Метис. Глава 3. Егерь

Метис. Глава 3. Егерь.
Метис медленно брел по ночной дороге. Эпизод за эпизодом вспоминал он  всю свою полную событий жизнь. Беглец помнил все, что в ней было  хорошего и плохого, грустного и веселого. Память вновь и вновь возвращала его в тот далекий день, когда он совсем еще крохотным щенком сидел за пазухой старого егеря. Он жмурился от лучей утреннего солнца, разглядывал мелькающие деревья и кустарники и слышал странное бульканье мотора старого Уазика. Автомобиль громыхал и пыхтел  так, что казалось, скоро  захлебнется или просто разлетится на кусочки от неистовой скорости.
- Потерпи чуток, малыш, - закричал старый егерь, перекрикивая рев мотора. -Скоро приедем,  да и найдем тебе хозяина, йок-макарек.
Странный мужик подумал щенок, разглядывая егеря. На первый взгляд  большой и грозный, так и исходит от него опасность, а разговаривает как добрый.
Старый егерь Михалыч, как с любовью называли его и вышестоящее начальство, и охотники, и даже браконьеры, которых Михалыч ловил день и ночь, был живой легендой и местной достопримечательностью в одном лице.
День и ночь колесил Михалыч по своему егерскому хозяйству  на стареньком уазике, самоотверженно и дотошно выполнял свою работу. Всю свою одинокую жизнь посвятил он служению природе и защите ее от самого главного ее врага - человека.
Местным жителям порой казалось, что даже лесные звери, все без исключения, знали и уважали старого и честного егеря.
Теплом и добротой веяло от этого угрюмого и не разговорчивого человека, и Метис едва появившись на свет, ощутил это на себе в полной мере.
Чихая и кашляя, как старая бабушка после простуды, влетел уазик в город и, выпуская черные клубы дыма из выхлопной трубы, направился в сторону Блошиного рынка.
Выглядывая из-за пазухи Михалыча,  Метис с удивлением разглядывал, как проносились мимо дома и светофоры, как ходили люди по тротуарам, а  мимо пролетали автомобили. Жизнь в городе кипела, и маленькому Метису все это было очень интересно. При всём при этом, он чувствовал себя в абсолютной безопасности, ведь с ним был Михалыч, которому Метис интуитивно доверял.
Припарковав уазик в одном из прилегающих к Блошиному рынку дворов,  Михалыч прижимая Метиса к своей  груди, протиснулся между бабушек торгующих всякой всячиной и оказался в самом Центре Блошиного рынка.
Поискав глазами свободное место среди торговцев кошками, собаками, попугаями, рыбками и другой живностью, Михалыч скромно присел на ступеньку ближайшей торговой лавки. Он  опустил глаза от смущения и  положил Метиса на колени.
Торговый день был в самом разгаре. Народ суетился. Тут и там мелькали родители с детьми. Кто-то тащил клетку с канарейкой,  кто-то уносил лукошко с пушистым персидским котенком, а  кто-то просто бродил между рядов и щелкал семечки от безделья.
Михалыч сидел тихонько  на ступеньках и озирался по сторонам в надежде, что кто-нибудь проявит заинтересованность в этом сером комочке, мирно посапывающем у него на коленях.
- Какая порода? - вдруг услышал Михалыч звучный, как труба голос и резко поднял голову. Большой дядька в дорогом пальто и каракулевой шапке стоял перед ним с авоськами в обеих руках, набитыми всевозможной едой. За спиной дядьки стояла миниатюрная женщина, очевидно жена, которая  молча, и безучастно смотрела по сторонам.
- Овчарка это, - не моргнув глазом, сказал Михалыч, - месяца ему еще нет, малой совсем, наполовину немецкая овчарка наполовину волк.
Миниатюрная женщина вздрогнула и нервно принялась  дергать дядьку за рукав, призывая поскорее уйти.
- Большой вырастет? - одергивая рукав, спросил Михалыча дядька, и поставил авоськи на землю. - Дачу охранять сможет?
Михалыч от радости, что хоть кто-то заинтересовался щенком, залепетал:
- Большой вырастет! Отец у него размером с молодого телёнка был, - и Михалыч показал рукой, явно преувеличивая размеры, - а насчет дачи,  йок-макарек, вообще не переживайте, порода у отца его такая, что охраняй и охраняй.
