Памяти ДАПа

Как верно кто-то подметил, за душу Пригова сейчас идет борьба. Не  имея ни малейшего шанса в этом участвовать и претендовать на сколь-нибудь значимые воспоминания, в день памяти Поэта и Художника я вряд ли смогу умолчать.
О такой странице в его жизни, каким был английский театр, обычно никто не пишет, не упоминает, или не помнит, или не знает, хотя это было интересное и яркое время для многих людей и, не в последнюю очередь, для самого ДАПа.
Английский театр был придуман и организован в конце 70-х – им самим и его тогдашней супругой  Надеждой Георгиевной Буровой, в то время преподавателем английского языка на кафедре экономического факультета МГУ, счастливыми студентами которого мы тогда и были. Дмитрия Александровича Пригова мы в то время больше знали как Бурова, имея смутные представления о его немецких корнях, которые человеку приходилось и в ту пору тщательно скрывать. Знали, что он архитектор. Знали, что мечтает, еще больше от невозможности, иметь собственную мастерскую. Знали, что вынужден заниматься проектированием и строительством детских площадок. Знали, что поэт и художник.
И было совершенно очевидно, что буйная и неукротимая творческая энергия этого человека ищет выходы и находит в самых разных проявлениях.
«Кого мы только не играли – лучше и не вспоминать» (с)
Это были Шекспир  и Андерсен, любой текст на английском языке, на который можно было нанизать всевозможные искусства – танцы, музыку, живопись – уже тогда превращая всю эту круговерть в неповторимый перфоманс.
Когда мы выступали в ДК МГУ на Большой Никитской – тогда Герцена – помню, как Славик Кузьминов (да-да, тот самый!) недовольно пробурчал что-то про то, что никакой это не театр, что он ничего не понял и не услышал, и что мы все, участники, купаемся в собственном соку. В его глазах читалась зависть – он не был в той нашей тусовке. Но и не согласиться с ним тоже было нельзя.  Уж больно сок был густой и насыщенный…
Наши «гастрольные» поездки в Прибалтику были так же незабываемы. Общение в поезде превращалось в нескончаемую репетицию, а репетиции – в настолько интенсивное интеллектуальное и  эмоциональное общение, что не отпускали тебя еще долго.
В Таллине нас селили в спортзале какого-то института или школы. Спали на матах. Здесь же всегда оказывалось ф-но, и заснуть уже не представлялось никакой возможности. Гостеприимные таллинцы не могли от нас уйти и требовали в ночи русской музыки и романса. И даже мне приходилось здесь подключаться.
А кроме того, в те поездки к нам присоединялись талантливые и неравнодушные джазисты из музыкального училища, выдававшие при каждом удобном случае джазовый квадрат и все мыслимые вариации. Что тут начиналось!
Не могу забыть последнюю репетицию перед таллинским выступлением. Что-то не шло: то ли танцы танцорам не давались, то ли результат режиссеру не нравился. Не спасали даже наши «звезды» – Капустин и Южаков, один выход которых обеспечивал труппе успех.
Спектакль прогоняли еще и еще. Бились над синхронизацией всех и вся. Сил уже не было. Помню, что и еды тоже не было. Голодные и одухотворенные, за счет чего мы двигались – непонятно. Наверное, за счет энтузиазма,которым заражали наши руководители. Безумный глаз Бурова горел и выжигал все в этом пространстве.
Вдруг что-то щелкнуло – невидимый рычаг или выключатель. Все сложилось – динамично, музыкально, ярко и смешно. Это была кульминация вечера,кульминация гастролей, кульминация театра, нашей тогдашней жизни. Все шумело, орало и хохотало, и никто не мог остановиться. Чувство причастности и общности зашкаливало. Мы готовы были ради друг друга на все…
Как-то во время посиделок после репетиций или поездок Надежда Георгиевна призналась: они с Димой не предполагали, что театр займет в их жизни такое место, отнимет столько сил и времени, и столько даст… «Сколько книг можно было за это время написать, сколько диссертаций защитить!» Но вот сложилось так. И в этой студенческой круговерти с ними и с нами всегда был их сын – Андрей.
Пребывание у них в гостях заслуживает особого внимания. Жили они тогда в районе Беляево, от метро приходилось долго ехать на автобусе. Ох уж эти длинные, темные, холодные московские вечера и ночи с бесконечным ожиданием редкого автобуса! Но сколько же было света, шума, музыки, идей, жизни, когда мы попадали в этот дом. А он был так же необычен, как и его хозяин. Вас окружали не только знаменитые минотавры и шестеренки, но и все стены были обклеены непривычными по тем временам стикерами с идеями и текстами ДАПа. Играли в ассоциации, шарады и бог знает во что еще. Интенсивность интеллектуального обмена была невероятной. Каждое слово – золотом. И главное – это совсем не походило на обеспечение Маэстро публикой и массовостью зрителя и слушателя. Наоборот. Здесь приглашали высказаться каждого, приглашали любезно и деликатно. Реагировали доброжелательно, даже на глупости. Что говорить, если и меня, тихую и стеснительную студентку, раскочегаривали на акапельное пение Баха, которым я так увлекалась в те времена.
Там было тепло. Оттого, что тебя понимали и принимали. И провожали словами: «Ты приходи к нам. Не забывай!»
И я обещала…
Не забуду…

16.07.2014