Глава 4. Звездное родео

Чувство «времени» и понимание характеристик выхода, из «нагнавшего» линкор подпространства, для его штурманов было утеряно. Корабль, вошедший кормой в «закрывающееся» подпространство, сохранял еще изначальное ускорение «прерванной» атаки, и вот–вот должен был вновь выйти в «утерянное» пространство.
Тянуть с этим было нельзя! Иначе новая точка перехода могла «выбросить» линкор в смертельно–опасные глубины галактики. И, чем дальше, в подпространстве, «проходил» линкор, тем меньше становилась вероятность счисления сколь–нибудь верных координат выхода и его счастливого разрешения.

– «Штурманский»! Мы выходим!
– Слушаем, капитан! Ждем «картинки»…

– «Энергетический», максимальную мощь на «Отрицательную гравитацию»! Нужен второй!– …! – Третий прыжок! прыжок!

Никто не разгонял реакторы – все «уцелевшие» уже выдавали полную мощь; не «перекидывал» энергетические линии на «Мегаколайдер» – в работе был даже «резерв». Системы, с момента первого скачка оставались «в настройке». Все ждали команды… И, лишь штурманский пост продолжал напряженно работать – сопоставляя: значение ускорений; время и положения вектора корабельной диаметрали. Их «звездные волшебники» пытались определить – «уловить» момент создания «минус гравитации»  для скоротечного «надутия» межпространственнного пузыря, с  его последующим проколом для скачка. 

Переход, или, как его между собой называли «штурманы» – псевдотелепортация, занял считанные пикосекунды времени всю «выданную» реакторами мощь.

– Мой капитан, через минуту прыгаем.
– Прыгаем…! И сразу гасим скорость…
 
Легкий глушащий удар по всему, что составляло корабль. Вибрация, прошла по палубам и переборкам, дав прочувствовать появление пространства. Тело ощутило нагрузку торможения. Но экраны, дисплеи курсового обзора, динамики и прочие рецепторы все еще были мертвы, никак не прореагировав на изменения окружающего мира

– Мой капитан, корабль разгоняется!
– Что за ересь?! Я чувствую торможение!
– Так оно и есть, капитан. Но, торможение быстро уменьшается. Еще немного, и оно перейдет в разгон…
– Прикажете перейти на режим экстренного торможения?
Мишельг, на миг задумался, – «Переход завершен. Мы живы! Рядом «тихий космос»…? Продолжим движение? На случай если враг еще поблизости…»

«Нет! Какой враг?» – вмешалось его «Я–2, –Скопище космокатеров? Так они же там у Фарвгут–4. А мы… А, мы сейчас, где?»
«Вот, именно, где?»
«Системный пост, что там с наблюдением? Можно хоть, что–нибудь включить?! Нам нужны «глаза».

Прилагаемый максимум усилий, долго не обнадеживал ни «слепые» посты, ни капитана с «высокими пассажирами». Отозвался командир системного поста.
– «Системный»?...
– У нас нет времени на исправления повреждений! Разворачиваем резервные системы!». Группа монтажников уже облачается для выхода за борт.
– Как только они подключат ретранслятор к капотам – дадим – Вам видеоканал.
– Поторопи их. И, потребуй, чтобы после выхода из шлюза они передали, что там видят.
– Будет сделано...

