Мёртвые розы. Одна штука 150 рублей

— Следующая станция — «Пражская».
Маша проснулась. Надо же, чуть не проехала! Устала, всю неделю то работа, то с внуком сидела. Такой славный, солнышко просто, но сил уже не хватает. Она посмотрела на свежевыбритый затылок мужа, сидевшего рядом и уронившего голову на грудь, — и мужа не узнала. Как чужой. Слегка толкнула его в бок. Тот поднял голову и посмотрел совершенно чужими глазами. И лицо его было чужим и колким. Незнакомый мужчина оценивающе перевёл взгляд с Машиной отсутствующей причёски на её расплывшуюся фигуру, обтянутую бордовой китайской болоньей. Маша, обескураженная такой ситуацией, поспешила выйти из вагона. Ну вот, уже к чужим мужикам приставать начала… Пора отдыхать!

В переходе всё было как всегда. За стеклом в белом пластике стояли розы всевозможных расцветок. Она больше других любила жёлтые с красными краями. Маша каждый раз замедляла ход, любуясь этим буйством красок. Дарят же кому-то цветы, иначе бы не торговали. И даже подарочные букеты, такие дорогущие, что неделю можно жить всей семьёй, тоже кому-то дарят. На ценниках, помимо цифр, было написано, сколько времени жизни осталось цветам. Розам счёт шёл на часы, а вот хризантемы были долгожителями. Какое странное новшество! Ведь никто же не купит. Опровергая её мысли, молодой человек купил целый веник алых роз, который едва успеет вручить до начала увядания. Маша с таким удивлением посмотрела на молодого человека, что тот смутился и сказал: «Она вряд ли любит меня, только мои деньги…»

Чувство смутного беспокойства, кольнувшее Машу в вагоне, опять вернулось. У выхода из метро стоял привычный скупщик золота, фарфора и прочего ценного барахла. На его картонке красовалась надпись «Скупка краденого». Свят-свят-свят, что же происходит? Куда смотрит милиция? Милиция смотрела прямо на Машу.
— Ваши документы! Сержант Петров, — представился молодой человек в униформе.

Маша нервно закопалась в сумке, надеясь, что паспорт именно в этой сумке, а не в какой-нибудь ещё. Слава богу, тут…
— Что же вы за скупку краденого не арестовываете?
— За какую ещё скупку? — спросил сержант, тщательно рассматривая прописку.
— Да вот же молодой человек средь бела дня скупает, а вы почему-то у меня документы проверяете, когда меня тут каждая собака знает.
— Ах этот… это наш сотрудник… гы-гы… выявляет криминальный элемент района. А вы можете идти, — ответил сержант, возвращая паспорт. Затем выдержал паузу и весомо добавил: — Пока.

Ноги предательски и без повода дрожали. Навстречу шли лица неизвестных национальностей, в оранжевых жилетах, на которых наискосок было вышито слово «нелегал». Господи, это ведь не мой город! Или мой? На глаза набежали слёзы. Маша отвернулась к витрине супермаркета и увидела за стеклом Викторию Руффо, более известную как ПростоМария, та стояла и улыбалась тихой улыбкой счастливой женщины. У Маши закружилась голова, и она подняла руки к вискам, чтобы поставить голову на место. ПростоМария сделала то же самое, только у неё это получилось, как изящное «ах, и не говорите».

«Это же я! Я всегда знала, что это я, что именно так я и буду выглядеть через пятнадцать лет!» — обрадовалась Маша. В иссиня-чёрных волосах не было ни одного седого. Всё тело еле уловимо пахло, и очень хорошо пахло. Только вот костюм был не по сезону лёгким. Да пусть, пусть всё остаётся таким кошмарным, лишь бы всегда так выглядеть!

Маша увидела смешного юношу, брюки которого были короче нормы сантиметров на десять. В остальном он был вполне милым и на кого-то похожим. «Ой, мамочки, это же мой Петя в молодости, и свитер этот зелёный турецкий я помню, как штопала», — узнала она мужа.
— Петя, ты?

