский взгляд, ведь на фабрике большинство работников были именно женщины.
Про машину ребята мечтали активно, представляли, какого она должна быть цвета, как ездить, где стоять на даче, как смотреться на газоне. У Васьки получалось, что «Запорожец» должен быть или голубым, или охряно-желтым – именно таким она видела его, стоящим на дачной лужайке перед домом в своих мечтах.
А денег было ровно на половину машины, ровно двести баксов, и где взять еще столько же они не знали, а машина уже была нужна теперь, весной, потому что летом уже надо было вывозить бабушку с внучкой на дачу и вообще таскать туда много тяжелых, но очень нужных вещей.
Однажды, заступив на вечерний прием, Василиса неловко повела рукой по столу и смахнула на пол ручку, та укатилась под стул. Васька за ней наклонилась и обомлела – ручка лежала на двух купюрах американских зеленых денег достоинством по сто единиц каждая. Доктор собрала деньги и спокойно, не показывая своей радости окружающим, продолжила прием, намереваясь на следующий день поинтересоваться у сменщицы, не теряла ли та свою взятку.
Но ни на следующий, ни в какой другой дни никто не признался, что ему была дадена таковая взятка. Еще бы, за получение мзды за выполнение своих обязанностей никто по голове не погладил бы, а вот разговоров по всей фабрике было бы потом столько, что хапугу могли бы довести до увольнения по собственному очень горячему желанию без всякого принуждения.
Собственно коллектив фабрики был не столь велик, чтобы можно было надолго затеряться, всего около четырех тысяч человек, а уж доктора и вовсе были на пересчет, в единичном экземпляре каждый, и только терапевтов тогда было двое, чтобы прием шел в две смены. Фабрика работала в три смены, еще и в ночь, но тогда работники оставались на попечении фельдшера, дежурившего круглые сутки.
Собственно, никто и не мог предъявить свои права на деньги, потому что они были предназначены для Васьки, о чем знал только Ханиэль и, естественно, Саваоф, знающий все судьбы своего мира наперед.
***
И вот настал тот торжественный день, когда Василиса и Миша поехали и забрали свой запорожец у старого владельца. Точнее сначала они хотели купить не эту охряно-желтую симпатягу, а другой – он был голубым, тоже симпатичным, но вот продающий его мужик отчаянно что-то недоговаривал, темнил и обещал что-то неразборчивое, и Васька наотрез отказалась от «голубого вагончика». А этот был желтым, «ВОХРянным», как шутила Васька – мужа она к этому времени тоже перетянула работать на свою фабрику в службу охраны, мотивируя тем, что какая разница, где стоять столбом в охране, если за это платят деньги и кормят в столовой круглые сутки и нет таких опасностей, как в казино.
Рыжий Зюзька, в смысле «ЗАЗ» или «Запорожец», понравился супругам сразу и бесповоротно – от судьбы не уйдешь! Оказалось, что дачи у бывшего владельца и у Васькиного отца, которую она считала своей, находились практически в одном и том же месте – в соседних садовых товариществах, так что Зюзька привык ездить по этой дороге, и, видимо, он захотел и дальше продолжить кататься по привычному маршруту.
Самая первая поездка запомнилась Василисе на всю оставшуюся жизнь и стала поводом подкалывать мужа, когда тот был за рулем.
Уже усевшись в машину, заведя мотор, пристегнувшись ремнями безопасности, Миша попросил:
- Вась, ты только подсказывай мне про светофоры, какой там свет и вообще, а то я могу их пропустить и не заметить…
- Хорошо, - коротко согласилась Вася, а внутри вся сжалась и напряглась.
По дороге она исправно озвучивала:
- Сейчас зеленый, ой, замигал уже, вот желтый, а сейчас включился красный. Готовься – желтый, все, зеленый – поехали!
Но до дома они добрались без приключений. А потом Миша привык быть водителем, научился уверенно управлять Зюзькой, и Васька перестала озвучивать работу светофоров.
И вот, когда уверенность уже закрепилась, и Миша стал получать удовольствие от резвого бега своего скакуна, понадобилось вмешательство сразу четырех Ангелов-Хранителей во главе с Ханиэлем как со старшим над рядовыми хранителями.
Ребята возвращались с дачи, проезжая по дороге, проходящей через густо населенный поселок, Миша только чудом не сбил переходящих дорогу двух молодых девиц. Девушки шли, болтая о чем-то своем, совсем не глядя на дорогу, как привыкли ходить у себя в поселке, но забыв, что переходят не просто переулочек, а трассу, где машины едут потоком и на приличной скорости. В самый последний миг Миша увидел их и резко крутанул руль влево, уходя от встречи с препятствием в виде двух завизжавших девиц. Васька сидела, ни жива, ни мертва, но таких маневров, как выполнил их Зюзька, она не видела больше никогда в жизни. Машинка обогнула девушек по кругу с радиусом в один метр! Только обогнула людей и сразу же вернулась на прежний курс. Получилась линия, как если вести карандашом по линейке, а за пределы линейки торчит кончик пальца, вот этот кончик тоже обвести, и продолжить линию дальше.
Такой маневр был невероятен, потому что радиус разворота этих машинок не предполагает  такой возможности в принципе, и потому что механически и физически это было абсолютно не реально! Но так произошло. Все остались целы и невредимы. Так распорядилась Судьба. Только перетрухали, конечно, но поделом им – одни будут под ноги смотреть, другие за рулем не отвлекаться на болтовню.
***
Зюзьке было уже десять лет, когда он стал служить Ваське и Мише, машинка была не новой, и с ее ремонтом приходилось возиться, чтобы иметь возможность ездить. То приходилось ремонтировать выхлопную трубу, то латать стеклотканью дыры на боках машины, на крыльях, и везде Василиса, любящая делать все своими руками, помогала мужу.
- Привет, Миш, - обратился сосед Вован Иваныч к Ваське, лежащей под машиной и заклеивающей очередную дыру в выхлопной трубе (на новую не хватало средств), и заматывающей это место тонким алюминиевым листом. Из-под машины было видно только ноги в темно-синих джинсах кроссовках.
- Привет, Вов, а это не Миша, это я! – звонко ответила мастерица, чем повергла соседа в шок, а его жену в состояние длительного ворчания – Вован Иваныч еще долго ставил ей Василису в пример.
Прогнившие крылья машины подлежали ремонту, были куплены новые. Во дворе старого дома сложился маленький коллектив из автолюбителей, которые все время что-то чинили. Виктор Захарович, педантичный старикан-умелец, который восстановил для себя несколько старых машин, обещал поменять крылья на рыжем Зюзьке, он среди всех умел работать с аппаратом газовой сварки.
Миша пошел во двор заниматься ремонтом вместе с Захарычем, а Василиса смотрела на своего рыжика из окна спальни и плакала – почему-то ей было отчаянно жалко Зюзьку. Васька буквально чувствовала, как ему, Зюзьке, страшно, что у него сначала отрежут крылья, чтобы приварить новые. Васька, свесившись из окна пятого этажа, шептала ему нежные слова, успокаивая и уговаривая, чтобы он успокоился, что все будет хорошо, что Захарыч очень надежный мастер, а руки у него просто золотые, что с новыми крыльями Зюзька будет чувствовать еще лучше, чем раньше… Еще много каких нежностей говорила всхлипывающая Василиса, пока все работы не были завершены и оба, и машина и Васька, не успокоились.
Наверное, это была первая вещь, с которой у Васьки образовался такой контакт и сочувствие. Когда прошло такое время, что старый «Запорожец» уже не подлежал городской эксплуатации, его приютил один из Мишиных друзей в своей деревне, где можно ездить и без техосмотра – лишь бы машинка бегала, а это старый Зюзька еще мог. Быть может, он еще и работает до сих пор, очень железная была вещь, настоящая такая, надежная.
***
Время неумолимо, оно идет, а вещи стареют и выходят их строя. Когда пришло время менять старого верного Зюзьку на что-то поновее, на покупку совсем новой машины у супругов силенок еще не было. И по объявлениям пришлось им побегать изрядно, потому что оказалось, что продаются какие-то инвалиды, а не полноценные машины, на них не ездить надо, а сдавать их сразу в ремонт. Но снова судьба показала, что не надо бегать и суетиться, а стоит просто внимательно смотреть по сторонам. В одном из проходных арбатских дворов, через который Василиса регулярно проходила по два раза в день, стояла их следующая машинка Ласточка.
Цвета слоновой кости или чуть-чуть топленого молока «Лада-2106» была здоровой рабочей пятилеткой и продавалась потому, что ее хозяин купил себе другую машину, новую и сильную, а эта стала ему не нужна. Видимо, у машин тоже есть души и эта не простила предательства бывшего хозяина или просто была уж очень чувствительной к смене владельца, потому что эта Ласточка абсолютно не переносила разговоров при ней или в ней о покупке другой машины, и сразу же ломалась, капризничала и не хотела ездить. Должно было пройти какое-то время или какая-то починка, то есть машине нужно было уделить свое внимание, заботу и любовь, чтобы она снова носилась как резвый жеребенок.
Но прошло время, Ласточка привыкла в Мише, он приноровился к машине, а Васька выучилась на права и стала на работу и домой ездить за рулем, а не в троллейбусе. Водила она вполне прилично, а скорость реакции у Василисы всегда была молниеносной, такой реакцией,  как и точностью глазомера, восхищались  все ее знакомые, даже мужчины. И управлять автомобилем Василиса не стала, пока не начала ощущать его как свою вторую кожу – все габариты и движения машины она ощущала как свои собственные. Конечно, однажды она ошиблась и вписалась в металлическую решетку во дворе собственного дома, перепутав педали газа и тормоза, но это было не очень разрушительно для авто и больше не повторялось.
Ездила она по самому центру столицы, где, как говорится, без поллитры в хитростях устройства автомобильного движения не разобраться, но выучив маршрут однажды, Васька уверенно ездила по нему изо дня в день. А движение в районе Арбата было уже тогда преимущественно в одну сторону, без встречного потока. И вот наша Вася едет такая вся из себя задумавшаяся по такой односторонней улице, собирается повернуть на другую такую же одностороннюю улицу, как вдруг навстречу ей с этой односторонней улицы на ту, по которой едет Васька, собирается поворачивать встречная машина. Васька резко бьет по тормозам, ее Ласточка застывает на месте на расстоянии примерно в полметра от капота встречной машины.
Ханиэль снова вытирает несуществующий пот со лба и переводит дух, глубоко вздыхая – смогли вместе с хранителем той блондинки (реально, блондинки!), что была за рулем второй машины, предотвратить лобовое столкновение. Скорости, правда, высокими не были, но неприятности для здоровья от этого при столкновении не сильно уменьшались бы.
- Ты что? Ты совсем сдурела? Ты куда ехала? На знаки совсем не смотрела – здесь везде одностороннее движение! – кричала Васька, срываясь на фальцет от праведного возмущения.
- А я вот ехала от Садового Кольца и думала, что же мне попадаются только встречные машины-то? А оно вот как – одностороннее движение, - задумчиво произнесла блондинка.
Василиса не стала больше задерживаться, надеясь, что этого урока непутевому водителю женского пола вполне хватит, забралась в машину и быстренько докатила до дома.
***
И все-то у них гладко пошло в жизни, у Миши и Васьки, но только вот долго Васька не могла тогда сидеть на одном месте – не время ей было для спокойной и размеренной жизни. Пришло ей время снова вгрызаться в гранит наук медицинских. Ее начальница, замглавврача, решила, что пора девочку отправить в ординатуру, а то как-то не серьезно с одной интернатурой оставаться, и возраст уходит, а на должность даже заведующего отделением поставить Ваську без ординатуры нельзя – не по рангу. Сама начальница все ходы и возможности выискивала, сама  и договаривалась с руководством кафедры, сама убеждала молодого врача продолжить учебу.
Для обучения в ординатуре Васька должна была уволиться с работы на фабрике, а, значит, потерять свою зарплату на целых два года. Посовещавшись с мужем и получив его одобрение, Василиса пошла оформлять документы для зачисления в группу обучающихся, проходить собеседования и заполнять анкеты.
Первый раз в больницу, где расположилась кафедра семейной медицины, Василису вез муж, забрав ее с фабрики. Но выехать с территории им не дали – малюсенький бульдозер, который убирал снег с набережной, где была территория фабрики, въехал аккуратно в бок их машины. Василиса, глотая слезы, понеслась на метро, чтобы успеть к назначенному времени, а Миша остался разбираться с водителем уборщика и начальником фабричного гаража.
Все бы ничего, но в то время Миша по ночам и в свободное время занимался частным извозом и таким образом приносил в семью дополнительные деньги, и Васька уже привыкла к этим деньгам. А тут, о, ужас, кормилицу убили! Как же теперь жить-то, а? И Васька ревела от своего горя ревьмя, сопливясь и причитая еще несколько дней.
Ее верный Ханиэль только головой качал, понимая, что это очередной кармический урок, что всё, к чему Васька прирастет душой, у нее будет отнято, чтобы та не сотворила себе из этого обожаемого, будь то деньги или любимый муж, ребенок, работа, кумира, который окажется выше Бога. Он сострадал своей девочке, и от этого ей становилось легче на сердце. А через некоторое время Васька совсем успокоилась – машину обещали починить за счет фабрики и в кратчайшие сроки.
Впрочем, трагедия с машиной не помешала молодому врачу устраивать свою карьеру дальше. Легко получив все подписи, она уже сидела в отделе кадров сверхсерьезной организации, относящейся к системе Кремлевской медицины, когда начальница спросила год рождения, чтобы проставить в учетной карточке. Васька назвала.
- Какой-какой??? – выпучила глаза кадровица на Ваську, - не может быть! Я была уверена, что вы только что выпустились из института, - охнула дама, - дело в том, что у нас правило: мы берем в ординатуру только до тридцати лет, а вам тридцать четыре уже. Но с другой стороны у вас все согласования имеются, и теперь кафедра не может вам отказать – сами подписались, пусть сами и отвечают. А учиться вам придется с девчонками моложе вас на восемь-десять лет. Только, прошу вас, Василиса, не афишируйте, пожалуйста, свой возраст, и все получится хорошо и у вас, и у меня.
Василиса пообещала сохранить разговор в секрете от педагогов кафедры и не особо хвастаться своими годами и стажем.
***
За все время обучения в ординатуре с Василисой не происходило ничего примечательного в ее профессиональной деятельности и Ханиэль уже было расслабился и решил отдохнуть, но не тут то было. Дом, где жила Васька со своей семьей и семьей родителей, все-таки попал под программу сноса ветхого и аварийного жилья после двадцати лет борьбы и препирательств с властями, и людей стали почти насильно переселять  на окраины города. Ваське и родителям выдали ордера на новые квартиры в еще несуществующих домах, и отец как глава семьи пошел разбираться по инстанциям с этим безобразием.
- Вы же проработали в системе жилищного строительства и капитального ремонта жилфонда всю свою жизнь, - вещал чиновник Васькиному отцу, не скрывая своей досады от этого разговора, - вы знаете всю систему как свои пять пальцев! Я не возьму от вас ни копейки денег в качестве презента или взятки, но и нормальные ордера вам не дам, мне еще с другими людьми дела вести и пригодятся еще нормальные квартиры в центральном округе города.
Получив откровенный отказ, пожилой мужчина пошел искать пути и связи по старым друзьям-сотрудникам, знакомым и друзьям знакомых. Путь этот привел его в приемную самого градоначальника, любившего носить кожаную кепку, но и здесь его постигла неудача. Впрямую ему не отказали, памятуя многочисленные заслуги старого мастера и награды от правительства города, но и решить вопрос о выделении квартир в черте старой застройки не обещали, а как у опытных политиков и бывает, сказано было много слов, но все не по делу, а около.
Васькина мать уже не могла спокойно ни спать, ни есть, когда в ее голову пришла идея посетить церковь и помолиться у иконы святой Матроны, которую только-только причислили к лику святых, и стало возможным в открытую прийти и поклониться ее мощам.
Вероятно, эту идею подкинул тоже кто-то из тонкого мира, Ханиэль очень обрадовался такому повороту событий и взялся активно организовывать возможности для совершения паломничества к святой Матроне. Он разгреб дела на работе у Миши, на кафедре у Васьки, в школе у их дочки, и на работе у главы семейства, собрал всех в одну команду и аккуратно доставил к заповедному храму, где помог им всем одолеть огромную очередь из желающих поклониться и попросить Матрону каждый о своем сокровенном.
После обращения к святой мученице дела по квартирным вопросам стали тихонько продвигаться в нужном для семьи направлении. Нашлась старая знакомая отца, которая смогла тихонько обменять ордера на квартиры в новостройках, которые уже начали возводить, но крыши еще не было, на другие, немного дальше от центра, чем их старый дом. Обмен состоялся, и обе семьи получили по маленькой двухкомнатной квартирке в шаговой доступности от метро в разных районах города – сбылись все мечты и просьбы.
***
Заканчивала ординатуру Василиса, уже осваиваясь в новой квартире, в новом тысячелетии и с новыми перспективами в плане работы. После ординатуры их должны были распределить по поликлиникам и стационарам ведомства, что и произошло. Васька попала в поликлинику недалеко от площади трех вокзалов. Великолепно оснащенное медицинское заведение ей понравилось, на свою новую начальницу Васька не обратила особого внимания, и приступила к работе.
Ей достался участок с одними стариками – геронтологический участок. Эта работа требовала всех навыков, что молодой еще доктор получила за всю свою жизнь, включая ее любовь к психологической науке. Но с этим проблем не было – грамотности и воспитанности у Василисы хватало, уважения и сочувствия к старикам тоже, а вот с заведующей отделением отношения сложились уж очень странные.
Приходила Василиса на работу к без десяти восемь, чтобы ровно в восемь утра быть уже готовой выехать на вызов по участку. Ездили на машине, потому что район был очень обширным, ногами не обежишь. Записи в картах делались на коленках, пока передвигались между адресами. Но за без малого месяц Ваську оценили почти все ее подопечные и стали на прием записываться заранее и являться в поликлинику сами, без вызова. Зауважали, значит.
