Дети Змея

- А в соседней деревне появился огромный дракон и сожрал пятнадцать человек и шесть овец!
Глаза господина Пэра были широко раскрыты. С носа свисала капля, которую он забыл перехватить платком, в ужасе слушая малявку Макса.
Новости, которые приносил Макс, не всегда были истинны, но сельчане привыкли слушать его во все уши. И господин Пэр не был исключением.
- Пятнадцать человек!.. - потрясенно прошептал он, - а сколько скота пострадало, говоришь?
- Шесть овец гадина заглотала. И штук десять коров в клочки, - с готовностью отозвался Макс.
Господин Пэр задумчиво закурил трубку.
- Глупости это все. И брехня, - вдруг подал голос работник, затиравший стену в углу, - в соседней деревне мой брат работает, и никаких драконов там нет.
- А ты почем знаешь, про какую деревню я говорю?! - обиделся Макс, - может, и не про ту вовсе!
- Знаю, - ровно ответил тот и взял в зубы кисть.
- Это у кого ж столько скоту полегло? - покосился на Макса господин Пэр, - не у Карла ли?
- Не... - Макс уже не был так самоуверен, - там со всех дворов по чуть-чуть...
- А люди? Работники чьи-нибудь?
- Да что вам, господин Пэр... Не все ли равно?
- Не все равно! - крякнул тот. - Если работники - одно дело. А коли хозяева - добро ж осталось! Кому перешло? А ну продавать станут?
Макс разозлился.
- Не знаю я.
- А коли не знаешь, то и говорить не о чем, - пробурчал сквозь зубы работник.
Он угрюмо тер стенку и не оборачивался.
- Ладно... Пойду я... - Макс глянул на дверь, - дома работы по горло.
Господин Пэр проводил его облаком дыма.
- Долго ли еще со стенкой? - он повернулся к работнику.
- Побелить бы надо. Да и в том углу облупилось все. Если надо, затру.
- Надо, надо. Для того тебя и наняли, чтоб ты  дом в порядок привел. До вечера управишься?
Тот оглядел комнату, отряхнул руки.
- Успею. Мне до полуночи из деревни нужно выйти.
Господин Пэр затянулся. Выпустил колечко.
- Сам откуда будешь-то?
- С гор, - неохотно отозвался наемник, не обернувшись.
- Горец, значит... Там село у вас?
Работник сплюнул.
- Вроде того.
- И чем у вас занимаются? Ремесленники, торговцы? Или все как ты, в наем идут?
- Как я, - буркнул работник.
- Звать-то тебя как?
Он обратил к хозяину бледное невыразительное лицо.
- Бертсс.
- Берц? - не расслышал Пэр.
- Бертсс!
От злобного шипения господин Пэр вздрогнул.
- Ну... кхе-кхе... Пойду я, - закашлял он. - Как управишься, крикни Ханну, служанку, она с тобой расплатится.
Бертсс молча кивнул, отворачиваясь к стене.
Господин Пэр стряхнул пепел, крякнул, вышел во двор.
За стеной в детской хныкал младенец. Кошка умывалась у очага. Бертсс развел известку в старом жбане, в животе у него по-голодному урчало.
Он был длинен и худ. Рубаха болталась на плечах, жилет прикрывал впалую грудь. Но руки, жилистые, безволосые, казались сильными и гибкими, как у рыбака. Никто не знал его здесь, и ему это было по душе.
Он начал работать на заре, сейчас был полдень, и Бертсс надеялся закончить работу до сумерек, чтобы после заняться осталным. Ведь к полуночи нужно возвращаться.
Заявилась Ханна, сонная, в замасленном фартуке. Пнула кошку, покпсилась на работника.
- Загрузил хозяин? - она ухмыльнулась, - он у нас любит за пятак да поширше.
Бертсс не ответил.
- Я вот у него и экономка, и горничная, и за детишками слежу. А сыновей-то двое, грудничок да старшенький. Четыре годочка ему. Хозяйка рожает, а нянчиться мне. И все она болеет, все неможется ей...
