Камышовый король

Посвящается моей первой любви.

 1.
 Ради веры своей был обречен на мучения бренности. Предшественником действительности стало предстоящее. Ненавистью, данной мне от чистого сердца, я буду выполнять волю Прощения. Торжество над разумом возьмет лишь грех.   

 Было так тихо. Так скучно. Так одиноко...
 Услышав  неразборчивые слова, обращенные ко мне, я повернулся спиной к окну и отстраненно взглянул на мою гостью сверху вниз. Она сидела на полу, так же незаинтересованно наблюдая за мной, словно только что произнесенные Ей слова не предназначались для моих ушей. Над нами нависло всепоглощающее безмолвие. Мне казалось необъяснимым собственное равнодушие к этому созданию, прежде окрыляющему иллюзорных призраков моих миражей. Я просто смотрел на Нее, как смотришь на поддающуюся атакам смертности падаль: такую же недвижимую, беззащитную, вроде бы уже перешедшую в состояние эфемерности и незначительную для тебя, но все же ты знаешь, что в этом бездыханном теле совсем недавно происходили жизненные процессы, обратные разложению. Я продолжал присматриваться к Ней, и меня охватывала с постоянно возрастающей силой невыносимая тоска. Меня терзает это чувство, которое приходит ко мне, когда передо мной после непредвиденного отступления Морфея оказывается только статичное пространство. То чувствует человек, для которого беззвучны обворожительные голоса муз, а что может быть более изысканным и утонченным непросветной текстуры тяжелых век? Признав себя вечно тлеющим заточением неугасающего существования, я легко провел кончиками пальцев по своей щеке. Легкое отчужденное прикосновение, превзошедшее по проникновенности все мои ожидания. Кожа была так холодна, что показалась мне влажной. Я заворожено уставился на свои пальцы, к которым прилипли отмершие клетки, напоминающие пепел.
 Через пару секунд Она отвела от меня свой бездумный взгляд, что принесло мне несказанное облегчение. Я давно сбился со счета дней, когда я остаюсь один на один с этим странным существом в этой унылой и никем не посещаемой комнате, так продолжительно пустовавшей, что она сама начала дышать всеми своими трещинками, забитыми плесенью, кишащими прожорливыми насекомыми и ловко удерживающими едва ощутимые потоки вдохновения, поступающие извне, и давно простил себе эту оплошность.  Поначалу Ее присутствие подвергало меня некому воодушевлению и даже эйфории. Она появлялась здесь после меня, после меня и покидала эту некую уединенную обитель, а возможно, Она и вовсе не ступала на ее порог, а избегала моего скромного общества в иных, особенно затаенных комнатах. А может Ее и сейчас здесь нет - может я погружаюсь в пучины отрешенности, предпочтя пленительные чары нимф ушедшей в забвение действительности. 
 Прежде я порывался помочь Ей преодолеть болезнь, но Она не поправлялась, лишь позволяя воображаемым  мотылькам аменции цепляться подвижными лапками за мои волосы. И теперь, когда я стал равным Ей, я наконец понял, с какой мистерией столкнулся, и моя воля больше не щадит меня самого.
 Смерть... Казалось бы, тобой завершено познание всех ее голосов и обличий, а она вновь осторожно подкрадывается к вратам твоего подсознания, которые ты безуспешно пытался спрятать от ее проницательного взора в благоуханном облаке дымящихся трав. Она постоит у дверей, вслушиваясь в невинное биение твоего сердца, тихо постукивая в такт костяшками пальцев. Постоит пару часов или дней, а может и  лет, а потом развернется и спокойно направится туда, откуда она явилась, оставив тебе лишь крохотный знак, который никогда уже не исчезнет, и не обратит его в пепел огонь тысячи свечей. Он вернет тебе знание, обращенное в грезы еще до твоего появления в мире, на который ты сможешь взглянуть иначе, на мир, каков он есть: бренный и скорбящий по минувшим таинствам.
 Я почувствовал какое-то движение в воздухе. Маленькое ночное создание, рьяно хлопающее перепончатыми крылышками, порхнуло из одного угла комнаты в другой, испугавшись рогатого духа, заглянувшего в окно в надежде обрести одинокое пристанище в сумрачной дымке и тотчас запрыгнувшего на крышу, разочарованно сверкнув глазами,  после чего навевающая беспричинный ужас тишина закрепостила меня в своих призрачных объятиях.
