Не прохожий здесь, не посторонний

Прошло довольно времени с той поры как в популярной серии «Антология вятской литературы» вышла книга поэта и писателя Евгения Жуйкова – «Озноб полыни», отзвучали поздравления пишущих друзей и читателей, а время покатилось дальше, по своему над-человеческому, над-событийному пути, и вот уже можно оглянуться, можно чётче осмыслить это событие (со-бытие):
Так, не очень заметно для горожан, повернулось ещё на пядь, на обычную земную пядь, колесо городской культуры, культуры ещё юного города – Кирово-Чепецка. Но юность города, это тоже событие - событие одной земной пяди. Город наш стоит на древней вятской земле, на земле где корни преданий уходят в такую глубь и даль времён, что почти неразличима и Киевская Русь. В той дали нет ещё ни царей, ни князей, и только былинные богатыри рубежными родовыми столбами возвысились и удержались в народной памяти. Эта связь звонко звучит в стихах и прозе Евгения Жуйкова – слышно как мелодично перекликается прошлое, настоящее и будущее:
Сто поколений полем прошли,
люди забылись – поле осталось.
Чувствую поле осенней земли,
словно ладони мамы усталой.

Я на земле не случайно – всерьез.…
(«Сто поколений полем прошли …»),
… что ему в три избёнки деревня?

Вон – вросла за столетье в угор…
Ну а мне-то укор иль опора –
повалившийся наземь забор,
и пацан, что бежит вдоль забора?…
(«Кто же миг покаяния зачтёт…»)
Так, не очень заметно, но крепко справлена и поставлена новая веха, в череде памяти, отмеряющая бытие вятского человека по произволу времени ставшего горожанином. Как пронзительно и тепло говорит об этом автор:
Здесь с угором вровень – даже ласточки,
и туман стекает под угор.
Родина моя – деревня Власовцы…
(«Здесь с угором вровень – даже ласточки…»)
Но даже урбанизированное пространство не смогло выдавить из человека земную, посконную Правду:  Правду о том, что мы дети своей земли, наша жизнь выращена, сплетена, соткана из того что нам оставили прадеды и отцы – крестьяне и воины. Правду о том – откуда есть-пошла Русская земля:
Полночь да грохот желез –
станция Просница.
Кот, станционный жилец,
на руки просится…

… Выйду – лесок да луна,
снег да проталины.
Вся-то моя страна
так повелась – с окраины…
(«Полночь да грохот желез …»)
 Правду о том, что для нас Мiръ – понятие и космического масштаба. О том для человека необходимо жить в ладу со своим Вселенским предназначением, со своей землей, со своей душой, близкими и дальними людьми, а иначе человек мается, постепенно теряя свое божественное начало, свое сыновство, и опускаясь до лжи – извращает себя в раба. Через всё это, через поиск себя и вечной правды, поведёт Евгений своего лирического героя:
… Дай нам Бог – над пропастью во лжи
устоять,…
(«В годовщину Октября»),
Ну вот и снег – пропархивают мушки,
хотя ещё на ивах – зеленя.
И я ещё не понял в пол-осьмушки,
чего так держит на земле меня. …
(«Ну вот и снег – пропархивают мушки…»)
Но и сквозь искусственное, механистическое пространство города прорывается поэзия живой красоты:
В каменном ущелии двора,
где навис сосульками карниз,
в суете я услыхал вчера
тоненькое теньканье синиц.…
(«В каменном ущелии двора…»)

И даже, если приглядеться, красоты космического масштаба:

… Небо двора –
квадратная люстра –
всё же светлеет,
светает
и гонит
чьи-то шаги,…

… и слюдяные квадратики окон
многоэтажно взойдут к перламутру
стылой зари над трубой водостока…
(«Так подступает декабрьское утро…»)

В книге «Озноб полыни» сосуществуют и развиваются несколько линий характера человека, но так или иначе все они перекликаются с понятиями Отчина и Родина (отеческая земля, земля рода). В военных сюжетах мы видим как герой пропускает через себя жестокую, кровавую суть войны и выстояв перед её злом, вырастает душой до святоотеческого образа защитника земли Русской – «Невыдуманная война Марии Коноплянниковой», «Там у «волчих ям». А сюжет поиска себя, своих корней, обретения  самости и смысла жизни – Зачем же я-то здесь? – прямо и осмысленно выражен в стихотворениях – «Кто мы? Откуда? Куда?..», «Завет», в эссе – «Отчина».
Чтобы получить ответы – человеку необходимо совершить нелёгкую работу, работу над собой и эта тяжкая работа невольно проецируется на землю, трудную, но благодарную землю, и за эту заботу родная земля воздаст тебе хлебом:
… Опять к себе – от игрищ,
от жилищ
туда, где шаг пудовеет от глины,…
(«Октябрь…»),

… В пахоте тяжко вязнет след.
Рухни в копну под небом
и почуешь,
ломая хлеб –
родина пахнет хлебом.
(«Этюд»)

Поиск себя всегда глубоко личен, каждому дан свой путь, и этот путь нужно ещё найти, его нужно понять и принять, что бы прожить в ладу со своей душой. Евгению Жуйкову повезло, он прислушался к себе, и нашел свой путь – путь Поэта и Прозаика:
Проснуться до зари,
схватить тетрадь, не чая
в молчанье говорить,
бумаге доверяя,
о пробужденье дня,
о том, чего с постели
вдруг подняло меня
в сметении, без цели.
Впервые рифмовать
и плакать над строкою.
И не предугадать –
да что ж это такое! …
(«Первые стихи»),

… К чёрту грустить!
Впереди – неразгаданный путь.
Брошу перо
и скорее – головой на подушку.
Веки сомкну…
И почувствую вновь –
не уснуть:
белая ночь
и железная – в створках – кукушка.
(«Синие листья…»)

И как ответы – посланные бытием поэту откровения, откровения лично-планетарного масштаба:
… Теперь – собачий след на вмёрзшем катере.
Снег не скрипит – снег под ногою грохает.
А глянешь в прорубь – как в иллюминаторе
плывёт Земля, такая одинокая…
(«Стынь»),

… вдруг ощутишь планету на лопатках
пожизненною ношею своей…
(«На вырубке»),

… я ощущаю – где-то под рубахой
крыло к крылу мучительно растёт…
(«И дождь, и снег, и под окошком ивы...»)

