Алина

-Серый, это ты?!
Тяжелая деревянная дверь гулко стыкуется с косяком, и замок издает истошный, но тихий лязг.
-Да-да.
Она нехотя встает с теплой постели и направляется к прихожей. Я снимаю тяжелые от налипшего снега берцы и отряхиваю черные джинсы. Рюкзак падает с плеча и бьет мне по голове.
-****ь.
Она смеется.
-Ну чего там сегодня?
Я поднимаю глаза. Ей 16 лет. Темные короткие волосы липнут к шее, а глаза щурятся на свет. Жить ей остается три с половиной года.
-Нормально все. С физры съебался. Заебала своим волейболом. Чуть на выходе меня не поймала.
-Уммм, - она корчит рот, желая услышать не то, о чем я говорю. Я продолжаю неспешно снимать пуховик.
-Ну а…
-Да, спрашивала она про тебя. Сказал, болеешь. Что мне собственно оставалось?..
-Ну, вот и славно! – и она, улыбаясь, убегает спать дальше.

Алина. Так ее зовут. Мы учимся в одной школе. И не более. Не пересекая черту наивного писательского романтизма и не оправдывая ваших сопливых надежд на детские сношения, я никогда не спал с ней. Моя юношеская любовь была отдана другой. Через три года на трассе Биробиджан-Хабаровск мы слетим с трассы, я сломаю шею, а от Алины у меня останется лишь холмик на Матвеевском кладбище Хабаровска, цепочка с пиджака и серьга в виде крестика.

...а сейчас нам по 16 и 18 лет. Она учится в самой обычной школе с уроками и переменами, строгой первобытной иерархией «кто сильнее – тот и прав» и запахом пригорелого сыра из столовой. Я учусь на своем «первом» первом курсе. Квартира моих родителей свободна от них 5 месяцев в год, иногда больше.

-Ты обедала? – я с силой проталкиваю рюкзак с учебниками в угол.
-Нееет, - сонливо отвечает она. –И да, не ругайся, я должна была убраться и все такое… Ну сейчас, сейчас. А ты сигарет купил мне?
-Нет. Вот, возьми Винстона, тут осталось.
-Фу.

Тогда все курят синий Винстон. Он стоит 25 рублей и от полтинника всегда остается на «дошир».

-Что там дед твой? – спрашиваю я. Чайник резко отщелкивает кнопку, и кипящая вода заливается в уже нагретую кастрюлю.
-Да ничего, жив…еще. Я позвонила, бабка плакать начала опять, я бросила трубку.
-Ясно.

Я спасаю Алину от того, что впоследствии могло ее спасти. Я спасаю ее от дополнительного жизненного опыта, приобретаемого через горе. Зачем? С четырех лет эта девочка останется без родителей на попечении двух бабушек и двух дедушек, из которых к ее шестнадцати останется полтора человека.

-Когда пойдешь?
-К вечеру. Снег сильный?
-Да. Я, пожалуй, прогуляю завтра.
-Ну хорошо, - она с надеждой улыбается.
-Не обольщайся, - улыбаюсь в ответ.
-Блин, ну ты опять?! – она истерически кидает ложку в борщ. Красные горячие капли попадают ей на руку. Через три года, в свете фар я опять увижу эту картину.
-Осторожно.
Она успокаивается. Я не кричу и не ругаю ее. Она и так все знает.
-Извини.

Через полгода Алину кое-как аттестовывают на тройки и выпускают на вольные хлеба. В те майские дни я первый раз замечаю колпачок от шприца под столом.