Тишина, непривычная для извечно гудящего работающего системами поста управления, сейчас пугала Мишельга, щекоча его натянутые нервы.
Пропажа на корабле всей связи заставляла напрягать все свое естество. Чутьё, помноженное на немалый опыт капитана, говорило, что на «Статусе» произошло нечто.
На лбу Мишельга выступили крупные капли пота.
Лишь ощутив прилив жара, обдувшего лицо, Мишельг понял, что внезапная потливость – это не реакция на нервное напряжение перед неизвестностью, а следствие повышения температуры внутри корабля. Вместе с ростом температуры росла и вибрация, так и не прошедшая с момента пересечения светового барьера. Эта ноющая дрожь переборок и палуб переросла в легкий зуд конструкций, который очень быстро усилился до гула сотрясаемого вибрацией силового отсека, в котором извечно «пели «все переборки палубы и перекрытия. Ударная тряска и обжигающая жара стали были столь невыносимы, что Мишельг попытался спастись от них бегством из рубки. Но в узком коридоре положение было еще хуже. Раскаленный коридор с пляшущей палубой отдаленно напоминал чрево скороварки в момент закипания её содержимого. Спасения в коридоре не было – был лишь раскаленный воздух, да ходящие волнами стены.
– Что происходит?! Системный пост, как там дела с ретранслятором?
– Аварийная бригада еще не вышла из шлюза. Мой капитан, как у вас дела с температурой?
– Растет, будь она неладна! Но хуже всего это вибрация.
– Значит, это происходит по всему кораблю. А мы думали...
Дослушивать слова командира системного поста было некогда. Вибрация нарастала, быстро переходя в сильнейшую тряску. Не отставая от неё росла и температура, достигнув того предела когда вентиляционные потоки воздуха, призванные нести приятную прохладу, превратились в обжигающий ветер огненной пустыни. Со стен и потолка посыпались оторванные вибрацией плафоны, и прочие детали скудной обстановки поста управления. Палуба, норовящая уйти из под ног, до крайности затруднила перемещение по кораблю. Всё шло к тому, что линкор начинал терять управление. Где из-за выбывших в результате травм и тепловых ударов членов экипажа, где из-за новых повреждений.
– Мой капитан, мы теряем устойчивость на курсе и набираем скорость.
– Системный пост, что с аварийной бригадой?! – боясь предпринимать какие–либо действия, не узнав, с чем имеет дело, торопил Мишельг.
– Мы открыли шлюз, но монтажники не могут его покинуть. Мешает тряска, – перекрывая грохот и шумы, отвечала ТВС на пределе своего голоса и прокричал командира системного поста.
 – «Реакторное», скомпенсируйте ускорение. И выключите форсаж торможения двигателей... – так же как и абоненты на другом конце корабельной связи, надрывая голос, распоряжался капитан, с трудом перебарывая отдышку и хватая потрескавшимися, запеченными губами горячий воздух, обжигавший рот, горло, легкие…

Линкор потряс сильнейший удар, перевернувший все его внутренности с носа до кормы. За ним последовал второй, третий, четвертый и так до бесконечности. Все что до этого рухнуло на палубы и лишь подскакивало, резиновыми игрушками запрыгало в отсеках и кубриках, разбиваясь вдребезги, калеча людей, аппаратуру. Осколки лопнувшего плафона ударили в лицо капитана. Тяжелый ящик с носителями информации, пролетев над плечом, снес заголовник компенсирующего кресла и рикошетом угодил в экран кормового наблюдения. Мишельг едва не вылетел из кресла, не имея ни времени, ни сил, чтобы восстановить сорванное крепление плечевого ремня. Он лишь покрепче вцепился в подлокотники, сжался в клубок, сел поглубже и пустился в родео скачущих кресел.
Бороться с «одноногим мустангом, прибитым к палубе», долго не пришлось. После нескольких десятков раз удары прекратились. Тряска исчезла, сменившись предельной для организма перегрузкой разгона. Все, что только что прыгало и скакало в посту управления, ускорение размазало по кормовой переборке.
– Мы, что  – разгоняемся? – поспешно зажав тело в оставшиеся привязные ремни, сбиваясь и задыхаясь, запросил Мишельг.
– Да, мой капитан, – пришел ответ из реакторного отсека, – форсирование тяги тормозных двигателей привело к их отрыву. Мы остались без экстренного торможения.
– Что с транслятором?! Почему я до сих пор Ничего не вижу?
– Не знаю, мой капитан. Связь с группой потеряна. Сейчас готовим вторую группу ремонтников.
 – Забудь о трансляторе! Ты упускаешь драгоценное время! – вмешалось «второе–Я», обеспокоенное бездействием Мишельга. – Нас к чему-то тянет со страшной силой! Надо уходить!