- Сколько хочешь за него? - спросил дядька и полез за кошельком. Михалыч облегченно вздохнул и с радостью выпалил, потирая ладони от волнения:
- Так отдаю, даром, жалко мальца, маленький совсем.
Тут вмешалась миниатюрная женщина. По её манере разговаривать, было видно, что настроена она негативно:
- Саша, нам на даче еще волков не хватало, весь лес туда потащится,  как узнают его сородичи, что такое неведомое чудо нашу дачу охраняет. Что будем тогда делать?
 Она с усилием начала оттаскивать большого дядьку от Михалыча, в сторону выхода.
- Погоди, отец, - сказал дядька, - сейчас с женщиной улажу и заберу твоего красавца, сам понимаешь, баба есть баба. Ты подержи его, я вернусь через пару минут.
 С этими словами странная парочка отошла в сторону и принялась что-то бурно обсуждать. Они оживленно размахивали руками и изредка поглядывали в сторону Михалыча и его щенка. Старый егерь понимая, что теперь судьба собаки зависит только от миниатюрной женщины,  глубоко вздохнул и снова сел на ступеньку.
Чтобы скрыть волнение Михалыч начал неумело делать вид, что ему совершенно не интересно, чем закончится словесная баталия ячейки общества и принялся разглядывать прохожих с деловым видом. Ситуация накалилась до предела.
- А можно мне? - услышал Михалыч за спиной голос и от удивления даже потер глаза.
Молодой парень в новенькой форме курсанта стоял перед ним и восторженно смотрел на щенка. Он сильно волновался, переминаясь с ноги на ногу.
- А можно мне? - Повторил курсант с дрожью в голосе. - Мне очень нужно, я все лето копил. Пожалуйста, у меня вот, столько хватит?  С этими словами, он достал из нагрудного кармана аккуратно сложенные несколько денежных купюр и протянул их Михалычу. Егерь равнодушно посмотрел на деньги и оглянулся с тревогой на странную семейную пару, после чего пробормотал про себя что-то невнятное и посмотрел парню прямо в глаза. Огромные, чистые, уверенные и вместе с тем добрые глаза смотрели на Михалыча с мольбой и отчаяньем.
- Ты того, это, йок-макарек, пацан, убери деньги. - Михалыч хлопнул себя по коленке и в сердцах воскликнул. - И откуда ты такой взялся? Ты кто вообще, солдатик?
- Из училища я, - ответил курсант, – Военное училище здесь недалеко, знаете?
Михалыч почувствовал, как комок подступил к горлу, перед ним стоял человек, которому действительно был необходим этот щенок, егерь понял это душой и сердцем. Он прожил долгую жизнь и очень хорошо, разбирался в людях.
- Собаку хочешь, говоришь? - спросил Михалыч. Он присел на ступеньку и знаком пригласил парня присесть рядом с ним.
- Очень хочу, - ответил курсант, - больше всего на свете хочу. Я заботится о нем,  буду, любить его, кормить хорошо. Я  уже и на кухне договорился. А потом, когда он вырастет, мы пойдём с ним служить в армию. Мне Петрович рассказывал, что это, очень сейчас нужно.
Михалыч почесал затылок и громко хлопнул себя по другой коленке.
- Вот, йок-макарек, задача! – Воскликнул егерь и посмотрел на дремлющего беззаботно щенка. Тот мирно посапывал у Михалыча на руках, чуть подергивая кончиком хвоста.
В этот момент, дядька с авоськами и миниатюрной женой подошел  к Михалычу:
- Все, договорился. Смелость города берет, а тут женщину убедить, тьфу, проще пареной репы. Давай, отец, своего пса волчистого сюда. Пойду я ему цепь покупать. Пусть с детства приучается, - с этими словами дядька сделал шаг к Михалычу намереваясь взять собаку.
Михалыч быстрым взглядом посмотрел на молодого человека, тот  стоял ни живой, ни мертвый от такого поворота событий, затем  перевел взгляд на Метиса, который уже проснулся и мотал головой туда-сюда, не понимая, чего от него хотят. В упор посмотрел на решительного дядьку.