 Начну с того, что постараюсь передать тебе мои чувства, возникшие при первой встрече с Ней. Она произвела на меня неизгладимое впечатление именно в эстетическом плане. Было в Ней нечто, подавляющее меня и заставляющее благоговейно наслаждаться Ей. Глядя на Нее, я думал о чем-то невесомом и неуловимом, но я догадывался, что это очень важно. Я видел дождь и пепельно-серое небо, с которого он лился, охлаждая мое лицо. Я слышал, как морская пена скользит по берегу с новой волной и пугливо удаляется вместе с ней. Я слышал голоса там, где звенело молчание тысяч позабытых душ. В моих снах рождались фантомные тени вековых строений, стоящих на краю лесов, где из привычных нам существ остались одни лишь оголодавшие птицы-падальщики, где время от времени тоскующий ветер со скрипом распахивает окна, шурша рассыпающимися в прах книжными страницами, раскидывая по комнатам сухую прошлогоднюю листву, пробегая по клавишам фортепиано трагически прекрасными и угнетающими сознание мелодиями, открывая и снова закрывая отслужившие двери. У Нее даже голос был каким-то сладким и рассыпчатым, как сахарная пудра, а кожа была словно сплетена из миллиардов тоненьких паутинок, которые образовали одну хрупкую ткань, присыпанную невесомым слоем книжной пыли.
 Первые отзвуки возрожденного пения затерявшегося знания не заставили долго себя ожидать, величественно прогремев  из самых сокровенных глубин  небосвода, подобно  свирепому рыку необузданного зверя. Моя болезненная помешанность на Ней привела меня к ней же. Я помню лишь, что была холодная ноябрьская ночь, когда я  шел по морскому берегу, по намертво смерзшимся песчинкам цвета ржавчины. Я медленно переставляю  ноги, словно опасаясь нарушить шершавое одеяло дремлющей почвы, но сейчас достаточно морозно для того, чтобы природа могла сохранить свое естество. Из спутанных в узлы наушников непрестанно льется чарующая эпическая мелодия, сквозь насыщенные потоки которой прорезается еще более густой и торжественный шум волн, со свойственной им страстью ласкающих берег, холод которого я ощущаю сквозь тонкую подошву. Вода темно-фиолетовая, безжизненная и ледяная, как и небо, отраженное в ней, и линия горизонта, абсолютно растворившаяся в зеркальных измерениях. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, замечая незначительное жжение обветренной кожи на щеках. Выдох. Из носа вылетает облако светло-сиреневого пара. Мне показалось, что я слышал крики чаек, и вот они уже плавно описывают окружности в нижнем, самом темном слое неба. Я чувствую себя по-настоящему счастливым. Лунный свет как-то по-особенному нежно струится сквозь темно-серые клочки туч, а я постепенно приближаюсь к тому месту, где высится тонущий в по-осеннему унылых миражах  лес, и моему взгляду открывается безумное сплетение хвойных лап и высушенных временем ветвей. Я ступаю по угольно-черной земле, влажной и насыщенной гнилью, вслушиваясь в совершенную, невозмутимую тишину, которую воспевает каждое вековое дерево, осыпающее кругом выцветшую листву, каждый увядший цветок с отмершим соцветием, каждый черноглазый жук, каждое запыленное разветвление сотен дорог в хаотичных следах поразительных существ, каждый беззаботный древесный дух, купающийся в головокружительном лунном сиянии. Я не замечаю, как оказываюсь посреди всей этой изумительной красоты. Я запрокидываю голову и медленно поворачиваюсь вокруг себя. Ветви и верхушки иссиня-зеленых елей, обрамляющие чистое небесное окошко, вращаются вокруг меня. Я бегу, минуя вековые стволы и молодые деревца, изящно и плавно покачивающиеся в размеренности с глубокой тоской, и перепрыгивая через торчащие уже из земли гниющие ветки, укутанные преющим мхом и напоминающие костлявые руки. Почва как вязкое хищное море, только в тысячи раз  медленнее и  томительнее путешествие ко дну.
