Художник

Картина – что может кроме неё запечатлеть на холсте не только события, но и эмоции художника.   Хотя, разглядеть душу творца, под слоями краски, бывает очень сложно. 
Молодая девушка, лет двадцати трёх, накинув сумку на плечо, застучала каблучками по  паркету, покидая владения тёти Маши – гардеробщицы. Эту стройную репортёршу тоже звали Марией. Но девушка предпочитала произносить своё имя немного иначе.
 Мэри не удалось стать хорошим художником, и она твёрдо решила писать не картины, а о них, в своей маленькой колонке для газеты «Кисть» .  Хотя коллеги и шутили «И журналист и тебя не важный»,  Маша, задрав нос, продолжала ходить с надменным лицом и делала вид будто не замечает сослуживцев. А в душе она мечтала, как напишет великолепную статью и её заметят, полюбят, поймут.  И, похоже,  молодой журналистке выпал такой шанс.  Она шла брать интервью у известного художника – Анатолия Павловича. Девушка плыла сквозь ряды из картин, выискивая взглядом свою «жертву».  При этом постоянно повторяя шёпотом заготовленные вопросы. Но мысли путали свежие воспоминания о наглой и беспринципной гардеробщице. Её тёска строила  из себя  владыку шуб и курток, повелительницу вешалок и хозяйку песцовых шапок.  Эта грузная женщина , по размышлениям обиженной журналистки, не стоила и обломка железного номерка. Того самого, что валялся в её сумке.
Искать Анатолия Павловича долго не пришлось. Все знали – этот художник немногословен, и скорее игнорирует собеседников. «Попытка, не пытка» - решила девушка. Худощавый мужчина разглядывал  одну из своих работ, щёлкая пальцами на левой руке. Девушка пригладила и так зализанную причёску и поправила молочный пиджак, одёрнув его вниз. Собравшись с духом,  она ринулась на баррикады. 
Анатолий даже не обернулся,  когда Мэри обратилась к нему. Он лишь кивнул, толи в знак приветствия, толи в знак согласия на интервью.  Девушка удивилась реакции художника, казалось, он видит свою работу впервые.  Вглядевшись в картину, Маша  ещё раз вопросительно уставилась на мужчину. Восхищение или отвращение испытывал художник, разглядывая своё творение? Понять было сложно.
- Это одна из любимых ваших картин?  Горы Италии и вправду прекрасны.  А как вы точно передали закат. Сколько оттенков красного! Когда  смотрю на неё мне кажется, будто я сама там нахожусь и время останавливается. – распылялась Маша.
- И у меня тоже. – Еле слышно согласился художник.
Величественные горы, словно протыкали бордово-чёрные облака.  Солнце продавливало линию горизонта, забрызгивая красным светом склоны. Ровный асфальт разрубали тени  валунов.
Мужчина погрузился в свой внутренний мир,  закрыв глаза. И как тридцать лет назад, будучи мальчишкой, оказался в том самом автомобиле, который кувыркался по склону серпантина.  Папа и мама тогда погибли, а он отделался переломами и ушибами.
Открыв глаза, мужчина потеребил длинный нос, и медленно двинулся к своей следующей работе.
 - Ваш дом на Арбате. Великолепная игра теней. Холодные тона и неуверенные мазки кисти делают эту работу проникновенной.  – Девушка повторяла заученные слова одного из современников Анатолия Павловича.
- Полностью с вами согласен. – Неловко бросил мужчина.
Тёмные тона в низу холста уходили вверх светлыми. И чем выше поднимался взгляд, тем теплее становилось на сердце. Ровные линии окон пересекали нежные кривые порыва ветра и силуэты листьев.
Он до сих пор не мог забыть ванну в этом доме с водой тёмно-красного цвета. И его сестру с порезанными венами. О, как он благодарен богу. Только забытый телефон в квартире спас жизнь его сестры.  Любимая Галочка – являлась солнцем для него, если бы она не выжила, он потерял всякий смысл, в своей жалкой и бессмысленной жизни.
- Но я там больше не живу. 
- Я уверена, у вас множество приятных воспоминаний из детства. Вы провели большую часть своей жизни в этом доме.
  - Да. – кивнул Анатолий. – Много… Много.
Маша начала злиться. Её интервью катилось по наклонной вниз. Нужно было исправлять ситуацию.
- Скажите, почему вы не вешаете свои работы у себя в квартире?
- Они мешают мне сосредоточиться. – Спокойным тоном ответил мужчина и глубоко вздохнул. 
Анатолий Павлович развернулся на сто восемьдесят градусов, так резко, что журналистка невольно отпрянула в сторону.  Её сердце быстро забилось, но мужчина смотрел не на неё. Взгляд Анатолия был прикован к одной из картин, на дальней стене. 
Маша успокоилась и решила продолжить беседу с художником. 
- Детская площадка в дождливый день. Очень интересная работа. Вам удалось передать унылую атмосферу. Но все мы понимаем дети цветы жизни. Здесь скрыт сакральный смысл.
- Цветы. Вы правы. – Мужчина  нахмурил брови и стиснул зубы.
Анатолий любил её больше жизни.  Носил на руках. Отдавал всю свою душу, этой стерве. Но когда художник разглядел чёрствую натуру этой девушки, было поздно. Жена бросила его и уехала с американским щёголем, куда-то за границу. Эта женщина увезла с собой и детей. Артёмку и Вику. Мужчина часами сидел на качелях и вспоминал, как он со своими детьми радовался жизни.
Девушку происходящее сильно смутило. Юная особа разглядела в этом нарциссизм. Самолюбование человека переходило все допустимые границы по десятибалльной шкале Мэри. Она пальчиком поправила круглые очки на своём маленьком носике.
- простите мне нужно идти. – прохрипел художник и двинулся к выходу.
Утром в захудалой газетёнке на пятой странице появилась статья о напыщенном художнике, который презирал всех и вся, теша своё самолюбие.