Ликующая ночь. Глава VII

                Глава 7
       
       В приемную Орлова Лиля не зашла, а впорхнула, полная радостных ожиданий. Секретарша посмотрела на нее осуждающе и процедила сквозь зубы:
- Прическу поправьте и проходите. Игорь Николаевич Вас ждет.
Лиля оставила замечание без внимания и вошла в кабинет Самого. Орлов при виде ее встал. Было ему около сорока. В густой шевелюре местами пробилась седина. Был он мужественен и красив красотою зрелого мужчины.

       Лилька его красоту не оценила - старый. Орлов пригласил сесть. Непозволительно долго молчал, рассматривая сотрудницу. Говорили, что девочка красивая, но не до такой же степени, размышлял он. Лиля не столько была красива, сколь просто во вкусе Орлова.

Лиля ждала, что он сейчас заговорит о заявлении, а он достал из ящика письменного стола плакат с ее шаржем и выложил перед ней на стол. Ноги у женщины стали ватными, голова закружилась, она судорожно глотнула ртом воздух и куда-то поплыла. Ее душа не выдержала крушений всех надежд. Она поняла, по какому поводу ее вызвал начальник, и что просить у него что-либо после этого не имеет смысла.

Ей показалось, что очнулась она через несколько секунд. Лежала она на кожаном диване в кабинете Орлова, с расстегнутой на груди блузкой. Хозяин стоял рядом со стаканом воды в руке. Лицо его не было ни сердитым, ни испуганным, скорее выражало сострадание.
- Ты меня напугала, малышка.
Лиля не ответила, села, застегнула блузку и форменку. Попыталась встать. Оказалось, что Орлов снял с нее туфли.
- Не вставай. Я сейчас.
Игорь Николаевич надел Лильке обувь. При этом его лицо немного перекосило, как при судороге.
- Держись за меня. Я тебе помогу.
-
Лиля попыталась его оттолкнуть, резко поднялась, но ее занесло. Орлов обнял ее, она прижалась к нему, пытаясь устоять. Он, несомненно, все понимал, но его понесло, понесло, как всегда при виде 

      Лелька услышала, как он прошептал ей в самое ухо: « Ты – моя! Не вздумай возражать!» Она оттолкнула его, вернее отстранилась от него и вышла из кабинета. Секретарша злорадно посмотрела ей в след: видно хорошо начальник отчистил, зелененькая вся вышла.   

          Как Лиля шла через зал в этот раз, она не помнила. Говорят, ее привел Эдик Гогорян, нашел  сидящей на ступеньках лестницы в административном корпусе. Нашел – это басни для других. Эдик ждал Лилю за дверями кабинета. По дороге она  ничего вразумительного не сказала, только повторила несколько раз, что она дура, и что все из-за рисунка.

          В бюро они с Ниной Федоровной уложили женщину, накрыли пледом. Некстати пришел за багажом Громов. Эдик поставил его багаж на стойку и очень вежливо попрощался. Виктор не понял:
- А моя милашка где? Смена-то еще не закончилась!
- Если ты имеешь ввиду Лилию Дмитриевну, то она заболела и уехала домой, – зачем-то соврал Эдик.
-
           Его вранье тут же раскрылось, потому что пришла врач. Громов перевесился через окно, пытаясь увидеть, как доктор осматривает Лилю. Эдуарду пришлось его буквально выпихнуть и опустить окно выдачи багажа.

        Он сам сделал вид, что отвернулся, но в зеркало ему было видно, какая Лиля красавица. Потом ему часто снилась по ночам ее грудь с темными рожками сосков просвечивающих сквозь тонкую ткань лифчика, и шея с черной родинкой слева.

          Врач сказал, что ничего страшного не произошло, просто от волнения резко упало давление. Рекомендовала больше гулять и отдыхать.

           Лиля заботу Гогоряна не оценила. Случай, который, по мнению Эдика, должен был способствовать возникновению между ними, по меньшей мере, дружеских отношений, развел их по разные стороны баррикад. Эдик не понимал причины, он не догадывался, что Лиля видела момент заключения пари. А Лиля ничего объяснять не собиралась, для себя сделав выводы и определив линию поведения.

            Через две недели Орлов позвонил в бюро, велел Лиле подняться к нему в кабинет. Та грубо ответила, что у нее болеет напарница и много работы. Орлов пришел сам. Было около десяти часов вечера, клиентов было мало.