 Мой путь подошел к завершению, когда передо мной возникло необычайное строение, напоминающее призрачный костел, некогда выкрашенный в белый. Совершенно обезлюдевший, со множеством разнообразных пристроек и чернеющих запустелостью окон, обильно драпированных паутиной, и украшенный зияющими серостью камня пятнами, дом производил фантастическое впечатление, лишь усиливающееся благодаря почти непроницаемой зловещей мгле. Из бесчисленных трещин и впадин, похожих на старческие морщины, которые изящной сетью  пронизывали стены этого здания, виднелись подтеки когда-то струящейся густой жидкости, словно замерзшие дорожки слез. Внезапно мне почудился некий отчужденный вздох, глухой и нечеловеческий,  исполненный мучительного уныния, и мне почудилось, будто приоткрылись двери печальной обители.  Я вглядывался в скорбящую по жизни ужасающую щель, а она изучала  своего гостя, замерев в  хладнокровном ожидании. Может эта дверь все время была открыта? Или же некая чудовищная сущность скрывается за ней, готовясь зверски  напасть на заблудшего путника, стоит лишь отвести взгляд? Перед глазами все поплыло и закружилось в яростном вихре. «Иди же!», - зловеще шептали рогатые духи, насмешливо прячась за усталыми деревьями, «Иди же!», - звонко смеясь вторили нимфы, грациозно перешагивая с ветки на ветку, «Иди же!», - величественно скрипели древние сосны, «Иди же!», - монотонно шелестел лиственный ковер под ногами; «Беги!», - неистово колотилось сердце. Не найдя оправдания тому пленительному искушению, что заставило меня сделать уверенный шаг к манящей тьме тех злополучных дверей, я резко дернул за ручку в попытке победить достигший своего абсурдного предела ужас. С отвратительным визгом дверь распахнулась, обнажив дьявольский сгусток тьмы, казавшейся настолько плотной, что вот-вот вырвется наружу в облике кошмарного зверя.  Слегка отпрянув от безликого жителя  негостеприимной  обители, я все же ступил на ее порог, и, ведя рукой по шершавой прохладной стене, осторожно двинулся вглубь усыпальницы сумрачных миражей. Спустя пару мгновений моя рука лишилась контакта со стеной, и, убедившись, что нахожусь в дверном проеме, я нехотя шагнул в пустоту. Мои глаза, успевшие привыкнуть к темноте, различили синеющий квадрат окна, в котором я из окутанных туманной пеленой лесных недр пытался узреть нечто более зачаровывающее и таинственное, чем воскрешенные моим подсознанием мифические лесные существа.  Внутри все сжалось и затрепетало в паническом предвкушении, словно я смог поймать собственный любопытный взгляд, устремленный словно сквозь меня во всепоглощающую мглу. Эхо проделанного шага подобно крошечной невидимой птичке испуганно пролетело по комнате, и, ударяясь о стены, вернулось в мое сознание умоляющим «Беги!». Я почувствовал чужеродный холодок, пробежавший по спине, и уловил некое присутствие ужасающе близко, но не менее ужасающе неосязаемое, словно я оказался под наблюдением одинокого призрака прошлого обветшалой обители. Безусловно, то была Она. Она, замершая всего в паре шагов позади меня, но ее голос, этот полный печали нечеловеческий шепот, будто потерявший свое звучание в забытом предшествующем, казалось, разрезал тишину вместе с моим затуманенным подсознанием, хранившим смертельное веве.

 2.
 ...Подобно мне живущие лишь в стенах полумрака, в разрыве между тьмой и светом бесконечном...
 Со всех сторон, кроме западной, предпочитающей пронзительные крики чаек, которые доносятся с дикого берега, обрамленного лишенными жизни остроконечными  каменными утесами, наш ничем не приметный городок окружает благородный лес. Он был невероятно красив днем - при свете солнца, пробивающихся сквозь густые хвойные ветви лучей, играющих фантастическими оттенками, словно головокружительный калейдоскоп. Тогда весь  лес как будто покрывался янтарной пылью, воздух пропитывался утонченным благоуханием смолы и хвои, а листья шуршали под ногами как поблекшие фантики. Но куда большую привязанность я испытывал к сумеркам, когда  лиловое сияние лунного нимба слабо озаряло заостренные верхушки вековых елей, и все становилось как будто увеличенным до грандиозных масштабов, пугающим своим величием и подернутым космической серебристой дымкой. Силуэты чудовищно искажались, а тени ползли, тянулись друг к другу и сливались в мистических картинах на влажной земле, как  бы смутно вспоминая о первобытном времени. Я любил не спеша прогуливаться по лесу, а ночь - самое волшебное мгновение вечности, когда просыпаются причудливые лесные обитатели, глаза которых острыми ледяными огоньками поблескивают, когда они наблюдают за нами. Несколько раз я осторожно подкрадывался к этим созданиям, но они тенью взмывали во мрак  купола скрещенных ветвей и растворялись в нем, словно дразня меня. Но ничто не сравнится с призрачным туманом, который лениво расползается по земле, поглощая все живое и забирая его в свой холодный сонный плен. Окунаешься в него и не видишь ничего, кроме белого светящегося дыма. И тогда страх полностью забирает себе власть разума, и ты находишься в полном его подчинении. Я больше всего на свете жаждал того, чтобы одна из ночей, проведенных мною там, длилась целую вечность, чтобы я мог по-настоящему насладиться ее захватывающей атмосферой, умчавшись вместе с ветром в сумасшедшем водовороте темных верхушек деревьев, и безмолвно передвигаться подобно призраку вслед лесным созданиям, а может и стать одним из них. А сейчас, когда мне представилась такая возможность, я всем сердцем желаю обрести прежнюю бренность своей души, и единственный, кто может вывести меня из лабиринта ужасающих догадок и заблуждений, находится по ту сторону безмолвной изоляции.
