Наше место в Перестройке

1

Нынешнее время отличается не тем, что стало больше проблем, а тем, что стало больше возможностей их решать. Так что теперь совсем стыдно уклоняться от дела. Еще недавно попытка общественной деятельности грозила тюрьмой или психушкой; сейчас опасность сильно уменьшилась.

Но прежде всего надо найти ответ на вопрос: что делать? Что нам сейчас делать? Что сейчас самое важное, что самое возможное, с чего начать?

Может быть, на самом деле, ситуация безнадежна. И самое разумное - драпать. В Америку, на Луну - чем дальше, тем лучше. Пока не разразилась катастрофа, предвестники которой были в Чернобыле или в Сумгаите. Но, всё равно, большинство-то останется; и остающимся почему бы не попробовать что-то исправить, раз уж терять нечего.

Но что же делать, с чего начать?

До сих пор попытки повлиять на ситуацию были попытками остановить поезд, легши на рельсы. Теперь началась Перестройка; что же она изменила? Пока - одно: значительно либеральнее стала цензура. Это важное приобретение: ведь любым изменениям должно предшествовать изменение общественного мнения. Но в условиях цензуры, 60 лет зажимавшей рты, на общественное мнение трудно было влиять.

Так что не правы утверждающие, что Перестройка - фикция. Но разговоры о позитивных сдвигах в экономике и других сферах - преувеличение. Даже в идеологии мало что изменилось: до сих пор живет мнение, что при Сталине был порядок и снижались цены, а нынешние кооперативы, как и прошлый НЭП, есть уступка, может быть, необходимая, но неприятная. А про более материальные вещи что и говорить: по-прежнему разрушается природа, растет преступность, в упадке медицина и образование, и везут из Америки хлеб, так нужный в бедных странах, везут в страну с самыми большими полями.


2

Главная проблема нашего времени - экология. Погибнет природа - погибнет и человек, ее часть. И маячит на горизонте проблема наследственных болезней; как с ней справиться - еще непонятнее.

Обычно главной проблемой считают атомную угрозу. При этом под борьбу за мир часто маскируется подготовка к войне; внушают, что противник непримирим, так что уступки ему бесполезны, а надо "стоять на страже мира". Принцип "хочешь жить в мире - вооружайся" уже не удовлетворяет, но чем его заменить, если и непротивление злу насилием политики не могут принять.

Всё чаще на первое место ставят экономические проблемы: всякие дифициты, низкий уровень жизни. Спору нет, наша экономика поразительно неэффективна. И всё же, можно ли на одну доску с жизненными потребностями, даже впереди их, ставить потребность вкусно поесть и красиво одеться. Продовольственная проблема была первостепенной, когда колхозники и заключенные умирали с голоду; она и теперь существует, но не надо преувеличивать ее остроту. Многого можно было бы добиться, даже не затрагивая производства, а только распределение: введя карточки, но честные, а не такие, как сейчас, не "заказы" по месту службы. Слово "карточки" пугает, потому что карточки всегда сопутствовали голоду; но они были его следствием, а не причиной. Нормы должны соответствовать существующему у нас уровню потребления (его нижней границе), и наряду с карточками должна существовать свободная продажа по ценам, определяемым спросом и предложением. Тем более, продовольственная проблема будет решена, если затронуть и производство: покончить с пережитками Сталинизма в сельском хозяйстве, т.е. дать колхозам статус подлинного кооператива, оградить их от самодурства райкомов и обкомов; и не ограничивать пользование приусадебными участками: не ограничивать их размер, право продавать урожай и покупать сельскохозяйственные машины, не заставлять совмещать работу на приусадебном участке с работой в колхозе (заменить барщину оброком). С жилищной проблемой дело обстоит аналогично; сейчас жилищные условия гораздо лучше, чем в сталинские времена, но до полного благополучия далеко. Многого можно было бы добиться одним изменением распределения жилья: надо вернуться к порядку, существовавшему до революции и продолжающему существовать в других странах. Официальная пропаганда с гордостью повторяет, что квартплата у нас не повышалась 60 лет; но именно это приводит к простаиванию колоссальных жилых площадей; люди сохраняют за собой площадь, которая им не нужна, потому что это ничего не стоит, а главное, потому что, отказавшись от нее, потом, когда она, может быть, понадобится, не получишь ее ни за какие деньги. Сохранение карточной системы на жилье имеет свои плюсы; но она должна быть не тотальной, а лишь гарантирующей минимум, который реально можно гарантировать, без многолетних очередей. А что сверх этого минимума, должно покупаться за деньги, соответствующие реальной стоимости и соотношению спроса и предложения.