– Да гори ваш транслятор в недрах галактики 6! Штурман, вы крупно промахнулись с выходом! Реакторный, корабль в режим экстренного разгона.

Тепловые волны, сменяя друг друга, катились по кораблю, стремительно нагревая обшивку. Нагрев тел достиг порога биологической выносливости. Вслед за нараставшими раз от раза тепловыми волнами по линкору покатилась волна обмороков и приступов. Тела несчастных обмякли в креслах–компенсаторах, повисая на привязных ремнях, если таковые были, или же при отсутствии таковых, вяло сваливаясь на палубу. Выпавшие из кресел тут же попадали под действие сил ускорения, следствием чего был удар о кормовые переборки. Что те – кто лишился сознания оставаясь в креслах, что другие – кто распластался на плоскостях переборок имели мертвецки белые лица, окрапленые кровью, рвавшейся через нос, уши и, бившую фонтаном из приоткрытых ртов. В сознании оставались лишь самые стойкие и выносливые. Но и их оставалось все меньше и меньше. Им то и предстояло вытащить «Статус «из этой передряги, либо воочию увидеть его кончину и свою в том числе.
– Старпом, ты меня слышишь?
– Пока слышу.
– Готовь корабль к подпространственному прыжку. Как только нырнем в подпространство, незамедлительно начинай торможение и выводи корабль обратно. – фраза приказа была настолько длинна, что в сложившейся ситуации когда перегрузка сжимала грудь, а жар обжигал голосовые связки, Мишельгу потребовалось её произнесение более полуминуты, несколько перерывов на отдышку и смачивание сухим языком потрескавшихся губ и практически последние усилия воли.
– Но, мой капитан, – запротестовал было штурман, едва слышимым за хрипом и тяжелым дыханием голосом.
– Никаких но! Я приказываю... – чувствуя как быстро замутняется взор и последние силы покидают тело, в последний миг произнес капитан.
– Понял, мой капитан...

Легкий толчок, колыхнувший раскаленное марево, возвестил о начале выполнения приказов капитана – переходе линкора из трехмерного пространства в неизведанное безмерное подпространство. Поняв это, Мишельг натянуто улыбнулся, найдя силы лишь на то, чтобы растянуть одни лишь уголки рта. На этом резерв его сил иссяк, и он впал в забытье, обагрив алой кровью  засохшие губы.

Сознание и способность к сосредоточенному осмыслению происходящего вернулись не сразу. Сначала были смутные образы и размытые до состояния цветных пятен очертания, видимые сквозь радужную пелену, затуманивавшую взгляд, потом появились далекие, словно приносимые эхом, звуки. Но с течением времени самочувствие капитана улучшалось, и фантомы полуобморочного состояния быстро принимали конкретные очертания медицинского отсека и немногочисленного медперсонала. Белые, с голубыми бликами от объемного освещения7 стены, холодный блеск хромированного метала мед инструмента и оборудования. Все говорило о том, что это отнюдь не командный пункт, а провал в памяти отнюдь не следствие минутной потери сознания.
– Как вы себя чувствуете? – заметив, что пациент очнулся, поинтересовался добродушно улыбнувшись корабельный медик, но лишь на ворочающемся пациенте показались сверкающие хрусталем петлицы командующего кораблем, его улыбка сошла на нет, и к своему вопросу он добавил обязательное в таких случаях: – Мой капитан.
Его необычайно белое лицо с фиолетовыми искривленными полосками губ, особенно после того как он перестал улыбаться, больше походило на лицо смерти. Увидев склонившегося над ним фельдшера, Мишельг поспешил списать все  пугающие черты его лица на фокусы зрения и игру освещения. Хотя на самом деле все было гораздо тривиальней – фельдшер сам пережил состояние обморока.
– Мой капитан, вы, меня слышите? – более настойчиво спросил медик, стараясь привлечь внимание капитана, повышенным тоном.
– Ничего. Уже лучше...
– Лежите, лежите, вам ещё рано вставать. Мой капитан, полежите некоторое время. – попросил он, взводя инъекционный пистолет.
– Стимулятор?
– Да. Поддерживающая доза.
Микроскопический луч прошил покров верхней одежды, полоснул, сделав миниатюрный надрез по коже, в который и была впрыснуты несколько десятков молекул сильнейшего биостимулятора. По завершению инъекции, тот же целительный  луч, еще секунду назад резавший по живому, филигранно спаял порез, оставив на теле, после себя, лишь маленькую темную точку шва.
– Мой капитан, вами интересовался старший помощник. Он до сих пор ожидает в препараторской.
– Позови его. Пусть войдет.
– Слушаюсь, мой капитан. Только настоятельная просьба: не вздумайте вставать. Вам необходимы несколько часов постельного режима, – уходя из мед. отсека и унося с собой, наводящий ужас блеском полированного метала инжектор, попросил  фельдшер.