 Я ступил на мягкую прелую землю, поросшую мхом, и та послушно прогнулась под моей ногой. Я замер от неожиданности. Издалека донесся отвратительный скрип, отразившись эхом в островке камышовых зарослей. Те в свою очередь ответили пронзительным свистом. Позади что-то тяжелое с глухим ударом свалилось на землю. И все снова замерло, ожидая моих действий. Я стоял, не смея шелохнуться. Если я решу сделать шаг назад, то мне придется оттолкнуться от почвы, и моя нога, пролетев сквозь нее, окажется в гнилой воде. Мне стало душно. Я уже не был уверен в том, что Она следует за мной. Возможно, Она намеренно завела меня в болото и теперь упивается предвкушением сладостного, как глоток сахара, одиночества. На мгновение мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног, и я качнулся в строну. Краем глаза я заметил Ее миниатюрную фигуру, но через секунду я уже захлебывался в горькой воде, источающей тошнотворный запах смерти. Я с дикими всплесками пытался выбраться из омута, однако Она замерла в паре шагов от того места, где я упал, стояла неподвижно и безмятежно смотрела на мои отчаянные попытки спастись. Неожиданная вспышка нелепой гордости заставила меня расслабиться, и я мгновенно оказался по голову в болоте.
 Сквозь толщи фиолетовой воды  надо мной  тонкими мерцающими золотом ленточками прорезается солнечный свет. Я протягиваю к нему руку, и моя кожа, покрывшаяся зеркальными пузырьками воздуха, окрашивается всеми оттенками сиреневого. Я медленно и плавно погружаюсь вниз, на дно омута. Мое тело  щекочут отмершие корни деревьев, похожие на волосы утопленников, когда они мягко покачиваются над моей головой. Я прикрываю глаза, ощущая небывалое спокойствие, и, подобно крыльям расставив руки в стороны, продолжаю погружаться. Интересно, что там внизу? Может, этот омут бесконечен? Или я не замечу, что мое тело достигло дна, пока не почувствую боль разложения? Может, я попаду в объятия тысяч мертвых рук, и они утащат меня за собой,  в самые недры подземного царства... Я опускаю глаза вниз, словно в моих силах увидеть то, что таится в непроглядной черноте дьявольского омута, и в мое сознание рождает новые заблуждения. Почему Она не помогла мне выбраться отсюда, и  почему мне кажется, что все произошло лишь по Ее воле?... Что-то гладкое скользнуло по моей ноге... Нет, тебе это показалось. Это же просто омут... Скользнуло. И схватило подобно кандалам. Я дернул ногой. Не отпускает. Я смотрю вниз, но ничего не вижу, кроме притягивающей взгляд фиолетовой бездны с плавающими в ней песчинками. Я тщетно пытаюсь освободиться. Держит... И тащит вниз... Может еще не время?... Я собираю последние силы и всплываю.

 3.
 Разум не был полностью удовлетворен моим возвращением из омута. Земля, мягко прогибаясь под моим телом, нежно окутывая его травянистым одеялом, рождает безупречное чувствование распада. Стоит только соприкоснуться с ней кожей, как перед глазами начинают проноситься причудливые миражи внезапной и незримой гибели. Я чувствую, как влажные ткани почвы пробираются все ближе и ближе к коже моей оголенной спины, жадно пытаясь ухватиться за нее  своими микроскопическими волокнами. Я представляю, как разлагаются мои собственные ткани, рассыпаясь и исчезая в пористой структуре почвы. Подо мной, под тонким слоем земли, словно пышет жаром что-то невероятно живое и в то же время недвижимое, похожее на необъятное сердце планеты, которое способно биться в такт со всеми сердцами и с каждым сердцем по отдельности, с моим собственным сердцем. Я прекращаю дышать, пытаясь сосредоточить слух на его ритме. В воздухе надо мной нависло беспорядочное полупрозрачное облако золотистых мошек. Еще выше - в самой глубине чистого воздушного пространства - торжествующий крик одинокой птицы-падальщика. Совсем рядом я замечаю неловкий прыжок какого-то неосторожного создания, которое, перескочив с одной ветки на другую, скрылось в прохладной хвойной тени. Я словно становлюсь частью того, что зарождалось здесь с начала времен.