После возвращения с вызовов Васька как молодой сотрудник отчитывалась по каждому случаю перед своей заведующей отделением. А та то ли выбрала ее для отправления своих естественных стремлений по избиению младенцев, то ли всегда такой была, но измывалась она над Васькой совершенно изумительно. Например, заставляла раз по пять переписывать дневники в амбулаторных картах, придираясь к любой мелочи, переиначивая свои же предыдущие замечания и указания. И молодой специалист спокойно, без истерики, терпеливо переписывал, пока не подходило время закрытия поликлиники, то есть когда переваливало за восемь вечера.
Терпение и невозмутимость Василисы доводили до нервных срывов эту одинокую женщину, женатую (именно женатую!) на своей работе. Васька стала приглядываться к тому, что из кабинета начальницы выходят в слезах даже именитые доктора с тридцатилетним стажем…
- Скажите, а почему вы плакали, выходя от завы? – спросила как-то Васька, набравшись смелости, у этой докторицы.
- Наша тиранша просто любит, когда из-за нее плачут, поэтому старается каждый раз довести до слез любого, кто ей под горячую руку подворачивается.
- Это значит, что пока я не заплАчу, она от меня не отстанет, а так и будет донимать вечным переписыванием?
- Именно так. Слезы помогают от нее избавиться на какое-то время, потом она снова старается побольнее стукнуть, в душу плюнуть, чтобы ты опять расплакался.
- И как же вы все это терпите? – удивилась Василиса.
- Нормально. Терпим. А куда нам деваться в нашем предпенсионном возрасте, а другим, кому уже за пятьдесят пять перевалило и подавно рыпаться опасно – выпрут на пенсию и до свидания, забудут, как звали. А куда идти, где работать? Здесь хорошие деньги платят, мощная исследовательская база. Кроме нашей дуры здесь все просто замечательно.
Васька поудивлялась, но приняла информацию к сведению. Конечно, плакать она не собиралась, но кто знает, кто знает… Можно было же и использовать эту слабость начальницы-садистки.
Васька всю жизнь с раннего детства мечтала стать начальником, об этом ей твердила и ее мать, что та рождена быть командиром, что быть руководителем престижно и приятно, что Ваське должно понравиться такое дело. И вот теперь смотрела она на свою начальницу-тираншу и понимала, что из нее, из Василисы, как раз вот такой начальник и мог получиться при всех заложенных в ее душу и характер недостатках: резкости и эгоизме, самолюбии и высокомерии, тщеславии и лени. Что случай не бывает случайным, а встречи с другими людьми – это уроки от жизни, которые мы должны выучить и усвоить.
А ведь совсем недавно Ваське приснился страшный сон, что она стоит у кухонного окна в старой родительской квартире, а в отражении на стекле вместо своего лица видит морду дракона, настоящего такого дракона, каких рисуют для сказок… Ваське стало страшно.
И Васька поклялась самой себе, что если вдруг жизнь подкинет ей возможность занять начальственное кресло, то она ни за что в жизни не станет вот такой дурой-тираншей, ка ее нынешняя заведующая.
Ханиэль отметил произошедшие с Василисой перемены как весьма благоприятные и стал искать пути для новых испытаний своей подопечной на прочность нервов и клятвы. И, конечно же, нашел ей новые приключения.
***
Внезапно в жизнь Василисы ворвалось ее прошлое, а точнее ей позвонил ее предыдущий главный врач, с которым она работала на кондитерской фабрике. Позвонил и пригласил для беседы к себе – он в первых числах сентября был назначен главврачом огромной медсанчасти, которая находилась в абсолютно плачевном состоянии, а работало в ней на тот момент всего чуть больше пятидесяти человек – это в стандартном шестиэтажном здании. Клиентуры почти не было, работы, а, следовательно, зарплаты тоже почти не наблюдалось. Работники ждали только одного – закрытия медучреждения и выдварения их всех на биржу труда. Не угадали! Пришел Александр Николаевич! Раздайся море – жаба лезет! Нет, он, конечно же не жаба, хотя к самим жабам Васька всегда относилась уважительно, но держалась на расстоянии, руками животинок не хватала и не мучила.
Дело в том, что ее прежний шеф обладал гениальной способностью на пустом месте развивать прибыльную деятельность. Он уже не раз это проделывал в жизни и собирался сделать то же самое теперь, но ему нужны были везде знакомые люди, свои, на которых он мог бы опереться, которые не предадут хотя бы в ближайшее время. А еще у него было требование, чтобы человек был разумным.
«Можно договориться со сволочью, но не с дураком!» - часто говорил он. Так вот Васька и была для него таким вот своим знакомым и верным, далеко не глупым человеком. Поэтому ее разыскали и пригласили.
- Василиса, мне нужен заместитель по медицинской части, то есть  начмед. Вы, я уверен, вполне справитесь с этой работой. В конце концов, не боги горшки обжигают, я вам дам контакты, пообщаетесь, разберетесь, научитесь. Вы согласны? – спросил он, довольно улыбаясь в рыжеватые усы.
- Александр, Николаевич… Это так неожиданно. Я не готова сразу ответить. Мне нужно подумать, - ошарашенно заикалась Васька, - когда еще не поздно будет дать вам ответ?
- Ох, Василиса, мне, конечно, зам нужен был еще вчера, как говорится, но вас я могу подождать еще три дня, так и быть, - сказал и вздохнул начальник, по-видимому, засомневавшись в Васькиных умственных способностях.
Вернувшись домой, Василиса посовещалась с мужем, мамой, отцом, и ее уговорили попробовать стать руководителем. Ведь, действительно, такие возможности даются нам единожды в жизни, упустить, значит, потом всю жизнь жалеть о не сделанном шаге. Примерно так и рассудила женщина, когда поехала давать свое согласие на эту должность.
- Александр Николаевич, только вы имейте в виду, что если я вас не устрою чем-то или вы найдете кандидатуру лучше меня, то вы мне сразу же скажете, и я уволюсь с этой должности, потому что это все-таки не совсем мое, я чувствую. Я же, когда к вам ехала в тот раз, мечтала максимум о должности заведующей терапевтическим отделением, а тут такое предложение. Я же понимаю, где у меня потолок…
- Хорошо, Василиса, я обещаю,  - отмахнулся от Васькиных заверений главный, - идите и оформляйтесь. Сколько вам потребуется времени, чтобы уволиться с нынешнего места?
- Наверное, две недели, как по закону имеют право потребовать, не больше. Заявление я напишу уже завтра.
- Хорошо, это можно переждать, но если вас отпустят без отработки, не разгуливайте, пожалуйста, на свободе – вы очень здесь нужны. Очень. Я вас жду.
И Васька побежала навстречу своему новому опыту. На работе она разыграла такой спектакль большого погорелого театра, что ее заявление об увольнении заведующая сама отнесла к главному врачу на подпись и добилась, чтобы он разрешил доктору убраться с глаз долой без отработки положенных по закону (на усмотрение администрации) двух недель.
- Помогите мне, пожалуйста! – всхлипывала Василиса в кабинете начальницы, - мой муж подает на развод из-за того, что я очень много времени стала проводить на работе, мои объяснения, что так положено, он слушать не желает, потому что привык за время моей учебы, чтобы в доме все было, как положено. А я не справля-а-юсь, - заливалась слезами красавица-несмеяна.
- Ну, уж прямо так и подал на развод документы? – ворковала от удовольствия начальница, приобнимая Ваську за плечико, - может, погрозится и привыкнет?
- Не-е-ет, сказал, что уже подал, все-е-е… Но может их забрать, если я уволюсь, - хлюпала носом артистка, - а я не хочу разводиться-я-а-а…
- Ну, ладно, давай сюда свое заявление, я сама отнесу его главврачу, - торжествовала тиранша, даже не догадываясь, что Ваську уже давит смех, а совсем не слезы.
Довольная спектаклем и результатом Василиса получила в кассе расчет и уже на следующий день была зачислена на гордую должность заместителя главного врача медико-санитарной части, а по сути большой поликлиники, но не участковой, а ведомственной.
***
На самом деле перерыв в терапевтической практике для Василисы требовался еще и по иным причинам. Дело в том, что она, будучи человеком, ищущим причины, копающим глубоко и желающим добраться до истины – чья-то правда ее не устраивала, только самой убедиться в действенности своих выводов – Василиса увлеклась эзотерикой окончательно и бесповоротно.
Если в школьные годы ее устраивало ограничиться Зодиакальным гороскопом и с упоением разбирать характеры своих одноклассников, да еще учением о биополе и пране с небольшим уклоном в йогу, то теперь она задалась вопросом об истинных причинах болезней.
Ваське было ясно, что раз мысль у человека первична, то и первопричину надо искать где-то в этой области. Но особых талантов женщине не выдали, а только показали, что тонкий мир реален, и она не могла проводить самостоятельно никаких исследований. Зато она читала про исследования других людей.
Она нашла для себя книги о диагностике кармы дяденьки Лазарева Сергея Николаевича, книги Синельникова, Норбекова, брошюры по психологии Владимира Леви и многие другие - всё было «проглочено» ею с превеликим удовольствием и большой пользой для меняющегося мировоззрения. А вот выводы, к которым пришла Василиса, ее совсем озадачили.
По всем полученным этими людьми сведениям выходило, что врачи только и делают, что нарушают волю Бога, волю Творца. Он дает человеку болезнь в надежде, что тот одумается и перестанет совершать ошибки, делая что-то вразрез с законами Природы, а врач, снимая симптомы лекарствами, препятствует развитию человеческой души. Василиса глубоко верила в Творца и совсем не желала мешать свершаться Его воле.
Вот в таком состоянии она и заступила на свою новую должность, где ей пришлось больше заниматься организацией работы поликлиники, чем задумываться над конкретными клиническими случаями.
***
И сбылась старинная мечта. В детстве Василиса представляла себе, что она начальник и сидит в своем собственном начальственном кабинете, а к ней являются для решения дел всякие ее подчиненные. А сидит она там гордо, и вопросы решает по принципу нравится или не нравится ей проситель. Короче, властительница мира карает и милует своих подданных.
Васька уже очень давно прочно забыла об этой своей выдумке-желании, как вдруг, сидя в своем кресле, правда, обыкновенном офисном, а не начальственном, за простым кабинетным столом, увидела себя со стороны. Она поняла, что вот так не бывает, чтобы сбывалось все до мелочей!
Даже дверь в ее кабинете была именно там, где должна быть. И люди приходили для решения вопросов. Только вот Василиса уже была совсем другой, да и клятвой себя сама сковала не зря – слово, данное самой себе перед лицом своего Ангела-Хранителя она держала твердо, и не допускала самодурства, даже когда ей того очень хотелось.
А вертеться приходилось как белке в колесе. При таком шефе не очень-то и посидишь, сложа руки – шеф разворачивал плечи и дела. Медсанчасть предназначена для обслуживания работающего населения, причем работников определенной отрасли производства. За этой медсанчастью была закреплена сфера производства стройматериалов – то есть новый Клондайк при таком-то объеме строительства, которое захлестнуло столицу в первое десятилетие нового века.
Васька очень сдружилась с инспектором отдела кадров Татьяной, которую в скором времени назначили начальником самой себя, то есть начальником отдела кадров без собственных подчиненных. Женщины посмеялись над этим и вгрызлись в работу над коллективным договором. А в свободные минутки Татьяна рассказывала Василисе про старые порядки, бытовавшие во времена бывшего главного врача.
***
Яриков, так его звали, бывшего главврача этой медсанчасти, был человеком пожилым и страдал массой разных болезней, включая все болезни цивилизации: ожирение, гипертония, стенокардия и сахарный диабет в придачу. А еще он, по словам старых сотрудников, был жадиной и самодуром, но был вполне предсказуем.
До обеда, то есть до полудня, можно было посидеть по своим кабинетам, занимаясь личными делами, потому что пациентов все равно почти не было, а вот после полудня, попив чайку и наговорившись с коллегами о жизни, детях-внуках и домашних питомцах и можно было спокойно уходить по домам всем, кроме дежурного администратора, который заступал во вторую смену, должен был досидеть хотя бы до часов семи вечера, и встретить линейный контроль, проверяющий деятельность поликлиник по линии Департамента здравоохранения города.
Никаких денег от Департамента медсанчасти не выделялось, дело вели к закрытию учреждения и перепрофилированию его в какой-нибудь коммерческий центр. Любимым занятием Ярикова было приведение в порядок ковра в огромной «кладовке». Он выделил самый большой кабинет административного шестого этажа под свой личный склад, куда были спрятаны все мало-мальски приличные вещи. Попали туда и ковровая дорожка, и настоящий ковер с орнаментным рисунком по центру, и отдельные составные части компьютера, некоторых частей там было по нескольку штук, другие в единственном экземпляре. Там же хранились остатки документов и архивные медицинские карты. Все это было расставлено по стеллажам и полкам, навалено на столах без какой-либо системы так, что разобраться, что и где находится, было абсолютно невозможно.
А еще Яриков поссорился с вороной, которая жила неподалеку от здания медсанчасти и частенько сиживала на одноэтажном рентгеновском архиве, стоящем отдельно на территории лечебного заведения. Ворона была сама по себе дюже злобной. Почему она стала такой, никто не знал, но то, как она себя вела, не оставляло сомнений, что ее обидел кто-то, вышедший из медсанчасти.
Она атаковала с воздуха всех лысых мужчин, а особенно доставалось как раз Ярикову – он был лыс и передвигался довольно медленно из-за своего состояния здоровья. При его появлении ворона поднималась на крыло и заходила для пикирования как настоящий бомбардировщик, целилась клювом в голову и при подлете наносила несколько точных ударов, рассаживая кожу  начальственной лысины в кровь. Кончилось тем, что бывший главврач стал проходить этот участок своего пути в шлеме из большой металлической миски.
После неудачной атаки ворона нервно бочком бегала по краю крыши архива и клювом ломала нападавшие с дерева на крышу тонкие веточки, держа их одной лапой. Создавалось впечатление, что она так срывает на веточках свою злость и раздражение от неудачи.
Ворона пропала после смерти Ярикова. Он умер на работе, занимаясь своим любимым делом – пылесося свой коврик в «кладовке». Обнаружили его не сразу, а когда уборщица пришла мыть полы в коридоре и услышала шум работающего агрегата.
Вот после этого печального события и пришли изменения в жизнь медсанчасти.
***
Первым делом Александр Николаевич велел раздобыть ему в штат полный комплект врачей-специалистов. Татьяна, Василиса и сам шеф напрягались изо всех сил, что и дало свой результат. Следующим шагом, шеф постарался этих людей обеспечить работой, а, значит, стал искать объемы работ, которые может сделать одна полная бригада врачей. И это ему тоже удалось.
Заключились первые договора, пошла первая работа и пришли первые деньги, которых хватило, чтобы расплатиться с врачами по зарплатной задолженности.
- У нас такой чудесный коллектив, - рассказывала Василисе ее коллега, зам по клинико-экспертной работе, Татьяна Петровна, - мы буквально все дружим и никогда не ссоримся.
- А вы когда-нибудь здесь деньги делили? – спросила Васька, хитро ухмыляясь.
- Какие деньги? Нам зарплату-то вот первый раз без задержки дали! – удивилась женщина.
- Ну, вот когда пойдут деньги, которые нужно будет делить, посмотрите на свой коллектив с другой стороны, - пророчески заявила новая начальница.
- Какие деньги? Откуда они возьмутся? – упорствовала в своем неверии в радужные перспективы коллега.
- Деньги будут, я знаю, - обещала Васька, - я знаю человека, который сделает эти деньги нашими руками – это наш с вами главный врач. Я точно знаю это. Я уже видела результаты его труда, когда он на месте заваленного хламом флигелька сделал медцентр со своей, пусть маленькой, лабораторией, своим рентгеновским кабинетом, где стоял даже собственный маммограф. Это все умеет делать наш Александр Николаевич.
Никто, конечно, Василисе не поверил, но надежда в сердцах людей шевельнулась и подала признаки жизни.
В конце года, то есть меньше, чем за четыре месяца работы, у медсанчасти появилась возможность выплатить работникам не только зарплату, но и добавить к ней первую за многие годы премию. Вот тут и все остальные поверили в волшебные возможности своего нового главного врача.
А через полгода начальники уже ломали голову над тем, как справедливо разделить заработанные врачами деньги, если одни работали больше, а другие меньше. Три зама – по экономике, по клинико-экспертной работе и начмед, сидели и распределяли суммы премий. Васька с ее любовью к составлению табличек и систематизации информации составила предварительную табличку с результатами наработок каждого члена коллектива, который разросся уже до двух сотен человек. В эту табличку и заносились цифры будущих выплат. Почему этим занималась она, не понятно – это была работа зама по экономике, но тот, видимо был занят другими, более важными делами.
***
- Михаил, моя девочка дозрела до ученичества, - доложил Ханиэль своему наставнику и руководителю.
- Да, пора их уже познакомить, твою Василису и ее наставника. Правда, ей придется совсем не сладко от его наставлений. Будут и обиды, и слезы, и тумаки по мягкому месту. Ты уверен, что она готова ПРАВИЛЬНО воспринять то, что ей будет сообщено через учителя? – Архистратиг внимательно посмотрел в глаза Васькиному Хранителю. Тот выдержал тяжелый взгляд, даже не дрогнув, и утвердительно кивнул.
- Да, уверен я, уверен. А вот то, что они будут долго продолжать свои занятия, не уверен, - пожал плечами Ханиэль, - видишь ли, Михаил, у нее просыпается способность к самоосознанию и самообучению, ей нужен только толчок, а дальше душа сама раскроется и в нее потечет поток, точнее, она позволит этому потоку потечь через себя. Конечно, попинать ее еще придется, но уже не так усердно, как в юности, - заулыбался Хранитель.
- Ну, что ж, пусть будет так. Пусть они уже встретятся, - согласился Архистратиг уже уходя, но притормозил и развернувшись добавил,- кстати, пусть уж встречается со всеми своими учителями постепенно. Пришла пора духовного ученичества. Хватит просто книжки читать, пусть тренируется.
- Хорошо, - пожал плечами Ханиэль, - я пригляжу, чтобы у нее все получалось, но чтобы она себе чего-нибудь не вывихнула.