           Он вошел по-хозяйски, не постучавшись. Лиля подскочила со стула.
- Я хочу, чтобы ты поехала со мной в ресторан в субботу. У моего друга день рождения.
- Я работаю.
- У тебя выходной.
- Почему я должна выполнять Ваши требования?
- Я. Так. Хочу, – с нажимом ответил Орлов.
- А я хочу общежитие и место в саду, – Лиля удивилась своей наглости.
-
- Это зависит только от тебя. Будешь вести себя хорошо, в понедельник будет и общежитие, и садик, – в голосе начальника был разлит мед.
- Хорошо – это как? Чего Вы от меня хотите? – Лиля не на шутку испугалась.
- В субботу скажу. Но ты, наверное, уже в курсе того, что это стоит дорого. У тебя есть, что надеть?
Лилька кивнула. Она на всякий случай стояла от начальника подальше, но он не предпринял никаких попыток обнять ее. Только уходя, повернулся и насмешливо спросил:
- Ты не забыла, что я тебе сказал в прошлый раз?
-
     Времени до субботы было еще много. Лиля расспросила у напарницы об Орлове. Начала с того, что вопрос с садиком и общежитием начальник пообещал решить положительно, но не так быстро. А сейчас попросил съездить с ним на какую-то встречу.

        Нина Федоровна посмотрела на Лилю с  жалостью и  состраданием и только спросила:
- Девочка, он тебе хоть нравится?
- Да что Вы, он сильно старый, - беспечно ответила Лилька.
- Ему только сорок.
-
       Напарница смотрела на Лильку, как на дурочку: то ли не понимает ничего, то ли просто делает вид. Так и не стала старая клуша ничего объяснять. А зря. Предупрежден, значит вооружен. Позже девочка и сама допетрила, чего хочет от нее начальник. Узнала, что у него именно такая слава – сердцееда и бабника.

       А в начале все было довольно прилично. Вечер в ресторане прошел цивилизовано. Орлов ее представил гостям, как талант, который неожиданно появился в его вотчине. Привез он с собой даже шарж, который нарисовала Лелька. Гости смеялись до одури. Хохотал и сам Орлов. Потом Лелька нарисовала несколько шаржей на гостей. Постаралась, чтобы не были слишком обидными.

     Вел себя Орлов по отношению к сотруднице вполне приемлемо, несколько раз танцевал с ней. Лиля успокоилась. Из ресторана вышли в половине третьего. Шофер довез Лельку до пятиэтажки, Орлов пошел проводить до квартиры.

Изнасиловал он ее в пролете между входными дверями. Долго ли взрослому сильному мужику задрать девчонке подол и стянуть трусики. Лилька даже не кричала, было стыдно. На прощанье он поцеловал ее и сказал:
- Я рад, что ты поняла меня и была умницей.
- Я надеюсь, это – все, что вы от меня хотели? – со слезами прошептала Лелька.
-
- Я скажу, когда будет все, – потом добавил. - Я тебе не нравлюсь, как …мужчина?
- Нет! – в ответе было столько неподдельного горя, что Орлов смутился.
- Я сделаю все, чтобы ты меня полюбила.
- Никогда! – Лиля извернулась и заскочила в подъезд.
Орлов довольно хмыкнул. Он решил, что обида у девочки пройдет, и она смирится. Зато он получил ни с чем не сравнимое удовольствие.
         
     Обида у Лельки не прошла ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц, было такое впечатление, что смиряться с положением вещей она вовсе не собирается, вернее, признавать свое поражение и сдаваться в плен на милость врага.

       В открытую послать начальника к черту она боялась: поговаривали, что крут на расправу, и управы на него нет. А Лельке работу терять было нельзя. Они еле сводили концы с концами на две мизерные зарплаты.

        Зато в моральном плане она расставила акценты, как того хотела. Игорь Николаевич, будучи уверенным в своей неотразимости, не понимал Лилькиной холодности и отсутствие каких бы то ни было эмоций в отношениях. Он не сразу понял, что Лелька объявила ему войну, войну без правил. Вернее, по своим правилам и законам. История тянулась уже три месяца. 

        О связи начальника с девочкой стали ходить упорные сплетни, но Орлов не унимался. Его самолюбие и мужское достоинство были уязвлены до крайности. Он считал себя асом во всех сферах жизни. У него было все: власть, деньги, семья, достойное положение в обществе. С ним все считались. Женщины почитали за честь, если Орлов с ними просто поговорит. С такой непокорной он встретился едва ли не впервые.

Сначала он просто злился на Лильку, но не показывал виду. Потом начал над ней посмеиваться. Порой увлекался и доходил до оскорблений. После свидания, не удовлетворенный и злой, в тишине кабинета занимался самоедством. Ругал себя на чем свет стоит за все отвратительные выпады и придирки то к внешнему виду, то к прическе, то к Лилькиному макияж

Его злило то, что она с ним не разговаривала. Она тупо и спокойно смотрела в пол или куда-то мимо него. Прикрикнет, так глядела ему в глаза, долго, не мигая. Он пытался с ней выяснять отношения. Она – ноль эмоций. Что бы он не говорил, как бы он не злился, но как только дело доходило до постели, он выкладывался весь, до донышка. Как только он не ласкал ее, как не ублажал, ни разу на ее лице не мелькнуло ни тени удовольствия, ни тени улыбки.

