Мыс Номкэн

Капитан Черпаков пил. Наливая половину эмалированной белой кружки прозрачной жидкостью и, сделав триумфальный выдох, он лихо опрокидывал содержимое себе в глотку. Нет, Черпаков даже не морщился. Просто прикрывал глаза. Наугад ставил кружку на стол и накрывал половину лица рукавом общевойскового камуфляжа. Спустя четыре секунды, опускал руку и вдыхал. Обычно, такими темпами бутылки хватало на семь-десять залпов. Но сегодня процесс затянулся. Кроме уже почти пустой бутылки «ноль-семь» и тлеющего в срезанной пивной банке окурка, в тусклом свете лампочки, освещавшей камбуз, на столе можно было различить еще кастрюлю с чуть теплой вареной картошкой и открытую банку сайры «Тихоокеанская» с торчащей из нее вилкой. Рядом, в тесноте стола, ютилась большая миску с красными ногами краба и фарфоровая тарелка с засохшими рыбными пельменями местного производства.
Уже часа три как условно был дан отбой. Весь личный состав пограничной заставы «Мыс Номкэн», кроме дежурной смены и командира Черпакова, с наслаждением отдавал свои души Морфею и Гипносу – богам сновидений. Под нудный шум дизеля, разносившегося сквозняком по узкому коридору казармы, прапорщику по фамилии Малюта снилась его моторная лодка и новое ружье. Он что-то бормотал во сне и шумно сопел в усы, иногда дергая уголками губ. На соседней кровати, плотно закутавшись от шума и прохлады стен, спал рядовой срочной службы Кислов. Ему снился военкомат родного, но такого далекого райцентра и пышные груди штабной медсестры. Прошла только неделя, как его перевели на заставу к Черпакову, и сон давался ему с большим трудом. Еще через три стоящие вдоль стены пустые кровати, без всякого одеяла, закинув одну руку под голову и согнув колени, тихо лежал сержант. Фамилия у сержанта была простая, русская, но такая по-армейски говорящая – Костылев. Костылеву не снилось ничего уже пару недель. Да и полноценный сон теперь у него случался редко. Причиной тому служили обыкновенные человеческие мысли...