- Да, вывих души – очень тяжело потом поставить на место. Это ты прав, проследи тщательно, а то откроет в себе сверхспособности, возгордится еще пуще прежнего, прорвет фильтры разума и попадет в простую земную психбольницу. А такого в сценарии ее судьбы нет, - и Михаил, закончив разговор, растворился, уйдя по другим делам, а Ханиэль еще долго обдумывал, чем он мог бы помочь своей Василисе.
***
А Васька чувствовала, что ей требовался духовный наставник, учитель, который помог бы ей найти ответы на мучающие ее философские вопросы о бытие и смысле жизни. И как водится в ее жизни, заказывали? – получите! В поликлиническое отделение пришел трудоустраиваться новый массажист.
Был этот дяденька изрядного роста и солидных размеров с умными и веселыми глубоко посаженными глазами, мясистыми, но красиво очерченными губами и такой манерой держаться, словно все здесь были его давнишние друзья-товарищи.
Василиса не придала значения этому событию – подумаешь, трудоустроился в штат еще один представитель среднего медперсонала, так это не ее забота, а дело главной медсестры ознакомить нового работника с правилами внутреннего распорядка медицинского учреждения, взять подпись по противопожарному инструктажу и определить в отделение физиотерапии.
Ему выделили кусок огромного перегороженного шторками из натуральных тканей кабинета,  который из себя представляет любое отделение физиолечения в любой поликлинике, где Георгий, так звали нового сотрудника, организовал свое рабочее место. Там была кушетка со специально укрепленными ножками и два каких-то странных аппарата. В очень скором времени он переехал в отдельный маленький кабинет, где никто не мешал ему принимать как разнообразных страждущих недугами опорно-двигательной системы «со стороны», так и редких пациентов, которых направляли врачи самой медсанчасти.
- Василиса, добрый день, войти можно? – спросил уже вошедший в кабинет Георгий, глядя на начмеда и широко улыбаясь.
- Заходите, конечно, добрый день, - ответила Васька, вопросительно глядя на гостя, который ничуть не стесняясь начальства, как это бывает с медсестрами и санитарками, да зачастую и с врачами, уселся верхом на стул напротив ее стола, повернув стул спинкой вперед, чтобы иметь опору для рук.
Начальственная гордыня Василисы напряглась и встала в боевую стойку: как ведет себя этот медбрат, что он себе позволяет? Это неслыханно, чтобы вот так вел себя какой-то массажист, да он должен пасть ниц и благоговейно внимать оттуда снизу, что соизволит ему поведать начальственная дама! Буря негодования пронеслась за несколько секунд, Васька вспомнила начальницу-самодуршу и сразу же успокоилась, а Георгий все это время спокойно за ней наблюдал и улыбался, глядя умными все понимающими глазами на душевные метания еще молодой женщины.
- Я хочу поговорить с нашими врачами, рассказать им о сущности моего метода реабилитации, что я делаю, что позволяют мне делать мои аппараты, которые я разработал в соавторстве с другими учеными-физиками. А то они как-то не очень активно направляют ко мне своих больных, которым я мог бы здорово облегчить их страдания или даже вылечить.
 - Хорошая мысль, Георгий, - проговорила уже пришедшая в себя Василиса, - я так понимаю, что стоит пригласить неврологов и терапевтов?
- Да, начать лучше с этих специалистов. И с вас, Василиса, - и он улыбнулся еще хитрее, глядя в глаза начальнице, а точнее в ее душу.
- А вам самой я бы порекомендовал пройти курс приема сухого экстракта зверобоя. Я вам его могу принести, это будет стоить определенных денег, но от депрессии, которая вас уже подмяла под себя, он помогает очень хорошо. Когда лучше вам его доставить?
- Георгий, давайте после праздников? Хорошо? Мне еще годовой отчет составлять и сдавать его в Бюро медстатистики. Каждый раз чувствую себя двоечницей  как на экзаменах в институте, не могу привыкнуть.
- Вот и договорились. И после этого курса антидепрессантов милости прошу ко мне на курс массажа.
- Да я по времени к вам не смогу попасть, я же весь день занята то одним, то другим делом, не отойдешь никак.
- А мы договоримся на 8-00, до начала вашего рабочего дня, - и снова Георгий улыбался такой хитрющей улыбкой, что Васька почувствовала, что он от нее что-то скрывает, но от усталости, которая ее действительно преследовала в последние несколько недель, женщина не стала вникать в происходящее, а просто приняла все как данность и закрыла вопрос.
В результате этой беседы с врачами пациентов у Георгия прибавилось не много, но зато сразу после новогодних праздников он снова явился в кабинет начмеда.
- Привет! - Георгий был беззаботен и весел, как будто встретился не с начальницей, а с хорошей, давнишней подружкой, - а я принес тебе обещанный зверобойчик, - сказал он и поставил на стол перед Василисой баночку с препаратом. Пришлось ей вспоминать, что это такое, зачем ей это принесли и сколько денег она должна за это волшебное средство отвалить. Вспомнила она с трудом. Но расплатилась и обещала через месяц, когда закончит его прием, явиться на процедуры массажа.
А другие сотрудницы, Василисины подчиненные, уже успели побывать на этих чудо-сеансах, которые проводил Георгий, и по медсанчасти распространялись, переползая от одних ушей к другим странные слухи. Татьяна, начальница самого обширного на тот момент отдела кадров из самой себя, тоже была приглашена на сеансы реабилитационных процедур, и они с Васькой внимательно слушали, что говорят уже побывавшие там сотрудницы.
Кто-то говорил, что все чудесно, что спина становится как новая, а кое-кто кивал и со знанием дела объяснял, чем там за закрытыми дверями кабинета занимаются наедине мужчина и женщина. Все это настолько заинтриговало Василису и Татьяну, что они едва дождались своей очереди, чтобы попасть в волшебный кабинет и претерпеть реабилитационные «домогательства» массажиста.
***
А этот концентрат травы зверобоя и вправду оказал на Ваську целебное воздействие, депрессия ее, которую она в упор не замечала, но, тем не менее, имевшая место быть, ушла, и пришло ровное и чуть приподнятое настроение. Дела спорились, вопросы решались, работа кипела, все шло путем именно, куда надо. Ничего не мешало Василисе пойти на массажные процедуры к этому странному, но очень обаятельному огромному дядьке, которого Васька немного стеснялась.
- Здравствуйте, Георгий! – проговорила она, входя в кабинет массажиста с назначенное время.
- О! Приве-е-ет, Василиска!!! – радостно откликнулся мужчина и улыбнулся ей абсолютно обезоруживающей улыбкой старого друга.
Васька несколько опешила и даже нахмурила брови – никто из врачей не смел назвать ее на «ты», а тем более никто из среднего медперсонала, а тут почти не знакомый человек, подчиненный и вдруг на «ты»… Суровая начальница опешила, но постаралась виду не подавать, улыбнулась и присела на кушетку для массажа.
- Ты снимай туфли и ложись, - скомандовал Георгий притихшей начальнице.
- А как ложиться? На спину?
- Можешь и на спину лечь, но попой вверх, - снова улыбался мужчина. Васька не могла понять, бывает ли на этом лице другое выражение, кроме улыбки, или нет.
Она улеглась, носом уткнувшись в кушетку, потому что никакой подушки не было, только тоненькая простынка. Теплые и сильные руки мягко повернули ее голову на бок. Васька замерла от неожиданного тепла, которое разлилось по всему ее телу.
- Ну, что, страшно? – спросил Георгий, - а ты не боись! Будешь глубоко дышать, а я в такт с твоим дыханием буду делать движения. Хруст, который будет слышен, означает, что твои смещенные косточки встают на место.
- А больно будет?
- Если будешь напрягаться и мешать мне корректировать твой позвоночник, то может быть и боль.
- А орать можно?
- Можно, - сжалился целитель, усмехнувшись, и хищно хрустнул суставами пальцев, разминая кисти рук.
Васька усердно задышала. Вдох и выдох, вдох и выдох, вдох и… На выдохе на спину к Ваське приехал трехтонный асфальтоукладчик, не меньше, но на следующем вдохе его уже не было. Так эта тяжеленная махина мягкими прыжками-нажатиями прошлась вдоль Васькиного позвоночника от шеи до копчика разными вариантами походки дважды, а потом аккуратно прижала Васькин «хвост» к горизонтальной поверхности кушетки. Васька чувствовала себя курицей, попавшей под каток, плоской как дохлая лягушка, если верить Киплингу, что сухие лягушки становятся плоскими.
Но она еще держалась, боли, по крайней мере, сильной боли не было. Дальше Георгий скомандовал лечь так, как смотрят с дивана телевизор: подперев щеки руками, опирающимися локтями в кушетку. Васька так и сделала, спинка ее прогнулась и спружинила, а под руками мастера, нажимающего на нее в такт дыхания пациентки, спинка пружинила еще сильнее, прогибаясь так, что грудь прикасалась к кушетке.
После этой экзекуции Ваську «завязали бантиком», выкручивая ей тазобедренные суставы в обе стороны, отчего она стала думать, что цыпленок-табака получает меньшую трансформацию, чем она сейчас. Но экстрим на этом не завершился. Ей велели теперь лечь на спину, подняли головной конец кушетки и ухватили за уши.
Бедные Васькины уши! Их нещадно разминали между пальцами, как будто хотели растереть в порошок, Васька повизгивала, но терпела. После этого атаке подверглась ее шея и щеки, которые решили сделать точно как у бульдога – растянуть и растереть. Потом… Потом было приятно – массаж носика и глаз, лба и около висков, но кайф мгновенно закончился, когда Георгий взял Васькину голову в свои руки целиком и приподнял над кушеткой.
- Расслабь шею.
- В смысле? – не поняла Васька.
- В прямом. Расслабь шею, я откорректирую ее, и весь позвоночник станет как новенький.
Было очень страшно. Врач внутри Василисы орал, что шея – это такое место в теле человека, что одно не аккуратное движение и человек превратится в инвалида, писающего под себя навеки! Но уже прочувствованные на себе манипуляции, сделанные уверенными и опытными руками мастера, убеждали довериться ему до конца. «Будь, что будет», - подумала женщина, и отдалась на милость целителя.
Вдох и выдох, вдох и выдох, вдох и на выдохе голову крутанули в сторону и поддернули вверх: «Хррусть!» Вдох и выдох, вдох и: «Хррусть!» в другую сторону. И тут же чувствительные и сильные пальцы проверяют все ли на месте, мягко вытягивая шею по вертикали. Уффф!
Довольный своей работой Георгий уселся за своим столом, а Василиса лежала и откровенно кайфовала от пришедшего теперь ощущения тепла по всему телу и какой-то сумасшедшей легкости и одновременно истомы в восторженном организме.
На тело ей положили какие-то электроды, на палец и на ноздрю надели датчики дыхания и пульса, и запустили аппараты в работу.
- Эти аппараты чистят твою печень и щитовидку, а когда перевернешься, я их поставлю в проекции почек и легких. Работает аппарат только когда совпадает вдох с пульсовой волной, то есть согласованно с работой всех клеток твоего организма, - объяснил Георгий.
Васька, конечно, училась в институте, звезд с неба не хватала, но училась не плохо, и знала много, но таких аппаратов она еще не встречала, о чем и задала вопрос своему врачевателю.
- Это разработка моя и еще одного ученого из «почтового ящика», знаешь, были такие закрытые оборонные предприятия в СССР.
- Да, про «ящики» я знаю, у меня в таком месте тетка секретаршей какого-то чина работала, и когда-то мама тоже работала в «ящике», но в другом.
- Ну, вот и я когда-то работал в оборонном ведомстве, даже патенты на эти аппараты получили, а вот в производство их не особо взяли, говорят, что хлопотно их применять, да и время на процедуру надо больше, а что результат на порядки лучше, их не интересует.
- Всё, вставай! – скомандовал массажист, когда отпищали зуммеры второго аппарата.
Василиса уселась на краю кушетки, голова приятно покруживалась, было ощущение, что она провела неделю в оздоровительном санатории.
- Только ты учти, Вась, все эти манипуляции вызовут к жизни твои застарелые болячки, всё пойдет через обострение. Будешь мне потом рассказывать, в каком возрасте что у тебя было, так и до роддома дойдем, - и Георгий снова улыбался, хитро и заинтересованно разглядывая разрумянившуюся начальницу.
- Я слышала, что через обострение всю хронь лечат только гомеопаты.
- Здесь тот же эффект. Не выведя в острую фазу, не вылечить, - и он свернул Васькину простынку с кушетки, положив ее аккуратно на полочку в стеллаже, где уже лежало штук пять таких же простынок, отличающихся только рисунком на ткани.
***
Курс восстановления позвоночника продолжался ровно двадцать две процедуры – время, положенное для восстановления и закрепления эффекта, обусловленное циклом регенерации клеток. Помните, в санаториях всегда курс лечения был три недели, так вот это не выдумки медиков, а факт физиологии человеческого организма. За меньший срок клеточки не успевают адаптироваться в новых для них условиях.
Первым эффектом от проводимых Василисе процедур было изменение походки. Она почувствовала, что странно идет где-то после третьей-четвертой процедуры: шаткость и неловкость была как при беременности, и причины, видимо, были те же – изменение центра тяжести тела женщины. А дело в том, что начал выправляться ее искривленный после перелома позвоночник. То, что не смогли добиться врачи за год с небольшим в стационаре, произошло после всего трех-четырех процедур мануальной реабилитации.
Васька полюбила руки этого чудо-массажиста, ей были приятны его прикосновения, ее больше не волновала его манера общаться и называть ее на «ты», доставляло удовольствие пить с ним чай и беседовать о разных интересных для нее вопросах.
Через некоторое время на эти же процедуры стала приходить и ее подруга-кадровик Татьяна. И обе женщины присутствовали на процедурах друг у друга, общались с Георгием на философские темы и выясняли для себя интересные вопросы из эзотерики и психологии, по которой, как оказалось, у Георгия была написана кандидатская диссертация, хотя основное образование у него техническое. Инженерная специальность  позволяла ему изобретать разные приспособления и аппараты, на которые он даже получал патенты изобретателя.
Следующим пунктом программы по вытягиванию из небытия застарелых Васькиных болячек были связки в коленных суставах и голеностопах, но это быстро закончилось. А вот когда дело дошло до легких, то все стало очень серьезно, потому что кашель у нее начался такой же, как при остром бронхите, отходили куски мокроты, Васька задыхалась, трудно было спать лежа, приходилось класть вторую и даже третью подушки.
Но это прошло через три дня так резко, как будто кто-то выключил кран: утром Василиса откашлялась каким-то плотным куском мокроты и всё, кашель прекратился совсем. Зато вот дышать она начала по-новому, и поняла, что до этого момента она вовсе никогда и не дышала, воздух оказался сладковатым и таким чудесным, что она никак не могла надышаться, проходя под обильной зеленью деревьев во дворах, по которым проходила асфальтовая дорожка.  Потом Георгий объяснил, что так ушли из организма последствия перенесенной в младенчестве пневмонии.
***
- А я вот на курсы по эзотерике хожу, по энерго-информационному развитию, - заговорщически начал разговор Георгий при очередной процедуре, - уже четвертую ступень сегодня пойду изучать, - похвастался мужчина.
- А что это и где? Я тоже хочу! – Василиса была всегда склонна к разного рода закрытым знаниям, унаследовав эту тягу ко всему неизведанному от матери, читавшей всю жизнь разные философские книги и трактаты. Впрочем, отец Васькин не отставал, он занимался йогой и даже голодал по многу дней, соблюдал какие-то передовые диеты для развития чакр и улучшения циркуляции праны.
Таким образом, для Василисы, прошедшей уже и лазаревские книги о диагностике кармы, и многие другие источники эзотерических знаний о мире и жизни, тема эзотерики была желанна и реакция на нее вполне ожидаема.
- Я дам тебе адрес, может быть, вы с Танюшкой вместе и пойдете. Это в центре, недалеко от метро «Смоленская».
Заинтригованные подруги, а Татьяна тоже прошла свой путь к знаниям о потустороннем мире и также хотела продолжить свои изыскания в этой области, мало того, что пошли в эту эзотерическую школу, меньше, чем за год, они успешно закончили прохождение основных ступеней, научившись в процессе многим интересным вещам, и гораздо лучше узнавшим сами себя, свой организм, свои возможности, свои желания и способности.
Ангелу Хранителю Василисы не пришлось напрягаться, чтобы с его подопечной было все хорошо, Василиса сама решила, что открывшиеся возможности влиять на решения, принимаемые другими людьми, навыки, приобретенные в этой школе, она не будет использовать в полном объеме, чтобы не нарушать свободы выбора, которую считала священным правом каждого человека, данным Богом.
И во всех других вопросах Георгий научил ее простенькой и залихватской правде: «Что в мир пошлешь, то взад и получишь, но, возможно, в десять раз больше», - говорил ей ее гуру, как они с Татьяной называли своего друга. Георгий спорил с ними, что никакой он не учитель, но подруги знали правду, и говорили, как считали нужным.
И еще он научил Ваську доискиваться всегда до честного ответа себе на вопрос: «Зачем?» и сводить к нему все пространные умопостроения по якобы заветным желаниям. К примеру, на желание Васьки купить машину это упражнение повлияло примерно так:
- Я хочу купить машину.
- Зачем?
- Чтобы на ней ездить на работу, на дачу, за продуктами.
- Зачем тебе для этого машина?
- Чтобы я могла быстрее передвигаться по городу, больше дотащить до дома.
- Зачем тебе больше тащить и быстрее передвигаться?
- Чтобы все успевать.
- Зачем? Разве ты не успеваешь? Разве ты надрываешься, таская тяжести?
- Нет, но, я хочу машину… Не знаю, зачем…
И, поняв, что машина в единоличное пользование Ваське не требуется, что можно прекрасно обходиться и одним автомобилем на семью, женщина успокоилась. А этот волшебный вопрос стала применять как лекарство от глупых сиюминутных хотелок и хочух, так часто попадающихся нам в супермаркетах и прочих разных местах, где имеются яркие привлекательные для женского и вороньего глаза штучки.