 Твоя кожа пахнет тлением свечей и пылью. Дурманящие запахи диких цветов, цветов покоя и гниения. Остывай, подобно водным струям, подобно горьким слезам боли разрушения, текущим между пальцев, обнаживших кости...

 4.
 Я стоял по колено в зарослях жесткой изумрудной осоки, глядя вдаль и пытаясь понять, где начинается аспидное небо, и заканчивается такая же черная река, манящая нас своими успокаивающими всплесками. Ночь выдалась на удивление тихой и долгой, было слышно только, как вода скользит по мелким камешкам набережной. Вода, должно быть теплая и мутная, казалось, затянула все живое в свои темные пучины и теперь примется за нас. Она застыла поодаль, и вглядывалась куда-то в глубину темной ряби. Легкий ночной ветерок играл Ее волосами, а лицо казалось каким-то завороженным и загадочным, в то же время почти неизменным. Ясный ореол нашего спутника распускал свои края безупречными серебряными нитями. Луна была так близко, что я мог рассмотреть ее бассейны. Она была просто огромной! Ее ослепительное мистическое сияние покрывало весь берег и воду мягкими бликами. Мне казалось, что я слышу, как льется чистое ангельское пение, слушая которое мне самому хотелось набрать полные легкие влажного воздуха и медленно выдохнуть свою душу. Оказывается, так тяжело дышать, когда ничто не подавляет тебя. Луна была теперь моим другом, красующимся передо мной во всем своем великолепии, другом, чье сердце пережило все времена, потеряв в них все, что он когда-либо любил. Мой друг смотрел на меня, такого крохотного и неприметного, но равного себе, пропуская сквозь мое сознание тысячи зим, миллионы умерших голосов, миллиарды тайн беспристрастной вселенной. А я в свою очередь позволил ему увидеть мое настоящее лицо, прежде скрытое маской людской непорочности, людской глупости, их смертности, бессмысленным временем. Мне казалось, что моя кожа подобно Луне излучает свет, тонкая кожа, вытканная из млечных путей и слез мотыльков. Просто поразительно, что такому грубому и смертному существу, как человек, подвластно узреть эту вечную красоту.
 Она развернулась и тихой тенью заскользила  прочь. Я смотрел Ей вслед, пытаясь разглядеть что-то новое в беззащитном слабом теле. Ее голова гордо была поднята на тонкой шее, словно Ее путь лежит к блеклым звездам, а ее маленькими неуверенными шажками можно добраться до Луны. С реки налетел резкий порыв воздуха. Она встала, пытаясь удержать равновесие. Через пару секунд Она вздрогнула и двинулась дальше. Что Ее держит здесь? Ради чего Ее тлеющий организм должен продолжать свою работу, сопротивляясь всеобщей гармонии? По щеке пробежала кристальная капля, оставив влажную дорожку. Она уже была настолько далеко, что я не мог различить четкого силуэта. Только одинокая маленькая фигурка, скорее похожая на засохшее деревце, чем на девочку. Я сорвался с места и побежал за Ней вдогонку,  нагнав ее уже у леса. Под нашими ногами приветливо зашуршали опавшие листья, как сухие книжные страницы. Я проводил рукой по каждому стволу, появляющемуся на моем пути, нежно гладя тайную жизнь. Некоторые из них были влажными и холодными, как песок у реки, покрытыми мягким мхом и узорами плесени. Другие были сухими и грубыми, но от них исходило тепло старости. Они хранили в себе все, что видели и слышали, и я могу слышать и видеть как они. Я слушал внимательно. Стрекот кузнечиков, треск гниющих ветвей, крики голодных сов, вздохи уставших тянуться к космосу деревьев, верхушки которых утопали в присыпанном звездной пылью дегте небосвода. Волшебная ночь. Я то и дело останавливался и вслушивался в беспрестанный шепот леса, чувствуя на себе взгляд сотен ночных существ, которые, очутившись в своей темной стихии, не осознают угрозы разоблачения. Она продолжала свой равнодушный шаг, лавируя между стволов так, словно они сами расступались, пропуская Ее мимо. Мне хотелось сказать ей: "Очнись. Посмотри вокруг. Это то, ради чего стоит жить снова". Но я молчал. Я боялся не того, что она расстроится и покинет меня. Я боялся Ее безразличного взгляда. Мое восхищение ночью постепенно сменял страх. По мере нашего продвижения в чащу, появлялись все более неопределенные и