И даже смерть, вписывается поэтом прямо, по сути греческим эпосом, в понятие Отчина, Родная земля (и далеко не случайно название сборника «Отчина» в котором это стихотворение состоялось!) Автор рассказывает о горьком, но вполне земном событии:
Мы рыли могилу –
пятеро внуков бабки Варвары…

Казалось бы, здесь только личное горе, но, по сути, на уровне подсознательного, даётся ответ – там, где родительские гробы, там ближе к нам небо –
… Чем глубже в землю вгрызались,
тем тяжелее становилось горе
и с каждым взмахом ближе –
словно оседало – небо.
(«Мы рыли могилу…»)

А как же такие лирические вещи, как стихи о любви и страсти, о чувствах мужчины и женщины? – но ведь это всё неразрывно связанно с продолжением рода, это продолжение трансляции любви предков в будущее, но разница между любовью и страстью – это всегда вопрос:
… Любимая,
помнишь –
кипит за кормою волна,
июльское утро радостью брызжет,
и перекат с лопухами – наша страна,
где воздух,
как мёд – расплавлено-рыжий…

… серебряный самолёт над планетой.
А там,
на земле,
в печурке дрова
и где-то за вьюгами – лето.
Там,
где тесно порой и вдвоём,
где вперемешку – страх и удаль,
кто же ты,
кто на пути моём –
беда или чудо?
(«Чудо ли – беда ли?»)

Личный опыт любви лишь малая вспышка в струящихся лучах общей родовой, общей человеческой любви взвешиваемой на весах вечности. В том же очерке «Невыдуманная война Марии Коноплянниковой» война не застилает весь ум героя, параллельно войне, и побеждая войну идет линия поиска любви. Может быть чистота этого поиска и помогла пройти девушке Марии всю войну, уберегла и спасла её, и многих других. А очерк «Возвращение из юности», и вовсе, торжество побеждающей время Правды Любви. Правды в том, что настоящая Любовь неподвластна ни войне, ни подлости и лжи, ни времени.
Любовь – всегда открытие за чертой, раскрытие сердечного горизонта до свершения таинства Чуда:
… Но является она –
моё прощение
и моя же
перед кем-нибудь
вина.
Скажет просто: «Век тебя не видела…»
Дождь стряхнёт с рассыпанных волос.
«Знаешь, я на днях такое видела –
Радугу в четырнадцать полос!..»
Я возьму,
как бережно хранимое,
плащ её,
где в складках шум дождя…
(«Шепчут мне…»)

Книга «Озноб полыни» малое звено в цепи преемственности народной памяти, ещё одна связь – нанизанная на прошлое, овеществленная в настоящем, и раскрытая для будущего. Так незаметно, но уверенно и твердо осуществляется передача общественного опыта души вятского человека в общерусском пространстве.
Это зримое воплощение силы родовых уз, начало которых находится в добылинных временах, материальные следы которых сохранились в Никульчинском и Первомайском подчуршинском городищах гото-славяно-сарматской культуры (и даже неолита), а изустные – в вятском сказе о 12 богатырях во главе с Онохой. Может сам сказ и другие предания подзабыты в среде городской субкультуры, но всё же существуют, всё же записаны подвижниками русского слова, а значит будут жить – пока существует русский язык и русский человек.
Таким подвижником является и Евгений Жуйков. Рожденный во время перемен – когда с раннего детства вокруг него ломался быт, отторгался от родовой земли человек, и казалось, он навсегда был должен потеряться в мире бетона, стекла и стали, в обществе человека-винтика сдавшего последние родовые и нравственные рубежи за возможность безудержи потреблять – став «Иваном – родства непомнящим», но всё же:
… Посидеть бы в тиши,
не думать
о сторонке родной,
о недугах
и тоске её круче рассола.
Да куда же, куда от вопросов,
хоть привычней асфальт, а не волок.
И не листья скользят на просёлок –
души предков, удмуртов да россов…
(«Тусклый день…»)

Сумевший, через тяжёлые размышления пронести связь с вятской землей, сохранивший, несмотря ни на что, крепость родовых уз. Как творец, переплавивший в себе разломанное нравственное и родовое пространство – перековав и продолжив его в новой форме. И по-крестьянски вспахавший себя как землю, с надеждой на будущее – посеяв зерно, чтоб прорасти любовью. Что ж, пожелаем  долгого пути литературному герою, новых творческих свершений автору. А любящему свою землю читателю самому пройтись «не прохожим здесь, не посторонним…» по страницам произведений Евгения Жуйкова и открыть для себя живой мир души вятского человека:
Я шёл жнивьем,
хорош иль не хорош –
не мне судить,
да и чего измениться,
когда опять росы студеный ковш
плеснула прямо под ноги Медведица. …
(«Стерня»)

Александр Желудков
Человек вятский
Пишущий читатель
Июль 2013