Ликующая ночь. Глава VI

                Глава 6.
         Потянулись томительные дни ожидания. Лиля была на взводе, насколько это возможно для человека тихого и уравновешенного. Ее мучили сомнения, имеет ли она право претендовать на такие льготы, проработав незначительное время на предприятии, женщины утверждали, что это напрасная трата времени и сил.

         Как на грех заболела мама, и Лиля целыми сменами сидела, как на иголках, переживала за маму и сына. К этим тревожным дням относится и ее первый рабочий конфликт.
         
           Виктору Громову надоело, что эта новенькая смотрит на него, как на пустое место, вернее совсем на него не смотрит. Его ухаживания перешли на другой качественный этап – от томных вздохов к откровенному заигрыванию. В этом плане у него была репутация не совсем хорошая: часто его шутки и выходки имели непристойный и скандальный характер.

            Все знали, если в коллективе возник конфликт, то это дело рук Громова. Многие его не любили и боялись попасть ему на язык. Откуда же было знать об этом Лиле?

         Громов был показушник и артист.  И как у настоящего артиста - публика была обязательным атрибутом его выступлений. Вот и в этот раз он дождался, когда у окошка выдачи багажа скопится несколько человек и начал представление. Как только Лиля поставила его увесистый портфель на стойку окна выдачи, Громов вдруг прошепелявил:
- Девушка, девушка, это не моя чемодана! Заберите эту мерзость!
-
 И, манерничая, пихнул портфель в сторону Лили. Он решил, что женщина поддержит игру и придержит его вещь от падения. Без тени улыбки на лице Лиля сделала два шага назад. Портфель грохнулся на пол. Компания поддержала придуривания Громова дружным смехом. Лиля, повернув голову, вполне серьезно спросила у напарницы:
- Нина Федоровна, а что в авиаотряде такой дефицит пилотов, что на работу умственно неполноценных берут?
 Ответа Нины Федоровны никто не расслышал -  мужики заглушили его  новым взрывом хохота.

      Лицо Громова сделалось голубовато-белым, он впервые осознал, что коллеги готовы смеяться не только над объектом его насмешек, но и над ним самим. Внезапно его лицо покрылось красными пятнами. Вы когда-нибудь видели, как краснеют блондины? Громов взглянул в лицо женщины с ненавистью и вызывающе выдохнул:
- Или ты немедленно поднимешь портфель, или ...
- Или Вы поднимете его сами, - тихо и невыразительно  проговорила Лиля.
- Я напишу жалобу и тебя отсюда вышвырнут! – Громов только что слюной не брызгал.
- А Вы что и писать умеете? – насмешливо спросила женщина, не повышая голоса.
-
Ее вопрос потонул в новом шквале хохота. Зевак становилось все больше. В окно выдачи информации постучали. Семенович поинтересовался, что за шум во вверенном ему подразделении.
- Да вот, один пилот в изрядном подпитии скандалит, - сказала Лиля.
- Я не пьян, - возмутился Громов.
- Я этот запах хорошо знаю, - Лиля устало отвернулась и ушла за компьютер.
-
      Так Лиля нажила себе первого и самого ярого врага. Поговорка права: от любви до ненависти один шаг. Громов его сделал.

      Ночная смена обещала быть тяжелой. Нина Федоровна приболела и уходила домой, они уже выдала весь багаж, а Семенович все крутился в бюро, потом как-то незаметно выскользнул. Только после его ухода Лиля обнаружила на  своем рабочем столе заявление с размашистой резолюцией начальника: отказать.

      Роспись была с «изюминкой». Свою короткую фамилию господин Орлов причудливо расцветил двумя острыми завитками, похожими на коготки. Лиля смотрела на эти коготки, слезы градом катились по щекам. Она не очень надеялась на положительный ответ, сменщицы объяснили, что очередь в сад и на жилье огромные, что очередные строго следят за тем, чтобы никто не получал место в обход.

    У Орлова есть личный резерв и того и другого, но получить что – либо из резерва не удавалось еще почти никому. Но Лиля наивно полагала, что люди должны понять, что такой безнадеги, как у нее, нет ни у кого из очередников. Оказалось, что никому до ее положения нет никакого дела.