неизвестные мне звуки. Какие-то щелчки и хлопки, вдохи и причмокивание влажной почвы, скрежет и тихий смех. У меня появилось ощущение, что со мной заговорил космос. Я старался держаться ближе к моей сестре, несмотря на то, что она не представляет угрозы для любого из ночных созданий. Но Она не выглядела напуганной. Совсем рядом что-то трагически всхлипнуло и исчезло в мучительной черноте. По моей коже пробежали мурашки. Я смотрю вперед, а там все кружится и тонет, и тонет в холодном и погребальном аромате хвои, который оседает тонким слоем на стенках моих легких, когда я вдыхаю его. Там все деревья сплелись корнями и ветками, все дороги сбились в пустошь, все глаза одновременно открылись, все цветы одновременно завяли, и никто не будет нигде так близко к небу, как там. Там излучающая кристальную чистоту вода приняла темно-зеленую окраску, иссохшая редкая трава в ее каплях, словно в крупных сахарных песчинках, и тускло-серые холодные валуны, напоминающие издалека погребальные камни, под которыми виднеется темная влага в изобилии насекомых. Оттуда рогатые духи выносят кости, собранные в букеты, похожие на пучки высушенных трав. Чувствуешь напряжение, парящее в воздухе подобно облаку пыли. Это весь лес загудел и затрещал в ожидании предстоящей вспышки боли, которая разобьет на мелкие осколки ту единственную хрустальную стену, отделяющую нас от загробной жизни, и затянет свою ровную и сладкую как патока мелодию, и с тихим шорохом появится новая боль. Выползет, как неприметная змейка с черной гладкой кожей.

 5.
 Я лежал на узкой грязной скамейке. Моя голова раскалывалась от боли непрошеных мыслей, отказывающихся покидать меня. Свежие подтеки крови от царапин на руках не давали забыть о себе острой болью, и как похожи они на те многочисленные трещинки  в каменных стенах нашей безмолвной обители. Воздух наполнился запахами жженой травы и прелой земли, испускающей пары разложения, запахами сигаретного дыма и ржавого металла, сосновой смолы и цветущего шиповника. Становится очень душно и тихо. "Я снова падаю в омут," - прошептал я, пытаясь заснуть, погружаясь в глубину неба, которое хладнокровно выталкивало меня на поверхность. Внезапно начавшаяся противная морось уже переросла в крупный дождь. По моему лицу. Холодные брызги и тяжелые капли. Свежесть грозы, падающая с черных блестящих листьев, стекающая тонкими струйками с моих тяжелых век, по моему усталому лицу, в мои приоткрытые губы, по моему измученному телу, по моим рукам, израсходовавшим все силы и лежавшим теперь вдоль тела. Где-то над головой слышны глухие раскаты, перебегающие с одного конца горизонта на другой. В небе загорелась мягкой белой вспышкой молния, и еще одна. Ветер с невероятной пронизывающей мощью то гнет ветви деревьев к земле, то по его воле они снова тянутся к небу, сбрасывая мокрые листья с ледяными всплесками. Кожа становится прохладной, под стать погоде. Мокрая майка прилипает к ней, насквозь пропитанная дождем и потом. Новые раскаты грома порождают новые брызги, новые вспышки и новые звуки. Слышится треск ветвей, чей-то крик вдали, скрип захлопнувшегося окна, тихий шепот совсем рядом, невнятный и приземистый, как будто земля вдруг заговорила спустя тысячелетия. Ветер треплет грязные волосы, освежая лицо своими небрежными прикосновениями. Вода теперь везде. И ее все больше. Она льется сверху и снизу, косо и прямо, льется отовсюду безостановочно и неравномерно, унося в потоке грязь, кровь и день.
- Они так изящны и волшебно красивы. Ты рассматриваешь их крохотные полупрозрачные лепестки, пронизанные тонкими похожими на вены прожилками. Видишь, как они умиротворенно покачиваются при малейшем движении воздуха. Так легко и спокойно..., - Она опустилась к земле и осторожно протянула  костлявую руку к цветам, слегка проведя ею по их лепесткам, будто гладя по гриве огромного льва. - Но знаешь, они тоже наблюдают. Каждый из сотен тысяч. Каждый своим единственным и самым привлекательным глазом. Этой ночью каждый из них будет знать, чье тело будет утолять его голод  и жажду, чьи кости будут оплетены его корнями, и кого он будет убаюкивать своими неторопливыми движениями до конца времен.