Карточная система требует мощного бюрократического аппарата, ее осуществляющего. И мы видим, к чему это приводит, особенно, в отсутствии гласности. Так что, может быть, лучше значительное повышение цен? Или лучше, пусть остается дифицит, часовые очереди, спекулянты, "заказы"?


3

До сих пор иногда говорят, что достаточно каждому честно работать на своем месте, вообще, быть хорошим человеком - и всё будет хорошо. Но при Сталине работали довольно честно - а всё было плохо; даже непосредственные цели труда плохо достигались, экономика была неэффективна. Быть хорошим человеком в более широком, не сводящемся к производству, смысле, конечно, достаточно; но нас так долго и так жестоко приучали не соваться и не высовываться, что мы привыкли действовать лишь в самой узкой сфере; а быть хорошим человеком лишь в этих пределах явно не достаточно. Совершенно необходимо отнестись к жизни более активно. Первым делом нужно подумать, на что направить эту активность. Наивно ждать милостей от властей, надо самим решать свои проблемы.

Хрущевская перестройка почти не ослабила цензуру. Но она решила самые главные проблемы своего времени: закончились массовые репрессии; стало менее варварским ограбление деревни (так что Никита запомнился горожанам тем, что "голодом морил"); началось строительство жилья. Изменения в идеологии не однозначны: вера в коммунизм пошатнулась (а при Брежневе совсем растаяла), но ничего взамен не появилось. Думаю, ни одну из нынешних проблем (экология, медицина, образование, преступность, сельское хозяйство) не решить по-хрущевски, сверху, без участия общественности, без перемен в идеологии. Так что очень обнадеживает ослабление цензуры, с которого началась нынешняя перестройка.

Итак, наше участие в Перестройке и необходимо, и возможно. В чем же оно должно состоять?

Трудно сохранить природу, когда власть у бюрократов, малокультурных, не всегда и профессионально грамотных, даже не всегда честных. И общественное мнение еще не осознало, как велика опасность. Иначе, необходимость ограничения потребностей, по крайней мере, обсуждалась бы.

Может быть, корень зла в нашем бескультурьи? Или в отсутствии желания с ним бороться? Или в том, что мы забыли Бога? А низкая культура, глухота к ближнему, попавшему в беду, к общественным проблемам - уже следствие?

Нам не решить наших проблем, не покончив с тоталитарным характером нашего государства. То есть надо не исправить государство, чтобы оно решало наши проблемы, а добиться, чтобы оно не мешало решать их самим с помощью организаций, от него не зависимых. Так что политическая борьба нужна лишь постольку, поскольку государство держится за свои монополии. Скажем, не требовать от государства производства счетчиков Гейгера, а организовать производящий их кооператив.

Появление кооперативов означает, что государство перестает быть тоталитарным. Перестройка приоткрыла двери и для создания независимых от бюрократии организаций просветительского, экологического, других направлений. Она дала некоторую возможность влиять на общественное мнение, а общественному мнению - на действия государства. Это обещает возможность дальнейшей, более глубокой перестройки. Но прежде, чем влиять, надо понять, в каком направлении влиять; для этого рассмотрим, что представляет собой наше государство.


4

Нас продолжают уверять, что наше государство социалистическое. И мы в это верим. И я пишу - а в глубине души верю. Большинство верит, что все беды - из-за уклонений от социализма; бед много, значит, уклонились далеко. Но лекарство, в принципе, очевидно: возврат к социализму. Некоторые считают, что беды - от социализма, а лекарство - в уходе от него; но в реальности социализма и они не сомневаются. Но что такое социализм, не миф ли это?