***
Но Василису не отпускал вопрос о причине заболеваний, а Сергей Лазарев в своих книгах не давал точного ответа на конкретные вопросы. Задав этот вопрос во Вселенную уже со знанием дела и использованием усвоенных при обучении практик, Васька получила в ответ сначала книгу Лууле Виилмы, эстонской доктора-гинеколога и целительницы, потом брошюры крымчанина-чудесника Валерия Синельникова, а потом и книжку Луизы Хей, где были раскрыты все известные причины заболеваний.
Оказалось, как и предполагала Василиса, дело не в микробах, а в психологии человека. То есть, когда мудрецы утверждали, что все болезни от нервов, они ничуть не кривили душой. Ну, не совсем от нервов, а от нашего мировосприятия, неправильных, разрушительных мыслей, от агрессивных действий, вранья, в том числе и самому себе, злобы, ненависти, гордыни, жадности, высокомерия, подлости и прочей мерзости человеческой.
Вот у пациентки камни в желчном пузыре, которые образуются из-за аутоагрессии, а она продолжает осуждать себя и ругать, и камни растут и увеличиваются. В дальнейшей своей практике Василиса сталкивалась с этим на каждом шагу и даже придумала для своих пациенток пример такой «безобидной» ругани самой себя: «Да, что ж я, такая-сякая, не купила эту курицу (или что-то еще не сделала)!!! Ох, дура, я дура!» И этого оказалось достаточно, чтобы при регулярном нахождении в таком состоянии, получить себе «каменных гостей» в желчный пузырь.
А ведь люди не могут простить себе не только провороненную возможность что-то сделать, но и гораздо более серьезные «проступки». Например, была у Василисы другая пациентка, у которой в автокатастрофе погибла любимая и единственная дочь. Эта женщина носила в себе вину за гибель дочери и ненависть к окружающим и к самой себе за то, что они продолжают жить, когда ее дочери, ее ненаглядной лапушки уже нет в этом мире. Саму ее удерживало в мире живых только обязательство вырастить внука, оставшегося на попечении бабку после трагедии.
Виноваты ли мы в уходе из этого мира наших близких? Нет, если только не мы их ножиком убили насмерть. Даже если мы думаем, что могли бы отвести опасность и беду от любимых, мы заблуждаемся, потому что воистину всё в руках Бога, только он ведает, что и кому положено и что с кем произойдет.
А камни в почках развиваются из-за злобы и агрессии к чему-то в окружающем мире –  к политикам, к торгашам, к сидящим в транспорте молодым пацанам, к правительству, к богатеям, ко всем окружающим, кроме себя, белого и пушистого, практически безгрешного, такого хорошего, безвинно страдающего. Васька этот вариант проверила на своем организме, но ее камень благополучно вышел еще в институтские годы, а злилась она тогда на бывшего мужа и бывших сокурсников, которые уж очень как-то были недружественны к ней. Но Васькин камень вышел тогда сам, а ситуация вокруг нее изменилась, и даже учиться она попала совсем в другую группу, где оказалось, что ее личные дела мало интересуют окружающих, пока сам не расскажешь. А интересовали новых Васькиных соучеников знания по медицине и чем помочь, если нужна была какая-то помощь.
Как агрессия и ненависть выливается в раковые опухоли, Васька увидела много позже. Ее старшая коллега-терапевт возненавидела молодую сотрудницу, тоже терапевта, с которой вынуждена была работать в паре. Молодая женщина поступила на работу и тут же забеременела. Беременность была первая, протекала особенно тяжело, со всеми возможными недомоганиями – у медиков все болячки проявляются, почему-то, злее, чем у далеких от медицины людей. И,  в результате частых отсутствий на работе будущей матери, львиная доля работы легла на старшую коллегу,  возраст которой уже перевалил за пенсионный, и которой было очень тяжело работать за двоих.
Но и выйдя после «декретного» отпуска, эта молодая доктор работала не долго, а до следующей беременности, то есть не больше полугода, и снова ушла в декрет. Старая докторица рвала и метала, кричала, что уволится, и не будет тащить на себе снова двойную работу. А в результате у нее диагностировали рак молочной железы. Слава Богу, она вовремя одумалась – все-таки молодая женщина не просто так изводила старушку, а рожала деток, а дети – это святое. Выжила пожилая доктор после перенесенных операции и химиотерапии, но ей, действительно, пришлось уволиться, потому что сил работать в прежнем режиме у нее уже не было.
А микробы… А что микробы? Они с нами всегда и везде, и у здоровых, и у больных, и в пространстве, и в воде, и даже на дне моря, в толще тысячелетнего льда, в лаве вулкана – нет такого места, где нет микробов, если это, конечно, не стерильная чашка Петри в микробиологической лаборатории. И никуда от них, самых многочисленных и вездесущих жителей нашей планеты, не деться!
Так вот живут себе у вас в горле микробы мирно и никому не мешают. Но вы вдруг резко на кого-то обиделись. Вы можете забыть свою мимолетную обиду или, наоборот, углубиться в нее и с чувством поплакать, даже высказать все свои справедливые претензии обидчику! Вот тут-то микробы и начинают вас «кусать», размножаются в галактических масштабах и производят на вас впечатление, которое называется ОРЗ, то есть простуда. Сопли, першение в горле, ломота в теле, головная боль, вялость, разбитость – всё призывает вас остановиться, замолчать, погасить свет в комнате, лечь в постель и затормозить разум (куда уж тут думать при головной боли то?!).
Причем, почти все Васькины пациенты, если заставляли себя вспоминать предшествующие события и мысли, находили эту обиду-обидку, прощали обидчика, и тут же очень быстро выздоравливали.
Но это все Василиса увидела на практике потом, когда из администратора стала снова практикующим врачом на своей родной кондитерской фабрике. А по пути, еще в медсанчасти, уйдя с руководящей должности, она приобрела на свою беду еще одну врачебную специальность – стала профпатологом. Впрочем, пока Васька работала в медсанчасти этим самым профпатологом, все было очень даже хорошо, и она успешно справлялась со всеми вопросами, которые ставила перед ней новая должность.
***
Из начмедов Васька ушла почти сама, точнее она хотела уйти с должности уже целый год и ходила по кабинетам своих сотрудников, жалуясь на свою тяжелую начальственную долю. Делала она это специально, зная, что однажды эти ее речи найдут очень заинтересованные уши одного человека. Расчет Василисы оправдался, и ей нашли замену.
- Василиса, вас главный искал, просил зайти, - как-то очень сконфужено сообщила по телефону секретарь главврача, - хотел говорить о чем-то серьёзном.
- Нет проблем, сейчас я зайду, - ответила Василиса без волнения, но с интересом, о чем же таком собрался поведать ей главврач.
- Здравствуйте, Василиса, - смущенно улыбнулся Александр Николаевич, - я хотел просить вас об одолжении…
- Что я могу для вас сделать?
- Мне нужно, чтобы вы освободили должность начмеда, я имею для этой работы другую кандидатуру, которая меня больше устроит в сложившихся условиях.
- Хорошо, Александр Николаевич, - улыбнулась Василиса, - я помню свою просьбу и ваше обещание. Я просила сообщить мне, если вы найдете лучший вариант  на эту должность, и вы обещали мне это. Я понимаю, что время пришло. Я согласна хоть сейчас написать заявление об уходе с должности. Но вопрос в другом: мне понадобится какая-то другая работа. Рядовым терапевтом идти мне уже не очень хочется, должности заведующих терапевтическими отделениями уже заняты, а больше я ничего не умею.
- Ох, Василиса! Как хорошо, что вы согласны, - выдохнул, до этого, казалось, не дышавший начальник, - конечно, я продумал для вас перспективу. Вы можете выбрать любую терапевтическую специальность, и я вам оформлю переобучение за счет организации. Но, понимаете, прежде чем выбирать что-то простенькое, ну, например, кардиологию или пульмонологию, подумайте: мне нужен специалист редкой профессии – профпатолог. Сейчас в медицине все идет к тому, что профилактическая медицина будет играть главную роль, а профпатолог будет основным специалистом, востребованным во всех организациях города. Василиса, вы знакомы с этой специальностью?
- Конечно, я знаю, о чем идет речь, но глубоких знаний по этой профессии у меня нет. На кафедре нас очень быстро убедили, что это те вопросы,  которые мы имеем очень мало шансов встретить в своей практике. Видимо, они были не правы.
- Да! Они ошибались! – горячо подтвердил зарумянившийся от удовольствия шеф. Он-то надумал себе, что Ваську сейчас придется валерьянкой отпаивать и слезы вытирать, а тут мало того, что она легко и весело согласилась покинуть начальственное кресло, а еще и про эту профессию что-то знает и не против обучаться.
 - В очень скором времени профпатологи будут просто нарасхват, и у вас будет самая дефицитная специальность в стране. А зарплату я вам положу такую же, как вы имеете сейчас, - расщедрился на радостях главврач.
На этом они и договорились. Василиса сразу же прошла обучение на коротеньких ознакомительных курсах, а на следующий год ее послали уже на четырехмесячный курс профессиональной переподготовки, закончив который Ваське выдали второй диплом с новой профессией и второй сертификат. Первая профессия и первый сертификат специалиста у нее был по терапии, и она продлевала его, чтобы он не потерял силу, периодически проходя обучение и по терапии.
Проработала Василиса в новом качестве в медсанчасти еще года полтора, под конец совмещая эту работу с еще двумя: профпатологом в небольшой захолустной поликлинике на окраине города и терапевтом на родной фабрике, куда с превеликим удовольствием вернулась принимать пациентов и лечить их от разных простуд и сердечных недугов.
Надо сказать, что сняв Василису с должности руководителя, главный врач оказал ей огромную услугу, с какой стороны ни глянь. Во-первых, Васька бесплатно получила новую специальность, которая обещала быть супервостребованной. Во-вторых, он вывел ее из-под удара, потому что дальше в медсанчасти начались смутные времена: нахлынули какие-то разномастные проверяющие организации смотреть и выискивать финансовые нарушения, потом нужно было исправлять какие-то формулировки в старых кадровых приказах, потом пришла проверка из КРУ.
Главному врачу пришлось нанять штат юристов, потому что образовались сразу несколько судебных дел и по нарушениям в самой медсанчасти, и частные у врачей. Те конфликты, которые Василиса, будучи руководителем, успешно гасила, новая начальница с садистским удовольствием раздула, и огонь этот вылился в бабский мордобой между двумя врачами-гинекологами, одна из которых затем подала на другую иск в суд.
***
Было еще много разных мелких неприятностей, которые Василису не коснулись, благодаря ее своевременной отставке. Татьяна тоже перестала быть начальником отдела кадров, уйдя в рядовые инспекторы, потому что отказалась творить беззаконие и переправлять старые документы. Зато обе подруги все больше времени проводили со своим гуру.
Они выяснили, что ни одна из них не является «белой и пушистой», что у обеих схожие недостатки, и что изменить себя может только сам человек, чем и занимались с успехом обе подруги. А по пути Георгий учил их обеих делать свой фирменный массаж – мануальные манипуляции по реабилитации позвоночника. А позвоночник, выпрямляясь, получая свободу совершать полноценные движения, высвобождал нервные окончания, в результате чего восстанавливались все органы человека, а аппараты помогали организму избавиться от продуктов распада, ядов и прочего мусора, чтобы минимизировать те самые обострения хронических болячек, неизбежных и необходимых.
- Девчонки, вы смотрите руками, вы же обе это можете! – напутствовал учитель, - откройте на ладонях сердечную чакру и вперед!
Тренировались Васька и Татьяна друг на друге и на самом учителе. Ругался он на обеих одинаково, а Ваське за торопливость и гордыню попадало то палкой, была у Георгия такая обычная гимнастическая метровая палка, то тапком, который летел в Васькину сторону, но редко достигал цели, хотя и производил неизгладимое впечатление. Татьяне доставалось меньше физических воздействий, но больше нравоучений, после которых были неизбежные слезы от обиды на учителя, на себя, на жизнь и на «несправедливого» Всевышнего, который все это допустил.
И Татьяна считала справедливыми свои претензии к Богу – он отнял у нее любимого мужа, оставив с маленькой дочкой на руках и почти без средств к существованию в неродной стране, да еще в квартире со злобной старухой, бабушкой безвременно ушедшего мужа. В гибели своего Саши она винила медиков, потому что точный диагноз был выставлен только в отделении «точной диагностики», где пациенты уже никуда не торопятся, а лежат на холодных каменных столах и все их внутренности можно рассмотреть воочию. Патологоанатомы вынесли вердикт: чрезвычайно редко встречающийся вариант туберкулеза – поражены были все сосуды тела и мозга.
Началась болезнь с сердечного недомогания и повышения температуры, но все как будто бы закончилось благополучно, Сашу выписали на работу, а работал он авиадиспетчером, где на себя внимания остается совсем не много, все силы забирает работа. Но через некоторое время он сам начал замечать за собой странности: то слышал «голоса», то отлавливал странные мысли и желания. В конце концов, мужчина пришел к выводу, что надо бы признаться комиссии, что у него с головой неполадки. А врачи, выставив традиционный диагноз «шизофрения», подписали ему смертный приговор. И никого не беспокоили скачки температуры тела до сорока градусов, недомогания, и, самое главное, что он осознавал происходящие с ним странности и ненормальности, что не водится ни за одним шизофреником. Умер Саша на руках у Татьяны в психиатрической клинике.
Долго она не могла простить Творцу такой исход событий, не хотела жить, грозилась кулачком в небо с традиционным вопросом: «За что, Господи? Почему он, почему так рано, он же еще совсем молодой был?» Через это свое нежелание жить она не раз только случайно избегала попаданий под машины и другие разные неприятности, пока не приняла произошедшее как волю Бога. После этого принятия и смирения, то есть установления в душе мира, все встало на свои места, когда Татьяна поняла и почувствовала, что каждый живет свою жизнь, получает свои уроки, отрабатывает свои долги, и что все, даваемое Богом, надо принимать с благодарностью, и боль, и радость, и печаль, и счастье.
Одновременно с подругой и Василиса постигала эти истины, принимала свою судьбу, училась жить в настоящем, прощать и любить, училась смотреть и видеть, слушать и слышать, искала свой путь, свой смысл в жизни, свою цель, предназначение, восстанавливала  мир в своей душе и укрепляла веру в Бога в своем сердце.
***
Был яркий солнечный день где-то на горбушке лета, когда про весну уже все забыли из-за жары, а про осень еще не вспомнили из-за отсутствия или скудости летних дождей. Василиса ехала домой с работы довольная и радостная. Она, наконец-то, некоторое время назад вернулась на родную фабрику, к любимым своим работягам, а сегодня ей вообще все удавалось, да еще и была пятничная пора, от чего настроение витало где-то рядом с белыми облаками, и было такое же пушистое и радостное. Увидев в переходе в метро двух нищенок, Василиса, не задумываясь, выдала обеим по мелкой купюре и продолжила свой путь домой с чувством выполненного долга.
Видимо, все-таки цвет волос женщин влияет на их умственные способности, а Васька в то время упрямо обесцвечивала свои темно-русые волосы до состояния блонди. Забыла Василиса слова своего гуру, что подавать милостыню можно только на выходе из храма, даже не на входе, потому что если дать денюжку на входе, то в храм уже не свои вопросы несешь, а чужие, того нищего, кому денег дал. А уж про то, чтобы одаривать кого-то в подземелье, где правят бал силы Тьмы, и где все отданные деньги идут на злые дела, а деньги есть в первую очередь вложенная в них энергия, сила,  вообще и речи быть не могло. И ведь Васька все это знала, но забыла, и легкомысленно нарушила запрет Георгия, в метро никому ничего не подавать.
Муж Василисы в тот день уехал к брату на дачу на машине брата, а свою оставил под балконом дома. Ханиэль, не сумевший удержать свою Ваську от опрометчивого поступка в метро, на этот раз изо всех сил толкал женщину на балкон. Василиса даже не поняла, зачем она туда вышла, но решила посмотреть на небо, солнце, облака, зелень около дома, людей, машины… Машины. Стоп.
Васька смотрела на свою Ласточку, стоящую внизу, и никак не могла понять, что в картинке не так. Чувство неправильности картинки уже достигло ее сознания, но вот в чем заключалась эта неправильность? Стоит машина, кокетливо выставив колесики в стороны… Вот!!! Обычно колеса сверху не видно!!!  А тут вид, как у жеманницы, чуть отставившей ножку в сторону.
Васька срывается с места, благо она еще не переоделась в домашнюю одежду, хватает ключи от машины, и бежит к стоянке. Ну, точно, все четыре колеса откручены и просто прислонены к машине, болты стоят рядышком, а сама машина уже стоит на кирпичах со всех четырех сторон.
Такой ярости Василиса не испытывала еще никогда. Под руку ей попался какой-то очередной нищеброд, отпочковавшийся от неподалеку стоявшей помойки, и желавший что-то узнать у блондинки в небесно-голубых обтягивающих аппетитный корпус джинсах. Васька сказала ему все неприличные слова, которые знала и замахнулась баллонным ключом, домкрат уже стоял под вторым колесом, первое уже стояло на месте.
Когда Василиса уже докручивала болты четвертого колеса, сзади от этого действа метрах в пятнадцати остановились двое работяг с тележкой для перевозки тяжестей. Мужчины тихонько о чем-то переговаривались, поглядывая с опаской в сторону разъяренной блондинки, остервенело доворачивающей последний болт, затем садящейся за руль, заводящей мотор и резво с места стартующей задней скоростью, так как надо было выехать из кармашка, где была припаркована машина. Они едва успели ретироваться с пути летящего на них авто и с тоской смотрели ему в след, когда Васька заворачивала в проходной двор, где уже не будет возможности раздраконить машину и украсть колеса. Больше на это место не возвращалась ни Васькина Ласточка, ни эти работяги. Вот так простая русская женщина «седлает современных коней и тушит современные избы»!
А ее Ангел Хранитель переводит дыхание, потому что до следующего его серьезного вмешательства еще должно пройти много времени, так что можно и отдохнуть –  его девочка справилась с ситуацией, а позже сделает и правильные выводы, согласится со своим гуру и будет поступать правильно.
