Человек, которому нравилось быть грустным 5

В каждом зимнем дне есть что-то безудержное, веселящее. Душным летом не хочется жить так сильно, смакуя каждый спонтанный узор инея на окне, ночи с белым отсветом, и рассветы, похожие на пробуждение дремавшего мудреца, который всё время думал с закрытыми глазами, не засыпая, и с лучами солнца встал и пошёл по своим делам.
Валентину было хорошо зимой, даже не смотря на лютый холод сибирского большого города, продуваемого со всех сторон тем коварным ветром, который не пролетает мимо, слегка задев своим дыханием, а впивается в прохожих, настойчиво, хватко. Но книжник знал его, этот ветер, даже знал его имя, что по античным поверьям давало власть над стихией, и он на самом деле мог управлять этим. Но только внутри себя. По необходимости меняя отношение к явлению. И даже самый лютый мороз становился бодрящим воздухом, прочищающим ум, вместо минус 40 на градуснике с кухни. И таким подходом решалось многое в жизни, даже то, что огорчало или даже выбивало из колеи других людей.
Но сейчас этот принцип не работал, ни морозец, ни яркое утро, ни усилия над собой не меняли растерянности и подавленности состояния. Всё было бесполезно. Может, если бы в его жизни было больше текучки, малозначащих событий, банальных разговоров, встреча с особыми людьми прошла бы легче, возможно, она бы вообще не состоялась в его сознании, ограничившись мимолётным соприкосновением. Но у книжника помимо грусти не было почти ничего – ни друзей, ни работы, ни семьи.
Кто он такой вообще? Человек, который постоянно тратит много денег на книги, ходит опрятно, меняет коврик под дверью, и при этом не волочится за соседками? Где и как он умудряется добывать себе на жизнь? Знатоки скажут, ему много не надо, он же необычный человек, дурак, и потребности у него соответствующие. Такой и на пенсию по душевной инвалидности сможет прожить. Но вопреки мнениям скептиков, Валентин никакими болезнями не страдал, был дееспособным гражданином, а трудился удалённо, со своего рабочего кабинета в квартире, где за неплохие деньги переводил заказанные тексты на китайский, арабский и два европейских языка, которыми он владел в совершенстве. Клиенты в основном были иностранные, и мало кто из них мог угадать, что за латинским именем на фриланс-форумах прячется уникум из Сибири. Почему-то каждый, с кем книжник общался по заказам, принимал его за соотечественника.
И никому, даже далёким родным из столичного города, он никогда не рассказывал, чем занимается после переезда на новое место. Чтобы быть в грусти, надо жить одному, вдали от тех людей, кто в состоянии понять это состояние.
Но они поняли. Они украли.
По обыкновению, после зарядки и плотного завтрака Валентин сразу приступал к работе, но сейчас, впервые за долгое время, он изменил привычному распорядку, потому что сосредоточиться не получалось. Из головы не шёл вчерашний день, тетради и ощущение того, что в его внутренний мир бесцеремонно вторглись, и уходить даже не думают. В такой изолированной экосистеме любые частицы извне могут вдребезги раздробить любые защитные стены из спокойствия, отрешённости и умиротворения. Весь психологический настрой, все виды духовных практик были бессильны справиться с этим давящим жалостливым взглядом двух пар глаз, и теми недетскими воспоминаниями, что скрывались за ними.
Но пока не помогало ничего. Бесцельно побродив по исхоженному кабинету, книжник решил, что ему нужно развеяться, сходить прогуляться в парк, поплутать по рощам, чтобы привести мысли в порядок. Дело ведь и в том, что выходных то почти мужчина и не брал себе, работая по 7 дней в неделю, лишь иногда выбираясь в магазин или на собрание общества. При таком режиме и без всяких потрясений рано или поздно кончится ресурс.
Был не по-зимнему солнечный будний день, и улица встретила его ласково, лёгким и приятным покалыванием по щекам, как встречают близких после непродолжительной разлуки: тепло, но без сильных эмоций. Книжник на секунду задержался в дверях подъезда, окинул взглядом двор и уверенно зашагал с крыльца. Пустынно, все либо уже уехали на работу, либо вернулись домой. Только откормленные бездомные кошки, вальяжные и нагловатые, заняли лавочку и нежились на солнце, выставив к небу свои животы, и на появление Валентина никак не прореагировали. Даже на приближающийся хруст шагов ни одна хвостатая даже ушами не повела в сторону звука, настолько они тут обвыклись и были уверены в собственной безопасности. А вот придёт злобная соседка, сгонит их не задумываясь, чтобы самой усесться, соседства с кошками она бы не потерпела. Уж сколько грозилась выжить отсюда этих блохастых, перетравить всех до единой, но пока, к счастью, всё ограничивалось только словами.   
Книжник же удержался от лёгкого соблазна тревожить их покой всякими «кис-кисами». Пусть лежат себе, пока грозная старуха не явилась на насиженное место. А то с неё станется, учудить опять что-то…
Пройдя чуть дальше, к своему удивлению Валентин увидел старуху на дальней лавочке, которая находилась на другой стороне двора, рядом с выездом из жилого массива. И не одна – рядом сидел сутулый мужчина крайне неприятной наружности, с небольшой спортивной сумкой, не снятой с плеча и поставленной на самый край. В руках он теребил какую-то бумагу, то и дело отвлекаясь от беседы и старательно её рассматривая.
- Фрол, у меня нет денег – донесся раздражённый голосок старухи. – Вообще, ты даже не проси.
И тут книжник вспомнил соседские рассказы, что у этой женщины был сын, которого никто практически не видел, потому что тот постоянно попадал в тюрьму по мелким статьям, практически оттуда не выходя. А кто видел, говорят, что как упырь выглядит – беззубый, злобные глаза, сутулый, и вечно спрашивает мелочёвкой помочь. Из дома старухи не стеснялся выносить грошовую технику, даже утащил детский велосипед из подъезда, продав его другому подростку. Одним словом, в каком-то отношении сын был весь в мать – одинокий и озлобленный на весь мир.
Валентин уже почти миновал то место, где сидели сын с матерью, но внезапно они, не сговариваясь, одновременно посмотрели в его сторону, а потом буквально впились взглядом. Старуха тут же стала что-то злобно шептать, активно жестикулируя и открыто показывая пальцем, а сын в это время зачем-то начал снимать ремень сумки с плеча. Книжник уже не видел их, но буквально кожей чувствовал их прожигающие мутные глаза и исходящую от них концентрированную злобу. Этот взгляд тоже способен надолго остаться в памяти, как и взгляд другой матери с ребёнком, но между ними была не просто пропасть – целая вселенная.
Лучше бы сидел дома и никуда не ходил, подумал мужчина. Вся охота к прогулкам мигом испарилась, он решил просто сходить за продуктами, а потом с другой стороны двора быстро проскользнуть в подъезд, минуя этих неприятных личностей. День, так толком и не начавшийся, был испорчен окончательно, и исправить это уже не могло ничто.
Да, и, разумеется, здороваться со старухой при встрече уже не хотелось совершенно.
Пропади оно всё пропадом…