- Младенец плачет, - перебил Бертсс.
Ханна фыркнула и ушла в детскую.
Кошка лениво прошла мимо Бертсса на улицу. Он проводил ее взглядом, пока мешал известку, потом тоже вышел за дверь.
Когда он вернулся, в комнате по-прежнему никого не было. Ханна сюсюкала с малышом в детской, в очаге потрескивало.
Бертсс сплюнул налипшую на язык шерсть и принялся за работу.
Скоро Ханна вышла из детской, села в хозяйское кресло, расправила юбку. Долго смотрела на сильную фигуру Бертсса, возившегося с известкой.
- Сразу видно, что ты не местный, - проговорила она, - у тебя даже кожа другая, будто ты из подземелья.
Он обернулся. Его бледные глаза встретились со взглядом Ханны.
- Как зовут-то тебя? - она лукаво прищурилась.
- Нас не зовут. Мы сами приходим.
Она усмехнулась.
 - А если б я позвала, так и имени не сказал бы?
Он промолчал
- Ух, и скучный же ты, - зевнула Ханна.
Встала и вышла во двор, где резвился старший хозяйский сын.
Стояли последние солнечные дни осени. Тепло бабьего лета вот-вот должно было смениться затяжными ливнями. В это время все те, кто ложится в спячку, готовятся к долгой зиме. Нагуливают жир, меняют шкуру. А деревенские ребятишки играют под прощальным солнцем.
Маленький барчук вздумал кататься на свинье и все злился, что на пузатую тушу не приладишь седла. Свинья визжала, мальчишка тянул ее за уши. Ханна не журила его, опасаясь хозяйского гнева, и лишь совала ему леденец.
- Уйди, глупая! - злобно пищал маленький барчук. - Дура, посади меня на свинью!
- Не пристало такому важному господину разъезжать на свиньях, - убеждала его нянька, - вот купит вам батюшка лошадь, на ней и кататься будете.
- А я хочу сейчас! А я хочу на свинье! - и малыш бил ее по бедру, щипал за локоть.
Ханна взвизгивала. Мальчик продолжал верещать и лупил несговорчивую бабу.
Этот шум раздражал Бертсса. Под ложечкой по-прежнему сосало, крики хозяйского мальца становились все громче. Ханна никак не могла утихомирить маленького самодура. Бертсс бросил кисть и выглянул в окно. Мальчишка упал наземь и катался по траве, требуя исполнения капризов. Из детского горла вырывался животный рев.
Бертсс сплюнул, обтер ладони о бока. На втором этаже, где спала хозяйка, было тихо, словно дом совсем необитаем.
Бертсс тихо вошел в детскую. Здесь пахло молоком и детским телом - теплый, удушливый запах мочи, младенческого пота, сырых пеленок. Младший сынишка господина Пэра мирно сопел в кроватке, и Бертсс взял его на руки.
Ребенок сонно раскрыл глаза. Вид незнакомого дядьки сначала смутил, а потом напугал его. Он наморщил нос и приготовился заплакать. Толстые щеки дрогнули, с губы упала блестящая капелька слюны.
- Сссс… - нараспев зашептал Бертсс, - сссссс…
младенец слушал как завороженный. Он испуганно таращил глаза, но не плакал.
- Ссссс…
Ребенок зевнул. Бертсс почувствовал, как маленькое тельце обмякает в его руках, растекается, словно дрожжевое тесто. Крохотной ладонью младенец ухватил его за палец, проваливаясь в сон. Голова совсем завалилась набок. Бертсс лизнул его розовые пухлые пятки.
- Ты чего тут???
Бертсс обернулся. За его спиной стоял старший барчук, злобно глядевший исподлобья. Бертсс опустил младенца в кроватку.
- Ты кто такой, чучело? – визгливо спросил мальчик, топнув ногой, - вот я позову Ханну…
Бертсс развернулся и сделал шаг к нему. Мальчишка попятился.
