Полонез на прощание

Виктор Мартинович: Полонез на прощание*  (оригинал "Паланез на развiтанне")


Много текстов написано о вещах, что бросаются в глаза после того, как долго отсутствовал в стране.
Обо всех этих чудесах вроде инфернальных частушек, которые транслируются по «Русскому радио» в маршрутке, а ты с этим ничего не можешь сделать - ты взят в заложники, ты изнасилован этом юморком, хрустящим, как малосольный огурчик. Человеку, привыкшему к местному колориту,  весь  этот смрад переливается в сознание незаметно, но возвращенца  сразу втыкает, заставляет обращать внимание - говорить, думать и даже писать.

Это вообще один из наиболее распространенных жанров белорусского belles-lettres [беллетристики] - осматривать себя взглядом иностранца, отмечать достопримечательности, и описывать их так, как будто ты нездешний.

И никто из современных авторов не пытался ухватить ту прозрачную грусть, которая пронизывает, когда уезжаешь из родной страны. Те вещи, которые замечаешь вокруг и внутри себя, как только минуешь границу.
Когда-то впечатления переводили в звуки музыки. Возможно, это единственная приемлемая форма ностальгии.

Сейчас пять часов утра, я сижу в пустом вильнюсском аэропорту и чувствую Родину недочитанная книгой, которую оставил на даче в октябре: я не вернусь сюда еще несколько месяцев, а когда снова буду здесь, успею забыть те смыслы, которым успел удивиться, но не успел ухватить и понять.

Я уберу из писем пыль и засохших бабочек, и заново начну читать. И опять не пойму. Не хватит времени и усидчивости. Заново уеду куда-нибудь - стажироваться, преподавать, писать книгу, упускать главное. Чтобы почувствовать Беларусь, нужно в ней умереть.

Я ехал в Вильнюс через тьму на сказочном автобусе, забитом дальнабоями и слепыми: они общались между собой так, будто ездят по маршруту Минск - Вильнюс еженощно. Слепые выходили, держась ладонями за плечи друг друга. Один из них после паспортного контроля ошибся местом, сел рядом и живо затараторил со мной. Я молчал, слушая его, а он пристально смотрел мне прямо в душу глазами без зрачков. Когда на тебя смотрит незрячий, чувствуешь себя нагим.

Где она, кстати,  граница?

На минском автовокзале? На подножке при входе в автобус Минск - Вильнюс? В том легендарной кофейне  «Минск-2», где я вот уже 10 лет заказываю себе последний рублевый капучино? А может, граница где-то в воздухе? На высоте 1000 метров, когда самолет набирает высоту? Там, откуда видишь стадион «Динамо» через облака?

Или она еще раньше - когда покупаешь билет, что заберет тебя отсюда? Ошмяны - граница? Или раньше, если в названиях топонимов начинают появляться четко литовские окончания? А может, даже Вильнюс - не предел, граница где-то дальше, там, за Каунасом? И если да - откуда ощущение этой чуждости вокруг?

Вы говорите: глобализированный мир, интернет, социальные сети, которые убивают саму идею эмиграции. Вы говорите: глобальная деревня, одинаковость, везде как дома. Верно, в берлинской магазине я приобрету тот же шампунь, которым пользуюсь в Беларуси, и поужинаю таким же  шницелем, к которому привык в вильнюсской CanCan Pizza. Но, но...

Каждый раз, когда в паспорт хлопают штамп, каждый раз, когда осознаешь, что отъехал - не в неделю и даже не на один месяц, чувствуешь это удивительное чувство, будто оставил дома красивую девушку.

И эта смесь эмоций: ты скучаешь по ней, но не только. Ты не уверен: дождётся ли она? И если дождется этот раз, будет ли ожидать в следующий? Ты - бродяга, тебя никогда нет, и так будет всегда. Так насколько ты прав называясь ее любимым? Не лучше ли врезать  «космополитизм» и начать, вслед за другими, такими же, как ты, бродягами, говорить, что Родина - выдумка, что в «глобализированном мир», в «социальных сетях»  язык сейчас у нормальных интеллектуалов только один - английский?

Казалось бы, у нас сейчас все как у людей.

Свои гипермаркеты. Свои свежескопированные Coffee Republic и Starbucks’ы. Но почему каждый раз, когда  заходишь в магазин, после того как добрался до своего нового зарубежного дома, чувствуешь себя словно очнувшимся в Duty Free? Разве штука только в более талантливом мерчендайзинге?

Нет, ну понятно: есть вещи, которых в Беларуси в принципе не приобрести. Никоим образом. Например, мятные драже Fisherman's friend - ими сейчас торгуют даже в России, но не в Минске. Но с другой стороны, есть вещи, которых никогда не обрести за рубежом, куда бы ни поехал. Молочный коктейль из кафетерия в «Витебске» или «Автозаводске». Сочник. Ошмянские рожки с повидлом, что делают только в Ошмянах и торгуют только в ошмянском универмаге. За  аромат свежевыпеченного хлеба, который по возвращении будешь есть еще на ходу из магазина - таким он покажется вкусным, упоминать не буду, сами знаете.

За границей Родина чувствуется беспокойством на сердце.

Будто вот сейчас, когда ты уехал, все самое главное и произойдет. И начинаешь читать новости и даже видишь в лентах какие проблески того, что все начало понемногу меняться. Предприниматели завалились, кредит не дали, жировки подросли - вот сейчас! Сейчас будет! Ты далеко и ничего не увидишь! Потом вернешься и поймешь - кобыла до сих пор там. Просто ожидание - основной вид нашей деятельности.

Что еще интересно,  на том месте, которое  занимает  родная страна, ничего и никогда не приходит. После долгой жизни начинаешь лучше ориентироваться в Вильнюсе, знаешь, где найти канадский яблочный чай в Берлине, как быстрее добраться от Фрыдэнсбруке к Штефана в Вене, но эти знания не заменяют тебе чувства Минска. И ничто не заменит.

Сейчас семь утра, я сижу в не таком уж пустом вильнюсском аэропорту и чувствую Родину недописанной книгой, создавать которую я бросил на самом интересном месте.
Рядом со мной за столик приземлился старик, нагло заглядывающий  в монитор, уставившись в текст, но я спокоен: исповедь моя надежно защищена языком. Даже если старый знает русский, он не поймет ни холеры.

В голове дрожащий туман бессонницы, нервы накалены длинным путем и пониманием того, что к Германии я доберусь нескоро. На извилистом маршруте, определенном европейскими логистиками, меня ждет пересадка в Риге, и еще несколько часов задумчивого монолога над очередной чашечкой кофе.

За окном валит снег - не последний в этом году. Скоро объявят посадку, и начнется новая страница моей жизни, с новыми знакомыми, новыми городами, новым воздухом и новой весной.

Мою книжку, забытую на даче, обязательно найдут. Кто-нибудь из тех, кто остался, ее допишет, причем у него получится лучше, чем получилось бы у меня. А потом я вернусь и буду ее читать. И ничего в очередной раз не пойму.

Виктор Мартинович, budzma.org

перевод с белорусского: оригинал "Паланез на развiтанне" "Наша нiва" nn.by
Огинский "Развiтанее з Радзiмай"