Метис. Глава 7. Поиски

- Значит, так дело было, – начал сторож, явно получая удовольствие от неожиданного общения с гостями. - Прибегает вечера бабка Степановна ко мне и орет благим матом. Степановна она завсегда тут. У неё мужик здесь похоронен. Видать шибко любила, что каждый день на кладбище ошивается. Она даже место подле него себе приготовила. Говорит,  как помру,  Митрофаныч, прикопай меня вот на этом месте около супружника моего. Чудная баба. Так вот, залетает Степановна, ни жива, ни мертва, и с порога кричит: «Митрофаныч, помоги Христа ради, оборотень у тебя по кладбищу бродит. В волка обернулся и могилы нюхает. Я так перепугалась, что побросала все вещи и прямиком к тебе». Я ей говорю, глупая ты баба Степановна. Вроде взросленькая уже, а все в нечистую силу веришь. Откуда тут волку-то взяться? Они вона где, в лесу, каждую ночь так заливаются! А что бы на кладбище, да еще днем, не иначе ты собаку заблудшую увидала, вот и растопырила-то зенки свои глупые и теперь народ баламутишь.
- Митрофаныч, ты хоть верь, хоть не верь. Но сидит он камнем на могилке, что в 16 ряду и не шевелится. Я потихоньку убегать начала, а он как глянет на меня глазищами-то, здоровенный такой. Так я вещи свои и побросала, да наутек. Пошли Митрофаныч, заберем вещички, а то, так ведь и пропадет добро. Да и документы, и кошелек все там. Пошли Митрофаныч, пожалуйста.
- Ну, короче говоря, взял я ружьишко-то, - продолжал сторож, - накинул патронташ с патронами и потопали мы через все кладбище в 16-й ряд. Иду, а самому боязно, а то впрямь оборотень, что тогда?  Пиши, пропало, Митрофаныч. Иду значит, а сам оборачиваюсь влево, и вправо, как та юла. Всюду мне что-то мерещится. А Стапановна вцепилась в меня ручищами своими натруженными,  как клещами и трясется как овечий хвост. Да одно приговаривает: «Ты, коль увидишь зверя лютого, так пали в него, что есть мочи, из своей балалайки-то, Митрофаныч, а то если он кинется, так я прям тут и помру со страху». Я ей говорю: «Заткнись, неуемная старуха». А у самого ноги так и подкашиваются от страха.
Золотарев посмотрел на жену, и Наташа поняла, что муж начинает терять терпение от подробных описаний Митрофаныча и чтобы как-то выправить ситуацию вкрадчиво сказала:
- Вы бы к делу ближе, дедушка, а то времени особо-то и нет.
- Ну-ко, цыть, дитятко, –  улыбаясь, рявкнул Митрофаныч, - сейчас будет тебе самая суть, и что за молодежь нынче пошла, всё норовят поперек старших залезть. Вот вошли мы, значит, в 16-й ряд, а народу ни души, да и темнеет уже. Степановна ни жива, ни мертва, висит плетью на мне и причитает себе под нос. То ли матерится, то ли молитву, какую читает, это только ей ведомо. Раздвигаю я осторожно кусты, гляжу, а на могилке  того солдатика новенького, волчище сидит огромный, как телёнок. Замер и не шелохнется. Зрение-то у меня не очень, а ну, как восьмой десяток разменял давно. Про мой возраст, люди говорят, на том свете с фонарями ищут. Подкрался я ближе, кусты, значит, обошёл, гляжу, а он сидит и, как бы надпись на кресте читает, или фотографию рассматривает. Большой такой, грязный и глазищи, во! - И Митрофаныч показал  руками явно преувеличенный размер глаз оборотня. - Вскинул я, значит ружьишко-то, глаз один прищурил и палец на курок поставил. Как смотрю, а это и не волк вовсе, а собака, только окрас странный какой-то, не то серый с чёрным цветом,  не то черный, с грязью перемешанный. Прямо говоря, не похож окрас на те, что я видел у собак. Совсем близко я подкрался, чтобы не промахнуться, в случае чего. Гляжу и ошейник на нем, и в зубах какую-то штуковину  держит, не выпускает.  Тут он, как повернет голову в нашу сторону, а глазищи-то, красные огнём горят и слезы текут. Я 30 лет охраняю кладбище, много видел в своей жизни. Три войны прошел, но вот чтобы животина, так слезами умывалась, я не видел никогда. В этот момент, Степановна, как подскочит, будто ее змея укусила,  да как заорет. Вот тут-то я  на курок-то и нажал. Выходит значит, пальнул в него из обоих стволов.