***
Рано или поздно, а Василисе пришлось определяться с тем, где ей работать – остаться в нелюбимой уже медсанчасти или перекочевать окончательно обратно на фабрику, где она вот уже полгода подрабатывала по вечерам. Васька подумала, выбрала фабрику, и снова села на приём пациентов, испытывая при этом необыкновенный подъем сил и удовольствие.
Люди приходили разные, новые и уже старые знакомые, которые, конечно, помнили своего доктора, некоторые даже признавались, что скучали по ней. Все эти нежности и пламенные чувства радовали и грели Васькино сердце.
Вид из окна кабинета тоже радовал глаз. Стояла летняя пора, середина июля, на реке, куда выходило окно терапевтического кабинета, мерно плескались блики яркого солнца, как будто в воде резвились солнечные рыбки, махали плавниками и манили медиков и кондитеров составить им компанию и поплавать в прохладной воде.
Мимо важно проплывали речные трамвайчики и с шумом и плеском проносились прогулочные катера, распространяя чудесные пенные волны, которые заканчивали свое путешествие, разбиваясь об основание постамента, на вершине которого гордо стоял великий царь за штурвалом своего боевого корабля. Вокруг его головы то и дело сновали белые чайки, а мимо проплывали малюсенькие в белых кудряшках облака, ласковые и игривые, как немного подросшие котята.
Жизнь ласкала Ваську мягкими лапами и та принимала свое такое выстраданное счастье, нежась,  словно кошка на мягкой и теплой перине. Никакие тучи не омрачали небосвод Васкиной жизни, и, казалось, так должно быть теперь всегда.
Василисе захотелось стать на своем месте абсолютно незаменимым сотрудником, сверхценным, уникальным и единственным, высоко ценимым своим начальством.
Ханиэль только развел крыльями: он не мог предупредить, куда заведут Ваську такие мечты, когда они сбудутся. А ее мечты имели обыкновение сбываться, так или иначе, рано или поздно, как у любого вершителя своей судьбы в этом мире вершителей. Ведь даже совершенно немыслимая ее мечта поработать крутым начальником сбылась, принеся с собой опыт и понимание, что это не Васькина стезя, что жажда власти ей чужда. Но гордыня требовала реализации и подпитки.
А счастье как всегда быстротечно. На фабрике заговорили о скором переезде на какую-то новую площадку, о слиянии двух старейших кондитерских производств на территории той, другой фабрики, находящейся далеко от этого лакомого местечка возле Кремля, напротив восстановленного храма Христа Спасителя.
Здесь нужно рассказать о предыстории этой фабрики, которую основал прусский подданный Фердинанд Теодор фон Эйнем. В 1851 году в маленькой мастерской на старом Арбате он открыл производство сладостей: шоколада и конфет. Сначала у него работали всего четыре человека, но это были мастера своего дела, и мастерская Эйнема приобрела определенную известность среди любителей полакомиться качественными творениями кондитеров-шоколатье.
Коммерческий гений Эйнема и некоторая доля везения позволили ему заключить контракт с оборонным ведомством и поставлять свою продукцию на фронт во время Крымской войны, а по окончании военной компании в 1869 году расширить производство, перебравшись в помещение попросторней на Мясницкой улице. В этом же году к Эйнему присоединяется его друг и коллега-предприниматель Юлиус Гейс, с которым вместе они разворачивают активную торговлю в первом собственном магазине на Театральной площади. А получаемые прибыли вкладываются в строительство первого здания фабрики на Софийской набережной, а дальше производство только расширялось и с 1889 года прочно обосновалось на Берсеневской набережной от ее середины и до самого окончания полуострова, образуемого слиянием самой реки и Водоотводного канала.
Собственно на эту реку, в сторону Кремля и выходило окно Василисиного кабинета, и вид из него открывался воистину впечатляющий. Но этот вид впечатлял не только врачей и кондитеров, работающих на фабрике, картинка с Кремлем, у подножия которого протекает в том месте река, а совсем рядом высится главный храм современного Православия, запала в душу ненасытной супруге столичного градоначальника. Это и явилось решающим фактом в судьбе Василисы. Предотвратить ход событий или хоть как-то повлиять на них не мог ни верный Васькин Ангел Хранитель, ни сам Архангел Михаил, всё было предрешено и кармически обусловлено.
Фабрику выкупили, а кое-где и поднажали шантажом, чтобы кондитерские акции продавались более активно, затем умер бывший директор, который вложил в развитие производства не только душу, деньги и силы, а получается, что и жизнь. А потом представители концерна под кодовым названием «Объедки», так в народе стали называть всю административную верхушку, завладевшие уже и этой фабрикой, и фабриками-конкурентами и объединившими их, решили перевести все производство с полуострова подальше из центра, чтобы освободившиеся площади использовать для развлекательных мероприятий и извлекать из старых эйнемовских стен коммерческую прибыль.
На той, другой фабрике старожилы были категорически против нового соседа, а переехавшие в новое здание работники с полуострова не были в восторге ни от самого нового здания, ни от соседства с озлобленными соседями-конкурентами. Оборудование, тщательно выбранное и приобретенное старым директором, поделили между цехами, что сказалось не в лучшую сторону на широте ассортимента продукции. Многие изделия просто сняли с производства, у других изменили рецептуру, в общем и целом от переезда, а в особенности от смены руководства, пострадало и качество конфет и шоколадок, и прибыль от продаж уже не очень вкусных сладостей, и зарплаты работников фабрики-новосела.
Старые кадровые рабочие, чьи родители и даже деды работали на фабрике чуть не с самого ее основания, стали уходить, а на смену им стали набирать временщиков из регионов, работающих вахтами. Василиса встречала все меньше знакомых лиц. Но не это заботило врача, люди есть люди, лечить надо всех без разделения на симпатичных и противных, у врачей такого просто не бывает. Работы на приеме значительно прибавилось, а Ваське нужно было еще и выполнять обязанности профпатолога, а не только вести терапевтический прием.
Получить списки работников, выяснить, кто и с какими вредными факторами работает, провести полный медицинский осмотр с взятием анализов, флюорограммой и консультацией всех необходимых специалистов, свести данные по здоровью в единую табличку и нарисовать итоговый документ по результатам для предоставления сведений в отдел Роспотребнадзора, курировавший фабрику. Все так просто, и все абсолютно не возможно.
Ни один начальник цеха не желал отпускать своих работников «гулять» по врачам, ни один из работников не был заинтересован в выявлении у них болячек, уверенные, что за их наличие можно быть уволенным. Фирма, которая подрядилась делать флюорографию и анализы, оказалась очень капризной и работала по каким-то своим неведомым законам, и договариваться с этой фирмой заставили тоже Василису.
Все мелкие и крупные трудности, беспрестанно встававшие перед Васькой описать не представляется возможным. Одной из них было отсутствие своего кабинета – ей выделили место в одном кабинете с администратором поликлиники, к которой тоже шел и шел разный народ со своими делами и проблемами, и на столе у которой постоянно звонил телефон. Другой трудностью был все тот же терапевтический прием, который никто не отменял, но который уже перестал приносить Ваське радость, зато добавлял нервного напряжения и физической усталости.
Единственным плюсом в Васькином положении были ее начальницы и общий коллективный дух среди коллег-медработников. Собственно ради этого коллектива, ради работы под руководством этой главной начальницы, главврача, Василиса и затеялась вернуться тогда на фабрику, а теперь бессловесно терпела все выпавшие на ее долю трудности, желая стать незаменимой в коллективе.
И приложением к этому чудесному плюсу был еще один малюсенький довесок: Васька могла себе позволить иногда опаздывать на работу, и ее за это никто не убивал на входе, даже не качал головой и не пожимал плечами, грозя пальчиком. На прием Василиса приходила всегда вовремя, а вот в так называемые «свободные» дни, когда она сидела в кабинете с администратором, она могла позволить себе иногда, правда редко, опоздать на минут на двадцать-полчаса, что, в общем-то, являлось преступлением на режимном предприятии, где время прихода и ухода фиксировалось по электронным пропускам.
И в этот день Васька ехала на работу, припозднившись, не так, чтобы катастрофически опоздать, но с заметной задержкой. Обычно к восьми ноль-ноль она уже должна была образоваться на своем рабочем месте, но сегодня она в начале девятого только-только спустилась в вестибюль метро на станции «Охотный ряд», до которого плавно катилась на троллейбусе от самого дома. Потоптавшись минут пять по платформе и, не дождавшись ни одного поезда, что для утреннего времени было очень тревожным сигналом, Василиса пошла искать тех, кто знал причину отсутствия транспорта.
- Скажите, пожалуйста, - обратилась она к милиционеру, дежурившему в вестибюле метро, - а когда приедет поезд в сторону «Лубянки» и почему его так долго нет?
- На «Лубянку» поезда не пойдут, наверное, до вечера, - как-то отстраненно произнес молодой мужчина в форме, - там несколько минут назад что-то произошло, вот разбираются. А движение пока перекрыли.
Василиса в задумчивости отошла от постового, соображая, как ей теперь добираться до станции «Красносельская», дошла почти до выхода в город, и остановилась метрах в пяти от проема, отделяющего противоположную платформу от центрального прохода станции. А дорассуждалась она до того, что теперь надо ехать как раз в противоположную сторону, чтобы достичь желанной местности уже через кольцевую ветку метро, то есть через станцию «Комсомольская», на которой можно пересесть на желанную красную ветку или в крайнем случае можно дойти до работы пешком, долго, конечно, но зато наверняка.
Вся ситуация ей представлялась абсолютно ясной, но сделать шаг в сторону стоящего с открытыми под посадку дверями поезда, Василиса почему-то не могла. Словно в ступоре стояла она и стояла, а пространство перед ней как будто было занавешено тоненькой кисеёй тумана, или это Ваське тогда примерещилось. Но, несмотря на ясность ума и четкое понимание, что надо идти и садиться в поезд, что поезд стоит уже минут пять и ждет именно ее, Василиса продолжала недвижимо  стоять на месте. Поезд, как и положено, наконец-то, закрыл двери и убыл в сторону от центра, а женщина с досадой поняла, что почему-то она не успела сесть в этот поезд, и ей придется ждать следующего.
Поезд метро, пришедший минут через пять после того, в который Васька не смогла сесть, довез ее только до следующей станции, а на «Кропоткинской» он высадил всех пассажиров и, закрыв двери, остался стоять на платформе.
Выскочив из подземки, Васька первым делом позвонила мужу:
- Привет! Посмотри, пожалуйста, в интернете, что случилось на «Лубянке» и «Парке культуры» в метро, а то поезда ходить перестали, нас вытряхнули на улицу, как добираться до работы надо еще подумать.
- Там и там произошли взрывы – говорят, что вроде бы смертницы себя подорвали то ли в самих поездах, то ли около дверей вагонов в начале поезда, - ответил Миша через некоторое время, выловленную в сети информацию.
- Понятно, - покивала головой Васька, - ладно, я жива и здорова, буду добираться теперь по Садовому кольцу. Надеюсь, троллейбусы еще не отменили.
Дойдя до начала Воздвиженки, Василиса прокатилась до конца Нового Арбата и оттуда, пока ожидала кольцевого троллейбуса, позвонила матери.
- Мам, привет! Я жива и здорова! Вот докладываюсь, чтобы ты не волновалась, - радостно сообщила Василиса в трубку.
- Привет, а почему я должна была за тебя волноваться? Я ничего не знаю. Что-то произошло? – ответила взволнованная мама. Васька немного опешила, получается, что она первая сообщает матери про те взрывы в метро.
- Да там, в метро что-то взорвалось, но я была в это время в других местах.
- А что было много взрывов?
- Да, было два взрыва: сначала около восьми утра на «Лубянке», а потом около половины девятого на «Парке», на радиальной ветке. Нас всех высадили, и вот я добираюсь поверху, когда на работе буду, не представляю себе.
- Ты на работу позвонила?
- Конечно, да они там все в курсе – не только я попала в схожую ситуацию. Сказали, что ждут даже к вечеру, если что, - ответила Васька, радуясь всему происходящему. До нее, наконец-то, начало доходить, что она стояла напротив того самого вагона того самого поезда, который пострадал при взрыве, а ее держали нежно и крепко, не пуская сделать даже маленького шага в сторону вероятной гибели.
Закончив разговор с матерью, Василиса поблагодарила Бога быстрой сердечной молитвой без слов, и пошла забираться в подъехавший троллейбус. До работы она добралась через еще полтора часа, потому что битком набитый троллейбус ехал очень аккуратно и медленно, отвыкнув таскать в себе такое количество людей, а потом ей пришлось долго-долго идти пешком. Из коллектива, как выяснилось, никто не пострадал, хотя и нашлись люди, ехавшие до этой трагедии по тому же маршруту.
***
Ханиэль был после этого случая без сил, так вымотало его Васькино желание попасть скорее на работу, когда он удерживал женщину на месте, не давая ей двинуться. Но радостная молитва благодарности, выплеснувшаяся из сердца его подопечной, быстро вернула ему прежнее могущество, Ангел вздохнул с облегчением – одна из важнейших ступеней была пройдена успешно ими обоими. Теперь можно было расслабиться и отдохнуть.
***
Незаметно подошло время снова проходить сертификационные курсы по нелюбимой Василисой, но такой понятной и освоенной ею профпатологии.  Оказалось, что незаметно как-то прошли допустимые пять лет. А на работе у Васьки творилось черт-те что…
Во-первых, Арина, молодая терапевт, недавно вернувшаяся из отпуска по уходу за дочкой, которой наконец-то исполнилось три годика, снова ушла в декретный отпуск в ожидании рождения второго ребеночка. Во-вторых, основной цеховой терапевт, пожилая врачиха, так сильно разобиделать на молодую, проявила такую ненависть к ней, что сначала разболелась с повышенным давлением. А ситуация с подготовкой к выходу Арины в новый декрет длилась несколько месяцев, в течение которых обстановочка в терапии была просто невыносимой. Через некоторое время после уже состоявшегося ухода, когда пожилая врач осталась в одиночестве (Василиса на подхвате тогда не считалась), у нее выявился рак груди, требовавший срочного лечения, чем она и занялась, постоянно подталкиваемая главной врачихой поликлиники.
А всей терапией оставили командовать Василису – одну на обе фабрики, то есть на что-то около пяти тысяч народонаселения рабочих, которые постоянно простывают, мучаются животом и сердцем, ногами и спинами, не забывая при этом обращаться по любому вопросу именно к терапевту, откуда уже плавно перетекать в кабинеты специалистов.
При всей этой, мягко выражаясь, сумасшедшей нагрузочке с Василисы никто не снимал обязанностей профпатолога. Получалось, что в один прием нужно было как-то впихивать три: прием двух терапевтов и прием профпатолога. За часы, которые Васька сидела за своим рабочим столом, через ее кабинет и, следовательно, через ее руки проходило в среднем человек по пятьдесят-шестьдесят, при этом медики успевали еще и перекусить, попивши  чаю. А вот когда прием зашкаливал за восемьдесят человек, что случалось не регулярно, но достаточно часто, продыхнуть уже не удавалось.
В плюс к тому, что уже было нагружено на воз этой безотказной лошадки по имени Василиса, она принимала пациентов и по смежным специальностям, когда возникала таковая необходимость, а спецов на приеме не было. Так к ней приходили с вопросами по неврологии, лечились от заболеваний кожи, с подагрой,  с токсикозом первой половины беременности, но уж тут-то Васька вспоминала свою прежнюю практику и получала удовольствие от контакта с утомленными тошнотой, но такими чудесными будущими мамашками.
Приходилось Василисе решать и вопросы гинекологии, и в проблемы глазных болезней погружаться, а заболевания «отоларингов» (уха-горла-носа) и вовсе стали привычными в Васькиной практике. Даже приходилось делать перевязки после произведенной хирургом операции, когда та болела, а медсестры возились с другими пациентами, делая уколы или снимая ЭКГ.
А еще были частые вызовы в цеха по абсолютно срочным проблемам:  падали в обморок, засовывали руки в машины с логичным исходом в виде ампутированных пальцев, бились в судорогах господа эпилептики, ломали руки-ноги упавшие с высоты стула или просто споткнувшиеся, случались инфаркты и инсульты прямо на рабочих местах и многое разное всякое, что встречается в любом большом коллективе, как в своеобразном срезе общества.
Были и смертельные случаи, из которых один запомнился особенно ярко. Работавший в ночную смену мальчишка-грузчик лет тридцати умер от кровоизлияния в мозг – оказалось, что была у него дефектной малюсенькая артерия в голове, она была с аневризмой, то есть стенка сосуда была истонченной и расширенной, как мешок, где и лопнуло при очередном физическом напряжении. Такие изменения в столь молодом возрасте выявить можно только при случайном обследовании, потому что внешних проявлений для того, чтобы заподозрить их и обратиться к врачу, аневризма сосудов головного мозга, увы, не имеет.
В общем, сбылась, таким образом, еще одна Васькина дурацкая мечта – стала она абсолютно единственной и незаменимой, мастером на все руки и бегуном на все ноги. Интересно, почетно, но уж очень утомительно. И ничего сверхординарного не происходило для того, чтобы мог вмешаться ее Ангел Хранитель, поэтому Ханиэль только мог посочувствовать своей девочке и понемногу добавлять ей сил, делать крепче сон по ночам, успокаивать, ласково проводя своим крылом по щеке любимой подопечной, когда она улыбалась ему, засыпая.
Проработав в таком развеселом режиме около восьми месяцев, Василиса озаботилась перспективой своей учебы для продления сертификата специалиста. Для этого ей было необходимо отсутствовать на основной работе в течение месяца, и Василиса взмолилась о пощаде, чтобы ей уже скорее нашли замену.
Была бы цель, было бы желание, и все сбудется и исполнится. Но как… Нашлась и Василисе замена – пришла к ним на работу доктор из подмосковной поликлиники. А Василису как раз в это время оставили исполнять обязанности захворавшей замглавврача, так что ей пришлось и в курс дела новенькую вводить, и столкнуться с ее непрошибаемым тупым упрямством.