Он смотрел на неё, сильно щурясь, потому что стеснялся носить очки.
— Петя, ты не узнаёшь меня?
— Кажется, узнаю. Вы Мария?
— Да, это я! Твоя Маша.
— ПростоМария.

Петя её не узнал. Зато начали узнавать старушки. Бросая свои пакетики с квашеной капустой и солёными огурцами, они окружали её кольцом. Петя незаметно слинял. Кольцо сжималось.

— Она это, она! Сколько времени на неё убили! А другие в это время деньги делали… Глянь, всё такая же фря, ничего не берёт ведьму!

Кто-то рванул из рук сумочку. Кто-то отдавил ногу. Самая высокая бабка вцепилась в волосы с криком: «Парик! Говорю вам, парик!»
— Пе-тя-а-а!
Маша крикнула из последних сил…


— Да не сплю я, не сплю!
— Следующая станция — «Пражская».

Пётр поднял упавшую на грудь голову:
— Как раз наша!

Лицо мужа показалось бесконечно родным. А ведь вчера ещё думала: если бы не он, жизнь сложилась бы по-другому.
— Вставай, Петь!
— Маша, не нервируй! Я как-нибудь сам знаю, когда встать, не маленький.
— Большой, большой! — улыбалась Маша.

На выходе из вагона, толкаясь, их обогнала молодая мамаша в сапогах на шпильке, в таких Маша не могла бы даже стоять. Мамаша волочила за руку мальчика, страдающего лишним весом. Маша готова была посочувствовать мальчику, но он показал ей язык, и сочувствие тут же испарилось.

За стеклом стояли розы всевозможных расцветок. Уж эти-то свежие, это точно, за такие-то деньги!

Пётр резко остановился и спросил:
— Помнишь, какой сегодня день?
— Какой? 7-е ноября. Красный день календаря.
— Молодец, старушка моя! Что-то ты ещё помнишь. А как брали штурмом Зимний, не забыла? Мы познакомились с тобой в этот день, сто лет назад примерно. Давай я тебе розы подарю, Маш, твои любимые — жёлтые с красным.
— Петь, да ладно тебе… — Маша от неожиданности застеснялась.

Но Пётр уже вернулся к цветочному ларьку, ожидая, когда отойдёт покупатель. Потом он долго выбирал самые красивые из красивых, а Маша вдруг представила, как они покорно опустят свои головки, оказавшись в тепле, а потом и вовсе облетят сотней грустных мотыльков, загадочных в своем желании как можно быстрее покинуть этот мир. Холодно им тут. Очень холодно.

— Петь, а давай хризантемы, а?
Пётр обернулся:
— Точно?
— Да, Петь. Символ Японии.

Пётр посмотрел на жену так, как будто первый раз увидел, и сказал продавщице, терявшей терпение:
— Ну, раз Японии — дайте три!


Хризантемы простояли до начала зимы. Дочка сколько раз приходила — столько удивлялась и делала вывод: «Потому что подарены с любовью!»

Ну да, с любовью… Когда она последний раз была-то? Её Петя и в молодости был не по этому делу. Говорят, есть мужчины для хоровода, а есть для огорода. Петя мог быть агрономом, может, даже главным, но вот хороводов у них был дефицит. В последние же годы хороводы случались пару раз в месяц. А в совсем последние — совсем перестали случаться. И никакие намёки не помогали прояснить ситуацию. «О доме надо думать!» — отшучивался муж, когда Маша шла в очередную атаку. Постепенно тихое отчаяние и ощущение, что жизнь кончилась, вогнали Машу в депрессию. Тут-то и появился он — Карлос, приславший письмо на только что заведённый электронный адрес. На фото был невозможный красавец латинской наружности. Его рубашка лопалась по швам от игры бицепсов, улыбка в тридцать три зуба показывала, каких чудес достигла заграничная стоматология. Маша с трудом, но и с интересом разбирала русские слова, написанные латиницей. Иногда слова оставались неразгаданными, а звучали всё равно волшебно. Карлос обращался к ней «милая мучача». Эта «мучача», если только Маша правильно прочитала, не давала ей покоя, а спросить у домашних, кто это такая, Маша не решалась. Вдруг что-то неприличное?