 В тот момент, когда Ей было произнесено последнее слово, горячая волна сухого ветра растеклась по всему лугу с раскатистым шипением. Мы оба замерли. Волна шла прямо на нас, прижимая к земле небесно-голубые и кремово-белые миниатюрные соцветия и длинные травинки всех оттенков зеленого  от изумрудного до выжженного солнцем мятного, которые прятались друг за другом и снова возвращались в привычное положение безмятежного безмолвия. Они так похожи на нас... Вдруг, когда ветер перестанет трепать наши волосы, и волна горячего воздуха оставит нас позади, мы снова погрузимся в отчаянную тишину? Я разворачиваюсь, чтобы задать Ей самый главный вопрос... Там никого нет.
 Я все еще лежу на скамейке. Наступает ночь. Кто-то смотрит на меня сверху, затаив дыхание и наклонившись надо мной, приблизившись почти вплотную. Во всяком случае, ощущение появилось именно такое, от чего стало не по себе, и все мысли уплыли вдаль, готовя сознание к навязчивой идее тихой смерти. Я резко открываю глаза и вижу перед собой детское удивленное личико, фарфоровое и изящное. Ее кожа казалась мягкой и гладкой, прохладной и ароматной, как цветы сирени, и я не был уверен в том, что Она действительно рядом. Может, Она все еще бродит по лесу, спотыкаясь о корни деревьев, а по ее крови медленно распространяется змеиный яд.
 Я нехотя спустил ноги на блестящий от влаги асфальт и поднялся с лавки. Воздух был холодным и свежим. Моя майка была насквозь пропитана дождевой водой и прилипала к спине и груди. Я уверенно пошел прочь, не дожидаясь последовавших за мной  неуклюжих шагов моей сестры. Мы завернули за угол, оказавшись в полной звукоизоляции от шумной дороги, и шли теперь по незнакомому переулку. Какие-то мрачные личности, бесшумно выплывающие из мрачных дыр, заменяющих двери, бездомные, сидящие прямо на асфальте в тени засыпающих домов, нечленораздельные разговоры, доносящиеся из подворотен, свирепый лай собак, резкие металлические постукивания, и как будто кто-то все время идет за тобой, на расстоянии нескольких шагов, закутавшись в мантию ночи. Высокие кирпичные дома с множеством балконов и ржавых пожарных лестниц здесь находились на расстоянии не более трех метров, так что с балкона одного дома можно было легко перебраться на соседний. Под ногами валялись груды жестяных банок и разбитых бутылок. Воздух был затхлым и влажным, с примесью спирта и плесени. Пройдя несколько десятков метров, мы наткнулись на подозрительного вида дверной проем, и Она, без тени сомнения, шагнула во мрак. Я медлил. Наступила подавляющая тишина. Я огляделся. Мой взгляд уперся на нечто до боли знакомое, выглядывающее из мрака подворотни. Не прошло и секунды, как я осознал, что меня рассматривает пара серо-голубых глаз, и с несвойственной мне скоростью нырнул в спасительную темноту следом за Ней. Предупреждающий выстрел приняло небо. Меня трясло. Почему смерть не подвластна моим глазам, пока сама не взглянет в них? Я прижался спиной к стене и стоял так, зажмурив глаза, пока не услышал тихий шелест из глубины комнаты.
 Я открыл глаза. На секунду мне показалось, что я снова под прицелом. Нет. Под угнетающим  взглядом неопознанного, словно благоговейно застываешь перед образом, впитывая в себя его величие и недосягаемость. Она стояла по другую сторону комнаты, держа в руке зажженный огарок старой свечи, излучающий теплый золотистый свет. Я стал вглядываться в разнообразие фигур, изображенных на стенах, красок и текстур, мерцающих и переливающихся в неровном свечении.
 Вокруг все сияет золотом и чистотой. В моей голове играет мистическая музыка, святость которой для меня недоступна. Я начинаю чувствовать, как со сводов на меня смотрят ангелы, как спокойно подрагивает пламя сотен незримых свечей. Даже воздух пропитан верой, в нем не витает ни одной пылинки. Он прозрачен и легок, как время. На душе так спокойно. Словно мне дали  возможность приблизиться к небесам.
- Откуда ты знаешь про это место?
- Я помню, - прошептала Она и задула свечу. Мы погрузились во мрак. Я понял, что это мой последний шанс и тихо спросил:
- Кто эти существа? Кто они, и почему мы все еще слышим их голоса?
Тишина.

 6.