Выражалось оно в упорном нежелании выполнять требования приказов по оформлению амбулаторных карт и листков нетрудоспособности, где новая доктор шпарила все, что ей самой хотелось написать. И в назначении препаратов мадам упрямствовала как ишак, прописывая препараты из одной и той же группы по два-три наименования одновременно. Даже ежу было понятно, что в одну фармакологическую группу включаются вещества с единым механизмом воздействия. А вот мадам-терапевту из подмосковья сия истина не казалась абсолютной, а страдали от ее упрямства, ясное дело, пациенты.
Вернувшейся после болезни в строй начальнице Василиса все обсказала как можно более корректно, но и так было понятно, что сей вариант  ее замены можно рассматривать только как временную меру, и продолжать подбирать другого кандидата на работу цехового терапевта.
***
Тем временем Василиса попала-таки на свои курсы. Встретившись с преподавателями как со старыми знакомыми, ведь именно у них она проходила переподготовку пять лет назад, и радостно обнявшись с хорошо знакомой еще по тому курсу соученицей, тоже прибывшей поучиться для продления сертификата, Васька стала слушать новости в своей профессиональной сфере.
И они, эти новости, ей категорически не понравились. Получалось, что со следующего года вступал в действие новый приказ-закон, регулирующий всю деятельность по профпатологии. Он так сильно не понравился Василисе, что она буквально не хотела больше про него ничего слышать.
Забыла Васька про свои таланты – что хочешь, то и получишь. Не хочешь слышать, получай глухоту. А надо сказать, что в самом начале курсов у нее был легкий насморк, ну, мало ли что, бывает и такое, что врачи болеют и насморком тоже. А после обсуждения новшеств, которые должны будут сделать Васькину работу невыносимой, у нее развился отит (воспаление среднего уха), и она буквально оглохла на одно ухо.
Очнувшись от своей печали по поводу нового приказа, немного очухавшись после успешно сданного сертификационного экзамена, Василиса прошла к ЛОР-врачу в своей поликлинике. Пришлось восстанавливаться при помощи таблеток и капель. Но выздоровление наступило только после осознания  своего нежелания слышать и думать о грядущем новом порядке работы.
***
Настоящий персональный Василисин ад начался, как и планировалось,  сразу после вступления этого приказа в силу, то есть первого января следующего за принятием приказа года. Возможностей поликлиники стало категорически не хватать для полноценного выполнения всех требований приказа: не было части врачей-специалистов и большинства лабораторных анализов, не хватало аппаратуры для обследований, да и сотрудников для их проведения. Василиса плавно вошла в хроническое стрессовое состояние.
Главной ее мечтой теперь стало оказаться подальше от всего это медицинского ада, от всех неразрешимых проблем, которые для ее перфекционистского нутра давали ни с чем не сравнимые мучения. А Василиса любила, чтобы все было по полочкам, в порядке, рассортировано и зафиксировано документально, всюду у нее были составлены таблички и списки. Даже для назначения препаратов у нее были специальные шпаргалочки, где она зачеркивала лишнее или вписывала не хватающее, чтобы пациент мог дома руководствоваться не только устными рекомендациями, которые легко забыть.
И с этим чертовым приказом она попыталась составить хотя бы список того, что они могли сделать в своей поликлинике, он получился удручающе маленьким. Зато список невозможностей вышел грандиозным. С этим вторым списком она и пошла к своему главврачу, опытной и внимательной тетке, которая всегда так лояльно относилась к своим сотрудникам.
- Татьяна Владимировна, - обратилась Василиса к сидящей за своим столом полной и высокой коротко стриженой блондинке в очках в тоненькой золотой оправе, - у меня вопросы, как мы дальше будем работать в сложившихся условиях?
На самом деле Василиса уже полгода задавала этот риторический вопрос, который, как ему и положено, оставался без ответа.
- У меня список того, что мы не можем сделать своими силами. И мне от этого списка становится страшно.
- Вась, ты же никогда не была трусихой, и теперь тоже прорвемся как-нибудь, - спокойствие начальницы граничило с острым приступом пофигизма от безысходности, основанной на очередном урезании бюджета поликлиники руководством фабрики, на балансе которого находилось и медобеспечение, - как работали, так и будем работать дальше. Сделаем то, что можем сделать, остальное как всегда… Меня вот больше беспокоит ремонт нового помещения для поликлиники и проведение перелицензирования – вот где надо сделать невозможное, а у тебя мелочи жизни.
- Татьяна Владимировна, но мне же придется либо написать в заключительном акте, что мы не выполнили половины обследований, либо сочинить все «с потолка», а если придет проверка, то увольняться в срочном порядке. Или я свою подпись ставить не буду, ладно? Поставлю какую-нибудь закорючку, а потом сделаю удивленное лицо, что я не я и подпись не моя.
- Да, что ты так переживаешь из-за какой-то подписи? Я главный врач, я и понесу за тебя всю ответственность, - отмахивалась в очередной раз от разрешения проблемы начальница.
- Вы не будете отвечать за профосмотры – там ставится только подпись председателя комиссии, а это я, и только моя подпись и моя ответственность будет рассматриваться в суде, если возникнет такая ситуация, избави меня Бог от сей перспективы! Тьфу-тьфу-тьфу, - и Васька символически изобразила охранный жест.
- Ты, Вась, давай сюда свой список, я на досуге посмотрю, что тут можно сделать, - видя Васькину озабоченность, граничащую с отчаянием, согласилась главврач.
- Вот, - доктор протянула листок с напечатанным в столбик текстом, - но все это надо было, как говорится, еще вчера, а теперь бы уже начать проводить медосмотр, иначе мы и по срокам не уложимся.
- А ты составляй график, составляй, - беззаботно согласилась главврач, - и начинай потихоньку делать то, что мы можем провести сами, а там потом разберемся.
***
За тот год и за следующий Василиса вымоталась и чувствовала себя как свекольный жмых после отъема у него сахара. Акты она кое-как составила с учетом всех-всех имеющихся обследований пациентов, которые они проходили по болезни в районной поликлинике, в платных лабораториях и сторонних клиниках и стационарах, добавила туда результаты обследования в рамках медицинских книжек, которые работники пищевого производства имели в обязательном порядке, часть сведений она взяла откровенно «с потолка». Оставалось только молиться Всевышнему, чтобы обман не был раскрыт.
Самочувствие у Василисы при этом было хуже, чем на экзаменах, причем теперь это стало ее постоянным самочувствием: ее трясло, побаливало где-то в груди и зашкаливало артериальное давление. Несмотря на то, что итоговые акты о проведенных профосмотрах были подписаны, а вопросы, которые задавала эксперт из Роспотребнадзора, были не существенными, Василиса чувствовала себя умирающим по-настоящему лебедем, причем долго и неотвратимо умирающем от неизлечимого заболевания.
А ужесточение тем новым приказом требований по трудоустройству работников вредных и опасных производств привело к череде разбирательств в вопросах профпригодности работающих на обеих фабриках хронических больных. Особенно печально было Василисе становиться судьей и одновременно палачом для людей, посвятивших чуть ли не всю свою жизнь работе на фабрике.
По этому треклятому приказу их хронические заболевания не были вызваны профессиональными вредными факторами. Зато вот состояние организма было таким, что доходило  до признания группы инвалидности и, соответственно, невозможности работать во вредных условиях.
Василиса крутилась и изворачивалась как могла, составляя такие справки в отдел кадров, что даже начальница бюро по технике безопасности приходила в восторг, а человек оставался, например, доработать один год до пенсионного возраста.
В тех случаях, когда извернуться не получалось, в кабинете Василисы текли слезы или сверкала молния и гремел гром. Но приказ есть приказ, и люди получали увольнение и фактически «волчий билет» на новое трудоустройство по своей специальности. И таковых, к сожалению, было больше.
Ханиэль хранил Василису от экстремальных проявлений отчаяния ее пациентов, вовремя договариваясь с ангелами-хранителями этих людей, способствуя утешению и утишению их сердец. Ведь все в этом мире происходит только по воле Бога, воле неведомой людям и по не понятной им логике, неведомой людям божественной справедливости, часто воспринимаемой ими как наказание или испытание.
Смирившиеся и принявшие волю Творца люди быстро находили новые источники денег, и не обязательно это была новая работа: кто-то получал наследство, кто-то успешно вступал в брак, другие находили посильную работу, о которой, оказывается, всю жизнь мечтали, но боялись потерять имевшиеся крохи ради мечты. Чтобы хоть как-то успокоить Василису, сведения об этих людях Ханиэль вкладывал в уста других ее пациентов, и она узнавала о новой радостной судьбе своих «жертв». Не со всеми все устраивалось так благополучно, но со многими, что давало Ваське возможность чувствовать себя относительно нормально.
***
Но все равно каждый день она шла на работу как на каторгу, и каждый день она давала себе обещание в ближайшее время уволиться. Что останавливало ее от последнего шага? Василиса искренне любила свой коллектив и своих обеих начальниц, своих пациентов любила тоже, хоть и устала от них смертельно, что в медицинских терминах называется профессиональное выгорание.
Еще спасало то, что взяли на работу в дополнение к той работающей упрямой докторице еще одного врача-терапевта, чудесную женщину по имени Ирина, умную, грамотную и обаятельную.
***
До нового года оставалось всего три недели. В поликлинике была чрезвычайная ситуация – был выявлен случай туберкулеза легких у работницы, приехавшей на фабрику из отдаленного российского региона. Таких приезжих рабочих на обеих фабриках было уже больше половины, потому что старые кадры продолжали потихоньку утекать, находить себе более достойные места работы с нормальным человеческим отношением и достойной оплатой труда.
Больную госпитализировали и долго лечили, забегая вперед скажу, что лечили ее вполне успешно и вылечили, в конце концов, что никто не заразился, что на продукции фабрики это ЧП никак не сказалось. Лаборатория строго проверяла все образцы конфет, выпускающихся в этом цехе в том числе и на предмет наличия в них возбудителей туберкулеза, но, слава Богу, конфеты оказались такими стерильными, что даже обычные микробы отказывались в них размножаться. 
Но в то предновогоднее время острее всего стояла проблема профилактики развития заболевания у работников цеха, контактировавших с этой теткой. Для этого надо было собрать все данные обследований по контактным лицам в один список и предоставить их заместительнице главврача или, как ее звала сама Васька, замше.
Василиса, как часто водится у врачей, которые по разумению пациентов не должны болеть вовсе, ходила на работу с остервенелым кашлем из-за бронхита, настигшего ее в такое неподходящее время.
- Василиса, вы мне должны предоставить сведения о прохождении флюорографии и лабораторных обследованиях, и еще о прививках на весь списочный состав конфетного цеха, - замша была напряжена, сурова и неприветлива. Это можно было понять – главная начальница, главврач, имела обыкновение самоустраняться от решения подобных мелких с ее точки зрения проблем, взваливая всё на своих сотрудников. Дела доставались администратору, замше и почему-то профпатологу, даже если они не касались собственно профпатологии.
- Да, хорошо, я сделаю такой список при наличии сведений от медцентра, который проводил флюшку, а они обещали мне его сразу после новогодних каникул.
- Ты что? Ты не поняла? С меня требуют эти сведения на комиссию эпидемиологов двадцать пятого декабря, то есть послезавтра! – повысила голос начальница.
- Но у меня нет данных, которые вам нужны. И это не по моей вине, - зачем-то объяснила Васька и закашлялась.
- Так, значит, достань эти данные, созвонись с медцентром, и пусть они тебе пришлют все, что у них есть на сегодня! – капризно молвила замша, разворачиваясь и выходя из кабинета, где сидели профпатолог Васька и администратор Оля. Оставшись в одиночестве, подруги переглянулись, вздохнули и пожали плечами почти синхронно. Подобные сценки заместительница главврача позволяла себе частенько, хоть и была мировой теткой, прекрасным врачом, и даже  частенько приходила в эту компанию просто поболтать о жизни, детях и мужиках, к которым относилась как к неизбежному атрибуту достойной женщины, но не более того.
Василиса вызвонила их куратора в медцентре  только через полчаса, еще часа через полтора ей прислали на почту эти списки. А когда Васька увидела эти списки воочию, ее чуть кандратий не хватил – все сотрудники там шли не по цеховому списочному порядку, а вперемешку, да еще и вперемешку с сотрудниками второй фабрики, которые ей были совсем не нужны и здесь сильно мешались, добавляя объем списку, в котором нужно было выискать всего-то каких-то три с половиной сотни фамилий.
Пока Василиса соображала, в каком виде ей удобнее будет составлять отчет по флюорографии, пока делала табличку и приноравливалась к работе с этим ужасным списком из медцентра, рабочее время закончилось даже у администратора, чей рабочий день был длиннее врачебного на два с половиной часа. Пришлось идти домой, отложив мучения на завтра.
***
А дома у Васьки в это время тоже было не спокойно – у ее мужа стало частенько прихватывать сердце и усилились головные боли на фоне очень высоких цифр артериального давления. Василиса старалась заставить его принимать нужные таблетки, но нет пророка в своем отечестве, а уж лечить своих домашних просто не возможно, и с этим согласится любой врач. Хуже бывает только когда приходиться лечить своих коллег, но это другая история.
И вот в этот раз ее дом напоминал настоящий лазарет: Миша лежал, прикрыв глаза, и старался уснуть, невзирая на дурноту и головную боль, а Васька не давала ему этого сделать, заходясь в приступах кашля, который бил ее все сильнее, несмотря на принимаемые ею лекарства.
Ханиэль был рядом и, как мог, успокаивал свою подопечную, но вмешиваться снова не имел права – все так и должно было быть, болезнь бронхов и легких была обусловлена Васькиным желанием ругать все и вся на чем свет стоит.
Василиса снова страдала гордыней и тяжело переживала очередной конфликт с пациентом, который не хотел увольняться и не мог продолжать работать по состоянию своего здоровья из-за того, что теперь по новому приказу таких работников к вредным факторам допускать запретили. Доктор подписала приговор, согласно букве закона, а ее главврач решила устроить судьбу бедолаги, и ей это удалось, правда, не совсем законным путем, что сильнее всего вывело из себя Ваську, но в итоге она была «плохим» врачом, а главврач «хорошим».
Не справившись эмоционально с ситуацией, да еще побывав на сквозняке, и не имея возможности высказать свою точку зрения или хотя бы поругаться с главной начальницей, Васька заболела бронхитом. Новое поручение замши не добавляло Ваське баллов самоуважения, зато форма, в которой оно было задано, наносило ей новое оскорбление. А это усиливало переживания и ослабляло организм  Василисы.
У Миши на работе была тоже ситуация не из приятных, но складывалась она в этот кукиш уже давно и планомерно, что, конечно, не делало ситуацию проще, и приспособиться к ней Мише удавалось с трудом и большими потерями в здоровье.
***
На следующий день больная и расстроенная Василиса со всем старанием засела за порученную ей работу, параллельно принимая вновь поступающих на работу людей, объясняя им все их дела и ставя подпись на допуске к работе, если человек пришел повторно и у него все медицинские документы были в порядке. «Ад, а не работа», - думала про себя Васька, кряхтела, кашляла, но не жаловалась, потому что соседке по кабинету было совсем не проще со своими сложностями по жизни и нагрузками по работе.
Снова доработала Василиса до окончания обычного рабочего дня, и продолжила сидеть перед монитором компьютера, заходясь в кашле и тихонько осторожно, чтобы не вызвать новый приступ, вздыхая, еще долго.
На улице давно стемнело, когда, завершив свой титанический труд, Василиса брела, пошатываясь от усталости и недомогания, к станции метро. Дул пронизывающий резкий и очень холодный ветер, мешающий женщине сделать полноценный вдох, чтобы не перехватило дыхание и не напал приступ кашля. А придя домой, она выяснила, что все-таки надо окончательно лечь в постель, чтобы позволить телу напрячь все оставшиеся скудные силы на борьбу с болезнью – температура у Васьки зашкаливала за тридцать восемь и пять по Цельсию и грозилась на этом не останавливаться.
Утром она позвонила на работу и попросила оформить ей на этот последний рабочий в этом году день отгул за свой счет, чтобы не брать листок нетрудоспособности.
- Как вы можете, Василиса, не явиться на работу в такой день, - горячо возмущалась замша, - сегодня же придет комиссия по туберкулезу, а вы мне так и не предоставили сведений по флюорографии!!! Вы вообще, что там себе думаете?
- У меня кашель и температура высокая, я бы хотела присутствовать, но не смогу доехать до работы, а больничный брать не хочу из-за одного дня, - тихонько, чтобы не закашляться, проговорила Васька, - а список я для вас сделала. Он лежит у меня на столе в кабинете.
- Да? Ну, ладно, я посмотрю, что вы там сделали, - утихомирилась начальница, - так и быть, сидите дома и лечитесь.
- С наступающими вас праздниками, до свидания в новом году, - попрощалась с ней Василиса.
***
Все новогодние каникулы Василиса усиленно лечилась, и к их окончанию ей даже удалось прийти в относительную норму, не очень еще выздоровев,  кашлять она перестала, что уже радовало ее домашних.
Придя на работу после новогодних каникул в первый же день, а это, как обычно и бывало всю ее жизнь, был ее день рождения, и приняв первую партию новеньких работничков фабрики, Василиса обнаружила на своем рабочем столе те самые списки – они лежали там никем не тронутые.
Васька поудивлялась, но принялась составлять план проведения профосмотра фабрик на новый год. Она должна была его сделать еще в прошлом году, да и собиралась, дело-то не хитрое, но список по флюорографии в компании с бронхитом спутали все ее планы.
- Здравствуйте, коллеги, - произнесла, входя в кабинет, замша, поджимая капризно губки, - Василиса, у меня к вам особый разговор, - многозначительно объявила начальница.
- Здравствуйте, я вас внимательно слушаю, - вежливо ответила Васька, не ожидая подвоха, а думая, что ее сейчас погладят по головке за доблестный труд на благо родины, несмотря на болезнь, и поздравят с днем рождения. Смущал только зашкаливающий в речи шефини официоз.
- Вы знаете, что вы пропустили заседание комиссии эпидемиологов из санэпидстанции по вопросам нашего случая с туберкулезом?
Такое начало уже не обещало ничего хорошего, и Васька кивнула головой и нахмурилась.
- А почему вы мне не составили списка прошедших флюорографию работников конфетного цеха? Я ведь давала вам такое поручение.