Энгельс высмеивал мнение, что социализм это просто преобладание государственной собственности; по его мнению важно еще, чтобы власть в государстве принадлежала народу. Но кто станнет всерьез утверждать, что в нашем государстве власть принадлежит народу.

Коммунизма никто не видел. Но, судя по тому, что о нем написано, главная его черта - бескорыстный труд; каждый сознает свою потребность трудиться. Социализм - первая стадия коммунизма, нето переход к нему; но едва ли у нас больше бескорыстного труда, чем в других странах и в другие времена. Полвека назад его было больше, чем сейчас, но и тогда, ни будь экономических стимулов и прямого принуждения, кто знает, сколько бы осталось энтузиазма. И кто виноват, что энтузиазм был дискредитирован сопутствовавшими репрессиями? Энтузиастов уничтожали в первую очередь; мудрено ли, что их так мало осталось.

При коммунизме государства нет, при социализме оно отмирает. Так что наше государство и не пахнет социализмом. Тогда каково же оно? Люди об этом не задумываются, потому что не ставят под сомнение миф о реальности социализма; но практически они обычно исходят из того, что у нас государственный капитализм, верят, что деньги решают всё. Именно поэтому они так легко ловятся на удочки вроде "фонда мира".

И именно поэтому так распространено мнение, что продажа водки нужна государству ради приносимого ею дохода. Как будто государство не может напечатать столько денег, сколько ему нужно. Конечно, это бы увеличило инфляцию. Но такое ли уж это большое зло; даже настоящему капитализму она не мешает загнивать в свое удовольствие. Во всяком случае, инфляция есть меньшее зло, чем алкоголизм, даже с чисто экономической точки зрения. Государство заинтересовано не в том, чтобы получить со своих подданых больше бумажек, а в том, чтобы получить с них больше труда. Но вряд ли бутылка побуждает кого-то больше работать. В старые времена она побуждала бо`льшую долю урожая продавать, т.е. если не больше работать, то бо`льшую долю труда отдавать. В наше время пьяница если больше пьет, то меньше покупает других товаров, чем снижает дифицит и инфляцию; это, может быть, побудит кого-то перейти на полторы ставки, чтобы купить что-то, сделавшееся доступнее благодаря окружающему пьянству. Боюсь однако, что есть более простое объяснение: продажа водки нужна государству по причинам отнюдь не экономическим; нужна для того же, для чего хоккейные матчи по телевизору.

Основная разница между капитализмом и феодализмом такова: при капитализме людей побуждает работать, главным образом, экономическая заинтересованность, а при феодализме - внеэкономическое принуждение. При капитализме экономика функционирует, в основном, по своим внутренним законам, при феодализме - под административным воздействием. При капитализме, чтобы чего-то добиться, правительство должно выделить деньги, при феодализме - послать комиссара с широкими полномочиями. Феодалы (государь, его вассалы, в том числе, этот комиссар) могут вовсе не иметь денег; они кормятся от тех, кем управляют.

Выходит, наше государство по преимуществу феодальное. Этот вывод может показаться странным, потому что наиболее известный нам пример феодального государства - Россия эпохи вольности дворянской (1762 - 1861); но это очень нетипичное феодальное государство, скорее даже рабовладельческое. Нынешнее наше государство больше похоже на феодальную империю восточного типа: нет крепостных в личной собственности, есть чиновники, хозяйничающие от имени государя в свою и его пользу. Разумеется, время иное, и у нас больше черт капитализма, чем в древнем Китае. В 20-ые годы у нас и впрямь был, скорее, государственный капитализм; но примерно с 1928 года Сталин стал превращать его в феодализм, в чем и преуспел. Рабовладельческий уклад (лагеря) имел большое значение наряду с феодальным; определенное значение он и теперь имеет.

Могут возразить, что на службу мы ходим ради денег, а не из страха сесть за тунеядство. Но и крестьянин ходил на барщину не столько из страха, сколько по привычке и из чувства долга. Но и о возможных санкциях он знал; и мы знаем.