- Я позову Ханну…
- Молчи, - прошептал Бертсс, склоняясь над ним.
Маленький барчук съежился, захныкал. Он хотел бы заорать, но что-то сковало его по рукам и ногам, и он мог лишь испуганно глядеть, как безмерно широко разевается рот бледного незнакомца…

Ханна спокойно порубила цыплят на заднем дворе, ощипала. Теперь нужно было проверить, как справился с работой наемник. Она обтерла ладони о фартук, стряхнула перья, потом поразмыслила, сняла фартук вовсе и умылась. Послюнила палец, пригладила брови. Вот теперь можно и перед парнем показаться.
Бертсс закончил левую стену и уж почти побелил правую. Известки в жбане осталось совсем мало, он высоко закатал рукава и окунал макловицу до самого дна.
Он был так высок, что доставал потолка, просто вытягивая руки. Мощным широким взмахом обмазывал известкой почти полстены, потом ловко нагибался, опять окунал макловицу и новым взмахом наносил слой побелки..
Хана смотрела, как он работает, пока не надоело. Потом подошла и взяла его за локоть. Бертсс обернулся.
- Устал, поди, - улыбнулась Ханна. – Передохнешь?
Он обвел ее взглядом. Румяная, крепкая, она походила на здоровую самку нерпы, готовую к случке.
- Иди помойся, - Ханна широко улыбнулась , - я тебе воды приготовила.
Пока наемник плескался, Ханна стояла  у двери купальни. Подходящей щелки, чтобы подглядеть, она не нашла, потому стояла, прислонившись к стене, и вертела локон на палец.
- А еще у нас в детской пол просел, - крикнула она погромче, - ты поглядел бы, пока не ушел. Я б показала…
Он распахнул дверь и встал на пороге, испытующе глядя на нее.
Высокий, широкоплечий, мокрая челка темной заплатой налипла на лоб. Капли стекали по сухощавой груди на выпуклый живот. В этом длинном теле скрывалось столько мощи, что Хане он казался красавцем, невзирая на холодные глаза и странное сложение.
- Показать? – Ханна улыбнулась многообещающе.
- Покажи, - хрипло ответил он и сглотнул.
Едва они вошли в детскую, как Бертсс ухватил служанку за ягодицу своей длиннопалой лапой. Ладонь была тяжела и словно впечаталась в упругий зад Ханны. Та захихикала.
- Вот славно, что малой спит, - она заглянула в кроватку, - никто не помешает… Знать бы еще, куда старший подевался, чтоб не нагрянул вдруг.
Она шустро подкатилась ко входу и заперла щеколду. Прижалась спиной к двери, не сводя глаз с Бертсса. Он так жадно смотрел на нее. Ханна утробно усмехнулась, расстегнула блузку – тяжелые груди упали из выреза на обозрение шумно дышавшему наемнику.
Он не сводил с нее глаз, но и не делал ни шагу. Ханна засмеялась, сжала руками груди.
- Думаешь, зачем в детской большая кровать? А вот я с хозяином здесь запрусь, пока его женушка спит, и жарит он меня с вечерней зари до третьих петухов, - горячо зашептала она, заводясь от собственных слов, - а ты бы так смог?..
Ее руки блуждали по телу, завлекая любовника, но он стоял как вкопанный, и только глаза горели лихорадочным блеском.
Ханна сдернула юбку и прошла к кровати, медленно качая бедрами. Раскинулась поверх покрывала, распахнула руки:
- Иди ж ко мне, красавчик! Не томи…
Бертсс выскользнул из брюк, нагнулся к ней. Ханна жадно обняла его руками и ногами.
- Вот чудн;, - зашептала она, пока он горячо целовал ее в шею, - сам худой такой, а живот круглый. И будто толкается там кто-то… Будто ты беременный.