Старпом выглядел не намного лучше вышедшего секунду назад медика. Воспаленные глаза, разбитая бровь, позеленевшая кожа, потрескавшиеся губы на фоне осунувшегося лица – черты говорящие о пережитых испытаниях.
«Неуж–то я выгляжу подобным образом?» – взглянув на вошедшего, ужаснулся Мишельг.
 – Да, нет. Ты представляешь собой гораздо более печальное зрелище. Так имеешь менее слабый организм, чем старпом. Старпом ведь на ногах, а ты – нет, печально констатировало «Я-2».
– Здравия желаю мой капитан! – измятое тело старпома несколько судорожно приняло позу «смирно», – Разрешите доложить?
– Докладывай.
– Линкор выведен в пространство и в данный момент движется с половинной скоростью света в направлении главной базы космофлота. Ремонтные группы приступили к работе, и приводят корабль в боевую готовность.
– Разобрались, что произошло?
– Да, мой капитан. Разобрались, – нехотя пробурчал старпом.
– А подробнее?
– Штурманский отдел ошибся в расчетах, и мы промахнулись с точкой выхода на семь десятых светового года8. Выпрыгнули в опасной близости от звезды. Попали в её гравитацию и с ускорением, помноженным на скорость «Статуса», стали приближаться к ней.
– И как близко подошли?
– На дистанцию в несколько десятков световых секунд 9.
– Да – а... – капитан невольно покачал головой. – В таком случае мы легко отделались. Обычно корабли, особенно такие крупные, как наш, попав в гравитационные сети звезды, и так близко подошедшие к ней – провоцируют столь мощные возмущения физических полей светила, что тут же получают встречный удар протуберанца...
– Примерно так оно и было, мой капитан. Нас успело зацепить...
– Разобрались в причинах допущенной погрешности?
– Трудно сказать, мой капитан. Я грешу на штурманский отдел. А штурманский отдел грешит на ошибку в расчете массы корабля, говоря, что они не могут точно знать какая масса осталась у линкора после того как в бою он потерял часть своих конструкций и измерительная аппаратура вышла из строя.
– Насколько надо ошибиться в массе, чтобы так промахнуться?
– Тонн на пятьсот...–... в ту или другую сторону – Более точно они сказать не могут.

–Не советую искать виновного в этом. Пятьсот тонн не так уж и много. При столь сильных, к тому же не полностью учтенных, повреждениях и потерях запросто можно было ошибиться на большее количество тон и вовсе вынырнуть в недрах какой–нибудь звезды  – вмешалось в разговор «второе я».
«Я и не собираюсь этого делать. Но, все же, приму кое–какие меры» – мысленно ответил Мишельг.
– Значит так...! Больше Никаких прыжков… Выдерживаем траекторию. Хватит с нас приключений.
– Так точно, мой капитан.
 