Если замужжнюю женщину спросить, зачем она работает, она, скорее всего, ответит: для денег; или: чтоб без пенсии не остаться. Но она, наверное, признает, что на работе отдыхает от домашних дел. И если разобраться, это главный мотив. Так что и тут дело не в одной экономической заинтересованности.


5

Многочисленные примеры показывают, что демократия, права человека более свойственны капитализму, чем феодализму. Хотя, конечно, бывало по-всякому. Еще более убедительно история показывает, что капитализм дает более быстрый рост экономики и уровня жизни. А впрочем, благо ли это. С другой стороны, и феодализм имеет свои плюсы. Однако эти плюсы зависят от личных качеств феодалов: одно дело - дворяне с их каким-никаким понятием о чести и долге, образованностью, сознанием своих обязанностей перед народом; совсем другое - работники обкомов, райкомов и исполкомов, целиком зависящие от вышестоящих, так что если они и имеют в каком-то количестве совесть, воспользоваться ею редко в состоянии. О разнице культурного уровня прежних и теперешних феодалов и говорить не стоит.

Вывод ясен: надо бороться за ликвидацию феодального строя в нашей стране. Этот вывод не так важен, как может показаться, потому что слишком абстрактен; ведь нет волшебной палочки, чтобы превратить нашу страну в копию, скажем, Соединенных Штатов (даже если такое превращение желательно). Вообще, ставить слишком радикальные цели значит либо сочинять утопию, либо призывать революцию. Революции же редко достигают целей, к которым стремятся. И стоят они гораздо дороже, чем предполагается вначале.

Возвращение к НЭПу - задача не утопическая. Ее решение уже началось, хоть она до сих пор не сформулирована.

О роли экономических стимулов долго полемизировали. Одни выступали против злоупотребления ими, ведущего к неравенству, и получали хорошие гонорары за проповедь бескорыстия. Другие доказывали, что спасение в усилении экономических рычагов. На энтузиазм уповали достаточно долго, чтобы убедиться в несостоятельности этих упований. Наш опыт 20-ых годов и китайский 80-ых показывают, как быстро приносит плоды переход от принуждения к заинтересованности.

Всё же вряд ли правильно бросаться от ставки на энтузиазм к отрицанию энтузиазма. Бескорыстный труд существовал всегда. Никто не в праве его требовать, но и запрещать его не надо. Более того, если у человека есть энергия, которую он готов направить на общее благо, надо ему в этом помочь. Ведь часто трудно добиться результата в одиночку. Как много хорошего делали бы церкви, если бы им этого не запрещали. Широкое участие добровольцев в реставрации старых зданий показывает, как много энергии кроется и вне церквей, надо только помочь ей организоваться. Как много могли бы делать энтузиасты для охраны природы, образования, медицины.

Реабилитировано милосердие. Но наше бюрократическое государство стремится направить благие устремления своих граждан в чисто буржуазное русло: людям предлагают отдавать не свой труд, а свои деньги. Толку от такого милосердия нет, зато государству спокойнее, чем если бы люди, правда, что-то делали. А так и инфляция немножко уменьшится, раз у людей станет немножко меньше денег, и совесть у людей успокоится, так что они и дальше будут ничего не делать.

Часто говорят, что возвращение к НЭПу было бы шагом назад. Общественное мнение настроено против НЭПа. Думаю, именно это сейчас - главное препятствие на пути Перестройки. Бороться с ним может каждый, переубеждая знакомых.

Возвращение к НЭПу, как всякое возвращение, есть в каком-то смысле шаг назад. Но настоящим шагом назад, шагом от капитализма к феодализму, была ликвидация НЭПа (активно начатая в 1928 году вопреки решениям XV съезда ВКП(б) в декабре 1927 года). Впрочем, важно, не вперед или назад направлен шаг, а к добру или злу. Вывести экономику из-под власти самодуров - шаг к добру.