- Простите, но я его составила и вам объяснила, где лежали бумаги. Да и если уж бумаги куда-то спрятались, то всегда можно распечатать из моего компа, - ошарашено оправдывалась профпатолог.
- Вы надо мной издеваетесь? Вы же знаете, что я с этой техникой работать не очень-то умею, а тем более разобраться в вашем компьютере, где все мне непонятно, не сможет, наверное, и весь отдел айтишников! – возмутилась замша на сарказм Василисы, которая уже поняла, что ничем хорошим этот разговор не закончится.
- Нет, даже и не думала, но ведь здесь всегда есть администратор, которая прекрасно ориентируется в моем компе.
Здесь Василиса сознательно преувеличивала – Оля не была на «ты» и со своим агрегатом, хотя разбиралась в нем и обучалась гораздо активнее и успешнее, чем замша.
- Ладно, - якобы смягчилась начальница, - а почему вы мне даже не позвонили тогда и не поинтересовались, как мы с Татьяной Владимировной вместо вас с этой комиссией разбирались?
- Вместо меня? А с какого перепугу вы меня за это ответственной-то записали? – Васькиному удивлению не было предела, потому что вся история случилась по вине плохо работающей той самой тупой докторицы, против которой Василиса выступала еще при приеме ее на работу. Это в ее подопечном цехе работала заболевшая, это она должна была отслеживать флюорографии и другие обследования по своему цеховому участку, это она сама должна была составлять тот злополучный список, которым глупая начальница не соизволила воспользоваться.
- А потому, что вы же у нас профпатологом числитесь! – ядовито усмехнулась замша, а Васька на это «числитесь» аж поперхнулась и снова закашлялась.
- Ну, ладно, - продолжила безжалостная начальница, - с этим мы можем разобраться и позже. А сейчас я вам поручаю вести группу контактных по этому случаю, отслеживать их всех ежедневно и докладывать мне о состоянии здоровья. И если что-то вы пропустите, то вот тогда уже…
- Ничего не будет ни тогда, ни потом, потому что это не моя работа, и делать я ее не собираюсь, - ледяным тоном изрекла Василиса, внутри себя сгорая от негодования.
- Нет, вы будете выполнять то, что я вам поручаю. И не грозитесь мне в очередной раз своим увольнением – вы так часто про это говорили, что я уже привыкла к этой песне, - замша была безжалостна, но справедлива, потому что Василиса и вправду уже давно хотела уволиться и частенько об этом говорила среди подруг. Видимо, донесли и про это… подруги.
- Нет, не буду, и никто меня не заставит выполнять чужую работу, потому что это функциональные обязанности цехового терапевта, а не профпатолога. Вы забыли, наверное, что свои должностные обязанности я составляла сама. Так вот я прекрасно помню, что я обязана, а что нет.
- Но вы же еще и терапевт на полставки! – не унималась замша.
- Но не цеховой же! И, следовательно, без надбавки к зарплате за цеховость, - парировала Василиса, - а заявление на увольнение я напишу прямо сейчас.
- Вы меня не поняли, Василиса. Вы будете выполнять мои распоряжения, хотите вы того или нет! – припечатала начальница, выходя в коридор и хлопая дверью кабинета.
Васька долго сидела молча. Ханиэль погладил ее своим нежным крылом по голове, и та расплакалась горькими слезами, понимая всю безвыходность ситуации. Вот он и пришел тот час, когда надо было встать и уйти с арены цирка, оставив клоунов доигрывать сценку без нее.
Василиса собралась с силами, вытерла слезы, и набрала на клавиатуре так давно желанные слова: «Прошу уволить меня по собственному…», и тут она вспомнила, что у нее же есть еще целых два неиспользованных отгула. Решив их не терять, она накатала заявление на отгулы на следующие два дня, а дату увольнения переставила на после отгулов.
- Ты что, правда, что ли уволишься из-за такой ерунды, - удивилась администратор Ольга, - ну, повздорили, поругались. Да, пройдет это все! Ты же знаешь, что у нашей звезды это бывает – заносит ее не в ту сторону, потом еще мириться придет, вот увидишь!
- Нет, Олик! Я мириться больше не хочу, я уволюсь и все. Пусть крутится, как хочет, без меня. Я и так слишком много на себя взвалила ее функций, а денег мне за это не добавляют к зарплате.
Василиса поставила свою подпись под обоими заявлениями и пошла к главврачу.
***
Первое, что увидела Василиса, войдя в кабинет начальницы, это фигура замши, которая, эмоционально жестикулируя, что-то рассказывала главврачу, но при Васькином появлении сразу смолкла и даже затаилась, как будто ее застигли врасплох за чем-то неприличным. Василиса поняла, что та постаралась первой обрисовать начальнице всю «ужасную» ситуацию и те «наглые» выходки, которые себе позволила бессовестная профпатолог.
Василиса, тихо поздоровавшись с главврачом, протянула ей два листочка, и стала ждать молча, ничего не объясняя и не оправдываясь.
- Вась, я это не подпишу, ты же понимаешь это, - подняла на нее глаза главная начальница, пристально рассматривая свою подчиненную.
Надо сказать, что Татьяна Владимировна, главный врач, была очень опытной и мудрой женщиной, хорошо разбирающейся в людях и тем более знающей своих подчиненных. От чувствительной и эмоциональной Василисы она ждала чего угодно, но не холодного и сдержанного разговора.
- Но вы же понимаете, что своим заявлением я лишь ставлю вас в известность о своем решении. Насильно удерживать меня на работе никто не имеет права, - удивительно  спокойно ответила Васька.
- Да, знаю. Но и ты знаешь, что я могу заставить тебя отработать положенные две недели.
- Да, но это и все, на что вы имеете право.
- Вась, но ведь ты здесь уже так давно стала своей, родной… Давай, хоть до лета доработаешь, а? До отпуска. А как отгуляешь отпуск, можно будет и уволиться. Все так делают.
- А зачем мне, Татьяна Владимировна, ждать лета, чтобы уйти в отпуск? Я вот прямо сейчас уволюсь, и у меня начнется отпуск. Сразу, без ожидания.
- Но ты, ведь, только недавно прошла учебу, тебя могут попросить оплатить стоимость этих курсов, будет неприятно, и денег на отдых не останется.
- И сколько стоили курсы? Тысяч двадцать, мне помнится? То есть моя свобода обойдется мне по вполне сходной цене, - продолжала настаивать Василиса.
- Ну, да. Но зачем тебе это надо? Вот пройдет год с момента учебы, и долг уже не будет на тебе висеть. Ты на учебу когда уходила в том году? В апреле-мае? Вот давай до конца марта доработай, а потом уже решай, что ты будешь делать дальше, - и главврач посмотрела на Василису хитрым прищуром умных глаз, и добавила, - мы ведь тебя так любим и так нуждаемся в тебе. Ты ведь так много делаешь для поликлиники и для всей фабрики, тебе вообще-то цены нет. Ну, где тебя будут любить больше, чем здесь, где все насквозь родное. Ведь это ты одна из первых переехала в это здание, обустраивала и оформляла поликлинику. Ты и сейчас для меня лично самый ценный сотрудник, мне без тебя будет очень плохо.
Замша стояла тихо-тихо, стараясь быть незаметной, но в кабинет вошла администратор Ольга с какими-то документами в руках.
- Вась, ну, давай уже, оставайся, давай! – подошла она к Ваське и по-свойски обняла женщину за плечо, соскользнув рукой на талию.
- Да, Василиса, - включилась, наконец, в уговоры замша, - не выдумывайте себе всякие причины для увольнения. Ну, хотите, я перед вами извинюсь?
- Не хочу, потому что это будет не искренним извинением, а вынужденным шагом из-за производственной необходимости удержать меня любой ценой.
Главврач замахала руками на свою замшу, и та поспешила удалиться из кабинета, прихватив с собой администратора, документы которой уже были подписаны и возвращены ей в руки.
- Вася, что же ты так реагируешь на глупости моей заместительницы? Ты же прекрасно разбираешься в людях, знаешь ты и ей цену, - продолжала дожимать Татьяна Владимировна, - ну давай, хотя бы до марта останешься -  мне просто необходимо твое присутствие для долицензирования некоторых видов деятельности нашей поликлиники. И надо не просто наличие твоих документов, а присутствие живого и здорового профпатолога. Ты для меня лично можешь это сделать?
- Только для вас лично я и работаю здесь уже столько лет, потому что я помню все добро, которое вы лично для меня сделали, - сдалась Василиса. – Хорошо, но только до марта… Я останусь до марта, - сказала она уже всхлипывая. Слезы ливанули из-за решения, разрядившего нервную обстановку, и не собирались останавливать свой поток, несмотря на усилия женщины, и принося облегчение.
- Вот и хорошо, и не надо плакать! Всё хорошо. И с замшей вы помиритесь со временем.
- Да-а-а… - всхлипывала, успокаиваясь Васька, - куда ж мы денемся… А можно в качестве подарка на мой день рождения моему мужу выпишут больничный лист, а то у него в последнее время давление зашкаливает за двести?
- Конечно, можно! Даже нужно. Какой день рождения? Когда? – удивилась главврач.
- Мой. Сегодня, - потупила взгляд Василиса. – Когда замша ко мне пришла с таким загадочным видом, я думала, что она хочет меня поздравить или, хотя бы, поинтересоваться моим здоровьем – я ведь чуть не сдохла от того бронхита. А она как понесла, как понесла…
- Извини нас, Василиса, пожалуйста, - сказала начальница, - поздравляю тебя с днем рождения. А мужа приведи на кардиограмму и покажи Ирине. Она же кардиолог, хорошо в этом разбирается.
- Спасибо. Я уже пойду?
- Иди, Вася, иди, - сказала она вслед уходящей женщине и взялась за телефонную трубку, - Оля, скажи мне на милость, где списки дней рождения наших сотрудников? Почему я узнаю, что у Василисы сегодня день рождения от нее самой и в такой обстановке? Почему ты ставишь меня, да и моего заместителя в такое неловкое положение? Я жду список через полчаса.
***
После осмотра Миши Ирина Павловна стала страшно ругать Ваську, что она балда глупая, что уровень давления в норме не отличается у родственников врача и у остальных людей, что надо парня класть в больницу, потому что в амбулаторных условиях подобрать грамотно адекватную терапию для снижения и удержания должного уровня артериального давления не получится. Она говорила еще много-много обидных, но абсолютно справедливых слов, а Василиса стояла и только кивала головой, зато радовался ее Хранитель Ханиэль – он-то знал, что так и должно было получиться, что прилетел новый «тапок» от очередного ее жизненного учителя.
Миша стал вдруг послушным и выполнял скрупулезно все назначения своего доктора, но давление к норме приближалось очень уж медленно, тогда Ирина Павловна позвала Ваську:
- Слушайте, Василиса, а если мы совсем коротким курсом дадим вот этот препарат? Да, я тоже знаю, что при длительном приеме он может давать много совсем нехороших осложнений, но нам надо исключительно сбить давление с верхней точки. Может, рискнем? А? Что вы думаете?
Несмотря на то, что женщины были хорошо знакомы, им обеим было удобнее обращаться друг с другом на «вы», и что удивительно, это не увеличивало дистанцию между ними, а, наоборот, сближало их. Впрочем, во врачебной среде такие случаи не редкость, а скорее правило.
- А давайте рискнем, Ирин Пална! На неделю или дней на десять даже. А еще он завтра придет и сдаст все анализы, надо же посмотреть, что там творится, а то сто лет не сдавал.
- Ох, Василиса, как же так? Муж врача и такой запущенный случай!
- Ирин Пална, а меня он дома не слушает вообще, хорошо, что хоть какие-то таблетки пил, а шипел на меня как на врага народа. У него вся родня гипертоники, потому и ему типа положено таким быть. А я отстань со своими таблетками.
- Ничего-ничего! И тебя вылечим, и его вылечим, - цитатой из любимого фильма ответила подруга-доктор.
***
Василиса шла домой медленным шагом, потому что плохо видела дорогу – глаза застилали слезы. И она молилась Богу, молилась не в первый раз, но впервые так страшно: «Боже, спаси моего мужа, молю Тебя! Спаси его, ради всего святого! Если нужно кому-то из нас умереть, возьми мою жизнь! Слышишь, Господи! Забери мою жизнь вместо его! Или хотя бы дай мне часть его бед – я сильная, я выдержу! Только спаси моего Мишу! Дай ему еще пожить!»
Василиса молилась, а Ханиэль доносил ее слова в уши Саваофа, потому что эта молитва шла из самого сердца любящей женщины.
***
В анализах было все вполне прилично, кроме одного очень неприятного параметра: был сильно повышен уровень сахара крови натощак и значение гликированного гемоглобина, что свидетельствовало о сахарном диабете, причем еще и в запущенной форме. Васька схватилась за голову и побежала снова к своей подруге Ирине Павловне.
- Ирин Пална! Что делать??? Я в шоке! – Васька чуть не плакала от сложившейся ситуации.
- Успокоиться надо. Это первое, - деловым тоном сказала Ирина Павловна, изучая показатели в бланках результатов анализов. – А потом созвониться с моей подругой-эндокринологом и следовать ее рекомендациям.
- Да, я сама даю эти рекомендации пачками каждый день, что она мне скажет нового?
- Много. Много нового она тебе скажет, я ее знаю, - сказала врач и оторвалась, наконец-то, от бумаг, внимательно посмотрев на Василису. – Идите с ним вместе, и вы тоже услышите для себя много полезного.
Так и сделали, сходили к эндокринологу вместе, получили по башке диетой и кучу новых анализов, про которые Василиса доже не задумывалась – вот, что значит узкий специалист – в своей узкой эндокринологической области доктор оказалась царь и бог, знала если не абсолютно все, то, по крайней мере, очень много того, о чем терапевт и профпатолог Василиса только краем уха слышала.
С превеликой благодарностью к своим коллегам-врачам Василиса наблюдала, как восстанавливается у мужа нормальное самочувствие и состояние здоровья. И обнимая мужа, каждый раз благодарила Бога за возможность побыть с ним еще хоть немного, за каждый миг, прожитый вместе с любимым мужем. И Ангелы радовались свету из их сердец, наполняющему их мир.
Внезапно  возникла возможность действительно положить Мишу в стационар, но не на «стационарную койку», а в так называемый дневной стационар. Это когда больные ходят в клинику как на работу, проходят там все нужные обследования и процедуры, даже завтракают и обедают, а вечером возвращаются домой, и в таком режиме проводят около двух недель.
Там и выявилось, что сердце у мужчины «накачало» столь огромную мышцу, силясь протолкнуть кровь через суженные из-за давления сосуды, что простые препараты ему перестали помогать. Но и то, что это сердце вполне сносно переносит физическую нагрузку, а значит, инфаркта в ближайшее время можно не опасаться.
В стационаре Мишу лечила и обследовала еще одна Васькина подруга, они вместе учились в ординатуре, Оля, с которой у Васьки были теплые дружеские отношения.
- Ну, что, Вась, я могу сказать тебе, что сердце у него еще поработает при условии нормального давления, а препараты мы для этого подобрали. Соблюдайте рекомендации вашего эндокринолога, следите за сахаром крови, а сейчас он в норме, и через годик клади его ко мне, проверим, как вы себя вели, - резюмировала Оля, улыбаясь и глядя на смущенную Василису.
***
А дома Васька провела огромную психологическую работу с мужем в поисках истоков этих болячек. Оказалось, что у Миши, как у многих мужиков в нашей стране, особенно в столице с ее бешеным ритмом жизни и требованиями к работникам, просто пропало чувство радости, чувство полета, чувство легкости и сладости жизни. Зато на плечах своих мужчина как Атлант держал все небо своей семьи, изнемогая от своей ноши.
Васька стала пытать его и так и эдак, о чем же он мечтал в детстве, что хотел делать и любил, к чему стремился, но на горло какой именно песне своей души он наступил сам.
На ситуацию накладывались еще и накалившиеся отношения с начальниками на Мишиной работе. Бурильщик по образованию, он успел поработать на множестве бурильных машин и установок прежде, чем снова попал в конструкторский отдел крупной российской компании по производству этой техники.
На его сваях стоят жилые дома и торговые центры, в его скважинах течет водопровод и канализация, проходят оптоволоконные  и разные другие кабели интернета и телефонии, газовые трубы тоже пользуются теми «дырками» в земле, которые сделаны Мишиной бригадой. Но самое наглядное пособие Мишиной трудовой деятельности это стены в грунте, которые ограждают торговый центр на Манеже, в пяти минутах от Кремля – это самая известная стройка, в которой ему пришлось поучаствовать.
Но и конструирование не было для него новым делом, потому что после институтского распределения Миша успел еще до развала Союза поработать целый год в другом крупном конструкторском бюро, работать ему там нравилось, и он многому за это время научился.
А этой нынешней конторой руководил почти случайный человек, очень деловой и пронырливый парень со средним специальным образованием, или, как говорила про него Васька, слесарь управлял тем государством. У конторы было несколько заводов по изготовлению буровых машин и бурового инструмента к ним. Собственно, контора эта была остатками некогда знаменитого на всю страну производства, но как это все попало в руки никому до того не известного слесаря по фамилии Бредихин, никто доподлинно не ведал.
Ваську веселило не только, что слесарь управлял этим государством, но и то, что его фамилия не предвещала большого ума у ее обладателя. Так, собственно, и оказалось. Бредихин собрал у себя в конторе весь пенсионный конструкторский бомонд и никак не решался выгнать старперов на заслуженный отдых. Толку от них в работе уже не было, но зарплату они получали исправно. Назначенный руководителем сей богадельни Михаил, первым делом поставил вопрос о профпригодности этих «раритетных древностей», но тут нашелся их защитник и сторонник, которым оказался… ох, и тесен мир профессионалов!.. старый знакомый Миши и Василисы, бывший Мишин руководитель практики в геолого-разведочном институте, который Миша заканчивал, Григорий.
