7 из 62. Вовка и бандиты

    Пришло время прощаться с Зориными. Вечером Лёшкин отец, Николай, делал отвальную. Звучали немудрёные тосты, стучали стаканы, хозяева и гости закусывали. Лёшка вертелся за столом и случайно опрокинул бутылку. Красное вино разлилось по белой скатерти. Любочка вскрикнула, мужчины усмехнулись, тётя Маруся потеряла дар речи.
— Марш из-за стола! — гневно сказала Лёшке мать и взашеи прогнала его. В слезах Лёшка выскочил за дверь. Он слонялся по двору и не терял надежды, что Вовка, сын Григория Зорина, выйдет  к нему и подбодрит, как никак — друг. Но Вовка не выходил. В двадцать два года ему было веселее со взрослыми. Из окна доносились звуки застолья.
— На посошок! — кричали взрослые.
— На шошошок! — повторял Любочкин голос.
Всем было хорошо, кроме него, Лёшки. Он вышел за ворота. Перед воротами в дорожной пыли плескались куры. Около них прохаживался чёрный петух в оранжевом воротнике и с красным гребнем, закрывавшим правый глаз. Он важно переступал на своих длинных лапах, встряхивая головой, при этом его тяжёлый гребень подскакивал кверху, и тогда виден был левый глаз. Казалось он горел от злобы. Лёшке на всякий случай взял прут и принялся стегать лопухи, покрикивая:
— Получай! Получай!
Когда он оборачивался, то петух замирал на одной лапе и смотрел на него своим открытым правым глазом. Лешка и петух одинаково боялись друг друга и держались на расстоянии.
Тем временем солнце садилось. Окна пылали золотом. На дороге появилось трое мужчин. Их черные силуэты были оторочены солнечным светом, как будто они сияли. Лёшка вспомнил ангелов на бабушкиных иконах. Перед воротами Зориных незнакомцы остановились. Петух с курами стремглав сбежал в палисадник, Лёшка подался к калитке в воротах. Его остановил голос.
— Эй, шкет! Вовку позови.
Лёшка посмотрел на говорившего и вздрогнул: взгляд незнакомца был острый и холодный, как нож. Лёшка поскорей привёл Вовку. Мужчины переговорили коротко, и Вовка пошёл вместе с незнакомцами. Лёшка сунулся следом за ним, но Вовка цыкнул, и ему пришлось вернуться на двор.
Темнело. За околицей от самой Москва-реки расстилался туман. Вовки не было. Озябнув, Лёшка убежал в дом. Взрослые попарно сидели за столом.
— Как думаешь, Николай, будет война с Америкой? — спрашивал Григорий Зорин.
— Кто знает… — Пожал плечами Лёшкин отец, закурил и уставился мутным взглядом в пустой стакан.
На другом конце стола Маруся рассказывала Нине о своём сыне:
— Со шпаной путался, я ночей не спала… А пришёл с флота — за ум взялся, работу нашёл…
— Мам, а мам! — Лёшка дернул Нину за локоть. — Нехорошие дяди забрали Вовку.
— Не лезь, когда взрослые разговаривают! — оборвала его Нина.
Лёшка повесил голову. Скучно было без Вовки. Пройдя вдоль стола, он остановился перед сестрой. Держа в каждой руке по конфете, она зевала широко, громко. Он занёс над сестрицей руку для щелбана, как вдруг с улицы закричали:
— Гриша! Маруся! Блатные вашего Вовку к пруду повели!
Маруся кинулась к окну и увидела соседку, которая держала козу на верёвке.
— Где видела?
— На пруд пошли, — повторила женщина. — Беды бы не было…
— Давно?
— Минут как десять!
Маруся охнула, пихнула мужа, тот выскочил в двери и припустил перебежками за околицу. Лёшка дёрнулся за ним, но мать была начеку.
— Назад! Без тебя разберутся. Мал ещё!
Лёшка метался, кусая себе губы. Спустя полчаса явились Григорий и Вовка. Отец вёл сына, закинув его руку себе за шею. Вовка был бледный и мокрый, ноги у него заплетались. Полуживым взглядом обвёл он своих родственников, бросившихся к нему. От этого взгляда у Лёшки похолодело внутри.
— Сыночек! — взвыла Маруся. — Что с тобой сделали!
Вовка улыбнулся ей через силу. Его завели в дом и положили на кровать.
— Хватит выть! — прикрикнул Григорий на жену. — Неси водку!
Пропустив слова мужа мимо ушей, Маруся смотрела безумными глазами на сына, окоченев от горя. Лёшка сам метнулся к буфету, но его перехватили на полпути и выставили вместе с Любочкой в сени.
Лёшка незаметно приоткрыл дверь и преклонил слух. В комнате раздавались лихорадочные шаги, короткие реплики мужчин, вскрикивания женщин, гремела передвигаемая мебель. Лёшка отворил дверь пошире.
Вовку растирали водкой.
— До дна пей! — велел Григорий, его отец.
Вовка поперхнулся. И сквозь кашель, проговорил:
— Будет, мама, ну…   Живой же…
Когда переполох улёгся, взрослые стали вспоминать, как воры утопили Вовку, как Григорий прогнал их и вытащил сына из пруда... Лёшка слушал, затаив дыхание, но понимал не всё.
Правду он узнал значительно позже, лет этак через двадцать: Вовка был вор-карманник, промышлял в электричках, а после службы на флоте «завязал», перестал воровать. Бывшим друзьям это не понравилось, и они собирались убить его.