-Убил? - Подскочила со стула Наташа, явно давая понять Митрофанычу, что если он ответит утвердительно, то ему несдобровать.
- Куда там, говорю же, зрение уже плохое. Вот скажем лет тридцать назад, шансов бы не было у оборотня то,  – сторож  увидел гневный взгляд Золотарева и тут же вернулся к своему рассказу. - Подскочила зверюга выше моего роста и как шмыгнет в кусты, и исчез точно, как оборотень. Подошли мы поближе, все спокойно и нет никого, только земля разрыта чуток с одного конца могилки-то.
Золотарев вскочил с места и  закричал:
- Пошли туда, батя, он вернётся, я знаю. Может ты ранил его, и ему помощь нужна?  С этими словами он направился к выходу.
- Погоди майор, это вот вероятно тебе передали, значит, с того света. - Старик открыл шкаф, засунул туда руку по самый локоть, и немного пошарив на ощупь,  вытащил потертый и грязный чехол от  ножа. - Он в зубах это держал, выронил от неожиданности, когда я пальнул-то. Думаю, он яму копал, чтобы возле солдатика бедного спрятать это, для надежности.
Сторож положил ножны на стол, немного отошел назад и добавил:
- А это, майор, приказано тебе лично в руки передать.
- Мне? - Удивился Золотарев, - почему мне? Кто приказал? Ты чего, отец?
- А ты прочитай, а потом серчай на старика, – сказал Иван Митрофанович и развернул на столе мятую и грязную бумагу. 
Золотарёв склонился над столом, и при свете тусклой лампы прочел: «Не вскрывать! Вручить первому встреченному офицеру. После прочтения, принимать самостоятельные решения».
- Стало быть, я это нашел, а ты для меня первый встреченный офицер. Все как на бумаге написано.
- Наташа, - сказал Золотарев, - я это прочту, а ты посиди спокойно.
После этих слов, он вынул пачку бумаг из ножен, аккуратно разложил на столе, и открыл первую страницу.
По мере того как Золотарев перечитывал личное дело, лицо его становилось бледным, на лбу появилась нервная испарина. Майор обхватил голову руками и жадно впился глазами в сухие строчки текста. Он дочитал до конца, и  словно завороженный, остался сидеть на прежнем месте. Золотарёв уставился взглядом в одну точку и тихо шептал: «Этого не может быть! Цыганка говорила правду. Я понял, что она имела в виду. Я думал, она говорила про собак, а она сказала, слушай свое сердце, когда появится Ангел, сердце подскажет. Как же я сразу этого не понял. Это он, понимаешь Наташка, это он. Старик, ты не представляешь, какое ты сделал дело, для нас».
Наташа испугано смотрела на мужа. Она никогда не видела его в таком состоянии.
- Володя, объясни, что все это значит? - Не выдержала она, - мне ты можешь сказать?
Золотарев вскочил из-за стола. Он был сильно взволнован и начал говорить, не отрывая от жены тревожного взгляда.
- Наташка, это он, ангел хранитель. Он пришел спасти нас от беды, а мы не поняли этого. Там в ущелье, этот чёртов снайпер. Помнишь солдата, который остался нас прикрывать? Это был его хозяин, он лежит сейчас здесь,  в 16-м ряду. Собака, которая всем нам спасла тогда жизнь, это он. Понимаешь, он. Его зовут Метис. Там в школе. Юрка и ты,  заложники, раненая собака, которая спасла ваши жизни. Это тоже он, Метис. Помнишь, ты рассказывала про спецназовца в маске? Это его хозяин, лейтенант Сергиенко. Метис его напарник, полусобака, полуволк. Наш Ангел Хранитель.