- Нет! - Отрезал Михалыч, - Щенка не отдаю! - И еще более решительно посмотрел на обомлевшего дядьку.
- Как это? - возмутился дядька, - Мы же договаривались?
- Я передумал, - сказал Михалыч и победоносно улыбнувшись, посмотрел на испуганного парня, - вот внуку своему отдам. Давно хотел служивый собаку-то себе, йок-макарек, обещал я, а слово, оно не воробей. Прости дядя, не отдам собаку.
- Эх, а еще взрослый человек, - разочаровано промычал дядька и начал поднимать с земли свои авоськи, - да ну тебя и твою полукровку к черту, только время из-за тебя потерял. Пусть забирает эту шавку, не очень-то и хотелось.
С этими словами, дядька развернулся,  взял под руку свою, торжествующую победу, даму  и  направился к выходу, продолжая с ней о чем-то ругаться.
- Вот так брат, отбили мы тебе друга-то, йок-макарек, у неприятеля, - засмеялся Михалыч и по-приятельски похлопал парня по плечу.
- Значит так, убирай свои деньги, и пойдем выпьем чайку,  да поболтаем с тобой немного. Сам понимаешь, дело серьёзное и ответственное, без чая нельзя.
Михалыч  бережно взял Метиса на руки, и они все вместе направились к выходу с Блошиного рынка. Егерь хорошо знал все ближайшие кафе и уверенно направился в одно их них. Курсант шел рядом, не отставая ни на шаг.
В кафе было тепло и уютно. Они сели за столик, и Михалыч купил две огромные тарелки пельменей и горячий чай. С удивлением глядя,  как молодой организм поглощает один за другим пельмени из тарелки, Михалыч начал разговор.
- Понимаешь, старый я уже, йок-макарек, не ровен час помру, кто у него останется? - сказал Михалыч  и с удовольствием сделал глоток горячего чая. - Никого у него нет ни папки,  ни мамки. Вот и подумал я,  что нужен ему хороший хозяин, а тут вот ты со своими глазищами.
- А где его родители? - Спросил парень и влюблено посмотрел на щенка.
- Это печальная история, - ответил Михалыч, - ты кушай, а я расскажу тебе, как все было. Тут надо всё по порядку, иначе ничего не поймёшь, молодой ты еще.
Старый егерь устроился поудобнее,  задумчиво подкатил глаза,  как бы соображая с чего лучше начать и неторопливо начал свой удивительный рассказ.
- Дело было так. Повадились в наши края браконьеры, йок-макарек. Да так нагло и бессовестно начали наезжать, что отбоя от них не было. Никого не жалели. Заставили весь лес капканами,  да и отстреливали нашу живность без разбору, безжалостно. Каждое утро объезжал я территорию и снимал капканы,  которые ночью ставили эти нелюди. То и дело натыкался я, то на убитого лося, то на кабана, вернее на то, что после них осталось. Акурат прошлой осенью это было. Поехал я рано утром осматривать местность. Начал от сухого ручья. Это место такое, плохое место, дурной славой у местных пользуется. Волчья стая облюбовала себе его.  Уж если кто забредет туда,  ну там собака или корова, или еще какое животное то всё, йок-макарек, там и пропадает. Только косточки потом находят наши егеря. Добрался я, значит, туда к обеду и начал капканы снимать. Один снял, второй, третий, вдруг смотрю, возле огромного дуба волчица лежит молоденькая и не шевелится. Подкрался я ближе. Гляжу, йок-макарек, а задние лапы у нее в капкан попали и крови целая лужа вокруг. Потрогал я ее рукой, а она не шевелится. Мертвая значит. Снял я капкан, а лапы то совсем перебиты. Капкан-то большой, на медведя капкан-то. Ну и думаю, пусть лежит, не хоронить же её. И только я собрался дальше идти,  как вдруг Ермак, это овчарка моя, зарычал и начал кругами вокруг волчицы-то бегать.  