               На его вопрос она неизменно отвечала: да, все хорошо. Ни разу она не проявила никакой инициативы в постели, ни разу не пришла сама. Орлов чувствовал себя насильником и …полным идиотом. Он не понимал, как себя вести с этой дикаркой.

        Лиля тоже не знала, как ей себя вести с этим стариком. Решила, что если с ним не спорить и выполнять то, что он требует, то ему это скоро надоест, и она будет свободна. Тогда она сможет больше времени проводить с Олежкой. 

        Лелька чувствовала себя преступницей оттого, что сын много времени проводит в круглосуточной группе. Те немногие вечера, что они проводили в своей комнате, были для них обоих настоящим праздником. Праздником для двоих.  Они рассказывали друг другу сказки, пели песни.

         Как-то раз Эдуард несколько минут стоял у дверей комнаты Мироновых. Ему послышался незнакомый женский смех и самые сладкие для мужчины слова: самый любимый, мой сладкий…. Громов уже принес в летный отряд сплетню о начальнике и Лиле, и в запале ревности Эдик предположил, кто в гостях у его Ляльки.

      В не себя от обиды, не совсем соображая, что делает, он постучал. На пороге мгновенно возникла улыбающаяся Лиля с Олежкой на шее, который звонко пропел:
- Я тебя тоже люблю! Давай ужинать!
Несколько секунд Лиля смотрела на Гогоряна, потом насмешливо спросила:
- Кто пари выиграл?
- Какое пари?
- Да ладно, я сама видела, как вы спорили.
Эдик покраснел до корней волос. Он несколько раз открыл рот, как бы собираясь что-то сказать, но так и не проронил ни звука. Лиля пришла на помощь:
- Поужинаете с нами?
-
Эдик прошел в комнату. Такой нищеты он не видел давно: диван, стол, два стула, на тумбочке плитка. Отсутствовали следы цивилизации: телевизор, холодильник. Даже шкафа не было – форменка и платья висели на гвоздиках на стене. Лиля заметила его ошарашенный взгляд, и впервые критично посмотрела на свое жилище.

     Смущаясь, произнесла:
- Чистенько, но бедненько? Я здесь редко бываю. В основном у мамы живем.
- А его отец алименты платит?
- Он почти полгода на больничном. Упал неудачно.
- А Орлов? – Эдуард сам удивился наглости своего вопроса.
- Ты ужинать пришел, или … зачем?
-
    Голос Лили потерял цвет и теплоту. У Эдуарда пропал аппетит. Так вот в тишине и закончили ужин. Олежка уснул на коленях у Эдика, Лиля разобрала для малыша  постель и сухо попрощалась с Гогоряном.

          В двух комнатах общежития, разделенных какими-то пятнадцатью метрами, мучимые бессонницей, двое молодых людей рисовали в воображении эротические фантазии на тему, что могло бы быть, если бы… По сути мысли их были как близнецы: прикосновения, обжигающие до озноба, поцелуи, напоенные страстью, объятья, обволакивающие теплом и негой..

          Орлов ошибался, предполагая, что Лиля от природы свой холодная и не чувственная. Внутри ее мало помалу разгоралось пламя нежности. Но к Игорю Николаевичу это чувство никакого отношения  не имело. Да и не к одному мужчине на свете тоже. В ней мало по малу просыпалась потребность любить и быть любимой.

          А с Орловым было все по-другому – это был  расчет за детский сад и комнату в общежитии. Лиля  не знала, что отобрать у нее это уже никто не вправе. Выросшая в нищете, твердо усвоила, что сказок не бывает, что за все в жизни надо платить, и она рассчитывалась добросовестно, как говорится, и телом, и делом.

Ужин вселил в душу Эдуарда призрачную надежду, а хмурое утро развеяло эту надежду, как туман. Их экипаж улетал на базировку. Утром они с Виктором побежали сдавать вещи в камеру хранения. Эдик замешкался, поправляя прическу. Застал у окна выдачи багажа только финальный акт трагедии. Четко услышал фразу, произнесенную Громовым:
- А то, что ты – Орловская подстилка, все знают. Эдик подтверди! – Громов обратился к подошедшему Эдику, уступая ему место возле узкого окошка.
-
        Невольно Гогорян оказался с Лилей глаза в глаза. Кроме ненависти и боли в ее глазах он не увидел ничего. Не было даже слез.
         Лиля  категорически запретила себе думать об Эдике. А если думала, то не приведи господь вам услышать эти мысли. Она училась ненавидеть еще одного человека. Получалось плохо. Место, отведенное в ее душе для ненависти, было заполнено до отказа ее чувством к отцу.