- Да, и вот еще что, – сказал сторож, понимая, что участвует в чём-то значимом, и очень важном. Золотарёв повернул в его сторону голову, и увидел в руках Митрофаныча, маленький сверток размером со спичечный коробок. Старик  положил его на стол, и гордо сказал:
- Это тоже у него было, на самом дне, этой штуковины.
Майор дрожащей рукой развернул  бумагу, и увидел новенький орден.
- Это «Орден Мужества», - сказал Золотарев, - я понял всё. Мне больше ничего не нужно объяснять.
Наташа смотрела на всё это с широко открытыми глазами, полными слез.
-Отец, пошли в 16-ряд, - скомандовал Золотарев, и, схватив фонарик, выскочил на улицу.
Они шли по ночному кладбищу. Блуждающий свет фонарика в руках майора, освещал им дорогу. Золотарев складывал в голове все эти события в одну цепочку, и картина, становилась для него, все понятней.
Через пять минут они были уже в нужном ряду. Митрофаныч указал на деревянный крест, одиноко стоявший немного в стороне от других захоронений.
- Вот он солдатик-то тот, – сказал сторож и спрятался за спину майора.
Золотарев подошел ближе и осветил фонариком табличку с фотографией.
«Сергиенко Сергей Николаевич», далее шли годы жизни, и внизу маленькими буквами, короткая надпись уже сделанная от руки «погиб при исполнении служебных обязанностей».
Золотарев внимательно вгляделся в лицо на фотографии и с дрожью в голосе сказал:
- Смотри, Наташа, это он, я очень хорошо его помню. Это его орден лежит сейчас у меня в кармане. Это к нему пришел  Метис,  потому что идти больше ему некуда.
Наташа подошла ближе, и вздрогнув, прижалась к мужу. Она, сразу узнала того самого бойца, который перевязывал собаку, в освобожденной школе.
- Смотри, Володя, они Метиса не убрали с фотографии, видишь, вот сзади. Странно все это, - сказала она и бережно вытерла фотографию носовым платком.
- Он должен быть где-то здесь, - сказал Золотарев, - куда ему идти? Всё, что ему дорого находится тут.
Два часа безуспешных попыток найти беглеца не привели ни к чему, и Золотарев принял решение вернуться домой, чтобы  все обдумать в спокойной обстановке.
Они вышли за ворота кладбища, попрощались с Митрофанычем, сели в машину и уехали. Долго еще старый сторож стоял на дороге и смотрел им вслед.
«Какие интересные люди, - думал он, - с совестью в глазах.  Кажется, простая собака, а им не лень среди ночи бегать по кладбищу. Возможно, они очень сильно нужны друг другу, вот и ищут».
Иван Митрофанович,  закрыл ворота, положил связку ключей в карман и зашел в сторожку. На столе лежала забытая в суете скомканная бумага. Сторож расправил ее и вслух, громко прочитал.
- Не вскрывать! Вручить первому встреченному офицеру. После прочтения, принимать самостоятельные решения.
Митрофаныч положил бумажку обратно на стол, и вытянувшись по стойке смирно, отдал честь, гордо глядя в стену. После чего, с чувством выполненного долга, лег на кровать и мгновенно уснул.

Метис целеустремленно и уверено бежал по направлению к кладбищу.  Чутьё, опыт и интуиция были теперь не главными в безошибочности выбора правильного пути. Его вели отчаяние и душа, желание быть вместе с хозяином и обида на саму жизнь, которая так несправедливо поступила с ним, и продолжала поступать дальше.
Было уже совсем светло, когда Метис увидел вдалеке ржавый кладбищенский забор, за которым как мачты затонувших кораблей было видны кресты и памятники, среди которых росли деревья.  Метис понял, что он у цели.