Она грубо захохотала над собственной шуткой, но смех перешел в стон под глубокими поцелуями Бертсса. Он целовал ее в шею, в уши, в щеки, сжимал ее голое тело, мял тискал, и распалившаяся баба лупила пятками по его крепким узким ягодицам.
Ей нравилось, что любовник ласкает ее лицо горячим ртом, который становится все больше и глубже. Когда ее голова целиком оказалась в его жадной пасти, она не успела понять…

Госпожа Пэр резко проснулась. Ей почудился чей-то сдавленный крик в детской. Она прислушалась, холодея от страха. Мертвенный неодолимый ужас сковал хозяйку дома. Тишина, затем чьи-то тяжелые шаги на лестнице. С каждым следующим шагом, доносившимся с лестницы, она все больше каменела.
Дверь распахнулась. На пороге стоял совершенно голый мужчина, высоченный, с длинными руками и несоразмерно раздутым животом, в котором что-то ворочалось и глухо стонало. Он сделал шаг вперед и облизнулся раздвоенным языком…

Господин Пэр заявился домой в сумерках. Зацепился за куст у ворот и свалился плашмя.
- Ну и крепкая сегодня бражка! – пробормотал он, пытаясь подняться.
Из дому вышел человек. Господин Пэр пригляделся – вроде наемник Бертсс, только непонятно, с чего это вдруг у него так распух живот. Даже будь трезв, господин Пэр никогда не догадался бы, что в этом чудовищном брюхе, туго свернутые, как в утробе матери, медленно гибнут его жена и любовница.
Бертсс подошел к валявшемуся на земле хозяину, склонился над ним. Презрительно фыркнул, поморщившись от спиртного духа. Вышел за ворота, оставив подвыпившего Пэра в обледенелом испуге.
Бертсс остановился у края села, глубоко вздохнул. Первые капли дождя упали ему на лоб.
Вон там, из соседней деревни на дорогу вырулил похожий на него мужчина. Тяжело ступая, он присоединился к троим таким же, идущим впереди.
Широкая дорога вела в горы. Она уходила, не виляя, к терявшимся в темноте подножьям, исчезала среди каменистых ущелий, в которых веками жил древний народ.
В лунном свете со всех окрестностей на дорогу стекались молчаливые фигуры. Мужские, женские, молодые, старые, даже дети. Все они неспешно ступали под тяжестью сытых утроб, раздувшихся от проглоченных жертв.
Кое-кто волочил за собой огромные сети, в которых копошились люди и скот. Некоторые сети были так велики, что их тащили двое, а то и трое. Кто-то подталкивал живой груз сзади. Особо голодные неудачники разрывали сети и хватали чужую добычу, торопливо заглатывая на ходу.
Одна маленькая девочка не поспевала за матерью из-за своей жадности. В ее туго набитом брюшке уже не было места, изо рта торчали задние ноги поросенка, которого она не могла заглотать целиком, а ручонки сжимали младенца – его маленькая обжора собиралась употребить следующим. Спотыкаясь, она ковыляла за обожравшейся матерью и икала.
Бертсс ощутил последнее утихающее содрогание в растянутом желудке. Он не делал запасов, но пища была обильна, ее должно хватить до следующей охоты.
Пройдет еще не один год, и даже не десятилетия, пока состоится новая охота и народ Бертсса вернется в эти края. Люди успеют забыть нашествие, из их памяти напрочь сотрутся следы прошлой охоты, и они в очередной раз окажутся беззащитны перед охотниками. Как и всегда, их примут за своих, перед ними откроют двери. Глупые люди сами шагнут в голодные пасти древнего народа. Те, кого они почитали за выдумки и легенды, пожрут их и вернутся в свои пещеры, из которых не выйдут еще долгие годы, пока их вновь не забудут.
Бертсс влился в толпу соплеменников, двигавшихся по дороге. Поток сгущался – как огромный змей он полз в сторону гор, лениво переваливаясь с боку на бок.
Полночь затянула тучами луну и покрыла все пеленой дождя.

08,05-11,05,2010