Чувство «времени» и понимание характеристик выхода, из «нагнавшего» линкор подпространства, для его штурманов было утеряно. Корабль, вошедший кормой в «закрывающееся» подпространство, сохранял еще изначальное ускорение «прерванной» атаки, и вот–вот должен был вновь выйти в «утерянное» пространство.
Тянуть с этим было нельзя! Иначе новая точка перехода могла «выбросить» линкор в смертельно–опасные глубины галактики. И, чем дальше, в подпространстве, «проходил» линкор, тем меньше становилась вероятность счисления сколь–нибудь верных координат выхода и его счастливого разрешения.

– «Штурманский»! Мы выходим!
– Слушаем, капитан! Ждем «картинки»…

– «Энергетический», максимальную мощь на «Отрицательную гравитацию»! Нужен второй!– …! – Третий прыжок! прыжок!

Никто не разгонял реакторы – все «уцелевшие» уже выдавали полную мощь; не «перекидывал» энергетические линии на «Мегаколайдер» – в работе был даже «резерв». Системы, с момента первого скачка оставались «в настройке». Все ждали команды… И, лишь штурманский пост продолжал напряженно работать – сопоставляя: значение ускорений; время и положения вектора корабельной диаметрали. Их «звездные волшебники» пытались определить – «уловить» момент создания «минус гравитации»  для скоротечного «надутия» межпространственнного пузыря, с  его последующим проколом для скачка. 

Переход, или, как его между собой называли «штурманы» – псевдотелепортация, занял считанные пикосекунды времени всю «выданную» реакторами мощь.

– Мой капитан, через минуту прыгаем.
– Прыгаем…! И сразу гасим скорость…
 
Легкий глушащий удар по всему, что составляло корабль. Вибрация, прошла по палубам и переборкам, дав прочувствовать появление пространства. Тело ощутило нагрузку торможения. Но экраны, дисплеи курсового обзора, динамики и прочие рецепторы все еще были мертвы, никак не прореагировав на изменения окружающего мира

– Мой капитан, корабль разгоняется!
– Что за ересь?! Я чувствую торможение!
– Так оно и есть, капитан. Но, торможение быстро уменьшается. Еще немного, и оно перейдет в разгон…
– Прикажете перейти на режим экстренного торможения?
Мишельг, на миг задумался, – «Переход завершен. Мы живы! Рядом «тихий космос»…? Продолжим движение? На случай если враг еще поблизости…»

«Нет! Какой враг?» – вмешалось его «Я–2, –Скопище космокатеров? Так они же там у Фарвгут–4. А мы… А, мы сейчас, где?»
«Вот, именно, где?»
«Системный пост, что там с наблюдением? Можно хоть, что–нибудь включить?! Нам нужны «глаза».

Прилагаемый максимум усилий, долго не обнадеживал ни «слепые» посты, ни капитана с «высокими пассажирами». Отозвался командир системного поста.
– «Системный»?...
– У нас нет времени на исправления повреждений! Разворачиваем резервные системы!». Группа монтажников уже облачается для выхода за борт.
– Как только они подключат ретранслятор к капотам – дадим – Вам видеоканал.
– Поторопи их. И, потребуй, чтобы после выхода из шлюза они передали, что там видят.
– Будет сделано...