С легкостью перепрыгнув невысокий забор, он очутился на территории кладбища и огляделся по сторонам. В этот утренний час, на кладбище никого не было, лишь ветер раскачивал унылые деревья, охранявшие вечный покой обитателей этого печального места, нашедших здесь свой последний приют
Несколько часов потребовалось Метису, чтобы найти могилу Сергея. Он несколько раз вдоль и поперек обошел всю территорию кладбища, пока сердце не остановило его возле невзрачного деревянного креста в 16-м ряду. Он подошел совсем близко и увидел фотографию Сергея, прикрученную  заботливой рукой Петровича.
«Я нашел тебя, - подумал старый пес, – Мы с тобой снова вместе. Если бы я мог, как дельфины останавливать дыхание чтобы умереть, я сделал бы это сейчас.  Мы снова были бы рядом, по-настоящему. Смотри, на фотографии видно меня, вон там незаметно на заднем плане. Случайно получилось, а может Петрович оставил специально, чтобы мы и там были неразлучны».
Метис лег на землю прямо возле холмика с деревянным крестом, свернулся калачиком, и от усталости сознание на несколько секунд покинуло его.
- Нашел меня, бродяга, - услышал Метис голос Сергея, и на мгновение ему показалось, что он слышит его наяву. Сознание вернулось к нему, пёс вскочил и сел на задние лапы. Глаза его были закрыты, Метису очень не хотелось, чтобы его хозяин сейчас исчез. На удивление, Сергей был тут, с ним, Метис слышал его голос очень отчетливо, словно это было в реальности.
- Я знал, где тебя искать, – ответил пёс, и добавил. - Как ты тут, Серый? Почему я только слышу тебя? Ты не хочешь, что бы я тебя видел? Почему?
- Потому что меня здесь нет, - ответил Сергей, - моей души здесь нет. Она  уже далеко. Она в другом теле, Акелла. Ты веришь в переселение душ брат?
- Я знаю, что это такое, - ответил Метис, - ты рассказывал мне, помнишь? В следующей жизни я буду вожаком стаи. Белая волчица, маленькие волчата, скала советов, ты же об этом говоришь, Серый? Твоя душа нашла свою стаю? Ты сейчас счастлив, Серый?
- Как я могу без тебя быть счастлив, Бродяга? - Ответил Сергей. - Мы же с тобой единое целое. Вот посмотри, даже на моей фотографии ты остался там сзади.
- Да, я видел, - сказал Метис, - я подумал, это Петрович специально сделал для тебя и для меня.
- Ничего брат не бывает просто так, - сказал Сергей, - и Петрович тут не причём. Ему сейчас здесь хорошо, гораздо лучше, чем было на земле.
- Знаешь, Серый, я видел этих людей, ту самую семью, они не узнали меня. Возможно, они догадываются о чем-то, но откуда им знать, что и там, в ущелье, и в школе, это были мы с тобой. А впрочем, это и не важно. На самом деле, это все равно уже ничего не изменит.
- Изменит, Акелла, еще как изменит, совсем немного осталось. Мы встретимся с тобой. Ты главное верь и готовься. Скоро твое время наступит.
- Правда? Значит, я снова тебя увижу? И мы снова будем вместе? - Радостно воскликнул Метис и отчаянно попытался завилять хвостом.
- Ты слышал, как выл это волк в лесу? - Вдруг спросил Сергей. - Это твой язык, и пока ты не научишься на нем разговаривать, не бывать тебе вожаком стаи.
- Да, я слышал, - ответил Метис, - но у меня так не получается. Я пробую, пытаюсь, но не выходит ничего. Я ведь все-таки собака в первую очередь, а нам, вероятно, этого не дано. Знаешь, Серёга, а они меня не тронули, эти волки в лесу.
- Да знаю, я видел, - ответил Сергей, - они бы и не смогли тебя тронуть, даже если бы очень захотели. Зов крови это очень сильная штука, это же твои братья и сестры, у них не принято своих трогать.
- Если мы скоро встретимся, - спросил Метис, - значит или я умру, или ты вернешься ко мне, но в другом теле, правильно?