Возвращение к НЭПу практически означает переход от двухукладной экономики к трехукладной, т.е. от состоящей из гос.сектора и подпольного бизнеса - к состоящей из равноправных частей: государственной, кооперативной и индивидуальной. В частности, колхозы должны превратиться из неполноправных государственных предприятий в кооперативы. Но и государственным предприятиям должны быть даны права, позволяющие избавиться от скрытой безработицы: они сами должны решать, сколько им нужно сотрудников и сколько этим сотрудникам платить; при единственном условии: рентабильности (и выполнения обязательных гос.заказов, если такие будут существовать). И надо всячески способствовать четвертому укладу, коммунистическому - добровольному бескорыстному труду; разумеется, не в виде навязываемых сверху субботников, а организуемого церквями и другими общественными организациями.

Коротко суть необходимой экономической реформы можно сформулировать так: перестать запрещать людям работать. Перестать ограничивать индивидуальную трудовую деятельность; перестать ограничивать заработки сдельщикам; перестать ставить палки в колеса учителям-энтузиастам; перестать запрещать церквям заниматься благотворительностью; разрешить кооперативные издательства, школы, институты.


6

Гласность хороша сама по себе: она удовлетворяет определенные психологические потребности (в информации, в самовыражении). Кроме того без нее невозможно решение проблем, стоящих перед обществом. Надо идти дальше ослабления цензуры: ликвидировать монополию государства на печатный станок. Нужны общественные организации, способные возглавить Перестройку, у них должны быть свои печатные органы. Никто не думает, что Перестройку можно осуществить только сверху; но возможностей осуществлять ее снизу мало, пока мы разобщены. Сейчас при затруднениях в Перестройке можно обратиться за помощью только в "Огонек" да в "Литературную газету". Но они не могут успеть всем помочь, и не обладают нужной независимостью.

Создание общественных организаций не обязательно означает многопартийную систему. Формы могут быть различные, лишь бы преодолеть разобщенность сторонников Перестройки. А там видно будет.

Реформируя наше общество, не надо изобретать велосипед. Не пытаться копировать запад, но тщательно изучать его опыт. Все признают желательность свободных выборов, разделения власти, независимой прессы - почему же не изучать опыт тех, кто этого уже достиг? И надо перенять опыт существования кооперативных, частных и церковных школ, опыт экстерната. И отмены воинской повинности.

А что касается безудержного экономического роста - это не благо. Лучше обществу направить силы не на расширение производства, а на замену его экологически чистым. И тут не обойтись без ограничения потребностей. Всякое ограничение, наложенное добровольно, полезно - говорил Ганди. С другой стороны, возможности рождают потребности, и конца этому нет. Единственный выход - ограничиться потребностями, прямо или косвенно связанными с выживанием человечества.

Сторонники Перестройки должны объединиться; это поможет и изменению общественного мнения, без чего серьезные реформы невозможны. Но влиять на общественное мнение можно и не дожидаясь создания организации. Сегодня главная задача в этом плане - борьба с негативным отношением к кооперативам. Ведь именно они уже подорвали тоталитарный характер государства. Презрения заслуживают не большие доходы кооперативщиков, а зарплата бездельников (большая или маленькая - всё равно) - подлино нетрудовой доход. Не говоря уже о привилегиях советских феодалов.

Часто говорят: не может человек честным трудом зарабатывать в сто раз больше других. Может! Не шевелить руками в сто раз быстрее. Но один делает вещь хорошую, а другой плохую. Продолжительность и интенсивность труда различается у разных людей в несколько раз; способности различаются гораздо больше. У одного урожай погиб от засухи, а у другого он больше, чем у соседей в самые лучшие годы. Один за полгода написал программу, дающую сбои при каждом запуске, другой за неделю написал программу, работающую без сбоев. Кто-то вылечил, а кто-то не вылечил, хотя затратил не меньше труда. Кто-то научил, а кто-то затратил в сто раз больше нервов, но не научил. Чье-то изобретение увеличило производительность труда сотен людей; а рядом целое НИИ не дало результата. И почему кооперативное кафе должно брать за качественные блюда только вдвое больше, чем столовая за тухлятину?

Появление кооперативов, других негосударственных организаций делает государство не вездесущим, не тоталитарным. Надо стремиться к расширению сферы их деятельности, к созданию кооперативных издательств, школ, университетов.

   1988