Ермак собака умная, просто так  не будет тишину леса нарушать, а тут как с цепи сорвался, рычит, кругами бегает, потом лаять начал. Смекнул я, йок-макарек, что нечисто тут, наклонился и за нос волчицу-то и  потрогал. А нос у нее мокрый, живая подумал я, и на сердце ей руку взял и положил. А оно-то бьется. Снял я свой плащ, завернул в него волчицу и отнес в машину, где, стало быть, и положил ее на заднее сидение. Помрет ведь в лесу бедолага,  подумал я и повез ее домой. Всю дорогу Ермак нервничал, скулил, рычал и в глаза пытался мне заглянуть, а как приехали домой, сразу залез в будку и притаился там йок-макарек, как мышь полевая. Обиделся,  значит. По началу,  думал я, помрет лесная гостья, совсем плохонькая была. Да и с лапами совсем беда. Жалко стало мне ее,  вот и решил выходить, во чтобы-то ни стало. Много месяцев возился. Лапы по кусочкам сложил, шины поставил, с ложечки кормил, раны мазью особой на травах смазывал. Ну, и через полгода,  как новенькая стала волчица, йок-макарек. Во двор выходить стала. Бывало, выйдет ночью, сядет и смотрит на луну. Я еще подумал, вот ведь природой заложено, сколько волка не корми,  все равно в лес смотрит. Ермак все это время возле нее был, наблюдал с интересом. Помню, ляжет рядом, и часами смотрит на неё, и взгляд такой тоскливый и загадочный. Я говорю ему, ты, товарищ, давай не это мне, волчица она, не положено ей тебе взаимностью-то отвечать, да и друг ее слышишь, как ночью в лесу заливается. Жутко воет, тоскует, зовет, наверное,  так же на луну смотрит, как и подруга наша с тобой.
Прошло время, и начал  я замечать, что отношения Ермака и волчицы потеплели как-то. Ермак то косточку ей притащит, то носится вокруг нее как ошпаренный,  и одно по траве катается, да лапы поджимает. Что поделаешь, любовь. Она хоть и собачья, а все одно, любовь. Вот и решил я Ермака на цепь посадить, чтобы ни дошло до греха. Да видать поздно уже было. Ты молодой еще эти вещи понимать. Да только месяца через три ощенилась волчица наша. Мучилась бедняжка, роды очень тяжелые были у неё. А то, как ещё? Пятерых таких карапузов выносить, шутка ли? Вот и  воспроизвела она потомство. Четыре серых, волчата волчатами,  а этот вон, ну чистый папаша, такой же, как Ермак, только подшерсток серый. Ну, и конечно, больше, чем остальные будет. Понимаешь, никогда такого небывало, чтобы волчица от собаки щенков рожала. Были случаи,  когда сучка уходила в лес  и потом приводила с собой выводок, но вот чтобы так, я не припомню. Жди беды, подумал я, и смутное чувство опасности прочно закрепилось в моей голове.
И беда не заставила себя ждать. Не стала волчица кормить своих детей. Отказалась от еды и даже пить воду не стала, а только сидела во дворе и жутко выла,  как бы прося прощения у своего лесного друга за свой грех. Эхом из леса отдавался этот вой. Так было, пока не стемнело, и не наступила глубокая ночь. А потом пришли волки. Я проснулся от того что Ермак, привязанный на цепи, неистово рычал и громко лаял. На бегу, схватил я ружье, накинул куртку и выскочил на порог. Их было много. Очень много. Может двадцать, может и больше. Со страху, мне казалось, что весь двор был заполнен ими. Главное, двигались они тихо, без шума, только слышно было легкое шуршание и злобное дыхание стаи. Первым выстрелом я убил самого большого, как мне показалось вожака. Вторым, я пальнул наугад,  и как мне показалось, тоже попал. Волки кинулись врассыпную и начали убегать в разные стороны. Я перезарядил ружьё. После чего, начал стрелять уже без остановки,  до тех пор, пока последний из них не исчез в лесу. В этот момент, Ермак, задыхаясь от собственного бессилия, сорвался с цепи и с диким лаем бросился за ними. Через несколько минут, громыхая обрывком того, что еще недавно было цепью, он исчез в ночном лесу. С тех пор я не видел Ермака. Он так и не вернулся. С ужасом представляю, что с ним могло произойти.