Тишина, непривычная для извечно гудящего работающего системами поста управления, сейчас пугала Мишельга, щекоча его натянутые нервы.
Пропажа на корабле всей связи заставляла напрягать все свое естество. Чутьё, помноженное на немалый опыт капитана, говорило, что на «Статусе» произошло нечто.
На лбу Мишельга выступили крупные капли пота.
Лишь ощутив прилив жара, обдувшего лицо, Мишельг понял, что внезапная потливость – это не реакция на нервное напряжение перед неизвестностью, а следствие повышения температуры внутри корабля. Вместе с ростом температуры росла и вибрация, так и не прошедшая с момента пересечения светового барьера. Эта ноющая дрожь переборок и палуб переросла в легкий зуд конструкций, который очень быстро усилился до гула сотрясаемого вибрацией силового отсека, в котором извечно «пели «все переборки палубы и перекрытия. Ударная тряска и обжигающая жара стали были столь невыносимы, что Мишельг попытался спастись от них бегством из рубки. Но в узком коридоре положение было еще хуже. Раскаленный коридор с пляшущей палубой отдаленно напоминал чрево скороварки в момент закипания её содержимого. Спасения в коридоре не было – был лишь раскаленный воздух, да ходящие волнами стены.
– Что происходит?! Системный пост, как там дела с ретранслятором?
– Аварийная бригада еще не вышла из шлюза. Мой капитан, как у вас дела с температурой?
– Растет, будь она неладна! Но хуже всего это вибрация.
– Значит, это происходит по всему кораблю. А мы думали...
Дослушивать слова командира системного поста было некогда. Вибрация нарастала, быстро переходя в сильнейшую тряску. Не отставая от неё росла и температура, достигнув того предела когда вентиляционные потоки воздуха, призванные нести приятную прохладу, превратились в обжигающий ветер огненной пустыни. Со стен и потолка посыпались оторванные вибрацией плафоны, и прочие детали скудной обстановки поста управления. Палуба, норовящая уйти из под ног, до крайности затруднила перемещение по кораблю. Всё шло к тому, что линкор начинал терять управление. Где из-за выбывших в результате травм и тепловых ударов членов экипажа, где из-за новых повреждений.
– Мой капитан, мы теряем устойчивость на курсе и набираем скорость.
– Системный пост, что с аварийной бригадой?! – боясь предпринимать какие–либо действия, не узнав, с чем имеет дело, торопил Мишельг.
– Мы открыли шлюз, но монтажники не могут его покинуть. Мешает тряска, – перекрывая грохот и шумы, отвечала ТВС на пределе своего голоса и прокричал командира системного поста.
 – «Реакторное», скомпенсируйте ускорение. И выключите форсаж торможения двигателей... – так же как и абоненты на другом конце корабельной связи, надрывая голос, распоряжался капитан, с трудом перебарывая отдышку и хватая потрескавшимися, запеченными губами горячий воздух, обжигавший рот, горло, легкие…

Линкор потряс сильнейший удар, перевернувший все его внутренности с носа до кормы. За ним последовал второй, третий, четвертый и так до бесконечности. Все что до этого рухнуло на палубы и лишь подскакивало, резиновыми игрушками запрыгало в отсеках и кубриках, разбиваясь вдребезги, калеча людей, аппаратуру. Осколки лопнувшего плафона ударили в лицо капитана. Тяжелый ящик с носителями информации, пролетев над плечом, снес заголовник компенсирующего кресла и рикошетом угодил в экран кормового наблюдения. Мишельг едва не вылетел из кресла, не имея ни времени, ни сил, чтобы восстановить сорванное крепление плечевого ремня. Он лишь покрепче вцепился в подлокотники, сжался в клубок, сел поглубже и пустился в родео скачущих кресел.
Бороться с «одноногим мустангом, прибитым к палубе», долго не пришлось. После нескольких десятков раз удары прекратились. Тряска исчезла, сменившись предельной для организма перегрузкой разгона. Все, что только что прыгало и скакало в посту управления, ускорение размазало по кормовой переборке.
– Мы, что  – разгоняемся? – поспешно зажав тело в оставшиеся привязные ремни, сбиваясь и задыхаясь, запросил Мишельг.
– Да, мой капитан, – пришел ответ из реакторного отсека, – форсирование тяги тормозных двигателей привело к их отрыву. Мы остались без экстренного торможения.
– Что с транслятором?! Почему я до сих пор Ничего не вижу?
– Не знаю, мой капитан. Связь с группой потеряна. Сейчас готовим вторую группу ремонтников.
 – Забудь о трансляторе! Ты упускаешь драгоценное время! – вмешалось «второе–Я», обеспокоенное бездействием Мишельга. – Нас к чему-то тянет со страшной силой! Надо уходить!

– Да гори ваш транслятор в недрах галактики6! Штурман, вы крупно промахнулись с выходом! Реакторный, корабль в режим экстренного разгона.