Карлос мечтал приехать в Москву, сходить в Мавзолей и выучить язык Достоевского, потому очень радовался знакомству с Машей и хотел помочь ей деньгами, для чего ему нужен был номер счёта новой подруги. У Маши не было ни номера, ни счёта, поэтому она, как могла, тянула время и даже прочитала «Идиота». Но письма Карлоса становились всё короче. Обиделся, решила она. Потом пришло последнее письмо, довольно грубое, и Маша подумала, что латинский темперамент не для её расшатанных нервов. А всё муж — довёл до греха! Даже местные дворники стали посвистывать ей вслед. Эти-то откуда знают, чего ей не хватает? Как чуют! Всё из-за него — Пети!

И вдруг перед Новым годом новый удар — соседка доверительно сообщила, что видела Петю с другой женщиной. Они гуляли по аллее с собачкой.

Гуляли… Сначала Маша подумала, что это точно не Петя. Он не гуляет. Никогда не гулял. Раньше. А вдруг он? Соседка без очков, стало быть, зрение хорошее. Ишь, гулёна! Гуляет, значит. Со мной, значит, о доме думает, а с ней — гуляет. Маша представила рядом с мужем крашеную блондинку с тонкой талией, в сапогах на шпильке. Такую, наверное, приятно обнять, и даже можно ради прогулки пропустить футбол. На футбол он опоздал вчера — и никакого расстройства. И что? Как жить-то теперь дальше?

Маша сидела на кухне, не замечая, что стало совсем темно. Пришедший с работы Пётр сразу и не понял, что жена дома, включил свет на кухне — Маша зажмурилась.
— Маш, ты что это? Испугала меня. Что-то с внуком?
— Нет, всё хорошо у них. Это у нас плохо, Петя.
— У нас-то чего плохого?
— Да вот… кончилась жизнь, Петя. На вид ещё живые, а на самом деле мёртвые. Всю жизнь ждали, когда будет полегче, чтобы уж тогда зажить… А всё… кончилось всё. Хоть ложись и помирай.
— Ну и настроение у тебя, — только и смог сказать Пётр. Ему было жаль жену, но он не хотел пропустить футбол. «Спартак» играл с «Зенитом». Пётр повернулся к двери. Маша тихо спросила:
— Выгулял пёсика?

Пётр, забывший за долгие спокойные годы, что такое выяснение отношений, стал неловко спрашивать, о каком пёсике речь. Если бы Маша не была так расстроена, она наверняка почувствовала бы, как фальшиво прозвучал вопрос. Маша, погружённая в свои страдания, ничего не почувствовала и продолжала говорить много, сбивчиво и с обобщениями вроде «всегда знала», «мама была права» и «зачем только не слушала».
Когда картина прояснилась, Пётр сказал о соседке:
— Нашла кого слушать! От неё трое мужей сбежало.
И добавил с укоризной:
— Между прочим, это наша дочь попросила посмотреть няню, чтобы ты, Маша, больше так не уставала. А ты…

Маша почувствовала, как ей, почти утонувшей в болоте, кинули соломинку.
— Правда, Петь?
— Конечно, правда. Но надо еще поискать. Эта вряд ли нам подойдёт. Да и дорого берёт.

«Да и бес с ним — сексом этим… лишь бы любил!» — поняла сразу же воспрянувшая духом Маша. А Пётр подумал, какая он свинья, что решил на старости лет приударить за кандидаткой в няни. Не мог удержаться — такая она была одинокая и привлекательная. Теперь придётся другую искать, лучше постарше. Всё-таки как иногда спасает полуправда! Без иллюзий и мужику-то трудно, чего уж про женщин говорить! Слабый пол.

«Спартак» выиграл 2:1.