Я стоял на пороге с ружьем в руках и пытался посчитать, сколько же я их убил-то, йок-макарек. И тут взгляд мой остановился на двери сарая, где была волчица, которая принесла нам столько бед и ее щенки. Дверь была открыта настежь. Я вытащил фонарь и пулей влетел в сарай. Волчицы там не было. В свете фонаря, я увидел на полу четыре бездыханных комочка, которые лежали один возле другого, и казалось, просто спали. Не снесла своего позора зверюга, и задушив собственных детенышей, ушла вместе со своей стаей. Я стоял ошарашенный происходящим и не мог поверить, что все это происходит со мной. Стоп, подумал я, а пятый? Где пятый? Неужели с собой унесла? Может закатился куда? И я начал искать. Нашел его за поленницей,  всего в пыли и грязи, с перепуганными глазами, дрожащего, но живого. То ли не смогла достать его, то ли пожалела, а может за чужого приняла. Этого я не знаю, и никто никогда не узнает. Да только видишь, йок-макарек, остался он совсем один, ни мамки, ни папки, да, и на старого егеря надежды мало. Не ровен час помру, и что тогда? Вот такая грустная история сынок. - Сказал Михалыч и перевел взгляд на курсанта, который давно уже сидел с пустой тарелкой, и открыв рот, слушал его затаив дыхание.
- Как назовешь-то друга своего? - спросил  егерь, погладил щенка по голове.
- Не знаю пока, - ответил парень и крепко прижал собаку к себе.
- На третью букву имени отца положено называть, - сказал Михалыч, с умилением глядя на светящегося счастьем, теперь уже хозяина щенка. - Ну, стало быть, йок-макарек, если отца Ермаком звали, то на букву М и надо называть.
Парень задумался:
- Я не знаю кличек для собаки на букву М, - сказал он и почесал затылок.
- Йок-макарек, ну там Мавр может? Или Максимка, ох сынок,  не работает смекалка у старика. Совсем плохо соображать стал. Придумаешь сам, ты молодой, голова хорошо варить должна.
- Метис, - неожиданно выпалил парень, – точно, Метис!
- Что за имя чудное такое? – спросил,  задумавшись Михалыч, - Не слыхивал такого, йок-макарек.
- Я в кино видел, про индейцев, там ковбой был, мама у него англичанка, а папа индеец, его все Метисом звали.
- Метис, Метис, - задумчиво произнес Михалыч, - а почему нет? Метис, так Метис, пусть будет Метис. И уже обращаясь к щенку,  весело крикнул, привет, Метис!
Они вышли из кафе на улицу, и Михалыч сказал:
- Ну что, дружок, давай прощаться, береги его, в рубашке он родился, счастливчик.
- Я обещаю, я даю вам слово, у меня ведь никого кроме него нет, - с волнением в голосе залепетал парень.
- Ну, все,  давай ступай, - сказал Михалыч и протянул парню свою мозолистую руку. Курсант протянул руку в ответ, и Михалыч почувствовал крепкое рукопожатие.
«Надо же, - подумал он, - крепко жмет, будет толк из пацана».
Парень бережно обнял своего щенка и побежал не оглядываясь. Он излучал всем своим естеством полный восторг и счастье. Старый егерь, чуть прищурившись, посмотрел ему вслед и подумал: «они нашли друг друга, им вместе будет очень хорошо, Метис и…» Тут Михалыч вспомнил,  что он даже не спросил, как зовут будущего офицера и, что есть мочи закричал:
- А как звать-то тебя, йок-макарек?
- Серега!
Еле услышал егерь в ответ и уже совершенно спокойно сказал вслух, обращаясь к самому себе:
- Серёга, дай бог,  чтобы у тебя и у  Метиса все было хорошо.
После этих слов он облегченно вздохнул, и твердым и уверенным шагом зашагал к своему  уазику.
Метис никогда больше не видел старого егеря, и как сложилась его дальнейшая судьба, не узнает никогда. Но он очень часто вспоминал этого судьбоносного человека в свой жизни, всегда помнил теплоту его рук, честный и уверенный взгляд. Ну, и конечно эту фразу,  которую любил повторять старый егерь Михалыч, «йок-макарек», запомнил на всю жизнь. Метис часто повторял ее про себя, совершенно не понимая, какое значение вкладывал в нее этот человек, и что на самом деле она означает.