Нельзя волноваться

- Ты не спишь?
- Сплю.
- Я тоже сплю. Я тебя, Саня, понял. Женщина должна быть все время рядом с мужчиной, а мужчина должен быть почаще один, - Боря засопел. – Он тогда, кстати, лучше сохраняется. И возраст не так виден.
- А я вообще не могу возраст женский  определить, - оторвал голову от подушки Городецкий.
- А зачем тебе? Ты женат.
- Боря, представляешь, лежит на пляже такая, такая... я прямо размечтался. А книжку открыла, я заглянул: «накопление протеина в мышечных тканях» - десятый класс, биология.
- Не туда заглядываешь.
- Боря, там, где ты говоришь - того протеина – два холма было полных…
- Я тебя понял: счастливые возраста не наблюдают. Все, правда - давай спать.
- Давай. Я очень спать хочу, - Сан Саныч зевнул.
- И я. Замотался сегодня, - Боря тоже подвыл протяжно. – Все, буду спать как убитый утопленник.

- А что Вера твоя?
- Вера? А что Вера. Верит Вера.
- Ты ей не изменял?
- Нет.
- Никогда?
- Отстань.
- Ага, понятно. – Боря дернул на себя одеяло.
- Душой – никогда. Спи! – Сан Саныч рывком восстановил одеяльную справедливость.
- Ох, Саня, Саня. Правильно: всегда всё отрицай, до последнего отрицай. Какие бы улики не были.
- Улик – нет.
- Да ты прямо боец невидимого фронта! Стелс ты наш низколетящий.
- Вообще - ничего – никогда - не было, - шепотом отчеканил Сан Саныч.
- Ну, извини, если разбудил не вовремя, - прошипел в ответ Боря.
Городецкий откинул одеяло и сел в кровати:
- Ты просто не понимаешь просто! Тебе – это не понять, у тебя нет хорошей жены, тебе – не понять.
- Сейчас у меня и плохой нет, - отозвался товарищ по одеялу.
- Если бы ее не стало, Боря… Это не так: вот было царство, а теперь - полцпрства, или там – полконя. Это. Это, - помахал руками в темноте Сан Саныч. -  Это просто - смысла больше нет. Ни в чем. Понимаешь? Не имеет все никакого смысла тогда.
- Ну, ладно, понял я, понял, остынь, а то рядом с тобой спать невозможно, нагрел общее ложе, - Боря взмахнул, проветривая одеяло. – У тебя, кстати – ни про любовь, ни про Веру - ни одного стишка нет. Ой, Саня, а Вера – пишет?
- Нет. Говорит: одного поэта в трехкомнатной хрущевке – достаточно, - Сан Саныч лег на свое место. – Правда, единственное четверостишие, после того, как я начал рифмовать - написала.
- Ну? На, возьми себе немножко одеяла. Читай!
- «Твой гений - великое чудо, нам хватит его на двоих. Я главным редактором буду - стихов и поступков твоих».
- Уу - плен, концлагерь, невольничий рынок! А ты говоришь – женись!
- Я же не на Вере тебе говорю жениться. Твоя, Боря – все тебе разрешать будет. Кстати, мне Вера – ничего не запрещает.
- Ага, мы отлично знаем! Все твои друзья, Саня – содрогаются, как это слышат; всем известно эта ее двухходовка: «Ты можешь делать все, что захочешь; все, что только не вредит здоровью. А что вредит здоровью – тебе скажу я», - замогильным голосом протянул Боря.
- Да, со стороны – страшно звучит, - согласился Сан Саныч. – особенно когда ты так подвываешь.
- Да я ее боюсь, твою Веру!
- Что за новости? А в гостях – комплименты сыпал, ручку целовал.
- Ну, не боюсь. Стесняюсь, что ли. Она такая, такая, - Боря натянул одеяло на голову. - Могучая…
- Вера? Метр шестьдесят четыре? Сорок девять с граммами? Боря, это – мешок цемента в стройотряде!
- Дурак ты со своим мешком! – просипел из-под одеяла Боря. – Она у тебя… - он откинул одеяло и сел в кровати, - Она у тебя… Вот как она говорит, например: просто совсем, но как-то всегда точно, всегда – правильно. И - всегда тихо, спокойно, и я – прислушиваюсь, чтобы не пропустить важное. И в глаза еще при этом так смотрит: как будто я больной, она – доктор, и мне нельзя волноваться.
- Да, есть у нее такое. Знаешь, - сказал Сан Саныч, - когда я ее первый раз обнял - она мне в глаза посмотрела – снизу вверх так, а казалось – наоборот, и говорит: «Счастье неизбежно». И у меня мурашки такие табуном по спине, прямо ипподромом счастливым таким себя почувствовал.
- Ужас! – прохрипел Боря.- И что ты сделал? Убежал?
- Поцеловал…- вздохнул Сан Саныч и натянул одеяло до подбородка. - Так, на этом точно все. Я сплю.
- Спокойной ночи, ипподромный счастливчик.
- Я сплю, я сказал, – крикнул Сан Саныч.
- Я и говорю: спокойной ночи!
- Спокойной ночи!
- Вот теперь ты действительно спишь, спишь спокойно, как вежливый друг и добрососедский товарищ, - с расстановкой прошептал Боря. – И тебе – нельзя волноваться…
- Я не буду отвечать, Боря.
- И не отвечай. Просто закрой рот и спи. Ты и вправду – счастливый.

- Саня, смотри какое небо – прожилки такие розовые между облаками, прямо как мраморная то мясо Женькино японское, да?
- Светает уже.
- Светает, - подтвердил Боря.
- Это Бог нас, как хозяин свинку – то покормит, то голодом поморит; так и нам с небес: то беду, то удачу, - зевнул Сан Саныч.
- Ну, так-то лучше, чем «всю ночь кормить, к утру зарезать». Слышишь, это… кх, - прокашлялся Боря.
- Ну?
- Это…
- Ну?
- Так ты что – совсем без нее не можешь?
Теперь уже рассвело окончательно – кипарисы из картонных силуэтов превратились в цветные выпуклые пирамидки и, наверное, уже вовсю пахли утренней южной бодростью.
- Не могу, Боря.
- А чего на юг сам поехал?
Сан Саныч вздохнул:
- Так я по делам, новые связи налаживать. И вообще, я тебе который раз говорю, Боря: мужчина должен минимум пятую часть своей жизни проводить один.
- В тюрьме?
- В одиночестве! – крикнул шепотом Городецкий.
- Зачем?
- Чтобы не задавать дурацких вопросов!
- Сам ты дурацкий! Закутался, как единоличник, в общественное одеяло и спать никому не дает!


....продолжение следует.