Сторонником старперов Гришка стал не просто так, а из исключительно шкурных интересов: у него там продолжал работать его отец. Старик уже был больным и немощным, но продолжал вникать в дела фирмы и продвигать свои собственные корыстные интересы. Таким образом, у Гриши в собственности оказался небольшой пакет акций этого предприятия и соответственно ему громкость голоса при решении организационных вопросов, да и сама должность заместителя директора по новой технике была создана специально для Гришкиной задницы, потому что такого зама не было предусмотрено ни в каком штатном расписании.
Тем не менее, зам по технической работе теперь в фирме существовал и творил многие непотребные дела, вмешиваясь в дела, например, конструкторского отдела, которым руководил Миша. Вмешивался Гришка со знанием дела, но вносил скорее сумбур и беспокойство в уже налаженную, несмотря на стариков, работу конструкторов.
А еще этот мужик, как и его папашка, безумно боялся, что на его царственное кресло залезет узурпатор. И судил Григорий людей, примеряя на себя, как и многие в этой жизни. По его, по-видимому, нетрезвому умозаключению главным возможным узурпатором был назначен Михаил, которому такая перспектива и в дурном сне не снилась, настолько устраивала интересная конструкторская работа.
Но раз уж Гришка назначил Мишу своим персональным врагом, то и дела вести стал в соответствии с новой стратегией и тактикой, то есть стал проводить активные боевые действия против врага, создавая невыносимые условия для работы конструкторов и нервное напряжение в отделе. Определил для себя послушного и преданного любимчика и продвигал его всюду. Надо сказать, что сам послушник и любимчик имел свою голову на плечах и ссориться с действующим тогда еще начальником отдела, то есть с Михаилом, не стал, изворотливо уходя от щекотливых и неловких моментов в делах и общении.
Но нервы у Миши не выдержали постоянных необоснованных Гришкиных обвинений на совещаниях, многочисленных и длительно-бессмысленных, в кабинете директора. А сам Бредихин, не имея должного образования, полностью положился на Григория в том, что касалось конструкторского дела, даже не задумываясь, что Гришка сам ни одной машины не создал,  руками не работал на этих машинах ни в городе, ни в условиях «диких полей», а только вел практику у студентов на определенной давно знакомой машинке, «копая» в который раз одну и ту же «ямку».
В общем и целом в Мишиной жизни все сложилось так, что радость в жизни перестала приносить и работа, а на хобби у него почему-то не хватало ни сил, ни времени из-за усталости и плохого самочувствия. Порочный круг замкнулся.
Нет радости в жизни ни от хобби, ни от работы, а на личную жизнь сил и времени не хватало. Какое тут здоровье выдержит? Вот и поломался тонкий механизм человеческого тела. Пришло время трудных решений. Но их приняла Василиса. Она просто послала мужа лечиться и уговорила его уволиться с этой дурацкой работы, посвятить время себе и своему хобби, своим мечтам.
Оказалось, что Миша мечтал о небе, о самолетах, и обожал в детстве склеивать модели самолетиков, а одна из моделек даже дожила до нынешних дней. Он, очень стесняясь, объявил об этом жене, чувствуя себя бросающимся в омут с головой, и ожидая, почему-то смеха и шуточек на тему его дитячьего увлечения и младенческих мечтаний. Но вздохнул с облегчением, когда Васька с абсолютно серьезным видом согласилась немедленно купить набор деталей для склеивания модели самолета и даже освободить для этого стол, где в то время стоял ее любимый компьютер, с которым она почти не расставалась.
Чудеса стали происходить почти сразу после начала сборки малюсенького самолетика. На следующий день у Миши впервые за эту болезнь нормализовался сахар крови без каких-то дополнительных лекарств. Сам. Взял и пришел в норму. Следом постепенно подтянулось к приличным цифрам и артериальное давление.
Строго говоря, чудесами это не являлось. Человек расслабился и выпустил контроль над ситуацией из своих рук, снял ношу с плеч и сосредоточил внимание на положительных моментах, сознательно уходя мыслями от бед и волнений, прессовавших его в последние месяцы.
***
Василиса радовалась за мужа, но на ее собственной работе, а она осталась единственной рабочей силой в семье, творилось все то же самое, то есть объем работы и пакостность самой профессии сохранялись и даже приумножались, а вот зарплата почему-то стала медленно почти незаметно уменьшаться без всяких на то объективных причин. Василиса вкалывала как всегда за себя «и за того парня», и получал ее зарплату, видимо, «тот парень», а ей уж что оставалось, то и выплачивали.
В таком режиме прошло полгода, и Васька сдулась… Стало не хватать сил, стали мучить головные боли, появились у Василисы и приступы страха, снова вернулась матушка-депрессия, так хорошо ей знакомая, но от которой Васька на этот раз не знала куда деваться, потому что никаких объективных причин для тоски и печали не существовало, а, значит, и бороться с этой ситуацией надо было каким-то другим способом, а не психологическими упражнениями.
В анализе крови у Васьки по всем параметрам тоже были признаки диабета, а артериальное давление было таким высоким, что она не знала, кого лечить – пациентов или себя.
Ханиэль смотрел на нее своими спокойными синими глазами и размышлял, что ведь она сама просила Бога разделить судьбу мужа, вот теперь и болячки его частично забрала себе. Но вдвоем они справятся! Ангел знал это точно! Просто Василиса отдавала очередной долг, теперь очередь дошла до самого любимого человека.
Работать профпатологом, выполняя все условия нового приказа по ведомству, возможности не было, а изменить что-то в положении дел не было полномочий. Начальство делало какие-то свои дела, было очень занято и на всех сердито покрикивало, обвиняя всех, но почему-то особенно Ваську в безделье и бездарности, шипело и порыкивало.
От главной и замши хотелось держаться подальше и лишний раз на глаза не попадаться. Васька с Ириной Павловной так и делали, контактируя с начальницами только по работе и чуть-чуть по праздничным поводам, когда кто-то из коллектива поликлиники отмечал на работе свой юбилей.
Надо рассказать про еще одну особенность этого бабского коллектива. Всё творилось с подачи главной врачихи, которая, к слову сказать, сделала в свое время довольно выгодную партию, выйдя замуж за военного, красивого мужика, умного и с характером, и жила с ним как за каменной стеной, занимаясь любимым делом и детьми, не напрягаясь с поиском денег и связей.
Так вот, с ее подачи все тетки этой поликлиники люто ненавидели своих мужей, брали пример с руководительницы, и ругали их разными нехорошими словами, утверждая, что ничего хорошего от своих мужиков не видали и не надеются увидеть, что они все поголовно во всем мире кретины безмозглые, и без них, умных и умелых баб, давно бы уже загнулись.
Василиса сначала спорила и пыталась доказывать, что мужчины достойны любви и уважения, что женщинам без них никак не прожить, только все без толку, переорать своих коллег, налетавших на нее как стая галок, Васька не могла. А потом наступил момент, когда она уже не могла даже слушать этих разговоров, и, в конце концов, перестала участвовать в досужем бабском трепе про детей и внуков, про ужасных чьих-то мужей и про подлость мужескаго пола в целом.
Отколовшись, таким образом, от большей части коллектива, Василиса оставила в своем ближнем круге общения только одного доктора-невролога, который как раз был мужчиной, и свою любимую Ирину Павловну. С неврологом Василиса соседствовала кабинетами, и частенько заходила поболтать на разные медицинские и около того темы. А с Ириной Павловной Васька могла разговаривать практически обо всем. А весь остальной коллектив остался где-то на втором плане.
***
Так прошло еще несколько месяцев. Старая, но любимая машина решила потихоньку разваливаться после десяти лет верной и надежной службы, Миша чинил ее и снова ездил, но поездки теперь стали забирать силы не только из-за напряженного движения на дорогах, но и из-за вероятности сломаться далеко от дома.
Василиса снова, как когда-то давно, стала подталкивать мужа к поиску работы, благо со здоровьем у него на тот момент все стабилизировалось в пределах «около нормы» и позволяло уже вести более активный образ жизни. И работа нашлась на удивление быстро и качественно, в смысле, нашлась вполне хорошая должность по техническому обеспечению очередной фирмы, которая занималась буровыми работами по всей стране. И зарплату стали платить такую приемлемую, что Миша решился через некоторое время купить новую машину в кредит.
***
Василиса каждый день ехала на работу, глотая слезы, разговаривать спокойно она уже почти не могла, только с пациентами ей удавалось держать себя в руках. А на вопросы Ирины Павловны Васька слез уже не сдерживала – напряжение последних лет, начиная с работы в режиме одна-за-всех, и заканчивая предстоящей проверкой работы профпатолога комиссией из Роспотребнадзора, нарисовавшееся в ближайшем будущем, все прорывалось в слезы от страха и безысходности.
В конце концов, Василиса посовещалась с вернувшимся из командировки во Владивосток мужем и написала заявление об увольнении по собственному желанию. Новость эта распространилась со скоростью слухов, то есть значительно быстрее света, и к Ваське стали приходить коллеги с целью удержать ее от такого опрометчивого с их точки зрения, неразумного шага.
Василиса говорила почти правду, объясняя свое настойчивое желание уйти с этой работы. Дело в том, что командировки на другой конец страны у Миши предполагались стать регулярными до такой степени, что проще было снять там квартиру и переехать туда на длительное время. А бросать мужа Ваське очень не хотелось. Она не ревновала его к посторонним женщинам, уже давно не ревновала, но беспокоилась о здоровье и его быте в чужом и таком суровом краю.
Медицинский департамент столицы решил проверить уровни зарплат медработников города, и на администратора Олю возложили еще одну почетную обязанность  обеспечить мониторинг зарплат коллектива поликлиники, что она и делала в последние месяцев восемь. Данные тихонько скапливались и лежали себе в недоступном для любопытных глаз месте.
- Вась, представляешь, у меня оказывается самая маленькая зарплата среди всех работников поликлиники, не считая санитарки, - возмущалась Оля, - а у тебя самая низкая зарплата среди всех врачей! Даже у дерматолога, который работает не каждый день, получается больше чем у тебя!
- Ну-ка, дай посмотреть! – заинтересовалась Василиса. И действительно, ее цифры были значительно меньше, чем у терапевтов, хирургов, невролога, даже окулист и гинекологи, у которых народу на приеме всегда было чуть не на порядок меньше, получали более достойную зарплату. Васька поудивлялась, но даже не обиделась.
- Как же я правильно делаю, что ухожу!!! Боже! Давно было надо уйти, - произнесла она с облегчением, получив подтверждение правильности своего поступка.
- Мне только жаль, что вот как мы без тебя тут будем одни работать? – запечалилась Ольга.
- А ты не думай, что ты будешь тут долго работать, - Васька снова сказала первое, что ей пришло в голову, - ты найдешь себе и нового мужика, и новую работу. Вот доремонтируешь свою квартирку, свалишь отсюда и забудешь, как здесь всех звали.
- А может быть, ты, Вась, и права, - задумчиво протянула администратор, - мне-то тут точно ловить нечего, кроме пендюлей и придирок.
- И кто нам с тобой запрещает встречаться вне этих стен? Или мы не свободные люди?
- Да, знаю я тебя, какая у тебя задница тяжелая! - заулыбалась подруга. - Но к тебе приеду обязательно – на твою лазанью по запаху слетятся все друзья и знакомые, обливаясь слюнями по пути.
- Ну, зачем так, - рассмеялась Васька, - позвоните, предупредите, что вы приближаетесь к моему дому, а я, пока вы в пути, сотворю свое кулинарное чудо.
На том и порешили. Василиса собрала свои оставшиеся вещички и окончательно покинула свою любимую фабрику, место, ставшее для нее и школой жизни, и приютом в непогоду и голодные времена, и просто сроднившееся с женщиной за время ее работы там.
Но, слава Богу, незаменимых людей, действительно, нет, и фабрика стала потихоньку работать без Василисы. Часть обязанностей возложили на Ирину Павловну, как на самого умного и адекватного доктора, другую часть пришлось взять на себя замше, третью – самой шефине, а самое простое досталось приходящему специалисту, работавшему по совместительству профпатологу, тетке, подрабатывающей в таком режиме еще в нескольких местах.
Так закончилась Василисина медицинская эпопея, но не жизнь.
***
А жизнь продолжалась, шла своим чередом, и Ханиэль, загрустивший было вместе с Василисой, и старавшийся вытащить ее из этой нервной мясорубки, чуть не лишившей головы его подопечную, расправил свои белые огромные крылья, вздохнул и сделал, наконец, контрольный вылет в чертоги Всевышнего.
- И чего ты сюда заявился? – с порога спросил его Саваоф, хмуря брови.
- Так вроде бы все разрешилось к лучшему, все запланированные на этом этапе трудности моя Василиса преодолела, с работы ушла, ей теперь пока что отдых предписан. Заслуженный, между прочим, - пожал плечами Хранитель.
- Дуй обратно – ты ей нужен каждый миг! Ты забыл, что эта девчонка себе приключений находит пяток за три минуты? – Бог уже улыбался в усы, потому что и вправду был доволен случившимися с Василисой переменами, пройденным ею путем, воспитанием ее души.
- А много ее ждет еще испытаний? – робко спросил Ханиэль.
- А кто ее может знать? – хитро сощурил один глаз Саваоф и приподнял левую бровь, изобразив святое неведение. – Сколько найдет себе развлечений, столько и испытаний будет. А то ты не понял еще, что они у нее буквально на каждом шагу натыканы. И не расслабляйся, а то пропустишь чего важное, сам себя потом казнить будешь.
Но Ханиэль умел быть во многих местах сразу, поэтому следил за Васькой и сейчас, и был спокоен за нее – не искала она приключений, а медленно приходила в себя. Сначала никак отоспаться не могла, потом день с ночью перепутала, спала днем до обеда, а ночью сидела в интернете, общалась с друзьями, писала отзывы и сама картинки красивые на страничках дневника показывала. А то начинала рисовать и склеивать подарки для друзей любимых, или брала спицы и нитки разных цветов, чтобы вязать вещи удобные и дарящие радость своим хозяевам.
Пока Василисин муж продолжает работать, она может становиться просто женщиной, женой своего мужа. Это как раз то самое дело, до которого у Васьки в прошлой будничной рабочей суете никак не доходили руки, голова и сердце, но так просила ее душа.
Отдать мужу решать мужские вопросы, заняться уютом в доме, стать, наконец-то, на голову его ниже, научиться его уважать, принимать его критику. Да и стать женственнее в манерах, разговоре, в мыслях, научиться поддерживать своего мужчину, быть ему крепким тылом – хранительницей очага, Хранительницей Огня, маленькой огненной Саламандрой, может быть, даже пятнистой.
***
Мише его работа в целом нравилась. В его обязанности входило обеспечение командированных бурильных бригад техникой и расходными материалами, следить за исправностью машин и вовремя заказывать на машиностроительных заводах недостающие для ремонта и работы детали.
Но и здесь во главе конторы имелось слабое звено, слабое на всю голову, но при этом жадное. Пока работу делали по уму, прибыли текли хорошим весенним ручейком, веселым и резвым. Но жадность… Ох, уж эта жадность, особенно в сочетании с глупостью и некомпетентностью…
Всплыл заказ на проведение работ по бурению в Заполярье, очень выгодный на первый взгляд заказ: и деньги предлагались знатные, и объем работы не очень большой, и заказчик положительный со всех сторон и надежный, но… Такое малюсенькое «но» - бурить надо было в срок с декабря по февраль! Ну, это же такие мелочи! Это же такая ерунда! И контора взялась за заказ, не проведя обычного для подобных решений общего совещания в директорате со всеми руководителями подразделений.
Когда Миша узнал про предстоящую работу, он загрустил и стал закидывать в интернет свое резюме в поисках другой работы, предполагая, что хорошего все равно при таких «шибко умных» начальниках ждать не разумно. Он-то прекрасно знал причины того, что от этого заказа отказались все, абсолютно все, фирмы-конкуренты по буровым работам – в это время года в районе, где предстояло бурить, никакая техника не заводится из-за лютых морозов под пятьдесят градусов ниже нуля. Следовательно, надо ждать провала и этого мероприятия.
Собственно, так и произошло: машины глохли, ломались, чинились, но бурить скважину не получалось никак. Сроки, отпущенные на проведение работы, были, конечно, пропущены, а сами работы еще даже не были толком начаты. Фирма-заказчик выставила штраф, а начальство стало искать виноватых, чтобы их наказать, наглядно демонстрируя свою крутость. Наказывать, конечно, в первую очередь надо было себя, но на то оно и начальство, что оно всегда право, а подчиненные всегда априори дураки и виноваты, поэтому полетели головы заместителей и руководителей отделов, уволили и тех бедолаг-рабочих, которые три месяца безвылазно сидели в холоде и отрыве от цивилизации «среди снегов белых».
Была уже весна, когда Мишу официально вызвали в кабинет директора, и его заместитель, извиняясь за этот разговор, потому что у него тоже в голове мозги были на месте, и он все понимал, предупредил о предстоящем увольнении.
Миша посовещался с Василисой, Васька позвонила своей подруге по ординатуре Оле, и они быстренько организовали Мише плановую госпитализацию снова в тот же дневной стационар клиники, чтобы проверить работу сердца, подкорректировать уровень давления и сахара крови, да и просто отдохнуть от нервной обстановки.
По результатам обследований оказалось, что дела у Миши продвинулись так хорошо и так далеко, что его случай даже был рассмотрен на врачебной конференции в этой клинике. Врачей удивило, что мышца сердца, толщина ее стенки, может уменьшиться так значительно всего за один год почти до нормальной. Назначения лекарств несколько раз проверяли, смотрели и удивлялись, даже написали статью про этот случай в один из медицинских журналов.
После триумфального завершения лечения в клинике Миша вышел на работу и написал заявление об увольнении, а проработав положенные перед уходом две недели, вышел уже на новую должность в новой организации, работать с новой для него техникой, но по старым канонам и со старыми связями в машиностроении и конструировании механизмов. То есть он стал снова заниматься делом, которое приносило ему моральное и материальное удовлетворение.
***
А Василиса продолжила писать стихи и прозу, заниматься рукоделием, организовывать уют в доме - продолжила учиться быть Женщиной, Матерью, Хранительницей Огня Жизни.
И всюду Василису сопровождал ее верный Ангел Хранитель, ее Ханиэль. И он по секрету ей сказал, что это только приблизительно половина ее пути в этой земной жизни…