       Она выключила в помещении свет, встала у окна и долго смотрела в звездное небо. Сегодня ей не хотелось сочинять историю о том, как с далекой звезды прилетит добрый инопланетянин и сделает ее волшебницей. Ей хотелось, чтобы сейчас у нее за спиной стоял, обнимая за плечи, любимый мужчина, возможно Эдик (интересно, как он целуется?) и никаких проблем с садом: детям пилотов в очередях стоять не надо. А ночь тянулась, как резиновая, и не было ей ни конца, ни края.

        Утром сменщицы еле разбудили Лилю. Стучать громко боялись – сбегутся люди, и у Лильки будут неприятности: спать на работе категорически запрещалось. Но уснувшая на рабочем месте девчонка – это не весь сюрприз.

      В простенке  над компьютером висел плакат. На нем - огромный орел в короне, такой,  что был на гербе старой России, только с одной головой. В когтях у него большущая авоська, в которой все службы аэропорта: котельная, магазин, детский сад, дома и все остальное, даже несколько самолетов и вертолет. Ниже подпись в стихах:
                Мистер Твистер  - местный министр.
                Мистер Твистер – миллионер.
                Владелец заводов,  газет, пароходов.
                А так ли он нужен в СССР?

       Рисунок был замечательный, хоть и черно-белый. Бабы и раньше знали, что Лиля умеет рисовать, но этот шарж в подписи даже не нуждался, все узнали «хозяина».

       Вдоволь нахохотавшись над рисунком, решили оставить его на стене, тем более что его не видно ни из одного окна выдач. Плакат висел спокойно несколько дней. За это время Лиля с Семенычем настрочили еще одно жалостливое заявление.

        Рисунок исчез в четверг. Никто не видел, куда он делся. Лиля узнала об этом в пятницу, когда приехала к четырем часам на смену. Новость ее не сильно огорчила, тем более что в третьей смене одна женщина была  против такого украшения. Ну, сняла Катя листок, да сняла - были новости и поважнее. Нина Федоровна сказала, что Лилю вызывает к себе Орлов по поводу заявления.

         Крылья выросли за девичьей спиной, в голове закрутился рой самых счастливых предположений. Она решила так: если бы отказал, так просто вернул бы Семенычу заявление, как в прошлый раз. Значит, даст и сад, и комнату, или хотя бы то или другое. Лиля глянула на себя в зеркало. Что-то подправила, кое - что подкрасила.

   Нина Федоровна засмеялась:
- Да иди уж, красавица ты моя!
- Боюсь я! – выдохнула Лилька.
- Орлова?
- Нет, через пассажирский зал боюсь идти. Чего они на меня глазеют?
- Красивая ты, вот и глазеют. Они же не знают, что ты у нас дикарка. Да ты голову-то выше держи, что ты в пол все смотришь, будто ищешь, где копейка завалилась.
-
      Нина Федоровна попала в самую точку. Она оскорбила в Лиле ее нищенскую гордость: а вдруг кто и в самом деле думает, что на полу Лиля ищет глазами  оброненные деньги? Даже в самые тяжелые дни мама не позволяла себе опускаться до поисков денег и сдачи стеклотары. У Лили это табу в крови.
          Первый выход Лили в зал ожидания был для нее такой же значимый, как первый бал для Наташи Ростовой.

         Помнит она только фрагменты. Мужчины оборачивались ей в след, даже работницы Аэропорта, в такой же, как у Лельки форме, с завистью ее рассматривали. На мой взгляд, посмотреть было на что. Темно- синяя форма как нельзя лучше оттеняла светлую кожу и яркий румяней. А глазищи!

           Даже то, что Лейла была худовата, было в ее пользу – талия была осиная. А косища до пояса, черная и толстенная – воистину вселяла зависть в каждую женщину. Но Лиля и здесь осталась себе верна, в глаза людям не смотрела, взгляд ее скользнул вверх, у перил второго этажа стояли пилоты. При виде ее они перекинулись несколькими словами и заключили пари, разнимал Гогорян. Лиля нутром почуяла, что спор касался ее и подумала: « Эх ты!» Относилось это, несомненно, к Эдуарду.

       К слову сказать, спор, действительно, касался ее. Громов спорил на то, что еще до Нового года Лиля станет его женщиной. Эдуард возмутился. Именно с ним спорил Громов. Эдик был уверен в девочке, поэтому с легкостью согласился на половину месячной зарплаты. Забегая вперед, скажем, что он получил свой выигрыш, только рад не был. И виной тому события этого же дня.