-Серый, это ты?
Она моет посуду и ждет от меня ответ. Я молчу и она знает, что это неспроста. Быстрые шаги приводят ее в прихожею. С рук на пол капает мыльная вода. Глаза, всегда какого-то, ни то коричневого, ни то желтого цвета, широко открыты и испуганы. Я выдыхаю в нос и чуть держу паузу.
-Как закончишь – соберись. Завтра с утра поедем. Документы не забудь никакие.
Алина молчит. Она с опаской ждала это момент уже неделю. Ровно столько меня нет в городе. Все это время я искал для нее жизнь.
-Не бойся. Первое время на почте поработаешь. Там и квартира есть. Дальше как масть ляжет. Есть вариант канцелярки, но хаты нет.
-Где?
-Да там, на Демьяна Бедного, «девятка». Все равно не знаешь. Ну, или не почта, что-то подобное. Бабульки, очереди, коммуналка, вся ***ня.
Она опускает глаза и хочет уйти.
-Стой! Вены покажи!
Не сопротивляется и разворачивает руки. Я знаю, что Алина может схитрить и замазать «дорогу» тональником. Уже полгода я тяну ее нить жизни.
-Я чиста, - спокойно отвечает она.

Ей уже 17. К этому моменту у нее останется только тетка в Лесозаводске, которая половину своего времени прибывает на работе, а другую половину на стакане. Бабка скончается той же весной вслед за дедом. Государство поможет бедной девочке с похоронами. Но с опекой девочка не согласна. Я пытаюсь отбить ее у органов, говоря, что до совершеннолетия всего полгода, что она поживет у тетки и все пройдет гладко. В одном из бездомных коридорах, в период ожидания, одна женщина нашепчет мне «Спрячьте ее, им все равно».

-Оружие, наркотики, запрещенные предметы? – Бикинский мент косится на мою спящую на сиденье спутницу.
-Нет.
-Пристегните ее хоть, - он сует мне документы, – Счастливого пути.

Мы съедаем по пирожку на рынке со странным названием «Али» и она пропадет из моей жизни на год…

Спустя время мне 20. Алина выйдет замуж за Диму, и он поднимет ее на высоту. Даст часть бизнеса и абсолютную любовь. Через три месяца он станет вдовцом, а я до сих пор не встречал ему ровни по выдержке.
Алина же, почуяв волю, начнет играть по крупному и таскает синтетическую дрянь из Китая, с которой сама так до последнего дня и не слезет.

-Он знает?
-Да. Говорит, летом лечить в Таиланд поедем. Но я…
Она постоянно запинается. Ей стыдно говорить со мной.
-Но тебе страшно.
-Да.
-Не слезешь?
-Дело уже не в дури, понимаешь. Дело в людях.

Зеркало трассы, морозное утро. Фары еле выхватывают белую двойную сплошную. Алина давит педаль свежей «Камрюхи» и 2,5 литра несут нас к концу. Рядом Дима, что-то рассказывает мне, а я дремлю на заднем сиденье и лишь поддакиваю. Мы едем домой. Через 9 минут мое лицо войдет в мягкость сидушки, которая порвет мне бровь и сотню кровеносных сосудов в носу.

Через 14 минут Дима выдернет меня через разбитое стекло. Его веки оцарапаны осколками очков и по лицу текут струйки крови. Еще через 23 минуты, лежа головой на асфальте и чувствуя боль в шее, я увижу синие огни и завывание скорой. Я увижу ее руку, исполосованную сотней красных линий.

-Она? – патологоанатом скидывает простынь.
-Ну ты ж на бирке видишь?
Он зло косится на меня, а я на нее. Черные длинные волосы прилипли к шее. Я разглаживаю их и накрываю ее. От запаха морга начинает тошнить.
-Тут вот поспадало немного, - жилистая рука протягивает мне какие-то побрякушки.
-Да, давай.
-Этот будет смотреть?
-Нет.

На похоронах я буду в черном выпускном пиджаке и шейном корсете. Закрытый гроб. Она любила спать под одеялом.

Спустя шесть лет крестик отвалится от браслета, который я сделаю из ее цепочек и я выброшу его в море. Спустя шесть лет призрак из прошлого погладит меня по щеке. А может это была пощечина? Чтоб я не повторял ошибок...