Тепловые волны, сменяя друг друга, катились по кораблю, стремительно нагревая обшивку. Нагрев тел достиг порога биологической выносливости. Вслед за нараставшими раз от раза тепловыми волнами по линкору покатилась волна обмороков и приступов. Тела несчастных обмякли в креслах–компенсаторах, повисая на привязных ремнях, если таковые были, или же при отсутствии таковых, вяло сваливаясь на палубу. Выпавшие из кресел тут же попадали под действие сил ускорения, следствием чего был удар о кормовые переборки. Что те – кто лишился сознания оставаясь в креслах, что другие – кто распластался на плоскостях переборок имели мертвецки белые лица окрапленые кровью, рвавшейся через нос, уши и, бившую фонтаном из приоткрытых ртов. В сознании оставались лишь самые стойкие и выносливые. Но и их оставалось все меньше и меньше. Им то и предстояло вытащить «Статус «из этой передряги, либо воочию увидеть его кончину и свою в том числе.
– Старпом, ты меня слышишь?
– Пока слышу.
– Готовь корабль к подпространственному прыжку. Как только нырнем в подпространство, незамедлительно начинай торможение и выводи корабль обратно. – фраза приказа была настолько длинна, что в сложившейся ситуации когда перегрузка сжимала грудь, а жар обжигал голосовые связки, Мишельгу потребовалось её произнесение более полуминуты, несколько перерывов на отдышку и смачивание сухим языком потрескавшихся губ и практически последние усилия воли.
– Но, мой капитан, – запротестовал было штурман, едва слышимым за хрипом и тяжелым дыханием голосом.
– Никаких но! Я приказываю... – чувствуя как быстро замутняется взор и последние силы покидают тело, в последний миг произнес капитан.
– Понял, мой капитан...

Легкий толчок, колыхнувший раскаленное марево, возвестил о начале выполнения приказов капитана – переходе линкора из трехмерного пространства в неизведанное безмерное подпространство. Поняв это, Мишельг натянуто улыбнулся, найдя силы лишь на то, чтобы растянуть одни лишь уголки рта. На этом резерв его сил иссяк, и он впал в забытье, обагрив алой кровью  засохшие губы.

Сознание и способность к сосредоточенному осмыслению происходящего вернулись не сразу. Сначала были смутные образы и размытые до состояния цветных пятен очертания, видимые сквозь радужную пелену, затуманивавшую взгляд, потом появились далекие, словно приносимые эхом, звуки. Но с течением времени самочувствие капитана улучшалось, и фантомы полуобморочного состояния быстро принимали конкретные очертания медицинского отсека и немногочисленного медперсонала. Белые, с голубыми бликами от объемного освещения7 стены, холодный блеск хромированного метала мед инструмента и оборудования. Все говорило о том, что это отнюдь не командный пункт, а провал в памяти отнюдь не следствие минутной потери сознания.
– Как вы себя чувствуете? – заметив, что пациент очнулся, поинтересовался добродушно улыбнувшись корабельный медик, но лишь на ворочающемся пациенте показались сверкающие хрусталем петлицы командующего кораблем, его улыбка сошла на нет, и к своему вопросу он добавил обязательное в таких случаях: – Мой капитан.
Его необычайно белое лицо с фиолетовыми искривленными полосками губ, особенно после того как он перестал улыбаться, больше походило на лицо смерти. Увидев склонившегося над ним фельдшера, Мишельг поспешил списать все  пугающие черты его лица на фокусы зрения и игру освещения. Хотя на самом деле все было гораздо тривиальней – фельдшер сам пережил состояние обморока.
– Мой капитан, вы, меня слышите? – более настойчиво спросил медик, стараясь привлечь внимание капитана, повышенным тоном.
– Ничего. Уже лучше...
– Лежите, лежите, вам ещё рано вставать. Мой капитан, полежите некоторое время. – попросил он, взводя инъекционный пистолет.
– Стимулятор?
– Да. Поддерживающая доза.
Микроскопический луч прошил покров верхней одежды, полосанул, сделав миниатюрный надрез по коже, в который и была впрыснуты несколько десятков молекул сильнейшего биостимулятора. По завершению инъекции, тот же целительный  луч, еще секунду назад резавший по живому, филигранно спаял порез, оставив на теле, после себя, лишь маленькую темную точку шва.
– Мой капитан, вами интересовался старший помощник. Он до сих пор ожидает в препараторской.
– Позови его. Пусть войдет.
– Слушаюсь, мой капитан. Только настоятельная просьба: не вздумайте вставать. Вам необходимы несколько часов постельного режима, – уходя из мед. отсека и унося с собой, наводящий ужас блеском полированного метала инжектор, попросил  фельдшер.