 Я проснулся на грязном холодном полу от собственного крика. Как только до меня дошло, что этот вопль принадлежит именно мне, я закрыл рот и прислушался. Эхо все еще вторило мне где-то в глубине комнаты, отражаясь от скользких каменных стен и потолка. Я замер. Вся тяжесть, которую я испытывал до того, как уснул, куда-то испарилась. Я снова мог дышать легко и непринужденно, снова мое тело было наполнено силами и уверенностью. Я осторожно, но ловко поднялся на ноги. Я прочел в Ее лице невыносимую скуку и безразличие, однако в глазах ее впервые за все время мерцали тусклые огоньки трагедии. Я снова прислушался. Откуда-то сверху донесся жуткий треск дерева.
 Я исследовал свое сознание чуть более интенсивно своего тривиального и почти навязчиво бестолкового отражения и заметил, что моя способность чему-либо удивляться буквально улетучилась, и голоса тех прекрасных ангелов, певших мне свои невинные колыбельные, слышатся мне неким фоном к триллеру о моей утопии, и не могу я вспомнить то время, когда один лишь стремительный и смущенный взгляд под чужие слегка прикрывшиеся веки мог быть куда интимнее всех возможных извращений, какие только смогло придумать такое грубое создание как человек. Я больше не вижу ничего таинственного и пугающего своим великолепием в том, что позволяло мне раньше мыслить масштабно. Ничего. Все в этом мире встало на свои места - все имеет логическое объяснение, четкое и безусловное, имеющее определенные основания и доказательства.
 Прошло не более минуты, прежде чем в дверь постучали. Однако я остался неподвижен. В дверь снова постучали: мой гость оказался настойчивым. Спустя несколько секунд она со скрипом отворилась. Я лениво поднимаюсь, уперев руки в пол и вглядываясь в темноту дверного проема. Мои ноги, как будто увенчанные колодками, отказываются мне повиноваться, и я спотыкаюсь, цепляясь рукой за дверную раму. Вдруг я замечаю какое-то движение на лестнице. Я стою, опираясь на дверной косяк, а мой гость неторопливо приближается ко мне, тихо поскрипывают половицы под его ногами, тень ползет по стене, переходя на потолок. Теперь я вижу бледное сияние его лица, появляющееся прямо передо мной из поглотившей его темноты. Мне было абсолютно все равно, как это отвратительное существо попало в  нашу обитель, потому что теперь я был уверен только в одном: старый король вернулся на свой трон.
 Мы вышли из леса. Я так и не посмел взглянуть Ей в глаза. Я боялся ее.
Закат был прекрасен как никогда прежде: насыщенный цветом и излучающий жизнь, словно небо запело миллионами нимф, играющих на золотых струнах арф. Закат источал густой и сладкий запах цветущих вишен, изящный аромат новой жизни. Это единственное море, в котором я хочу утонуть, и это будет грандиозный полет в вечность, а ветер не собьет меня с ног, а подтолкнет сухим горячим течением. Это не просто ветер - это свобода заполняет твои легкие, когда ты хочешь набрать в них обыкновенный кислород.
 Я помню Ее истощенное лицо, покрытое бледными пятнами вечерней влаги. Она держала двумя пальцами горящую ровным пламенем спичку, так спокойно смотря на заходящее за горизонт солнце, без тени удивления в мимических морщинках под глазами. Я слышу Ее тяжелое дыхание. Я даже могу услышать, как шуршат Ее длинные ресницы, когда Она открывает и закрывает глаза. А ведь это так легко - услышать. То была наша первая зима без потрескавшихся на морозе губ. На этот раз тело короля обретет бесконечный покой.

 ***
 Мы идем, взявшись за руки и не оглядываясь назад. Я чувствую себя таким легким, таким незаметным и  незначительным, как и сама жизнь, как треск огня, как шуршание ветра в моих волосах, как звуки чьего-то бега и отголоски сотен тысяч забытых дней. Взоры наши устремлены только вперед, им открывается предстоящее, совсем не похожее на действительность. Ночь приняла нас, таинственно улыбнувшись, и почти ощутимо беря нас за руки и увлекая за собой, и мы идем так тихо, словно нас не существует. Мы видели множество испуганных лиц беззащитных лесных существ, глаза, полные застывшего ужаса, обращенные к небу. А небо отворачивается от них, не посвятив им ни одной слезы. Мы идем, а таинственный лес остается позади, провожая нас своим равнодушным взглядом, и мы не будем скорбеть о разрушенном мире.
 Она поворачивается ко мне и сочувственно сжимает мои пальцы. В Ее глазах я не вижу ни сожаления, ни облегчения. Это просто глаза. Ее прекрасные глаза. А ночь тихо смеется и уводит нас все дальше и дальше. Туда, где начнется наша вечная жизнь.