- Да, совершенно верно, - ответил Сергей, - и наша встреча полностью зависит от тебя, Акелла. - Как ты захочешь, так и будет написана книга твоей судьбы.
- Если ты вернешься ко мне, то как я тебя узнаю в другом теле? - С волнением спросил Метис.
- Сердцем почувствуешь, ты же мальчишка у меня умный. Главное, слушай свое сердце, оно не подведет тебя никогда. Хочешь я дам тебе знак, чтобы ты узнал, что это именно я? Этот секретный знак будем знать только мы с тобой!
- Какой знак? Скажи какой? Я буду ждать его, если не дождусь, тогда я, как те дельфины, про которых ты мне рассказывал, остановлю сам себе дыхание, и все равно приду к тебе.
- Акелла, я щелкну тебя по носу, вот так, и ты сразу поймешь, что это я. Только главное, никому не говори, пусть это будет наша с тобой тайна, - при этих словах Метис почувствовал легкий щелчок по носу и узнал руки своего хозяина.
- Я запомнил, Серый. Я буду ждать, - сказал Метис и добавил, – Серый, а ты помнишь этого снайпера там в ущелье?
- Нет, не помню, - ответил Сергей, - я просто ждал тебя, и прикрывал отход ребят, а чего это ты вдруг о нём? Я даже не видел его в лицо. Я ждал тебя.  Потом за мной пришел Петрович с ребятами, мы вытащили тебя, ты почти дополз к нашим позициям, весь в крови. Ты был сильно ранен. Я тащил тебя два дня на себе. Вот ты тяжелый был, брат, все плечи мне отдавил.
- Этот снайпер был женщиной. У нее скоро должен был быть ребенок. Я почувствовал это, она была очень красивая, почти такая же, как Снежинка, - ответил Метис, - она выстрелила в меня четыре раза, прежде чем я перегрыз ей артерию. Мне тогда стало её очень жалко, со мной такое было впервые, это враг, а ты учил меня, что если ты пожалеешь врага, то враг никогда тебя не пожалеет.
- Это война, Акелла, и слово «жалко» тут неуместно. Ты спас тогда много наших ребят, и это оправдывает тебя. А сейчас просыпайся, сюда приближаются люди, и у одного из них ружьё, - сказал Сергей.
- Мне так хорошо с тобой, Серый, - сказал Метис, - и мне очень одиноко.
- Эй, дружище! - Воскликнул Сергей. - А что это у тебя с глазами? Ты никак плачешь, Акелла? Ну, ты, брат, даёшь.
Сергей вдруг оборвал сам себя на полуслове и командным голосом закричал:
- Резко прыжок вверх и сразу  вправо в кусты.
Метис был уже в прыжке, когда прогремели два выстрела, один за другим. Это сторож Митрофаныч, случайно нажал на курок. Пули прошли в нескольких сантиметрах от головы Метиса и, не причинив ему вреда, вошли в землю в том самом месте, где только что был пёс. Петляя между памятниками,  Метис уже добрался до ржавой ограды  кладбища, как вдруг его словно ударило током. Он остановился, как вкопанный. Метис понял, что столь важные для него документы остались лежать возле могилы Сергея.
- Надо возвращаться! - Подумал он и побежал в обратном направлении.
Все оставшееся время Метис провел, спрятавшись в кустах. Он умел маскироваться тщательно. Сергей называл это «сливаться с природой в единое целое». Метис видел всё. Он видел, как Митрофаныч нашел его документы, видел перепуганную до смерти Степановну. Даже когда Золотарев с Наташей были на могиле Сергея, тщетно звали его и сантиметр за сантиметром обыскивали территорию кладбища, Метис был здесь. И только когда все улеглось, снова стало темно и тихо, когда уехал майор с женой, а Митрофаныч ушел спать, он осторожно вышел из своего убежища, еще раз посмотрел на фотографию на могиле Сергея. Он постоял еще пару минут и сломя голову побежал. С легкостью перепрыгнул он кладбищенскую ржавую ограду, не сбавляя скорости и не оборачиваясь, уже в который раз за последнее время бесследно исчез в темноте.