Старпом выглядел не намного лучше вышедшего секунду назад медика. Воспаленные глаза, разбитая бровь, позеленевшая кожа, потрескавшиеся губы на фоне осунувшегося лица – черты говорящие о пережитых испытаниях.
«Неуж–то я выгляжу подобным образом?» – взглянув на вошедшего, ужаснулся Мишельг.
 – Да, нет. Ты представляешь собой гораздо более печальное зрелище. Так имеешь менее слабый организм, чем старпом. Старпом ведь на ногах, а ты – нет, печально констатировало «Я-2».
– Здравия желаю мой капитан! – измятое тело старпома несколько судорожно приняло позу «смирно», – Разрешите доложить?
– Докладывай.
– Линкор выведен в пространство и в данный момент движется с половинной скоростью света в направлении главной базы космофлота. Ремонтные группы приступили к работе, и приводят корабль в боевую готовность.
– Разобрались, что произошло?
– Да, мой капитан. Разобрались, – нехотя пробурчал старпом.
– А подробнее?
– Штурманский отдел ошибся в расчетах, и мы промахнулись с точкой выхода на семь десятых светового года8. Выпрыгнули в опасной близости от звезды. Попали в её гравитацию и с ускорением, помноженным на скорость «Статуса», стали приближаться к ней.
– И как близко подошли?
– На дистанцию в несколько десятков световых секунд (9).
– Да – а... – капитан невольно покачал головой. – В таком случае мы легко отделались. Обычно корабли, особенно такие крупные, как наш, попав в гравитационные сети звезды, и так близко подошедшие к ней – провоцируют столь мощные возмущения физических полей светила, что тут же получают встречный удар протуберанца...
– Примерно так оно и было, мой капитан. Нас успело зацепить...
– Разобрались в причинах допущенной погрешности?
– Трудно сказать, мой капитан. Я грешу на штурманский отдел. А штурманский отдел грешит на ошибку в расчете массы корабля, говоря, что они не могут точно знать какая масса осталась у линкора после того как в бою он потерял часть своих конструкций и измерительная аппаратура вышла из строя.
– Насколько надо ошибиться в массе, чтобы так промахнуться?
– Тонн на пятьсот...–... в ту или другую сторону – Более точно они сказать не могут.

–Не советую искать виновного в этом. Пятьсот тонн не так уж и много. При столь сильных, к тому же не полностью учтенных, повреждениях и потерях запросто можно было ошибиться на большее количество тон и вовсе вынырнуть в недрах какой–нибудь звезды  – вмешалось в разговор «второе я».
«Я и не собираюсь этого делать. Но, все же, приму кое–какие меры» – мысленно ответил Мишельг.
– Значит так...! Больше Никаких прыжков… Выдерживаем траекторию. Хватит с нас приключений.
– Так точно, мой капитан.
 

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ 
« ИЛЛЮЗИИ МЕЖЗВЕЗДНОЙ ЖИЗНИ » к роману "Цивилизация синтеза"


объемное освещение(7) - способ освещения помещений, когда свет излучается «отовсюду «не давая теней и не слепя глаза яркостью источника света.

световой год (8) - расстояние проходимое лучом света в вакууме за один галактогод, равняется 1*10^10 галактокилометров  ( ~ 4 * 10^12 «земных «километров ).

световая секунда (9) - расстояние проходимое лучом света в вакууме за одну галактосекунду, равняется галактокилометру.